Terra incognita.

Чуя барабанит пальцами по рулю, приглушает радио и возвращает руки обратно, не зная, куда их деть. Он то расправляет плечи, то сгибается, старается смотреть только в лобовое стекло, чтобы не метаться взглядом по всей улице. И громко выдыхает в попытке привести мысли в порядок. Он же просил Дазая не опаздывать, а в итоге ждёт того уже пятнадцать минут по адресу, который скинул вчера. Чуя открывает окно, впуская в салон свежий воздух, и включает кондиционер. Это личная машина Осаму, которую тот оставил ему до отъезда в Китай и всё ещё не забрал. Душно. Чуя оттягивает кожаный чокер, снимает шляпу и бросает её на панель, цокая. Шрам на руке от жары чешется под бинтами. Те уже не нужны, рана давно затянулась, но Чуя всё ещё не достиг принятия этого уродства. Нервы натянуты, как стальные струны. Их с Дазаем ждут серьёзный диалог и встреча с Кимурой, но Накахара ловит себя на мысли, что волнуется не только из-за этого. В памяти всплывает вчерашний поцелуй, и Чуя сам всё ещё не знает, как к нему относиться. Он старается в принципе не думать ни о чем, кроме того, как объяснить Осаму его причастность к договору с якобы мёртвым советником Хаяси-клана. Чуя протяжно выдыхает, утыкаясь лбом в руль. Он почти не спал этой ночью, прокручивая в голове самые разные сценарии развития событий и пытаясь навести порядок в собственной голове. Чуя несколько недель жил как на автопилоте: офис, задания, Кимура и Агентство. Каждое его действие было просчитано, каждая мысль, лающая сейчас уличной собакой, была на цепи. Его эмоции, казалось, были подавлены жёстким контролем. Накахара предполагал, что с возвращением Дазая что-то может измениться, но теперь он не знает, чего ожидать от них обоих. — Заждался? Чуя, глубоко погруженный в свои навязчивые мысли, вздрагивает, когда слышит голос прямо над ухом. Он дёргается в сторону, натыкаясь со стороны своего открытого окна на блестящие весельем карие глаза. Дазай закидывает локти на окно, сгибаясь и склоняя голову в сторону. — Прид- — начинает рычать Чуя, но тут же выдыхает, стараясь игнорировать неожиданное желание отвести взгляд от этого довольного лица. Стискивает челюсть. — Садись и поехали. Ты опоздал. Голос становится холоднее, твёрже. Подавлять собственные эмоции — почти привычка, выработанная за эти недели. «Эмоции кумичо — оружие против него. В нашей сфере существует важное правило, Накахара: держи лицо и не позволяй врагу читать твои мысли», — в голове голос Кимуры, то были его слова на одной из тренировок. Чуя видит, как Дазай закатывает глаза, и старается держаться равнодушно. Эмоции огнём горят под рёбрами, которые отчаянно пытается проломить сердце. Так будет правильно. Когда-нибудь Дазаю надоест, что на него не реагируют. И они просто забудут обо всем и разойдутся. Потому что так должно быть. — Ты стал скучнее, Чуя. Должность Исполнителя плохо на тебя влияет, — говорит мужчина, но ответа не ждёт — быстро обходит машину и садится на пассажирское сиденье. Чуя заводит мотор, нервно проходясь пальцами по рулю и стараясь выровнять дыхание. Он чувствует, как горят собственные щеки, но только хмурится. В перчатках жарко, но снимает их Чуя сейчас крайне редко — только дома. Так легче держать себя под контролем. И Смутную Печаль тоже. — Это тебе, Подставка для шляп! Мы ведь оба этой ночью не спали. Осаму вдруг протягивает ему стаканчик кофе, хитро улыбаясь, и Чуя чувствует, что закипает. Об этом он и думал. Так и знал. С Дазаем крайне тяжело держать себя в руках. Необъяснимое раздражение появляется каждый раз, стоит только взглянуть на него. Или же объяснений искать не хочется. Становится ещё хуже, когда Дазай намекает на их переписку и сон. Откуда вообще берётся это смущение? Словно поймали на чем-то личном, неправильном. — Ну же, Чуя, — говорит Дазай, протягивая стаканчик ближе. Накахара не сразу замечает, что на нем тот же бежевый костюм изо льна, что в и день, когда они уезжали на горячие источники. — Сладкий, как ты любишь. Он знает, что Чуя не любит сладкое. И кофе, вероятно, без сахара. Просто издевается. Накахара принимает стаканчик, отворачиваясь. — С двойным сиропом, я надеюсь. Чуя и сам удивляется, когда с губ слетает подобный намёк на шутку, и слышит смешок со стороны. — Конечно, за кого ты меня принимаешь? Так… куда мы едем? — Осаму расслабленно откидывается на спинку, пока Чуя ставит стаканчик на подлокотник и выезжает с парковки. — Вывезешь меня в лес и убьёшь? Накахара чувствует на себе проницательный, слишком внимательный взгляд и лишь тяжело вздыхает, надевая солнечные очки. Летнее солнце бьёт через лобовое стекло прямо в глаза. — Утоплю. — Как жестоко. Я, кстати, как-то пытался — не получилось… — Уж я постараюсь. Чуя, слыша, как Дазай хмыкает, заворачивает в нужную сторону, пытаясь просто… дышать. И это тяжело, особенно когда салон наполняется приятным запахом свежести и печенья. Он уже успел от этого отвыкнуть, и всё ощущается по-новому. В горле начинает пересыхать от волнения, что трудно удерживать в себе. Мало этого взгляда и адресованной ему будто искренней улыбки, так ещё и заговорить нужно о Кимуре, об их сотрудничестве. Чуя не знает, как отреагирует Осаму, станет ли помогать. Если нет, то договор пойдёт коту под хвост, и Акайо явно предъявит новую цену за всю информацию, что Накахара уже получил. — Ну так куда? Надеюсь, это всё же свидание. Чуя делает глоток кофе, что, разумеется, оказывается без сахара, и всего на миг представляет себе подобное. Чёрт, просто соберись. — Нам нужно встретиться с одним человеком. — Это настолько особенная встреча? Чуя бросает взгляд на Дазая, что продолжает неотрывно его разглядывать, потягивая свой кофе. Всё ещё как-то непривычно видеть его перед собой спустя месяц. Чересчур странно, до болей в боку. Чуя был слишком слаб, каждую ночь ожидая сигнала лифта о прибытии на этаж. — Да, — совершенно серьёзным тоном отвечает Чуя. — Встреча с твоей совестью, — он делает ещё глоток, глядя на дорогу, — хочу узнать, при каких обстоятельствах она умерла. Дазай вдруг смеётся, и Чуя на секунду застывает, чувствуя мурашки на загривке. Блять. — О, это трагичная история. Хочешь, расскажу? — Нет. — Это было двойное самоубийство. Очень красиво. Моя совесть и мой стыд. Может, повторим их судьбу? — Это многое объясняет, — фыркает Чуя, игнорируя вопрос, но чувствует, что постепенно расслабляется. И орган в грудной клетке перестаёт так барабанить. Чуя выезжает на главное шоссе, ведущее на окраину города. Он задумчиво смотрит на дорогу, снова пропадает в своих мыслях, пока солнце греет лицо, но руки в чёрных перчатках начинают потеть от жары. Неприятно, хочется снять, но Накахара лишь плотнее сжимает руль, это даёт хоть какую-то иллюзию контроля. Поймёт ли что-нибудь Осаму, увидев Кимуру? Или он уже обо всем догадывается? Этот чёрт наверняка что-то знает о способностях Акайо, пускай тот и утверждал, что держал её в строгом секрете от врагов. Чуя переводит взгляд в сторону, когда начинает появляться всё больше зелени, и не сразу замечает, что Дазай тихо подпевает радио, которое успел за это время сделать чуть громче. Мужчина отвернул голову к окну, качая коленкой в такт музыке. Чуя невольно прислушивается к бархатному голосу, совсем переставая соображать, и ему вдруг хочется взглянуть на Дазая, но он упорно смотрит только на дорогу, объезжая машину.

