Terra incognita.

Днём Чуя подрывается на кровати, хватая воздух ртом, и оглядывается в попытках найти объект опасности. Боль в руке резкая и острая, как будто по коже только-только били пластичной деревяшкой, зло усмехаясь над ухом и шепча слова, что чернильным отпечатком когда-то остались под кожей. Парень отбрасывает одеяло, глядя на раненную руку со швом, из которого сочится кровь. Неужели он разодрал её во сне? Рана неприятно чешется, и вязкая кровь стягивает кожу. Парень подскакивает на ноги, быстро направляясь в ванную, и от каждого шага голова начинает болеть сильнее. Чёртов Дазай, не нужно было с ним пить. Он же специально задавал те вопросы, на которые Накахара бы не дал ему ответа. Юноша опускает руку под прохладную воду, выдыхая от лёгкого облегчения, и смывает кровь, поднимая взгляд в зеркало. Под глазами тени после кошмара, скулы будто впали, или ему кажется? Лицо в ссадинах, бледное, почти серое. Почти отвратительное. Чуя фыркает и морщится. Как же он докатился до такого и допустил это? Парень никогда не считал себя непривлекательным, наоборот, он всегда знал, насколько красив. Не раз слышал это от матери в детстве и от сверстников в школе во Франции, когда те ещё не знали, что его стоит бояться. Чуя никогда не отличался низкой самооценкой, но сейчас хочется поскорее отвернуться от зеркала. Тренировки и стресс довели его до того состояния, когда особо следить за собой времени нет, а любоваться — желания. Умывшись и промыв рану, Накахара идёт на кухню, чтобы перекусить и закурить. Он замирает, прислушиваясь, только когда сигарета оказывается между губ, а взгляд падает на чужую кружку с остатками уже остывшего кофе. В квартире слишком тихо, он один? Сколько вообще времени? Чуя хмурится, и, шлепая по холодному полу босыми ногами, двигается в комнату, чтобы взять телефон. Третий час дня, он опять слишком долго спал. А ещё утренние сообщения от Дазая, что тут же вызывают слабую дрожь раздражения по позвоночнику. 10:09. Чёртов Мудак: Доброго утра, модная шляпка! 10:09. Чёртов Мудак: Будь сегодня готов к семи часам. Нужная одежда на диване. Тачихара заберёт тебя и отвезёт по адресу. 12:32. Чёртов Мудак: Всё ещё спишь, пьяная спящая красавица? 12:32. Чёртов Мудак: Мороз и солнце, день отвратный, похмелье мучит неприятно! Чуя затягивается и нервно выдыхает дым, уничтожая взглядом телефон. 14:41. Вы: придурками рождаются или тебя в детстве головой об пол приложили? Накахара перехватывает сигарету пальцами и делает ещё одну долгую затяжку, чувствуя, как сознание хоть немного расслабляется. Он смотрит в окно: сегодня солнечный день, и город за стеклом живёт своей жизнью. Сегодня тот день, когда Чуя должен себя чувствовать немного иначе. Но этого не происходит. Телефон в руках вибрирует. Надо же, ответил почти сразу, вот так работают Исполнители Портовой Мафии? В телефоне? 14:42. Чёртов Мудак: Ты такой грубый, Чу-у-я~. Странно, что тебя не депортировали из Франции раньше 14:42. Чёртов Мудак: Чтобы от людей изолировать (灬º‿º灬) Что за идиотские смайлики? Чуя хмыкает и направляется на кухню, чтобы стряхнуть пепел в бокал для виски. Уже неважно какой, Дазай всё равно не убирает их после себя. Сколько раз повторять можно? 14:44. Вы: себя изолируй, мумия. 14:46. Чёртов Мудак: Не ставь точки в конце, ты меня пугаешь! Идиот. Чуя закатывает глаза, а затем смотрит на сегодняшнюю дату и блокирует телефон; нервно тушит сигарету и оглядывается в гостиную. На диване действительно лежит аккуратно сложенная в стопку одежда, и Чуя даже знать не хочет, куда и зачем ему сегодня нужно. И он никак не хочет связывать это со своим днём рождения. Даже думать об этом не будет. Чуя долго стоит под душем, уткнувшись лбом и кафельную кофейную плитку и переваривая сегодняшний кошмар. Ему давно не снилось это прошлое, видимо, вчерашний разговор потревожил только зажившую рану, снимая корку и вынуждая мелко кровоточить. Лицо бывшего наставника, учителя, всё ещё было перед глазами. Ноэль Бернар возненавидел мальчишку, кажется, с первого взгляда. С его иностранной внешностью и чужим акцентом, недостаточным знанием французского языка. Чуя много плакал — скучал по дому и родителям. Он капризничал и не слушал приказов. Мальчишка не желал учить то, что дают, не желал драться. А ещё он оказался опасным эспером, но с влиятельными опекунами и родителями. Учитель не обращал внимание на избиение и травлю, молчал, когда Чуя просил о помощи. Парень ненавидит вспоминать это, хоть уже и не чувствует спустя столько лет ту отчаянную злобу, что раньше, не ощущает жажды мести — ему сейчас не до этого — но с тоской может представить, как всё могло бы быть, если бы хоть один человек встал тогда на его сторону. Накахара мотает головой, отгоняя рой навязчивых мыслей, и протирает ладонями лицо, пытаясь согнать остатки дурного сна. Что ждёт его сегодня? Что задумал Дазай? Он вспоминает вчерашний вечер, прокручивает в голове новую информацию, анализируя, соотносит всё с документами из папки Осаму, и его голова кипит, как вода в забытом всеми чайнике, что раздражает оглушающим свистом. Ни дня спокойного, ни минуты просто расслабиться и отпустить все мысли. Приняв душ, обработав и перевязав рану, Чуя, несмотря на любопытство, не спешит рассмотреть одежду, подготовленную Дазаем. Ему отчаянно хочется оттянуть время до вечера. Внутреннее предчувствие кричит, что ничем хорошим этот день не кончится. Хотя, может, Дазай в его день рождения помрёт, а Портовая Мафия будет стерта с лица Земли? Хороший был бы подарок. Чуя останавливается на этой мысли, даёт себе осознать, что вчера впервые испытал проблеск надежды в обратном: смерти Осаму хотелось уже куда меньше. То