I want to make you laugh

I want to dress the same

Пока Осаму сам не поворачивается к нему лицом. Чуя видит этот взгляд на переферии, не сразу прислушиваясь к знакомому тексту популярной песни.  — I want to defend you. I want to squeeze your thighs. Чуя коротко смотрит на Осаму, натыкаясь на совершенно расслабленное, довольное выражение лица и губы, с которых слетают тихие слова. — I want to kiss your eyelids. В ту же секунду Накахара отворачивается, надеясь, что это не выглядит слишком резко. От этого томного взгляда и идиотской песни вдруг становится неловко, но Чуя тихо подпевает следующим словам: — I want to crash your car. I want to scratch your cheeks. — Как очаровательно, Лисёнок. Из-за солнца твои веснушки стали ярче. — А ты, видимо, перегрелся. Остаток пути до дома Кимуры они проводят практически в тишине. Погода постепенно ухудшается. Ярко-голубое небо вскоре затягивается хмурыми тучами, но радует, что солнце уже так не печёт. Когда машина останавливается в лесу, рядом с небольшим домом в традиционном японском стиле, Чуя снимает очки и чувствует, как на плечи снова опускаются грубые ладони тревоги. Он напряжённо поворачивается к Осаму, осматривающему местность. — Значит, всё-таки лес, — вздыхает Дазай, обращаясь к нему с озорным огоньком в глазах. — Только давай так, чтобы безболезненно. — Дазай, — начинает серьёзно Чуя, сжимая пальцы на руле, — у меня к тебе просьба. — Ого! Хочешь прощальный поцелуй перед моей смертью? Накахара закатывает глаза, мажет языком по пересохшим губам и продолжает: — Я действительно работаю с одним человеком, чья помощь мне необходима. Но у нас с ним договор. И я… — слова даются тяжело, и Чуя отводит взгляд, избегая контакта, — …прошу тебя помочь мне. Один раз. — Во что ты влез, пока меня не было? — Всё сложно… Этому человеку нужна твоя способность, чтобы умереть. Звучит бредово, но ты потом всё поймёшь. — Умереть? Почему же, я могу понять. Чуя опускает брови, а затем открывает дверь машины и выходит на свежий воздух. Осаму не заставляет себя ждать, и они вместе направляются к дому, пока Чуя борется с учащенным сердцебиением. — Всего лишь раз используй свою силу, когда придёт время. Это всё, что я прошу. Взамен я готов выполнить любую твою просьбу, — Чуя говорит об этом, зная заранее, что Дазай будет искать выгоду. Хоть работа с Акайо полезна всем, кто в этом деле участвует. — Я подумаю. Так что за чело… О. Оба останавливаются одновременно. Потому что видят Кимуру, выходящего из-за сёдзи на улицу. Он держит руки в карманах домашних серых штанов, улыбаясь, а потом приветственно взмахивает ладонью. Парень лишь надеется, что после этой встречи не сойдёт с ума окончательно. — Какая встреча, господин Исполнитель!.. Ну или бывший исполнитель, — мужчина пожимает плечами, подходя ближе. — Привет, Накахара. Чуя тяжело вздыхает, ожидая реакции со стороны, и поправляет тонкий чокер на шее: — Здравствуй, Кимура. — Признаю, удивил, Морковка, — выдаёт Дазай, хмыкая и прищурено глядя на подошедшего Акайо. Его голос ровный, в нем нет недоумения или изумления, но Чуя замечает, что Дазай почти не двигается, анализируя ситуацию. — Я сам всё ещё… — начинает Чуя, но только вздыхает и ведёт плечом. Он всё ещё не до конца верит Кимуре, испытывая толику страха, но сейчас чувствует себя куда увереннее, глядя в жёлтые глаза. Ко всему можно привыкнуть. — А интересная у меня совесть, Чуя, — спускает смешок Дазай, разглядывая Кимуру. Накахара не сразу понимает, но затем вспоминает их разговор в машине, и отчего-то уголки губ сами дёргаются в лёгкой улыбке. — О, а вот и мой стыд подоспел, — усмехается, когда из дома выходит Марк, направляясь к ним. — Надеюсь, это все новости на сегодня, м? Мужчина на несколько секунд поворачивается к Чуе, поднимая одну бровь, и Накахара остаётся доволен такой реакцией. Едва заметной и вроде даже понимающей. Дышать становится легче, и оттого он расправляет плечи, пожимая руку Твену. — Чуя-сан, добрый день! — улыбается Марк, получая кивок от Чуи, но стоит зеленым глазам встретиться с карими, как улыбка медленно сползает. — И тебе привет, Дазай. Как жаль, что новости про твою смерть оказались ложью. — Да, мне тоже, — хмыкает Дазай и вдруг косится на Чую, — но было бы здорово, если бы об этом знало меньше людей. Чуя на камень в свой огород лишь фыркает и кивает в сторону дома, первым шагая вперёд и складывая руки на груди. — Думал, ты мёртв, Кимура. — То же самое я думал про тебя, Дазай. — У нас так много общего! — Да, например, идиотизм, — буркает Марк, догоняя Чую и идя с ним в ногу. — Они ведь не убьют друг друга? Ну, по крайней мере, сегодня, Чуя-сан? — Увидим. Ситуация на грани абсурда — об этом думает Чуя, садясь напротив Дазая на мягкий диван в уже знакомом доме и видя, как Кимура ставит перед ними на кофейный столик две кружки чая. Здесь пахнет приятно — едва уловимо, чем-то сладким, похожим на крем, а ещё свежестью из-за сквозняка из открытых сёдзи и окон. Мебели в двухэтажном доме Акайо много. Шкафчики с разными книгами и статуэтками, диван и несколько кресел, в одном из которых устроился Осаму. На стенах — телевизор, полки и много картин, кажется, из разных стран. А также приличное количество горшков с цветами, добавляющих цвета и уюта, и длинные ковры на полу. Есть и прочая атрибутика, что, по словам Кимуры, привезена из-за границы. Чуя знает, что у Акайо просторная кухня, а также имеется небольшой зал для тренировок. Две спальни и кабинет на втором этаже — там Чуя бывал лишь однажды, пока слонялся от скуки по чужому дому в ожидании его хозяина. Не слишком-то этично, но допустимо, когда ты в доме потенциального врага. Акайо тогда просто оставил ему ключи, сказал, что приедет немного позже, и смело доверил Чуе свой дом. В тот момент это вызвало удивление, ведь встреча была всего третьей по счету. Кажется, этот человек в принципе мало о чём переживает. Марк садится рядом на диван. Чуя замечает, как Дазай смотрит сначала на чай, а потом на Кимуру, иронично вскидывая бровь. — Думаешь, отравлю? — с привычной хитрой усмешкой спрашивает Акайо, садясь в одно из кресел и закидывая ногу на ногу. — Не переживай. Просто проявляю гостеприимство. — Напугал кота сметаной. Дазай отвечает такой же ухмылкой, а затем переводит взгляд на Чую, что просто не может расслабиться. Атмосфера всё равно напряжённая, это ощущается в воздухе, проникает в лёгкие. Тогда Накахара и подаётся вперёд, выставив ладони, и начинает слабо жестикулировать. — В общем, я свернул ему шею, — он указывает на Акайо, и тот кивает, — … Потом мы встретились в переулке, где мы с Марком, который, к слову, какого-то чёрта «присматривал» за мной, — щурится Чуя, говоря с укором, ведь это была просьба Дазая. Тот с пониманием улыбается и разводит руками, а рядом раздаётся смешок снайпера. — Но сейчас не об этом… Там мы с Марком- — Они подстрелили меня и пытали всю ночь, — жалобным тоном перебивает Акайо, изламывая брови. — Ты это заслужил, — добавляет Марк, и Кимура вдруг подаётся к нему, закидывая руку на плечи и начиная ерошить непослушные волосы. — Эй! Отвали ты… — Какой ты злой, герой! — В чем я не прав? Ты ведь говнюк! — Чуя, — Дазай наклоняется вперёд, вздёрнув бровь и неверяще улыбаясь. Его лицо оказывается перед Чуиным всего в двадцати сантиметрах, и голос становится тише. — Я в шоке с тебя. Собрал суперкоманду из опасного убийцы и нелепого снайпера? На фоне Марк едва не начинает драку с Кимурой, что вдруг смеётся, перехватывая чужие кисти. Чуе хочется приложиться головой о столик. — С ними… легко работать. — Я вижу. Ну а со мной, Чуя? — Извини? — Неужели ты доверяешь им, но не мне? — Я никому не доверяю. Особенно тем, про кого почти ничего не знаю. Накахара строго поджимает губы. Нашёл время выяснять отношения! Он откидывается на спинку дивана, скрещивая руки. Но он не солгал. Только отчасти. — Сейчас не об этом, Дазай. Может, вы успокоитесь, а? — Чуя негромко рявкает, поворачивая голову к Марку и Акайо. Последний ещё раз проходится по рыжим волосам Твена, и, наконец, садится на место. — Так вот. Из-за своей способности Кимура не умер. — Способности? — Дазай переводит внимательный взгляд на Кимуру, на что тот отмахивается. — Я не могу умереть не своей смертью, потом расскажу. — Не надо. Слышал о таком. Сочувствую. — Кимура снабжает меня полезной информацией, — переходит ближе к делу Чуя, желая поскорее закончить с этим. — Благодаря ему у нас есть компромат на Портовую Мафию. Но в обмен на неё тебе нужно будет использовать Неполноценного человека. Дазай не задаёт лишних вопросов, только кивает, и после десяти минут беглых обсуждений плана перед Чуей оказывается конверт с диском с компрометирующей информацией. — Как и обещал, — хмыкает Кимура, отходя к сёдзи, чтобы закрыть их из-за усиливающегося ветра. — Откуда у тебя это? — спрашивает Марк, щурясь, пока Накахара пытается уловить настроение Дазая. Тот выглядит задумчивым, но не напряжённым. Парень понимает, что ему предстоит ответить на его вопросы, когда они останутся наедине, но вдруг чувствует лёгкое удовлетворение от того, что Осаму согласен с его планами и не препятствует. — У меня есть информация на каждого врага, герой. Такая у меня работа. Отправьте запись в СМИ анонимным письмом, я скажу, куда, — его прерывает хриплый кашель. — Они не откажутся от такой горячей новости об одной из самых влиятельных организаций города. Люди заглотят что угодно. — Спасибо, — негромко говорит Чуя, взяв диск в руки. Лишь на секунду в голове мелькает вопрос: есть ли у него что-то на Осаму? — Дазай, ты согласен на мои условия? — спрашивает Акайо, и Осаму переводит на него бесстрастный взгляд. Но Чуя видит, как поджаты его губы. — Да. Как закончим — разделаемся с тобой. — Славно. Чуя ловит взгляд карих глаз, и что-то в них смущает. Некая лукавость, что говорит почти прямо: Накахара ещё выслушает условия Дазая лично к нему. — У нас на вечер ещё запланировано задание, так что лучше поторопиться, — Чуя делает глоток остывшего чая перед тем, как начать обсуждать их дальнейшие ходы. ___ До нужного адреса они доезжают, даже не выбившись из графика. Чуя останавливает машину чуть дальше от здания, ближе к деревьям и кустам, глушит мотор и связывается с Ацуши. Тот тоже на месте — их с Кенджи Миядзавой небольшой фургон стоит в двухстах метров от нужного места, и Чуя лишь отдаёт приказ ждать сигнала, если вдруг что-то потребуется. Ещё пять минут уходит на проверку связи по рации. Остаётся лишь надеяться, что они угадали со временем и эспер будет на месте. Если задание провалится, то придётся отложить всё дело ещё на неопределённое время, а ждать с каждым днем только тяжелее. Чуя, бросив взгляд в окно и нахмурившись не самой удачной погоде, вдруг натыкается на нечитаемый взгляд Дазая. Вопросительно поднимает брови, чуть качая головой. — Что? — Да ничего, — слабо улыбается Дазай, наклоняясь и доставая пистолет из бардачка, а после перезаряжая с характерным щелчком магазина. Он хитро улыбается ему, умело закручивая на оружии глушитель. — Занятно, что теперь ты отдаёшь приказы. — Привыкай, — лишь хмыкает Чуя, открывая дверь машины и выходя на улицу. По рукам от порыва прохладного ветра сразу бегут мурашки, хотя Чуя ещё после отъезда из дома Кимуры натянул толстовку. Мелкие капли крапающего дождя неприятно брызгают в лицо, однако Чуя сосредоточенно осматривает местность, щурясь из-за вечерней темноты и засовывая рацию в карман кофты. Фонарь лишь один, у самой дороги, и светит слишком тускло. В тридцати метрах от них заброшенный дом, двухэтажный и с деревянными стенами. Незаконченная постройка, наверняка старая. Чуя скользит взглядом по дверям и окнам, в одном из которых виднеется блеклое свечение, а затем убирает пучок волос под капюшон, чтобы не мешались и не намокали. Хлопает дверь машины, и Дазай неспеша подходит к Чуе, вставая рядом и пряча одну руку в карман лёгких штанов. — Ну что, Чуя? Вспомним деньки Двойного Чёрного? — он ухмыляется, склоняя к нему голову, и Накахара тихо вздыхает. Отвыкнуть от общества Дазая на операциях было непросто, но ему удалось. И сейчас парень старается не думать о том, как странное, но предательски приятное чувство колет в бок. — Пошли. Быстрее начнём — быстрее закончим. Чуя осторожно направляется вперёд, прислушиваясь к посторонним звукам и стараясь не наступать на ветки. Под ногами мокрая трава и грязь, что липнет к ботинкам. — Так спешишь от меня избавиться? Голос слышится из-за спины, и Чуя прикусывает губу, сжимая и разжимая ладони. Он ожидал, что без болтовни Дазая не обойдётся. — Не шуми. — Как старательно ты избегаешь моих вопросов, Подставка для шляп. Мы ведь как Бонни и Клайд… Как Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид. — Они были грабителями. — Нас просто ещё не прижало. Накахара старается игнорировать, обходит груду мусора и движется вперёд, глядя то под ноги, то перед собой. Ветер бьёт в лицо, скулит вдалеке и вызывает шелест веток и листьев деревьев. Сердце бьётся глухо, но быстро, а чужие шаги сзади почти не услышать. Дазай всегда ходит тихо. — Чуя, насчёт сегодняшнего… — снова начинает мужчина, на что Накахара не сдерживается — цокает, прибавляя шаг, — не думаешь, что Кимура кинет тебя в самый важный момент? — Мне всё равно, — холодно отвечает Чуя, хоть и чувствует, как внутри что-то дёргается. — Мне от него нужна информация, а если и выкинет что-то, убить его — для меня не проблема. — Вот как, — Осаму хмыкает и догоняет его. Теперь они движутся плечом к плечу. — Ты так спокоен. Но вспоминаю наши задания… Это ведь я добивал всех раненных тобой, потому что ты не привык к убийствам. Чуя ведёт плечом, хмурясь. Слова не звучат упрекающе, он не понимает, чего мужчина добивается. — Было время привыкнуть. Теперь я Исполнитель. — Ты лжёшь. Не знаю, что произошло за этот месяц, но что-то с тобой не так. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить, что тебе всё равно. Передо мной тебе не нужно строить из себя кого-то другого и врать, Чуя. Эти слова бьют в солнечное сплетение, и Накахара дышит уже резче от внезапной злости. Потому что Дазай прав. Чуя не убивает невинных, но и моральных ублюдков лишать жизни тяжело. И Дазай действительно знает его слишком хорошо. И времени на ссоры и споры нет, слишком ответственная работа впереди. — Заткнись и не отвлекай меня. — Ты ведь злишься на меня? Выскажись, а не подавляй эмоции. Боже. Чуя выдыхает и резко поворачивается к Осаму, останавливаясь и хватая того за воротник. Только из-за вспышки гнева, сжимая зубы и заглядывая в лицо. Мужчина смотрит слишком серьёзно, не улыбаясь. В нём ни намёка на издевку. — Зачем тебе это, Дазай? — рычит Накахара, сжимая пальцы сильнее. Какое ему вообще дело до всего этого? Высказаться? Да на кой чёрт? Они уже не коллеги, вовсе не друзья и даже не партнёры. То, что между ними было, заставляет сердце биться чаще от одного упоминания, но все эти игры не вызывают доверия. Чуя не отрицает привязанность, но осознаёт — выходить за рамки с этим человеком не стоит. — Хочу, чтобы ты был честен с самим собой. Чуя поднимает брови, отступая, и воздуха вдруг становится мало. Нет, сейчас не время. — Поговорим позже, — уже тише говорит Чуя, отворачиваясь и всё ещё не понимая. Парень идёт дальше, хмурясь и чувствуя, как сердце стучит где-то в горле. Мысли снова расплываются, но необходимо взять себя в руки, а не прислушиваться к дыханию за спиной. Большинство окон в здании оказываются заколочены, как и входная дверь. Значит, есть ещё одна. Чуя коротко оглядывается на Осаму, который, несмотря на равнодушное выражение лица, всё же прислушивается и оглядывает местность, но как только ловит взгляд Чуи, тут же тянет губы в улыбке. Накахара идёт дальше, вдоль стены, стараясь не шуметь и избегать скользких мест. Ещё один дверной проем действительно оказывается с задней стороны здания, и Чуя останавливается недалеко от него, пытаясь обнаружить хоть какой-то намёк на присутствие внутри людей. Слишком тихо, это напрягает. Он вскидывает брови, когда вдруг видит, что Дазай резво идёт вперёд, минуя дверь. — Куда ты? — Чуя понижает тон до раздражённого шёпота, подаваясь вперёд. Но Осаму хмыкает и, не ответив, идёт дальше и вскоре скрывается за углом. К чёрту. Пускай делает, что хочет. Чуя почти скрипит зубами, но только глубоко набирает в лёгкие свежего воздуха, оставаясь один на один с мёртвой лесной тишиной. В темноте чувства обостряются, и Чуя оборачивается, услышав за спиной шорохи, но ничего не видит, только больше напрягается. Он проводит ладонью по лицу, стряхивая капли дождя, и неспеша заходит внутрь. Приходится достать телефон, чтобы осветить себе дорогу приглушенной яркостью экрана. Если он включит фонарик, это будет слишком заметно. Под ногами жалобно скрипят старые половицы, и Чуя недовольно ведёт плечом. Каждый его шаг аккуратен, он пытается идти как можно тише, но в гробовой тишине всякий звук бьётся о стены слишком громко. Поэтому Чуя, остановившись, решает применить Смутную Печаль, чтобы уменьшить собственный вес. Да и так будет безопаснее исследовать обстановку — вдруг нападут. Только вот… Чуя хмурится, глядя на свои руки и не видя красного свечения. Не чувствуя силу. Какого черта? Накахара пытается снова, и отсутствие результата заставляет сердце рухнуть вниз. Внутри все холодеет. Он не чувствует способность в себе, она просто не работает. Паника начинает клубиться в животе змеями. Почему именно сейчас? Из-за чего? Она не подводила ещё ни разу за последний месяц, а сейчас, в самый нужный момент, просто исчезла? Чуя начинает лихорадочно размышлять, поднимая глаза, относительно привыкшие к темноте, чтобы оглядеться. Ему нужно дождаться Дазая, потому что у того пистолет. И нужно сообщить об этом, но… блять. Чуя просто выставит себя слабым и беспомощным. Накахара сжимает челюсть, но сразу же замечает на полу железную палку, похожую на лом. Если он не сможет защитить себя без способности, то все эти месяцы тренировок были бесполезны. Чуя шагает вперёд, нагибается и берет в руки холодную железку, сжимая её с силой пальцами. В нос бьет запах сырого дерева и плесени. В горле пересыхает, и Чуя сглатывает, стараясь собраться. Это первый этаж, и здание не слишком большое. Голые, обшарпанные стены, несколько проёмов без дверей. Слева и справа. Несмотря на то, что в конце коридора ещё одна комната, в которой горит свет, Чуя бегло осматривает эти две и не находит там ничего полезного. Куча мусора и хлама, старая поломанная мебель. Он