ли дело привычки, то ли Накахара сошёл с ума. Возможно, и то, и то. Парень решает занять себя чем угодно, только не размышлениями о предстоящем вечере. Он тренируется в мгновенной активации способности, что получается уже куда лучше. Заново изучает документы в папке, но не находит почти ничего нового. А ещё останавливается у двери в спальню Дазая, но не решается туда войти. Внутри что-то царапает о грудную клетку в предостережении. Он может лишь представить, что будет, когда Исполнитель заметит пропажу документов в своём кабинете. Сейчас это не казалось чем-то пугающим, но возвращало в ощущение небезопасности. Можно считать Дазая придурком, отвечать ему грубостью на любую шутку и едва переносить из-за его своеобразной манеры общения. Можно ругаться с ним по любой мелочи, но недооценивать и считать глупым — никогда. Он всё ещё член мафии, всё ещё убийца и все ещё опасен. Никогда не угадаешь, в какой момент собака, только что ластившаяся о ладонь, набросится и вгрызётся в шею. Когда время подходит к семи, Чуя всё же укладывает огненно-рыжие волосы, убрав их в аккуратный хвост и вытащив передние пряди. Синяки и ссадины приходится замазать тональным кремом, чтобы хоть как-то их спрятать и не выглядеть побитым щенком. Он берёт в руки явно новую одежду, рассматривая оценивающе, и одевается, останавливаясь только на последнем элементе и сомневаясь. На нем сейчас белая рубашка, размер в размер, тонкая, из-за чего ложится как вторая кожа. Поверх рубашки портупея — тонкие чёрные кожаные ремешки, что скрещиваются на груди и уходят за плечи, чуть стягивают ребра. На ногах тёмные джинсы, чуть разорванные на коленях, на бёдрах тоже узкие ремни с серебряными застежками. Джинсы облегают бедра, таз и тонкие икры, теснят. Чуя смотрит в зеркало и ощущает себя голым, хотя полностью одет. Ну класс, теперь он похож на проститутку со специализацией в дешёвых ролевых играх. Чувствует он себя именно так. Последним штрихом становятся чёрные перчатки, такие же легкие, как и всё остальное. Они идеально ложатся на руки, добавляя элегантности. Тонкий классический чокер-колье цвета чёрного нефрита вызывает больше всего сомнений. Чуя хмурится, глядя на эту вещь в руках, ведь когда-то подобный уже носил в подростковом возрасте. Это не кажется случайностью. Ему потребовалась минута размышлений о том, стоит ли это вообще надевать, а после, недовольно цокнув, юноша всё же застегивает его на хрупкой шее. Из зеркала на него сейчас смотрит уже другой человек. Более свежий, аккуратный. Накахара солжёт, если скажет, что образ ему не нравится. Это утончённо и красиво, просматривается изящность. Но не перебор ли? Для чего это? Потешить самолюбие Дазая и снова оказаться дернутым за поводок? Надев шляпу, Чуя встречает Тачихару с неприятным вяжущим чувством под сердцем. Он не чувствует предвкушения, лишь опасение за неизвестность и ожидание худшего. До назначенного пункта они добираются быстро, спрашивать что-то у сопровождающего его парня смысла нет — не ответит, проходили. Поэтому Чуя, выйдя из машины, не может сдержать удивления, когда видит перед собой многоэтажное здание с огромной неоновой вывеской: «Joule». Рядом люди толпятся в очереди, все одеты со вкусом, по-вечернему, и много думать не приходится — было очевидно, что Дазай решил притащить его в ночной клуб. И это вызывает множество вопросов. Проходят они без очереди, Накахара просто следует за Мичизу, что всё это время сохраняет молчание и оглядывается — это передаётся и Чуе. Он не может ощущать себя в безопасности, поэтому всем нутром готов к драке. Но вопреки ожиданиям, её пока не предвидится. Внутри играет оглушающе громкая музыка, и яркий свет стробоскопов бьёт в глаза, мелькая разными цветами. Чуя хмурится, не привыкший к таким заведениям. Он уже давно не бывал в клубах. Пахнет не то чтобы неприятно, но отталкивающе — запахи меняются от приторно-сладкого до горького, от табачного до алкогольного, и такой контраст заставляет сморщиться, пока проходишь через толпу — здесь она ещё больше, чем снаружи. Молодые люди в дорогой одежде, девушки и женщины в платьях и лёгких юкатах, мужчины в возрасте в костюмах. От всех веет блаженством и эйфорией, будто они находятся где-то не здесь. Чуя редко смотрит в лица — в тусклом свете он ищет глазами лишь знакомый силуэт, следуя за своим охранником. Они проходят по лестнице. За перегородкой видна танцевальная площадка, впереди — этаж со столиками и барной стойкой, и там куда более спокойно, чем внизу. Взгляды в спину Чуя чувствует хорошо, как и мурашки на загривке. Одежда кажется ещё тоньше, будто он вовсе без неё, и Накахара сжимает челюсть, жалея, что пошёл на поводу. Он ощущает себя объектом торговли, когда ловит эти взгляды обоих полов. — Что мы тут делаем, Тачихара? — все же рычит громко Чуя, подходя к охраннику, чтобы было слышно через громкую музыку. — Вам всё объяснит Дазай, Накахара-сан. Наследнику остаётся лишь молча сжать губы в тонкую полоску. Когда-то он ощущал себя как рыба в воде в таких местах, пользуясь внешностью и даже выпивая бесплатно. Но сейчас, пережив этот месяц с лишним, он не может избавиться от чувства настороженности. Особенно учитывая то, что пришёл он сюда не по своему желанию, а по прихоти Осаму. Они поднимаются выше, музыка становится немного тише, и Чуя замечает высокого человека сидящим за барной стойкой, чуть сгорбившись. Видит знакомую копну каштановых волос, что переливаются красным в таком свете, видит знакомую спину в приталенном чёрном пиджаке, и злится. До зубовного скрежета, до сжатых в кулаки ладоней, из-за которых ноет рана на руке. Плевать. Он сейчас же получит ответы. До бара остаётся десять агрессивных