прислушивается, но ничего, кроме завывающего ветра и дождя на улице, не слышит. Едва Накахара разворачивается, чтобы выйти из комнаты, как тут же вздрагивает всем телом, переставая дышать и натыкаясь в темноте на высокий силуэт в нескольких шагах от себя. — Блять, — едва слышно ругается Чуя, резко отходя назад, из-за чего пол отдаёт жалким треском. Сердце сразу же ускоряется, тело кидает в холодный пот. — Какого черта ты так пугаешь? — тихо шипит Чуя, свеча телефоном на Дазая, что расплывается в улыбке. Он даже шагов его не слышал. — Ты слишком напряжен. Чуя подавляет в себе желание огрызнуться, уже собирается сказать о своей способности, но сглатывает это. Может, попытаться ещё раз? Она ведь не может просто исчезнуть. — Где ты был?! У Осаму капельки дождя скатываются с волос на лицо, вниз, по подбородку и на тонкую кофту. Дождь явно усилился, слышно, как он злобно бьёт по крыше, да и мужчина весь промок. Дазай обращает внимание на железку в его руках, но отвечает только: — Обходил дом. Волнуешься за меня? Как приятно. Парень закатывает глаза, обходит Дазая и движется дальше по коридору, зная, что тот последует за ним. Стоило забрать у него пистолет, но это вызвало бы вопросы. У последнего дверного проёма, из которого льётся тусклый жёлтый свет, Чуя останавливается. Ещё одна безуспешная попытка призвать способность — и тревога начинает дышать в спину. Чуя сильнее сжимает металл пальцами и осторожно заглядывает в последнюю на этом этаже комнату. Дальше только лестница, и она не внушает доверия. Пусто. И в этой комнате никого. Но посередине лежит матрац, накрытый одеялом, а рядом с ним — небольшой столик, на котором стоит светильник на батарейках. Чуя позволяет себе шумно выдохнуть, но тут же хмурится, напрягая каждую мышцу. Они здесь одни? Раз свет горит, значит, нужный им человек отошёл и скоро вернётся. Дазай вдруг опускает подбородок ему на плечо, заставляя втянуть шею от неожиданности, и тоже заглядывает в комнату. — Видимо, здесь никого нет, — обжигающим ухо шёпотом говорит Дазай. — Светильник горит, — Чуя ведёт плечом, скидывая чужой подбородок, и уже смелее шагает вперёд. Недалеко от матраца стоит невысокая бочка, куда первым делом заглядывает Чуя, отмечая, что дрова и мусор в ней всё ещё тлеют. — Он ушёл недавно. — Значит, подождём его здесь. Чуя встревоженно поджимает губы, оглядывая маленькую комнату. Было бы проще, если бы Смутная Печаль не оставила его в такой момент. Но теперь придётся справляться своими силами. На столике железная кружка с водой, какие-то бумаги и разный мусор. Неужели тот, кого они ищут, здесь живёт? — Он в бегах, — говорит Дазай, словно прочитав его мысли, и подходит ближе, садясь на корточки перед столом. — Его всё правительство Японии ищет, — он проходится пальцами по бумагам, отодвигая, и бегает по ним взглядом. — Да, я читал его дело. И всё же Чуе тяжело представить, как можно жить вот так. Он старается не думать об этом, обходит комнату и аккуратно выглядывает из окна через проёмы между прибитыми досками, для утепления покрытыми плёнкой. На улице спокойно, не считая поднявшегося ветра. — После помощи Агенству его отдадут правительству? — тихо спрашивает Чуя, оборачиваясь на Дазая, что, осмотрев бумаги, встал на ноги. — Куникида говорил, что они гарантируют ему безопасность. — Он преступник и будет наказан по закону. — Мы тоже. Дазай останавливает на нём долгий взгляд, и Чуя подходит ближе, только из-за света и чтобы не маячить перед окном. — Ты прав. Но до кого-то власть добирается, а до кого-то нет, — хмыкает мужчина, пожимая плечами без всякого сожаления в голосе. Чуя не хочет признаваться себе, что согласен. Только этого не хватало. Дазай вдруг разворачивается и, ничего не объясняя, покидает комнату, но Накахара не спешит следовать за ним. Может, тот решил подождать эспера у входа? Чуя вздыхает. И сколько им тут торчать? Он садится на корточки, тихо опускает железку на пол и снимает капюшон, чтобы провести ладонью по волосам и убрать выбившиеся из хвоста пряди, что падают на лицо. Именно в этот момент из соседней комнаты вдруг доносится громкий треск, а затем и грохот, что заставляет подскочить и с рухнувшим вниз сердцем рвануть в сторону шума. Что это было? Где Дазай? — Дазай! Чуя, даже не вдохнув от испуга, вмиг оказывается перед одной из комнат, расширенными глазами пытаясь найти источник шума. — Дазай?! Обращение сочится волнением, и Чуя, не найдя ничего в одной комнате, настороженно оборачивается на другую, чуть дрожащими пальцами включая яркий фонарик на телефоне. — Я здесь. Тихий голос, но в комнате никого… Только… Блядство. Этой дыры в полу не было. Чуя сразу же бросается к ней, подсвечивая фонариком, и натыкается взглядом на Дазая, провалившегося под пол. Как он умудрился вообще? Благо, до земли не больше метра. Чуя застывает, поднимая брови и наконец вдохнув полной грудью. — Здание старое, — усмехается Дазай, но тут же морщится от боли. Черт его подери, а если сломал чего? — Что ты творишь?! — цедит Чуя, присаживаясь, и осматривает мужчину на внешние повреждения. В ушах стучит кровь, и он не сразу оказывается способен взять себя в руки. Его всего на секунду отбрасывает в те моменты, произошедшие уже больше месяца назад. На заданиях, когда Дазай оказывался в опасности. — Испугался? — Придурок, нельзя так шуметь! Какого чёрта тебя сюда понесло?! — Ну-у-у, Лисёно-о-ок, — тянет мужчина, улыбаясь и глядя снизу вверх, а затем протягивает перебинтованную руку, — не ругайся, лучше помоги мне вылезти. Чуя мрачно хмурится, глядя на протянутую руку, но спустя несколько долгих секунд всё же хватает её, дергая, однако ничего. Дазай специально удерживается на месте, сжимая его кисть длинными пальцами. — Поднимайся! — Да, только… Признай, Чуя, ты неравнодушен ко мне. — Чего?! — Признайся, и, так и быть, я встану, — ухмыляется Дазай, чуть дергая его на себя. Накахара пускай и в ступоре, но твёрдо стоит на ногах. Это что, одолжение?! Нет, он точно крышей поехал. И причем уже давно. Больной идиот. Чуя почти рычит от злости, потому что она ртутью закипает в венах, просится наружу. Требует спустить, наконец, курок. — Ты хоть понимаешь, насколько важно наше задание?! — змеёй шипит Чуя, гневно глядя в карие довольные глаза. — Прекрати вести себя как придурок и поднимайся! — Ты так холоден со мной, но в случае чего сразу бежишь спасать. Признай, что испугался за меня. Он сделал это специально. Дазай, блять, не прочь покалечиться ради доказательства собственной правоты, это стоило понять уже давно. Чуя поднимает верхнюю губу и морщит нос от злости, но когда пытается вырвать руку из крепкого захвата, у него не выходит. Если эспер вернётся сейчас, то сможет сбежать или напасть. Эти мысли не дают покоя, бьют по вискам, как и тянущее в солнечном сплетении чувство. С чего бы ему признавать подобное?! Да, он испугался, потому что не ожидал. И он способен переживать за этого ублюдка, но неравнодушие? Чуя едва сдерживается, чтобы не зажмуриться. Его просто ткнули в это носом, не дав возможности прийти к осознанию самостоятельно. — Поднимайся. — Чуя. — Если мы провалим задание из-за тебя, клянусь, я тебя- — Я жду. — Да, я испугался за тебя, ты доволен?! — повышает тон Чуя почти до крика и распахивает глаза, осознавая свою ошибку. Кричать сейчас далеко не профессионально, но эмоции почти достигают точки невозврата. Нужно перевести дух. — А теперь вставай, мать твою, пока ещё можешь. — Умница. — Завали. Дазай подаётся вперёд, когда Чуя снова тянет его на себя, и наконец встаёт на ноги, отряхиваясь. Пистолет всё ещё в его руке, и Чуя рад хотя бы тому, что тот его не потерял. Осаму улыбается ему, но Чуя сразу отворачивается, ведь иначе просто ударит. Накахара прислушивается к посторонним звукам, но не слышит ничего подозрительного, и быстро выходит в коридор, двигаясь к комнате со светом и выключая фонарик. Сукин сын. Нет, сейчас не время думать о нём. Он выскажется после, или проглотит это, чувствуя, как горят щёки. «Ты неравнодушен ко мне». Чуя, натягивая обратно капюшон, оборачивается уже у самой комнаты, видя, как Дазай, прихрамывая, следует за ним. Так ему и надо. Только в груди отчего-то вдруг становится легче. Слишком неожиданно, но приятно тепло. Однако, стоит Дазаю подойти, как внутри всё тут же холодеет, потому что со стороны чёрного входа, с улицы, вдруг слышатся громкие голоса. Гогот и смех. Это не может быть один человек, их не меньше трёх. Сердце глухо ударяется о грудную клетку. Без способности справиться с ними будет сложнее. Ещё и железка осталась в комнате. Чёрт. Накахара сглатывает, переводит взгляд на Дазая, и тот реагирует быстро: хватает его за локоть и тащит в сторону, когда Чуя замечает у входа несколько фигур, стоящих спиной. — …Эй, сигарета есть? — Ага. Давай живее, покажешь, что хотел… Осаму держит его за руку, тянет вверх по хрупкой лестнице. Выдохнуть получается, только когда коридор остаётся позади, а они погружаются в полную темноту второго этажа. Они почти на ощупь, но довольно быстро двигаются дальше по коридору, пока не натыкаются на небольшое разбитое окно, через которое пробивается блеклый лунный свет. Оно тоже закрыто прозрачной плёнкой. — Какого черта ты творишь? — едва слышно и зло шепчет Чуя, останавливаясь и поднимая голову, смотря Дазаю в лицо. Он не может разглядеть эмоции на чужом лице, он в принципе мало что видит — света с улицы недостаточно, и это напрягает. Сердце едва успокоилось после того, что случилось пятью минутами ранее, а сейчас снова бьётся в горле диким зверем. Мужчина все ещё крепко держит его локоть. — У тебя пистолет, мы же можем просто… — Их пятеро. Подождём, пока он останется один. — А что если не останется? Как ты вообще узнал- — Услышал. Что это за бред? Чуя мотает головой и сбрасывает чужую руку, отходя. Кровь бурлит в венах, отдаваясь пульсом во всём теле. — Как будто мы с ними не справимся. — Разве так не веселее? — Дазай вдруг отпускает негромкий смешок, и Чуя недовольно буравит взглядом его силуэт. — Мне не до веселья, придурок. Если он уйдёт, то черт знает- Чуя останавливает себя от потока гневных слов, резко набирая воздуха. Злиться бесполезно, он всё равно поступит по-своему. Возможно, действительно стоит просто подождать. Внизу скрипят половицы, и голоса приближаются — значит, идут в комнату со светильником. Накахара ведёт плечом, а затем подходит ближе к стене и окну, где хоть что-то можно увидеть, и опускается на пол, кладя локти на колени. Подождать будет безопаснее, пускай они рискуют упустить эспера, но от Чуи всё равно не будет много толку без Смутной Печали. Справится ли Дазай с пятерыми в одиночку? Наверняка да. Но как же отвратителен этот ком в горле от ощущения собственной бесполезности. Одежда до этого немного промокла под слабым дождём и теперь неприятно липнет к коже, бинт на руке почти развязался. Капли яростно бьют о плёнку на окне, а щели пропускают ветер, забирающийся под одежду. Пока они затаились, у Чуи есть время сосредоточиться на силе, попробовать снова. Он достаёт телефон и коротко пишет Ацуши о том, что они вынуждены задержаться и ждать сигнала придётся дольше. — Чуя, ничего не хочешь мне сказать? Накахара, пытавшийся услышать происходящее внизу, хмурится и переводит раздраженный взгляд в сторону, к стене напротив, на которую спиной откинулся Дазай. — Я уже достаточно сказал сегодня, — выдыхает Чуя, поправляя капюшон и опуская голову. Выравнивает дыхание, откладывая ненужные размышления. Осталось только перетерпеть этот вечер. Однако Дазай не оправдывает его надежд провести время ожидания в тишине, отталкивается от стены и подходит ближе, садясь перед ним на корточки и бесшумно откладывая пистолет на пол. Чуя медленно поднимает взгляд исподлобья, не зная, чего ожидать от мужчины. В последнее время у Осаму вошло в привычку переходить черту. — Как думаешь, разумно скрывать от своего напарника во время задания что-то настолько важное, как неработающая способность? Чуя удивлённо моргает, поднимая брови, но после ведёт плечом и поджимает ноги к груди, чтобы те не касались Дазая. Этого стоило ожидать, мужчина рано или поздно всё равно заметил бы. Но как же не хочется обсуждать это. Дазай и без его Смутной Печали способен себя защитить, а вот Чуя же, случись это в более опасной ситуации, оказался бы не в лучшем положении. — За этот месяц ничего подобного не происходило, — отвечает, чуть подумав, Чуя и заключает пальцы в перчатках в замок. — Я не ожидал. Это временно, рано или поздно она должна сработать. И это… не помешает. — Тебе нужно было сказать мне, — твёрдо чеканит Дазай, и Чуя кусает щёку внутри, не видя на лице мужчины насмешки. Вся уверенность, не покидавшая его очень долгое время, вдруг просто растворяется, что нередко происходит в четырёх стенах наедине с Дазаем. Может, это происходит потому что именно Дазай был рядом с самого его, Чуи, приезда в Японию? Дазай видел, как тот падает, плюется ядом и кровью, остаётся лежать на бетоне без сил, едва дыша. Видел, насколько ловко Чуя может отвечать на удары, насколько велика его сила и желание отстаивать свои позиции. Осаму видел его самым разным, каким никто другой не видел, и потому сейчас Чуя чувствует себя таким открытым перед ним. Ему хочется верить, что Дазай не причинит зла, но, несмотря на все месяцы, что они работают рука об руку, это тяжело. — Если такое повторится, всё может кончится плохо, — продолжает Дазай, и Чуя ловит себя на том, что уже полминуты просто смотрит в лицо напротив привыкшими к темноте глазами. — Умрёшь что ли, если признаешься? Смотрит на знакомые черты лица, изученные губы, аккуратный нос и красивый острый подбородок. Глаза Дазая темнее обычного, сейчас почти чёрные и очень глубокие. Глядя в этот кофейный омут, чаще всего просто тонешь, не успевая за что-нибудь зацепиться. Поглощает, утягивает в себя. Дазай прав, это может закончится плохо. Но несмотря на злой хриплый смех, что заливает весь первый этаж и доносится до второго, несмотря на то, что Чуя совершенно безоружен в логове преступника с опасной способностью, Накахара не чувствует себя под угрозой, пока он здесь с Дазаем. А может, он просто привык, работая в Якудза, что его жизнь так или иначе всегда подвергается риску. — Я постараюсь её активировать, но если не получится, то справлюсь и так, — отвечает спокойно и негромко Чуя. — Не сомневаюсь в этом, но, Морковка, не думал, почему это происходит? Накахара вопросительно изгибает бровь, когда происходящее начинает медленно доходить до него. — У тебя всегда на лице всё написано было, а сейчас ты подавляешь эмоции в себе. Помнишь, что именно от них зависит твоя способность? — продолжает Дазай и вдруг берет его ладонь в свою, и Чуя застывает. — Помнишь слова Рампо-сана? Чуя, такими темпами тебя разорвёт. Дазай садится рядом, не отпуская его руки, пока Накахара молча наблюдает, тяжело дыша и собирая в голове паззл. Он думал, что так поступает себе во благо, но всё оказывается наоборот. Осаму пальцами подхватывает край его перчатки, на что Чуя рефлекторно дёргает рукой. — Эй, — едва слышно произносит Дазай, заглядывая в его непонимающие глаза, — тебе нечего бояться. — Я и не боюсь. Осаму хмыкает, а затем стягивает с него перчатку. Чуя позволяет, но осознает, что слишком привык к ним, хочет сжать открытую ладонь в кулак, потому что ощущает себя обнажённым. То ли от порыва ветра, то ли от того, как Дазай оглаживает его ладонь горячими подушечками пальцев, у Чуи бегут лёгкие мурашки. Запястья, пальцы, ладони — это особенные места для Чуи, слишком чувствительные, поэтому сейчас от прикосновений Осаму, что медленно и молчаливо гладит их, дыхание учащается. Чуя не отбирает руку, почти с предвкушением глядя на то, как мужчина большим пальцем проходится по его костяшкам, а затем начинает ласково вырисовывать какие-то узоры на его ладони. Тепло и приятно… И слишком интимно. Оттого он поджимает губы, поднимая неуверенный взгляд. Зачем ты это делаешь? Осаму снимает и вторую его перчатку, заключает их пальцы в замок. — Прекращай заниматься подобным, Чуя, будет обидно, если тебя убьёт собственная способность, — тихо хмыкает Дазай, в голосе которого мелькает хрипотца. — Я понял, — едва заметно кивает Чуя с тянущим чувством в животе. Он сам не знает, почему в этот раз не избегает прикосновений. — Дазай… Подстроив свою смерть, — начинает Накахара, прочищая горло и не зная, стоит ли спрашивать, — …ты получил возможность начать другую жизнь, вдалеке от Мори и Портовой Мафии. Ты так сильно хочешь отомстить ему? Чуя, говоря это, смотрит на их переплетенные пальцы, краем уха стараясь слушать происходящее внизу, но его сердце отбивает ритм особенно громко. Он знает, что Дазай сейчас разглядывает его своим внимательным взглядом, раздумывая, стоит ли отвечать. — Знаешь… Как-то раз мой друг сказал мне, что, независимо от того, нахожусь ли я на стороне, которая забирает жизни, или на той, что их спасает… ничего не изменится. Он сказал: «Ничто в этом мире не может заполнить твоё одиночество. Ты будешь блуждать во тьме вечно», — Чуя поднимает острый взгляд на мужчину, напрягаясь. — Начну я новую жизнь или останусь в этой… Думаю, я согласен с его словами. — Я с ними не согласен, — грубо отзывается Чуя прежде, чем успевает подумать, и видит, как брови Осаму немного поднимаются, а пальцы, что оглаживали его кисти, застывают. Однако парень продолжает уже более робко: — Думаю, он хорошо знал тебя, но всё же он не прав. В мире много вещей, из-за которых стоит жить и бороться. Дазай чуть прищуривается, не нарушая зрительный контакт, а затем вдруг мягко улыбается. — Ну а ты, Чуя? Сам же знаешь, что не- Он не успевает договорить — Чуя подаётся вперёд, ладонью закрывая его рот, едва услышав, что половицы на лестнице заскрипели. Накахара начинает дышать глубже, сосредоточенно хмурясь и не убирая руку. Гул внизу затих только минуту назад, зачем кому-то сюда идти? Они разговаривали едва слышно. Дазай явно сразу понимает, что не так, кидая быстрый взгляд в сторону лестницы. Он медленно размыкает замок их рук и аккуратно берет с пола пистолет. Скрипа больше нет, но если человек поднимается сюда бесшумно, то придётся реагировать быстрее. — Хей, ты где там? — слышится громкий крик снизу, и Чуя едва не вздрагивает от неожиданности, прислушиваясь и не спуская взгляда с карих глаз. Только в тех вдруг мелькает хитрая искра, заставляя нахмуриться и вызывая нехорошее предчувствие. — Иду-иду! — отвечает уже другой голос, ближе, и скрип лестницы