шагов, когда Чуя вдруг чувствует на себе прикосновение, а затем ком отвращения в горле. Чья-то массивная рука ложится ему на талию, сжимая пальцами, и скользит к ягодицам, обтянутым чёрным материалом. А ещё горячий шёпот над ухом, толкающий отвращение уже на кончик языка. Чую передергивает. — Хочешь выпить, малыш? Чуя тут же оборачивается, видя перед собой светловолосого мужчину, что явно выше и массивнее его самого. Тут любой будет выше. Злость ударяет булыжником по затылку. Вся ярость, что была направлена на Дазая, сейчас резко находит новую жертву, и Накахара позволяет себе не сдерживаться, тут же грубо хватает мужчину за ту самую руку, прикладывая способность, чтобы уменьшить его вес. Похуй, если заметят. Похуй, если всё закончится дракой. Глаза сверкают, лицо пылает от гнева. Чуя, стиснув зубы и зарычав, заворачивает незнакомцу руку за спину, не слыша — чувствуя хруст, а затем, не обращая внимания на замешательство Тачихары, с силой толкает ублюдка в сторону бара, и, держа за волосы, опускает его лицом прямо на стойку, хорошенько приложив до разбитого носа. Словно сквозь стекло доносятся чьи-то крики. Он снова бьёт мужчину лицом о бар, чувствуя на себе знакомый взгляд карих глаз. А после подаётся вперёд, ещё круче заворачивая руку до знакомого болезненного вскрика. — Отпусти меня, сумасшедший! Больно! Чуя наклоняется к уху незнакомца, яростно выпаливая почти шёпотом: — Ещё раз сделаешь что-то подобное своими грязными руками, малыш, и я найду тебя, чтобы оторвать их и скормить тебе же, уяснил? Мужчина матерится, морщится, но после активно кивает, когда хватка становится более крепкой и болезненной. Накахара отпускает его, делая шаг назад, и смотрит холодно на повернувшееся к нему красное лицо, залитое алой кровью. — Ты мне руку сломал, сукин сын! Что ты себе позволяешь?! — Господин, — доносится до ушей знакомый равнодушный голос. Дазай не поднимается с места, пальцами держа бокал виски, просто смотрит. — Советую вам уйти отсюда, в прошлый раз этот «сукин сын» действительно заставил одного… — понижает тон голоса, — съесть свои... — и кивает на промежность, играя бровями. Мужчина ошеломленно распахивает глаза, и, не глядя больше на Чую, быстро уходит. Накахара запыхался, однако становится легче. Злость медленно покидает тело, но только до того момента, когда взгляд встречается с заинтересованностью в карих глазах. Чуя подходит к Осаму, склоняется над ним и шипит: — Куда ты меня позвал, придурок?! Что за игры?! — Тачихара-кун, можешь быть свободен. Дазай усмехается, отводя взгляд от юноши, и двумя пальцами подзывает к себе бармена. Парень тут же обращает на них внимание, подходя и бросая на Чую скучающий взгляд. Видимо, видит подобную сцену не в первый раз. Молодой человек сладко улыбается и кивает после слов Осаму: — Бокал Шато де Талю. Чуя изгибает вопросительно бровь и продолжает внимательно смотреть на Дазая, всё ещё нависая над ним. К чему вообще всё это? — Что ты задумал? — Сядь, Чуя, мы тут надолго, — лишь говорит Исполнитель, снова игнорируя его вопросы. Парень выдыхает сквозь зубы, садясь на барный стул рядом и оглядываясь. То ли музыка стала тише, то ли он за такое короткое время к ней привык и теперь не обращает внимания. Как и на дебильные привычки рядом сидящего. Чуя всё ещё раздражается, не понимая, что сложного в том, чтобы ответить, но внутри реагирует уже куда менее остро — свыкся. А также знает, что рано или поздно от Осаму всё-таки последуют какие-нибудь ответы. Бармен ставит перед Чуей бокал с тёмно-алым напитком, ещё раз улыбается, а затем отходит под пристальным взгляд голубых глаз. Накахара скучал по вину, виски — вовсе не его напиток, но не торопится брать бокал в руки и пробовать. — Понравился мой подарок, подставка для шляп? — негромко интересуется Дазай, и его хорошо слышно только потому, что Чуя сидит совсем рядом, ощущая своим плечом чужую руку. — Какой подарок? — Как же? Перчатки и то, что у тебя на шее, — довольно тянет Дазай, поворачивая к нему голову и ухмыляясь. Чуя чувствует, как взгляд мужчины задерживается на чокере, и от этого впервые создаётся ощущение, будто тонкий ремешок слегка душит. Тут же возникает желание его снять, но Чуя не двигается, глядя в бокал и на собственные пальцы в чёрных перчатках, что теперь сжимают стекло. — То есть твой подарок — это нарядить меня как проститутку и отправить в клуб? — фыркает Накахара. — Странные у тебя представления о том, что стоит дарить. Чуя чувствует, как слабо дернулись при усмешке чужие плечи. Хочется отодвинуться, или, желательно, вообще выйти из помещения на свежий воздух, где не будет так сильно нести смесью разных духов и табака. — У тебя ведь уже когда-то было подобное украшение, Чуя, думал, тебе понравится, — парень сводит брови, слыша это. — А перчатки не просто так. Почувствовал, как помогает сдерживать собственную силу? Чуя замирает на секунду, почти не дыша, понимая, что темноволосый опять оказался прав. Он и сам не заметил, как спокойно использовал способность, не особо о ней задумываясь. Как распробовал этот пряный вкус контроля на кончике языка. Отвечать не нужно — Дазай сам знает, что попал в точку. Чуя не признается, но ему нравится ощущать полоску прохладной кожи, слабо стягивающей тонкую шею. И перчатки действительно внушают чувство контроля. — Так значит, не понравился? — ещё раз интересуется Осаму, и Чуя ведёт плечом, понимая, что тот просто играет на его нервах, как искусный скрипач на любимом инструменте. — И к чему это всё? — бьёт его же оружием — вопросом на вопрос, избегая ответа, а после переводит холодный взгляд на Исполнителя. — У тебя же сегодня день рождения, — ещё шире улыбается