даёт понять, что человек спускается. Чуя же не успевает выдохнуть, — чувствует вдруг, как пальцы обжигает, — и его брови вскидываются. Дазай ухмыляется, перехватывает его кисть у своего рта, сжав пальцами, и проводит по подушечкам языком. Нет, с ним совершенно невозможно разговаривать. — Какого- Он осекается, когда Дазай вдруг прикусывает его палец, а затем быстро целует в ладонь. Этого достаточно, чтобы ощутить волну жара и затягивающийся в животе узел. Чуя грубо отдергивает руку, хватая перчатки и отшатываясь. — Завязывай с этим, — бурчит под нос Накахара, отворачиваясь и быстро натягивая на кисти спасительную ткань. — Готов поспорить, ты весь покраснел. Чуя раздражённо выдыхает через зубы, радуясь, что в этой темноте почти ничего не видно, но затем вскидывает голову к лестнице. Внизу раздаются стихающие голоса и шаги. Чуя сразу же встаёт на ноги, осторожно выглядывая из окна. — Они уходят. — Тогда нам стоит спуститься. Чуя сглатывает, но соглашается. Он без оружия, Смутная Печаль всё ещё не отзывается, и ничего приметного рядом не видно. Значит, придётся действовать прямо так. Они спускаются на первый этаж осторожно и тихо, движутся в сторону комнаты со светом, и Накахара постоянно оборачивается, ища взглядом нужного человека. Дазай с пистолетом идёт впереди, готовый выстрелить в любой момент, и это придаёт уверенности. Войдя в комнату, Чуя расправляет плечи, никого не видя, и Осаму оборачивается к нему, но вдруг на миг замирает, а затем вскидывает оружие. За спиной слышится щелчок. Такой раздаётся, когда пистолет снимают с предохранителя. — Что вам нужно? Чуя глубоко набирает воздуха в лёгкие, когда слышит голос сзади, но оборачиваться не спешит. Никаких резких движений. Парень медленно поднимает ладони, глядя только на Дазая, но зная, что ему в затылок смотрит дуло. Класс. Мало того, что он бесполезен, так теперь ещё и под прицелом, мешая операции. — Мы пришли поговорить, — начинает Чуя, делая небольшой шаг к Осаму, но тот перебивает его равнодушным тоном: — Ну, как поговорить, вообще-то, у тебя нет выбора, так что опусти пистолет. — Ты угрожаешь мне? — выплевывает мужчина за спиной, и Накахара закрывает на секунду глаза, выдыхая. Он оборачивается медленно, выставляя ладони, и делает ещё шаг назад. Натыкается на маленькие глаза и, что неожиданно, ухмылку. Человек невысокого роста и полного телосложения пускай и выглядит уверенно с поднятым подбородком, но руки у него мелко дрожат. — Мы не угрожаем. Мы пришли, чтобы предложить защиту от Правительства. — Что за бред? — смешок слетает с его губ. — Кто вы такие? — Портовая Мафия, — холодно отвечает Дазай, и Чуя вновь испытывает сильнейшее желание ударить его. Он, вставая рядом, кидает на него острый взгляд. — Головой ударился? — Что?! — эспер делает шаг назад, направляя пистолет то на Дазая, то на Чую. — Какого черта Портовой Мафии нужно от меня? — на его лице больше нет улыбки, скорее ужас в расширенных глазах и в рваном дыхании. — Нам нужна твоя помощь, — Чуя старается говорит внятно и твёрдо, но не давя, — опусти пистолет и выслушай нас. Дазай вдруг делает едва заметный шаг в его, Чуи, сторону, и Накахара не успевает моргнуть, как его толкают, после чего сразу же раздаётся оглушающий неточный выстрел. А затем ещё один, но с глушителем. Чуя падает на пол, жмурясь и закрывая лицо руками, а уже после понимает, что на него навалился Осаму. — Чуя, рацию. — Чего? — Рацию! Накахара резво достаёт рацию из кармана толстовки и передаёт Осаму, глядя в дверной проём. Никого. Он подрывается на ноги, когда адреналин бьёт в голову, и слышит: — Ацуши-кун, он выбежит с южной стороны, перехватывайте. Накахара хватает пистолет из рук Осаму и немедля выбегает из комнаты, следуя не к выходу, а к другой, соседней с той, где провалился Дазай. Именно там не заделанное окно без стекла. Он успевает увидеть, как силуэт бросается с него вниз, и решает не тратить время на выход через дверь — несётся следом, запрыгивая на узкий подоконник и находя взглядом удаляющегося мужчину. Чуя рычит, спрыгивает на землю и снова срывается на бег, пытаясь прицелиться, но тщетно. Ничего не видно. Эспер убегает в сторону леса, и Накахара ускоряется. Нельзя его упустить. Теперь он знает, что его ищут, так что обнаружить его снова будет гораздо сложнее. Только вот воздух выбивает из лёгких, когда здание остаётся за спиной, а перед лицом появляется нечто. Он знает, что это, читал, но ни разу не видел вживую. В сторону леса за мужчиной несётся тигр. Такой белый, что едва не светится под лунным светом. Огромный, рычащий. И Чуя знает, это способность Ацуши Накаджимы, но все равно застывает не то в ужасе, не то в изумлении. Как такое возможно? Тигр быстр, и уже вдалеке Чуя видит, что он одним прыжком догоняет сбежавшего, придавливая того к земле своим весом. Накахара мотает головой. Нет, обдумает увиденное после. Он бежит вперёд, чувствуя себя слишком медленным без Смутной Печали. — Ацуши-кун, осторожно, он опасен! Накахара тяжело дышит, когда, наконец, добирается до них, и всё тело от нагрузки бросает в жар. Он направляет пистолет на лежащего, что пытается вырваться из тигриных лап. Бесполезно. — Ты или идёшь с нами, или... идёшь с нами, сукин сын! Давай без лишних телодвижений, — шипит Чуя, чувствуя, как пересохло в горле. — Идите к черту! — Ясно, — сухо выдаёт Чуя, а затем садится перед ним, хватая за воротник, пока Ацуши держит его. Не нажимает, а бьёт двумя пальцами по сонной артерии — давний урок Дазая. Слышит сначала вскрик, а после — тишину, что перебивается только рычащим дыханием тигра. — Он скоро очнется. У нас всего минута. Неси его до машины, свяжите его там. Чуя добирается до здания неспеша, стараясь отдышаться и перевести дух. Чёрт, всё получилось. Первый шаг сделан, и это не может не радовать. Дазай уже сидит на крыльце, когда Чуя доходит, и смотрит на него с улыбкой. — Хорошая работа, Чуя. Только вот Накахара, добравшись до здания и промокнув под дождём, испачкав ботинки о грязь и мокрую траву, резко осознает то, что приводит к пылающей в глазах ярости. Он подходит резко, швыряя рядом с Дазаем пистолет. — Нравится это ощущение, когда оказываешься правым и умнее всех, да? — О да, это так, — довольно отвечает Дазай, обводя Чую взглядом с ног до головы, но затем наигранно хмурится. — Только… В чем я оказался прав? — Как ты понял, что эспер выбежит через это окно? — Ну… Были правая и левая стороны, а также чёрный выход. В левой комнате окно заколочено, но в правую он побежал чисто интуитивно, испугавшись. Он ведь правша, судя по почерку. К тому же, к лесу ближе так, чем через дверь. — Ясно. — Но ты ведь злишься не из-за этого? — Я зол, потому что ты всё знал изначально. Знал, что моя способность не сработает, поэтому потащил меня сюда, чтобы доказать. Так ведь? Осаму чуть поднимает брови, тянет уголок губ в хитрой ухмылке и пожимает плечами, откидываясь назад и кладя ладони на деревянное крыльцо. — Я только подозревал. Это было очевидно, а ты бы и слушать не стал. Чуя раздражённо трёт ладонью шею, хмурится и старается дышать ровно. Как он вообще умудрился чувствовать себя в безопасности рядом с человеком, что готов так рискнуть, лишь бы доказать свою правоту?! Черты лица становятся острее, но Чуя проглатывает желание начать ругаться. — Молодец, — с ледяными нотками отвечает Чуя, глядя в карие глаза, что постепенно теряют свой задорный блеск. — Ты снова доказал, что прав. Подумай об этом, когда оно будет стоить мне жизни. Дазай вдруг встаёт на ноги, собираясь что-то сказать, но Чуя разворачивается и быстрым широким шагом идёт к машине, сжимая ладони в кулаки. Осаму и с Ацуши доберётся до города, заодно передаст в Агентство диск Кимуры, а Чуе срочно нужно в квартиру, встать под горячий душ и смыть с себя этот вечер. ______ Чуя распускает волосы и завязывает пояс халата, выходя из ванной комнаты и шлепая босыми влажными стопами по паркету, оставляя за собой следы. Ладонью разминает плечо, хмурясь и размышляя, идёт в сторону кухни, чтобы достать из холодильника бутылку вина. Накахара вернулся в квартиру почти час назад и сразу залез в горячую ванную, надеясь, что та разморит его и поможет быстрее заснуть. Но этого не произошло, после операции и всего произошедшего в заброшенном доме спать совершенно не хотелось, энергия не покидала тело. В голове рой мыслей, от которых Чуя уже просто устал. Парень наливает в бокал алую жидкость и делает первый глоток. Слишком много вопросов в голове. Слишком много размышлений. Они поймали эспера, что поможет избавиться от Мори, у них есть компромат на Портовую Мафию, и всё идёт более, чем хорошо. Однако что-то терзает грудную клетку, неприятно ноет. Разгоряченный после ванны, Чуя садится за барную стойку и роняет лицо в ладони, вздыхая. Вот бы просто отключить голову, перестать думать и прокручивать в голове кадры воспоминаний. Но его хотя бы покинула злость на то, что натворил Дазай. Этого человека невозможно понять. Он всегда оставляет Чую под угрозой, но ограждает от действий, понимая, что сражаться без Смутной Печали слишком опасно. Не говорит о своих планах и издевается на заданиях, но защищает от пуль и высчитывает наперед, при каком раскладе Чуя пострадает меньше всего. Разглагольствует