Осаму, но от Чуи не уходит то, как опасно блестят глаза напротив. Желудок скручивает от плохого предчувствия. — Я скорее поверю в то, что Портовая Мафия — сборище святых благодетелей, чем в искренность твоих мотивов, скумбрия. Дазай поднимает бровь, а затем делает глоток янтарной жидкости из бокала, не переставая ухмыляться. Ему словно совсем не мешают здешний шум и толпа людей. Это место вовсе не похоже на обычный клуб, он явно дорогой, и гости ему соответствуют. Накахара понимает — если бы Дазай решил просто поиздеваться над ним, то притащил бы в самое поганое место в городе, но никак не сюда, где от каждого за версту несёт деньгами и до тошноты раздутым самомнением. Они здесь не просто так, дело далеко не в сегодняшней дате. — Ты так безжалостен, лисёнок, бьёшь в самое сердце… — театрально вздыхает Осаму, глядя вперёд, и Чуя закатывает глаза от всего этого цирка, а после всё же делает глоток приятного на вкус напитка. Мягкого и лёгкого, не обжигающего горло и не оставляющего горький осадок на языке. — Но ты, пожалуй, прав. Ещё бы. — Это было предсказуемо, — констатирует Накахара. — Зато как хорошо ты вписываешься! — отвечает Дазай, косо оглядываясь. — У нас сегодня здесь задание — будем искать жриц любви. Интересный вечер, правда? Брови Накахары летят вверх, и он резко переводит недоумевающий взгляд на мужчину. — Зачем, черт возьми? Дазай снова поворачивается к нему, изучающе заглядывая в бледное лицо. Песня в помещении сменяется, и громкая музыка снова бьёт по ушам. — До нас дошла информация… Одна маленькая, но очень важная деталь, — поясняет Осаму, вновь делая глоток виски. И нормально ему — пить на задании? — Глава Хаяси-клана, как оказалось, имеет одно слабое место… Не самое достойное увлечение — он падок на молодых людей и дам низкого социального статуса. Всё, что у нас на него было до этого — одна фотография и имя. Ублюдок слишком скрытен, мы за полгода войны не узнали даже, кто является кумичо Клана — мужчина или женщина. А сейчас дошли слухи, что Глава частенько бывает именно в этом клубе, выбирая себе спутника. Я скажу даже больше, Чуя, возможно, мы с ним сейчас в одном здании. Накахара слушает, почти не дыша, и ощущает, как бегут мурашки по рукам от последних слов. У него горят глаза, и он опускает взгляд в бокал вина, стремительно всё обдумывая. Предполагаемый убийца его родителей сейчас может быть совсем рядом. Один из самых опасных людей, которых встречали Портовая Мафия и его Клан. В одном здании. Чуя чувствует прилив злости и страха одновременно. — У тебя уши краснеют, когда ты злишься, — вдруг выдёргивает его из мыслей Дазай, что все ещё улыбается, и Накахара переводит на него острый предупреждающий взгляд, подаваясь вперёд. — Замолчи. Здесь убийца моих родителей. Ты привёл нас в место, которое, возможно, набито людьми самого жестокого клана якудза в городе. Одел меня как проститутку, зная всё это. Думаешь, я настолько глуп, чтобы не понять, что ты задумал? — шипит Чуя, гневно глядя в карие глаза, и у него руки чешутся свернуть шею их хозяину. Сердце в груди отбивает быстрый ритм, адреналин бежит по венам, а в ушах шумит кровь. Накахара разрывается между тем, чтобы встать и уйти или найти этого человека, наплевав на последствия. — Уверен, ты думаешь в правильном направлении. А ещё, Чуя, ты сам же привлёк к нам особое внимание, устроив тут сцену, — в голосе проскальзывают насмешливые нотки довольства, и Чуя крепче сжимает пальцами бокал, рискуя его разбить. На миг его взгляд становится растерянным. Под рёбрами всё скручивается в мерзкий узел. — Как думаешь, нас уже заметили? — добивает Дазай, заставляя едва не вздрогнуть. — Скажи, что ты знаешь, что делать, — говорит Чуя уже тише. — Для начала, веди себя обычно и непринуждённо. В конце концов, у тебя сегодня день рождения, — блестит глазами Дазай, отворачиваясь и осушая бокал. Накахара выпрямляется и смотрит теперь вперёд, на полки с алкоголем, подсвеченные разными цветами. Делает два больших глотка прохладного напитка, чувствуя, как поступает к горлу паника. — Если бы нас заметили, мы бы с тобой сейчас так спокойно не сидели, можешь выдохнуть, — и Чуя почему-то верит этому. — Наше сегодняшнее задание — узнать у этих парней и девушек больше информации. А если повезёт, и мы сегодня встретимся с нашим врагом, то у тебя, Чуя, будет своя миссия. Чуя опускает голову, на секунду закрыв глаза и стараясь проглотить ком в горле. Повезёт? Да это самоубийство. Но ещё больше нервируют последние слова мужчины. Верные мысли на ум приходят сразу же, но Чуя чуть склоняет голову и всё же спрашивает: — С чего ты взял, что я пойду на это? — Потому что ты теперь участвуешь в этой войне, лисёнок, и твоё желание отомстить достаточно велико, чтобы согласиться, я в этом уверен. — Хочешь, чтобы я прикинулся одним из них? — он кивает в сторону столика, стоящего в дальнем углу, где вокруг мужчин и женщин в костюмах крутятся молодые девушки и юноши. Дазай не поворачивает голову, всё прекрасно понимая, и хмыкает. — Я же сказал тебе, в зависимости от того, как пойдёт сегодняшний вечер. Но план хорош, согласись? Мы не можем вместо тебя взять из Мафии кого-то другого, Хаяси-клан уже достаточно знает о сотрудниках, это очевидно. А ты не мелькал ещё нигде, кроме как на первом задании. И то там выживших не осталось. О тебе никто не знает, Чуя, — спокойно рассуждает Осаму, пока тот едва может усидеть на месте от нервов, натянутых как струны. — Они могли навести справки про последнего наследника Клана. — Могли, если бы эта информация не была стёрта твоими родителями ещё девять лет назад. Хаяси-клан появился недавно, практически из ниоткуда. Раньше о тебе знали лишь проверенные люди Накахара-клана, ну и, конечно, Портовая Мафия. Для всех остальных твоё имя ничего не значит, не зря же ты во Франции носил чужую фамилию. Чуя хмурится, когда после слов Дазая сжимается сердце. Действия родителей были разумны, обеспечили ему безопасность, но почему тогда слышать всё это так неприятно? Твоё имя ничего не значит. Чуя кивает. Как бы ни было досадно это осознавать и принимать, но в словах Исполнителя есть логика. Накахаре нужно добиться авторитета в Портовой Мафии и в Клане. Ему нужно показать, что он полезен, а не беспомощен. Отказываться от плана, где Чуя выступит в главной роли, взяв на себя ответственность — трусость вперемешку с глупостью. Это ведь шанс подобраться к врагу ближе и узнать что-то необходимое, его нельзя упускать. Не сейчас, когда они, наконец, сделали шаг вперёд, узнав хоть немного о человеке, что ранее казался несуществующим, гуляющим слухом, которого обычные люди боятся, а враги ненавидят и хотят уничтожить. Чуя сможет узнать больше, если подберётся ближе, несмотря на опасность. Даже если не сегодня, то парень уверен — эта идея ещё возьмёт свое слово. Теперь Чуя сам готов за неё взяться, чувствуя, как пульсирует в висках и ушах. — Нельзя быть уверенными, что за этот месяц не было утечки информации, — подумав, говорит чуть хрипло Накахара, делая большой глоток вина, что уже не кажется вкусным. Скорее никаким, бесцветным. — Разумеется, — мурлыкает Осаму, которого, кажется, ни грамма не смущают обстоятельства. — Но если не проверишь — не узнаешь. — С чего ты взял, что у меня получится? — спрашивает Чуя, чуть оттягивая чокер пальцами, ощущая, как воздуха становится все меньше. — Будем верить в твои актёрские навыки, Чу-у-я. Тебе ведь, кажется, так легко удаётся обхитрить меня. Чуя переводит на Осаму вопросительный взгляд, хмурясь, когда орган в груди пропускает удар, и возвращается чувство парестезии. — Я не тот, кто не заметит кровь в своём кабинете и пропажу важных документов, юный господин, — отвечает на его немой вопрос Дазай, не меняя выражения лица. Но Чуя всё равно задыхается, даже если и ожидал, что рано или поздно этот разговор произойдёт. — А также переговоры за моей спиной. — Я имею право разговаривать с людьми своего Клана, — огрызается юноша, сохраняя зрительный контакт с Дазаем. — И знать о своей семье. Губы напротив расплываются в улыбке, и Чуя видит огонёк в чужих глазах. Хочется отвести взгляд, хочется сказать что-то в свою защиту, но Накахара не собирается отступать. — Вы говорите, что я наследник и новый глава Клана и что за мной будущее, но подвергаете опасности и действительно думаете, что я не захочу ничего узнать? Парень старается держаться гордо, не скрывает правды и глядит уверенно, хотя и ходит по тонком льду. Он ожидает мыслей Исполнителя на этот счёт, но тот вдруг встаёт с места и говорит: — Время, Чуя. Пора приниматься за работу. Накахара моргает от резкой смены темы, но почему-то уверен, что они ещё не договорили. Не расслабляется, зная, что может последовать за его действиями, и отсутствие угрозы в голосе Дазая напрягает. ____ Чуя чувствует себя крайне неуютно, музыка и громкие голоса бьют по барабанным перепонкам, яркий мигающий свет ослепляет, а запахи смешиваются. Он, практически лишённый преимущества в органах чувств, на которые можно положиться, не может сосредоточиться и прислушаться, заметить что-то, если придётся. Всё тело напряжено в попытках выявить опасность, и тревога наступает на пятки. Первые двадцать минут не приносят никаких результатов — Чуя злится, ощущая головную боль в висках, а Дазай… Дазай как всегда дурачится. Исполнитель кажется крайне расслабленным, даже довольным. Он спокойно и уверенно общается с молодыми юношами и дамами, расспрашивая и даже флиртуя. Смотреть на это непривычно и странно, потому что в новинку. Чуя старается не хмуриться и улыбаться, пока участвует в диалоге с очередным человеком нужной им деятельности, а Дазай переходит все границы, отпуская свои шутки и заставляя краснеть тех, кого они вскользь допрашивают. Чуя не может отрицать — действует Осаму хорошо. Располагает к себе, заводит непринуждённый разговор, и вопросы в нем кажутся уместными, но всё-таки не приносят результата. Накахара не знает, что ему делать и о чём спрашивать, его никто в это не посвятил. Сначала юноша молчит, внутри возмущаясь тому, что Осаму иногда позволяет себе положить ему руку на талию или плечо, приобнимая и прижимая к себе. Чуя кидает поначалу вопросительные взгляды, но после понимает — он здесь играет роль «своего». Поползновения мужчины в его сторону убеждают опрашиваемых в том, что Осаму — лишь гость заведения. Накахара становится прикрытием, дабы окончательно ослабить бдительность расспрашиваемых. И это не может не злить хотя бы потому, что Чуя уже который раз за вечер ловит себя на мысли — это оправданно. Как и каждое действие и вопрос Исполнителя. Это помогает им, пускай никакой важной информации за столько времени и не выяснилось. Они не могут найти даже подтверждение новым данным о Главе вражеского Клана. Пока не переходят к следующей девушке. — Так значит, вы у нас впервые? — спрашивает длинноногая особа, ближе подсаживаясь к Дазаю и невесомо касаясь его руки. Её волосы приятного нежно-розового цвета, глаза зелёные и большие, игривые, но плывут. Та явно выпила сегодня лишнего. Чуя внимательно следит за ней, но старается делать это незаметно. Он сидит с другой стороны от Дазая, что обнимает его за плечо, мягко и едва ощутимо проводя пальцами по тонкой рубашке. Настолько тонкой, что прикосновения обжигают. Чуя старается игнорировать порывы отсесть, прячется за бокалом вина и мягко улыбается красивой