о доверии, хотя сам никогда его не признаёт. Доверяет ли ему Чуя? Он делает ещё несколько больших глотков, а затем идёт к окну, чтобы впустить в комнату свежий воздух после дождя. Чуя верит его словам уже практически неосознанно, и это тревожит. Дазай слишком далеко зашёл. Парень возвращается к стойке, терзаясь и мечтая вытащить орган из груди — слишком громко, слишком сильно стучит. Ненужное ощущение азарта, предвкушения, гнева и непонимания — ядерный коктейль, туманящий разум похлеще вина. Хочется, чтобы всё это просто исчезло. Но какая-то часть его существа предательски желает обратного. Накахара подносит бокал к губам, но неожиданный, грубо разрывающий ночную тишину звонок в дверь заставляет вздрогнуть всем телом и напряжённо повернуться к выходу. Мало кому известно, где живёт Чуя. И на часах уже глубокая ночь. Что за херня? Чуя догадывается, кто это может быть, но всё равно берёт со стола длинный нож и тихо крадётся к двери, глубоко дыша. Теперь раздаётся нетерпеливый стук. Накахара сглатывает, но молча поворачивает замок и, чуть отойдя, резко приоткрывает дверь. Выдыхает. Ну конечно. Но, не смотря ни на что, застывает на месте. — Не помешал? — тянет слабую улыбку Осаму, упираясь локтем в дверной косяк на уровне своего лица. Медленно скользит взглядом по халату, замечает нож и тянет уголки губ вниз. — Судя по всему, ты никого сегодня не ждёшь. — Потому что свой адрес я никому не сообщал. Как узнал и зачем явился? — Чуя отвечает со сталью в голосе и не открывает дверь шире. Дазай стоит с какой-то папкой под мышкой и с пакетом в руке, уже переодетый в чистую одежду, но с мокрыми волосами, липнущими ко лбу. Снова попал под дождь? Да, по его пиджаку скатываются редкие капли. — Марк, — щурится довольным котом Дазай, пытаясь шагнуть в квартиру, но Чуя с силой держит дверь едва приоткрытой. Надо, блять, обязательно поговорить с Твеном. — Я лишь пришёл тебе кое-что отдать… — Отдавай и вали, в чем проблема? — Я весь вымок, Чуя. Тебе меня не жалко? К тому же, я принёс карааге с острым соусом, — невинно смотрит сверху Дазай, поднимая пакет. Чуя, подумав несколько секунд, цокает и открывает дверь. — Если Портовая Мафия заметит, что ты здесь, то под ударом окажусь и я, — шипит Накахара, но всё-таки впускает и уходит на кухню. — Обувь сними. Парень кладёт нож на барную стойку, закатывает глаза и добивает остатки вина в бокале. Спокойный вечер ему не светит, судя по всему. — Я был осторожен, — говорит Дазай, и Чуя в этом почему-то не сомневается. Мужчина неторопливо проходит в студию, убрав руки за спину, и разглядывает помещение. — Миленько. Но ты не разобрал коробки? — Не было времени. Чего хотел? Накахара направляется к комоду, достаёт оттуда полотенце и кидает в Дазая, что ловко ловит его свободной рукой, как-то натянуто улыбаясь. Свет приглушен, но Чуя отчётливо видит тень усталости на знакомом лице. — Тебе нравится тут жить? Боже, дай мне сил. Неужели так тяжело ответить на простой вопрос? Накахара недовольно надувает губы, затем поджимает их и возвращается к бару, поправляя халат и только сейчас понимая, что он практически в одном белье. — Да, — Чуя врет, садясь на высокий стул и скрещивая руки на груди. Он в упор смотрит в карие глаза, ожидая объяснений, но на его ложь Дазай лишь кивает, подходя ближе. Мужчина кладёт пакет на барную стойку, опускает перед ним тонкую белую папку, а затем набрасывает на голову полотенце и вытирается. — И что это? — изгибает бровь Чуя, не решаясь открыть документы. Под ложечкой начинает неприятно сосать от нехорошего предчувствия, и Осаму своими словами окончательно вгоняет в ступор: — Дело на меня. Вся информация от рождения до… смерти. Забавно, да? — Чего? Зачем это мне? Дазай вытирает лицо и закидывает полотенце на плечо, облокачиваясь на стену и пряча руки в карманы брюк. Лёгкий костюм и белая рубашка промокли, наверняка неприятно липнут к телу, но Чуя старается смотреть только в лицо. — Как зачем, Лисёнок? Ты сказал, что не доверяешь людям, о которых ничего не знаешь. Вот. Здесь всё, что обо мне известно. Чуя долго и немигающе глядит в карие глаза. Голова начинает болеть всё сильнее, и в груди просыпается искренняя, чистая злость. Она рычит и встряхивается, готовясь напасть. Чуя не может понять, для чего это Дазаю. Вот так просто? С чего бы это? Этот придурок практически никогда ничего о себе не говорил, а сейчас вдруг решил выложить все как на духу?! Весь негатив, накопившийся за этот месяц и пару дней с его возвращения, бьётся в сознании слишком резко, слишком больно и оглушающе. Он так устал от этих дазаевских игр, так устал ничего не понимать. Чуя медленно встаёт со стула, сжимая ладони в кулаки, и смотрит угрожающе. — Решил поиздеваться надо мной? — негромко, хрипло спрашивает парень, делая шаг к Дазаю. — Тебе настолько скучно жить? Хочешь моего доверия? — он щурится, переходя на рык. — Ты сам говорил, что тебе оно ни от кого не нужно! — Многое меняется, — спокойно пожимает плечами Осаму, и Чуя ненавидит то, как темнеют карие глаза. Испытывает терпение. Ему просто нравится питаться его, Чуи, эмоциями. — Да что ты знаешь о доверии?! — Чуя не сдерживается — толкает того ладонью в плечо, заставляя отступить, но уверенность не сходит с чужого лица. — Ты вернулся спустя месяц после… — Чуя задыхается. Нет, об этом говорить нельзя. — После чего, Чуя? — После того, как я остался тут один, наедине с ними всеми! — Накахара снова пихает его в плечо, когда спусковой курок срабатывает. Что-то просто взрывается внутри, горит огнём в глазах. — Знаешь, каково мне было в этом гадюшнике? Сколько было драк, а затем заданий с этими же людьми, готовыми отправить меня на тот свет, подставить в любой момент! Как при этом верить кому-либо? — Ты зол на меня из-за этого? — Да, мать твою! Я ненавижу то, что привык к тебе, что когда ты уехал, я остался один! — срывается на крик Чуя, хватая Осаму за грудки. — Потому что не знаю, чего от тебя ожидать! Что если моя способность подведёт меня в самый важный момент? Мне верить в то, что ты придёшь и защитишь меня? Или просто надеяться, что это не ты убьёшь меня в эту минуту?! Чуя нервно усмехается, пока Дазай хмурится, кладя пальцы на его кисть и сжимая. Сознание выбрасывает его в те дни, когда он лишился родителей, когда те бросили его, отослав подальше, оставив одного в чужой стране. — Чуя, со своей способностью я могу убить тебя в любой момент. — Я знаю! И я не понимаю, что тебе от меня нужно. Ты вернулся и последние дни как будто просто издеваешься надо мной. — Я хотел вывести тебя на эмоции, — признается Дазай, и эти слова ударяют под дых, выбивая из лёгких весь кислород, заставляя распахнуть глаза. Он чувствует себя слишком открытым, когда старается глотнуть ртом воздуха, цепляясь за пиджак Дазая, пока тот лишь смотрит изучающе. Неужели все те прикосновения только ради того, чтобы растревожить? О чем он вообще думал, позволяя себя касаться? — Поздравляю, тебе удалось, — тихо выдыхает Чуя, опуская глаза. — Теперь доволен? Накахара делает шаг назад, когда его начинает потряхивать, но Дазай все ещё крепко держит его кисть. — Отпусти. Забери папку и уходи отсюда. Откуда же этот стыд после того, как он высказался? Камнем давит на грудь, до хрипов и спазма в горле. — Чуя, я делал это не только ради своего удовольствия. Да, ради него тоже, мне незачем врать, но в первую очередь дело было в твоей способности. Тебя бы просто разорвало. Чуя снова дёргает кисть на себя, но Дазай в один шаг сокращает расстояние между ними, кладя руки ему на талию и вдруг прижимая к себе, опуская острый подбородок на его плечо. Парень так и застывает с прижатыми к груди Осаму руками, теряясь, не зная, как поступить. — Я был на задании. И мне нужно было подготовить всё к возвращению. — Я знаю. — Чуя, рано или поздно тебе пришлось бы пройти через это, потому что ты будущий кумичо. Но это не значит, что я… не помогу тебе в случае чего, — он говорит тихо, опуская ладонь на его макушку и зарываясь пальцами в волосы, вызывая мурашки и странный трепет внутри. Дазай прав, говоря так о роли кумичо, но как же звонко бьёт по щеке чувство несправедливости, которое приходится проглотить. — Я не понимаю, — Чуя хмурится и утыкается лбом в чужую ключицу, вдыхая этот запах. Он всё ещё зол, но почему-то не может отстраниться. — Зачем? Какое тебе дело, если со мной или моей способностью что-то случится? — Ты всегда пытаешься докопаться до самой сути, Лисёнок, — усмехается Дазай, и Чуя чувствует, как тот трётся холодным носом о его шею, пуская по разгоряченному телу лёгкую дрожь. — Прекрати столько думать. Верь мне, я не желаю тебе зла. Чуя судорожно выдыхает и морщится от того, как громко это звучит. Чувствует, как тело, наконец, постепенно успокаивается, а эмоции начинают затихать. Думать едва получается. Он лишь опускает руки на влажный дазаевский пиджак, принимая объятия, пока сердце громко стучит о ребра. Что говорить? И что делать? Не разумнее ли просто закончить всё это? Слишком необычно ощущается, непривычно оседает на коже. Но Чуя чувствует, что после выпуска злости всё-таки становится легче. Дазай выдыхает ему в шею, обжигая горячим воздухом, и вскоре отстраняется и молча ведёт за руку в сторону кровати, пока Чуя