девушке. Та бросает весёлый взгляд и на него. — Да, вы правы, мисс, — мурчит Осаму, растягивая губы в непринуждённой улыбке. — Знаете, один мой друг посоветовал мне этот клуб, и, черт, не солгал, тут правда хорошо, — смеётся он, вызывая у незнакомки широкую улыбку. — Как ваше имя? — Здесь меня зовут Иоши, — кокетливо лепечет девушка, делая глоток синего коктейля из бокала. — Как же мне сегодня посчастливилось встретить здесь вас и моего спутника, Иоши, — говорит Дазай, притягивая Чую поближе к себе, и Накахара уже видит, как пинает его за это. Иоши мило улыбается, протягивая парню аккуратную ладонь, и Чуя мягко жмёт её в ответ, кивая и улыбаясь, на что та пьяно хихикает. — Друг, говорите? В её глазах озорной блеск. — Да-а-а~. Мой старый знакомый Норайо Хаяси слишком уж любит это место, — легко говорит Осаму, не сводя глаз с девушки, когда та проходится пальчиками по его плечу. Иоши чуть дёргает брови, поднимая любопытный взгляд, а затем откидывается на спинку дивана, запуская пальцы в свои пушистые волосы. — Норайо… — Знаете его? Чуя щурит глаза, но опускает взгляд в бокал, прислушиваясь. Его ладони потеют, а выпитое вино слегка бьёт в голову, поэтому юноша решает больше не пить. — Да! Норайо очень частый гость, — подтверждает Иоши всю информацию, поступившую к ним, одним предложением. — Знаете, вы ведь даже чем-то похожи. Точно друзья! Чуя даже не хочет знать, о чём она. Ни капли. У него под рёбрами мерзко все скручивается. — Правда? — смеётся Дазай. — Это приятно. Ох, у вас такие красивые руки, — он вдруг подаётся вперёд, на что Чуя изгибает бровь, зная, что на это никто не обратит внимания. Исполнитель берет в свободную ладонь тонкие женские пальцы, вглядываясь, как в драгоценные камни, а затем поднимает взгляд на лицо Иоши. — Такие тонкие и прекрасные… Знаете, для меня было бы честью, если бы вы задушили меня ими. Чуя расширяет на секунду глаза, и бьёт мужчину по ноге под столом, из-за чего тот выпрямляется и смотрит в ответ недовольно. Иоши же вдруг хихикает, краснея. Что за поведение?! Идиот! Накахара злится ещё сильнее, впиваясь ногтями в чужую руку, на которой лежит его, но Осаму не подаёт вида. Следующие несколько минут девушка щебечет о том, насколько приятно работать с Главой клана Хаяси, наверняка, даже вовсе не зная, чем тот занимается. Чуя чувствует ком тошноты в горле от всей информации и духоты в помещении, но всё же старается не упустить ничего из того, что до него доносится. — А вы, — вдруг обращается она к Чуе после своего приторного монолога, и парень старается придать себе вид расположенного к разговору человека, нарочно глядя немного пьяно. Он не выпускает бокал из пальцев, но не пьёт. — Как давно здесь пребываете? Не видела раньше, — вдруг задумывается Иоши, поднимая глаза к потолку, пытаясь вспомнить. — У вас такие красивые яркие волосы, я бы точно запомнила… Парень нервно проводит языком по пересохшим губам, но как только собирается ответить, чувствует, как Дазай, не глядя, вдруг слабо толкает его руку с бокалом вина. Жидкость выплёскивается на стол, расползаясь мелкими каплями и на его белой рубашке. Ну вот, теперь хрен отстираешь. А вещь ведь новая. Накахара глядит непонимающе, привставая с места, и Дазая делает то же самое, пока Иоши удивлённо распахивает глаза и смеётся. — Ох, крошка, я же говорил тебе не пить сегодня много! — натянуто ворчит Осаму, хватая со стола салфетки, чтобы провести ими по его белой рубашке. Чуе хочется выругаться, но он поддаётся игре, стараясь выдавить из себя более-менее искренний и пьяный смех. — Простите, моя прекрасная Иоши, мы всего на минутку. Осаму не ждёт ответа, хватается за Накахару, опустившего бокал на стол, и быстро трогается с места, практически волоча за собой. Его движения стали более резкими, мужчина ринулся к толпе, не отпуская кисть парня. — Дазай, что происходит? — Нас заметили. — Что? — Чуя на миг оборачивается, видя, что за ними через толпу действительно быстро следуют люди в чёрных костюмах. Как он мог просмотреть это? Всё его тело весь вечер было напряжено и настроено на выявление подозрительного, а он упустил такое. Дазай сильнее тянет его на себя, поворачивая то влево, то вправо, и Накахара едва не падает вперёд, на мужчину. Танцующие оборачиваются, кто-то и внимания не обращает, кто-то зло ругается или же растягивает губы в улыбке. В ушах слышно собственный пульс, музыка давит, как и огни, что горят и переливаются разными цветами, то накрывая их светом, то погружая в темноту. Голова кружится от духоты, сознание мутится, но это от выпитого алкоголя и смеси запахов. Чую вдруг толкают в сторону, едва не к стене, и тут же становится ещё жарче, воздуха едва хватает, когда его вдруг сжимают в руках, притягивая к себе. — Дазай? Какого- — Тихо, — голос Осаму над ухом пропитан серьёзностью, и Чуя затихает, прислушиваясь к происходящему вокруг. — Просто двигайся. Много времени на осознание не требуется, Чуя чувствует, как чужие руки поднимают его собственные и опускают на свои плечи, а затем оказываются у него на талии. Они на танцевальной площадке, и Осаму медленно двигается в такт музыке. Накахара, недолго думая, всё же вливается в ситуацию, поднимая глаза, чтобы заглянуть в чужое лицо, но мужчина стоит слишком близко, опустив голову и чуть ли не прижимаясь своим ухом к виску Чуи. Слишком душно. — Нас не должны увидеть, иначе тебя потом смогут опознать, — поясняет Дазай, и Чуя фырчит в ответ. — Это я и так понял. Почему нельзя было сразу уйти? — Они будут искать нас снаружи, пускай потеряют, — раздаётся слишком близко, Чуя хорошо слышит каждое слово, сказанное глубоким, понизившимся голосом, пускай и играет громкая музыка. — Это люди Хаяси? Чуя не закрывает глаза, он внимательно следит за всем, что происходит у Дазая за спиной, хотя выглядывать из-за этой длинной мумии сложно. Бинты. Чуя моргает, переводя взгляд на шею Осаму, впервые за вечер замечая, что она обнажена. На мужчине сейчас нет бинтов. Парень задерживает взгляд на чистой коже, на артерии, что дёргается слабо, едва видно при таком свете, опускает взгляд ниже и останавливается на глубокой яремной впадинке. Ворот не до конца застегнутой рубашки открывает ключицы, и Чуя успевает разглядеть тонкие белые линии, похожие на шрамы. — Вероятно. Вряд ли за нами будет бегать охрана клуба. Хотя после той сцены, что ты устроил... Чем тебе так не угодил тот господин? — слышит Чуя над ухом смешок, и горячее дыхание опаляет кожу. Накахара опускает голову, когда чувствует, как становится жарче и лицо горит. Его сердце заходится в груди от волнения — они на слишком опасной территории. — Руки распускал, — парень отвечает честно, но с предупреждением в голосе, когда ощущает, как горячие ладони скользят вверх, к лопаткам, пальцами забираясь под ремешки портупеи. — Что ты твор- Юноша не успевает договорить — ладонь Дазая ложится ему на затылок, поверх шляпы, притягивая к себе вплотную и заставляя уткнуться носом в ключицы. Из-за этого окончание предложения на выдохе в чужую шею получается комично неразборчивым. Здешние ароматы резко пропадают — остаётся горьковатый, перемешанный с запахом печенья. — Тшш, Чуя, не порть момент. Внутри Накахары вдруг просыпается дикое желание вцепиться зубами тому прямо в глотку, но он лишь раздражённо выдыхает, опуская руки с плеч на грудь Осаму. Двигается парень медленно, его тело не слушается и каменеет от ожидания, что в любой момент может начаться бой. Чуя агрессивно старается не думать об их положении, он даже уверен, что большая часть этого плана Дазая заключалась лишь в одном — вывести его. От этого бросало в краску, заставляя рвано дышать. Осаму отходит от него так же резко, как до этого подтащил для танца. Дазай оглядывается, и парень повторяет действие, а после мужчина вновь берет его за кисть, чтобы повести к лифту. — Где сейчас Тачихара? — спрашивает Чуя, глядя в тёмный затылок, когда музыка слишком резко затихает и в ушах слабо звенит. Они спускаются на автостоянку, значит, Дазай приехал сюда на собственной машине. — Его задачей было лишь привезти тебя, он уехал. Значит, они тут совершенно одни. И Чую не оставляет ощущение неизбежного пиздеца. Дазай это только подтверждает своим задумчивым выражением лица и оживленными движениями. У машины Осаму они оказываются быстро, Исполнитель открывает заднюю дверь, что-то достаёт, и в Чую летит большая чёрная кофта с капюшоном. — Не медли, надевай, — командует Дазай. — Спрячь волосы. Чуя и не думает огрызаться, — не время, — кидает шляпу на переднее сиденье, после торопливо натягивая кофту и капюшон. Внутри все покрывается холодом, когда он за своей спиной слышит чужие голоса. Это было ожидаемо. Но менее жутко от этого не становится, мороз проходится по коже, и Чуя делает шаг к Дазаю, сжимая ладони в кулаки. — Сам Исполнитель Портовой Мафии пожаловал на нашу территорию! Перед ними предстаёт мужчина в сером костюме, за спиной которого — вооружённые пистолетами люди. Не меньше десяти. Не так много, в случае чего выбраться удастся. Накахара, опустив чуть подбородок, но не взгляд, сразу же анализирует ситуацию и то, чем всё может закончится. — Добрый вечер, господа, — усмехается Дазай, убирая руки в карманы и делая шаг вперёд. — Ваша территория? Видимо, никто, кроме вас, так не считает. Накахара внимательно следит за лицом стоящего напротив мужчины в очках. Его тёмные волосы уложены назад, а в ухе виднеется несколько сережек. Взгляд опасный и блестящий, ухмылка голодная — от неё становится не по себе. — Восточный район давно принадлежит клану Хаяси, и, судя по военным прогнозам, скоро и остальные части города перейдут в наше владение. Уже выбрали, куда можно сбежать, Дазай-сан? — говорит с холодком в голосе человек, делая несколько крупных шагов вперёд, отходя от своей охраны. Чуя не видит, но знает — Осаму отвечает ему такой же улыбкой. — Йокогама — дом и город Портовой Мафии, господин… Хм, не повторите ваше имя? Видимо, прослушал. Собственно, — Дазай вдруг отмахивается, — это не так важно. Чуя не уверен, но мышцы лица неизвестного, кажется, чуть дёргаются, однако ледяной оскал с губ не сходит. — Вы так рано уезжаете, не желаете заглянуть к нашему кумичо? Разве не за этим вы явились сюда со своим... спутником. Внутри у Чуи всё мелко вздрагивает, когда хищный взгляд жёлтых глаз вдруг переходит на него. Накахара осмеливается сделать небольшой шаг вперёд, когда на языке копится яд, готовый слететь с губ, но встревать в этот диалог — не самый разумный ход. Его не должны узнать. Парень старается расслабиться под изучающим взглядом, убирая руки в карманы и выпрямляясь, но не поднимая подбородок, чтобы капюшон скрывал хоть часть лица. Осаму вдруг тихо и хрипло смеётся, привлекая внимание мужчины в очках, и Чуя едва сдерживается, чтобы не вскинуть вопросительный взгляд. — Я сказал что-то смешное, Дазай-сан? Исполнитель вдруг лениво трогается в сторону члена Хаяси-клана, встаёт рядом с ним лицом в сторону охраны. Их плечи разделяют несчастные тридцать сантиметров. Чуя вновь напрягается, следя за действиями мужчин и не понимая, что задумал Дазай. — Весьма, — усмехается темноволосый. — Весьма смешно с вашей стороны считать какого-то недомафиозника кумичо, а вашу шайку называть якудза. Вы не дотягиваете. Ни кодекса, ни законов, лишь разбой. Какое-то племя папуасов в костюмах. И Накахара не успевает моргнуть, как замечает движение со стороны господина. Но Дазай оказывается куда быстрее — в один шаг обходит его, вставая сзади и успевая достать пистолет из чужого ремня. Теперь дуло смотрит прямо в затылок своего хозяина, и тот стоит к Осаму спиной, усмехаясь и глядя теперь на Чую. Охрана, все десять человек, тут же подняли оружие. Десять пистолетов было направлено на Дазая, один — на врага. Чуя не двигается с места, несмотря на внутренний позыв ринуться вперёд, и внимательно смотрит из-под капюшона. Он старается сосредоточиться на своей силе, если вдруг она понадобится. Хочется скинуть с себя лишнюю ткань, открыться, использовать способность, но парень просто ждёт, целиком доверяя Исполнителю управление ситуацией, но оставаясь готовым к нападению. — Считаете, это разумно — насмехаться над кланом, что выигрывает в войне, господин Исполнитель? Ещё и на чужой территории, — спокойно хмыкает мужчина, будто на него не направлено дуло собственного пистолета. И Чуе не нравится его оценивающий взгляд, который он чувствует всем своим нутром. Как же, оказывается, тяжело — ничего не предпринимать. Даже взглядом ответить нельзя. В тишине автостоянки раздаётся звук снятия предохранителя с пистолета в руках Дазая, а затем перезарядка других десяти, но люди в чёрных костюмах не спешат открывать огонь — ждут приказа или нападения. — Есть одна славная поговорка у французов, господин Советчик, — говорит Осаму, улыбаясь уголком губ. Так, будто в его спину не нацелены десять пистолетов. — «Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним».* «Rira bien, qui rira le dernier», — проносится в голове у Чуи, и он видит, как равнодушное выражение лица Советчика переходит в раздражённое. — Приходите в гости и угрожаете? — Скорее, — Дазай театрально мычит, словно задумывается. — Хм… Напоминаю. — Опустить оружие. И охрана слушается, заставляя Чую нахмуриться. Так просто? У них количественное преимущество, про способность наследника они знать не могут, тогда в чем дело? Осаму держит пистолет в вытянутой руке, обходит мужчину и становится к нему лицом. — Как-то у вас тут негостеприимно. Неуютно, — пожимает плечами Исполнитель. — Будем ждать вас ещё, Осаму Дазай. Хорошей дороги. Советчик отвечает Исполнителю такой же улыбкой, а тот вдруг перекручивает пистолет в пальцах и отдаёт его мужчине. Чуя моргает, чувствуя, как от непонимания сбивается дыхание. — Доброй вам ночи. Дазай разворачивается к ним спиной, и Чуя всем нутром ожидает, что сейчас что-то пойдёт не так. Он готов ринуться при первом же движении со стороны, но на месте остаются все, кроме Осаму. Тот идёт к машине и кивает Чуе, а после открывает переднюю дверь, садясь за руль. Накахаре крайне тяжело повернуться спиной к хищному взгляду прищуренных глаз, но он делает это и садится на пассажирское переднее сиденье. У юноши не получается выдохнуть до того момента, пока они не уезжают с автостоянки и не оказываются как можно дальше от чертового клуба. — И что это сейчас было, мать твою?! — рычит Чуя, скидывая капюшон. — М? — вопросительно мычит Осаму, глядя на дорогу задумчиво, а затем переводит взгляд на Чую. Он кажется… довольным. — А, ты о советнике. — Да, о нем, qu'il soit maudit. Кто он вообще такой? Почему так просто отступил? — Чу-у-я, так много вопросов за один вечер, у меня уже голова от тебя болит, — вздыхает Осаму, снова глядя только на дорогу, и опускает локоть левой руки на дверцу, чтобы подпереть кулаком подбородок. Накахара молчит, зло смотря на Исполнителя и не сводя глаз. Ожидая. Дазай цокает языком, закатывая глаза. — Акайо Кимура — главный Советник Хаяси. Если Норайо никогда не светит своим лицом, то за него это делает Акайо. Он же, предполагаемо, и руководит большей частью всех операций, — монотонно поясняет Дазай, будто эта тема для него — разговор о погоде. Но никак не о главном убийце опасного клана. Чуя откидывается на спинку сиденья, переводя взгляд в окно на ночной город и быстро мелькающие тусклые огни. Тишина и спокойный свет после клуба кажутся наслаждением. Сердце только-только вернулось в нормальный ритм, и Накахара теперь просто анализирует неожиданную для него встречу. Если он руководит операциями, то задание по уничтожению кумичо клана Накахара тоже было на его руках? Если оно было. — И почему нам дали так просто уйти? — негромко спрашивает рыжеволосый, не желая нарушать приятную спокойную обстановку в салоне автомобиля. — Акайо — игрок, Чуя. Убийство второго человека в Портовой Мафии на какой-то автостоянке — не его уровень, — равнодушно говорит Дазай, а после все же усмехается. — Так ведь совсем неинтересно, я с ним согласен! Чуя качает головой, после закрывая глаза и расслабляясь. Чего ещё можно было ожидать? Всё как в дешёвом анекдоте — встретились как-то два безумца… Но из Чуи вдруг вырывается смешок, и даже губы тянутся в улыбке. То ли адреналин сошёл на нет, то ли крыша поехала после сегодняшнего стресса, но он вспоминает слова Дазая, и они вдруг даже кажутся забавными. — Что смешного, подставка для шляп? Смешно было от всего этого абсурда. Ещё ни разу Чуя не проводил свой день рождения на ноже у врага. Но слабо улыбается он далеко не от этого. — Серьёзно, Дазай? Папуасы в костюмах? И Исполнитель улыбается в ответ, разводя руками и отпуская на секунду руль: — Жалкое зрелище. Когда они возвращаются в квартиру, Чуя ощущает себя уставшим и тревожным, сил хватает только на душ и сигарету. Мысли о будущем плане, который они с Дазаем не до конца обсудили, накрывают новой волной волнения. То, что его ждёт, не может не пугать. Однако Накахара всё равно засыпает быстро, стоит только голове коснуться подушки. Но лопатки будто все ещё ощущают горячие ладони.