удивлённо поднимает брови. Мужчина садится на постель, берет за локти и дёргает на себя, вынуждая сесть на его колени, подтягивая ближе. — Дазай? — Чуя распахивает глаза, едва слышно хрипя, и опускает ладони на мужские плечи, сжимая пальцами. — Дай мне высказаться, ладно? Осаму заглядывает в лицо, чуть изломив брови, и кладёт ладонь на скулу, оглаживая большим пальцем, спускаясь к шее. Чуя сглатывает, смачивая горло, глубоко дышит, но кивает. Дазай подаётся вперёд, обнимая его, ведёт руками по бокам, по несчастному халату, чтобы опустить ладони на лопатки, обдавая теплом своего тела через тонкую ткань. — Моё имя — Сюдзи Цусима. Дата рождения — девятнадцатое июня. Мне двадцать шесть лет, — раздаётся негромкий голос над ухом, и Чуя, почти не двигаясь, чутко впитывает в себя эту информацию. — Нет точной даты, просто в этот день меня, предположительно трехгодовалого, нашли люди из приюта, где я жил до четырнадцати лет. Я не помню своих родителей и никогда не пытался их найти… С самого детства я осознавал, что мне нет места ни в настоящей семье, ни среди детей, с которыми я жил. Мне они были неинтересны, а их отталкивало моё слишком взрослое мышление. Вскоре я понял, что жизнь — лишь череда событий. Она течёт по-своему, и этому течению остаётся только поддаться, прекратив сопротивление. Я не был ни счастлив, ни несчастен. Все просто проходило мимо, — Чуя почти перестаёт дышать, не ощущая ничего, кроме поглаживаний чужой ладони вдоль своего позвоночника. — Люди стали сродни рыбкам в аквариуме — я наблюдал за ними, зная заранее, что они скажут и сделают, потому что это просто. Слишком очевидно. Ты говоришь людям что-либо, уже предугадывая их реакцию… Смертельная скука. Потом я встретил Одаса- — он осекается, и Чуя почти застывает, ощутив неприятный укол в боку. — Оду Сакуноске. Он не был каким-то особенным среди всех детей, не был слишком умным и проницательным, но оказался невероятно добрым и понимающим человеком. Моя привязанность к нему — первое, что смогло меня поразить, заинтересовать. — Ты… — Чуя неосознанно прислоняется щекой к чужому виску, говоря хрипло и чувствуя смутное удовлетворение от того, что Дазай не видит его лица и растерянного взгляда. — Ты любил его? Мужчина тихо хмыкает, оглаживая пальцами его поясницу. Чуя сам не заметил, как эти лёгкие, почти нежные прикосновения начали успокаивать, но сердце всё ещё дико колотилось в ожидании ответа. — Ода не смог ответить на мои чувства, — шёпотом произносит Дазай, вынуждая свести брови. — Мы вместе оказались в Портовой Мафии, где жизнь всегда граничит со смертью. Я надеялся, что увижу в этом какой-то смысл… Ода погиб, однако в своих словах оказался прав: я бы не нашёл смысла ни здесь, ни где либо ещё. Но, Чуя, — Накахара почти невольно прижимается ближе, чувствуя холодок, бегущий по спине и ногам, будто опасаясь того, что Осаму может сказать, — я получил задание от Мори, и в тот же вечер ты ворвался в его кабинет маленьким ураганом, готовым напасть на меня, даже не думая, что я могу убить тебя, что это не заняло бы и минуты. — Чуя фыркает, услышав мягкий смешок в чужих словах. — Я… сам не заметил, как допустил это. В какой-то момент я просто увидел в тебе истину, Лисёнок. Накахара непонимающе моргает и отстраняется, заглядывая в лицо Осаму. Пытаясь переварить всё услышанное, понять, какие чувства вызывают эти слова, он разглядывает тени под кофейными глазами и маленькие морщинки. Ровные брови и чёлку, прилипшую после дождя ко лбу. Губы, растянутые в лёгкой улыбке, невесёлой, но и без намёка на тоску. Будто пустую, привычную. Чуя хмурится, встретившись со спокойным ожидающим взглядом, но ему впервые совершенно нечего ответить. Всё, что он услышал, вызывает смешанные эмоции — недоумение, переходящее в сочувствие и опустошение. Он не испытывает жалости — она мужчине и не нужна, Чуя уверен, — но его тяжёлый взгляд выражает понимание, и парень неуверенно поднимает руки. Ладони Дазая ненавязчиво и легко сжимают его бедра, и в солнечном сплетении по-особенному тянет. Пальцы мелко подрагивают, когда Чуя касается подушечками бровей Дазая. Оглаживает, ведёт большим пальцем по носу, а затем невесомо проходится по векам, вынуждая их прикрыть, чувствует, как едва дрожат чужие пушистые ресницы. Он размеренно дышит, кладёт ладони на тёплые щеки и касается пальцами губ, опуская уголки и стирая улыбку. Осаму открывает глаза, только когда Чуя убирает его чёлку, мягко зарываясь в волосы, открывая лоб. И, встретившись с глубиной этого взгляда, Чуя чувствует, как вздрагивают собственные пальцы. Узел в его животе закручивается слишком неожиданно. Парень скользит взглядом ниже, к его губам, и мажет языком по своим, зная, что хочет коснуться, впервые осознанно. — Ты прекрасен, Чуя, — вдруг негромко говорит Дазай, едва нарушая приятную, лёгкую тишину квартиры. — Прекрасен в своей искренности. И Чуя мысленно спотыкается об эти слова, брошенные к его ногам, распахивает глаза, разрезая ресницами тёплый воздух. Он не знает, как на это реагировать, потому что ещё ни разу не слышал подобного в свой адрес. Он множество раз слышал о том, насколько красив и интересен, но именно эти слова оказываются отражением совсем иной стороны, скрытой, ранимой. Парень щурится, едва сдерживая улыбку, чувствуя, как краснеет, поэтому восклицает: — Ты придурок, Дазай! Он накрывает лицо Осаму ладонью, отворачивая его голову в сторону, и слышит хриплый смех. — И всё такой же вредный Чуя-чан. — Я же говорил не использовать это обращение! — фыркает Накахара, сверкая взглядом. Но почти сразу же выдыхает, опуская взгляд на ключицы Дазая, открытые из-за не до конца застегнутой рубашки. Горячие руки перемещаются на его талию, едва прикрываемую почти распахнутым халатом, и сжимают. Чуя не хочет выражать благодарность словами. Он не хочет говорить что-либо в принципе, но желание открыться в ответ тянет внутри. И потому Чуя снова смотрит во внимательные карие глаза и берется пальцами за края своего халата на плечах, стягивая его почти дразняще медленно. Сердце глухо ударяется о ребра, когда глаза напротив медленно темнеют, а челюсть сжимается. Халат плавно скользит вниз, к талии, и лёгкий сквозняк мажет по худым плечам. Не понять, что вызывает слабые мурашки — то ли он, то ли облизывающий взгляд Дазая. Чуя глубоко дышит, не чувствуя неловкости, скорее, жгучее влечение. Поэтому когда широкие ладони Дазая неспеша и изучающе поднимаются по рёбрам выше, обжигая прикосновениями чувствительное тело, а затем пальцами задевая уже твёрдые соски, Чуя трётся бёдрами о бедра Дазая, разрешая. С губ срывается тихий вздох, и Чуя опускает ладони на шею мужчины. Он не знает, кто из них быстрее подаётся вперёд. Изламывает брови, ощущая на своих губах чужие, сминает их медленно, цепляя зубами нижнюю, плавясь от прикосновений к коже. Этот поцелуй не похож на первые два. Те были пылкими, жадными, словно поединок. Сейчас Чуя первым углубляет его, плавно оглаживает языком зубы и нёбо, поддерживая медленный темп. Они словно изучают друг друга, пробуют. Чуя тихо выдыхает в поцелуй, когда горячие языки сталкиваются, а затем почти всхлипывает, чувствуя, как Осаму вдруг цепляет пальцами сосок, осторожно сжимая. Чуя в отместку прикусывает его нижнюю губу, на что Дазай улыбается, отстраняясь. Мужчина довольно смотрит в его лицо всего секунду, а после припадает губами к шее, целует каждый сантиметр кожи, кусая, пока его ладони гуляют по телу. Оглаживают бедра, забравшись под халат, избавляются от пояса, распахивают полы, чтобы коснуться живота и вызвать в нем растекающееся тепло. Чуя начинает дышать глубже, рвано, откидывает голову, открывая шею для поцелуев-укусов, запускает пальцы в тёмные волосы Дазая, оттягивая их, подаваясь ближе, требуя большего. Осаму усмехается ему в ключицу, кусая косточку и широко проводя по ней языком, отчего узел в низу живота затягивается сильнее. Чуя и сам удивляется тому, как быстро возбудился, хотя это оправдано долгим отсутствием разрядки, но слова мужчины заставляют лицо пылать: — Ты такой чувствительный, Чуя… Чуя тяжело выдыхает, прижимаясь теснее, скользит бёдрами о бёдра, пока сознание туманится, а температура в комнате становится выше. Хватается пальцами за край пиджака Осаму, желая стащить лишнее, но в этот момент Дазай тянет его назад, вынуждая лечь сверху, а затем резко переворачивается, укладывая спиной на постель. Чуя томно смотрит на него снизу, глотая воздух, желая прикоснуться к себе, но пока сохраняя терпение. Раскрасневшийся, проходится языком по губам, когда видит: Дазай садится между его ног, игриво оглаживая пальцами его икры, а затем, не отрывая взгляда, снимает с себя пиджак, шумно выдыхая. Это заводит. Накахара окончательно снимает халат, оставаясь в одном белье, и, заметив, как медленно Дазай расстегивает рубашку, почти рычит: — Хватит тянуть, Скумбрия. — Не могу упустить возможности рассмотреть тебя, — усмехается Дазай, заканчивая с последней пуговицей, открывая вид на свой перебинтованный торс. Он проводит ладонями по животу Чуи, заставляя чуть выгнуться от щекотки и тёплой волны возбуждения. — Невероятно красивый. Чуя сжимает челюсти, когда уши и щёки начинают пылать, и в ответ на поддразнивающие слова собирается пнуть Дазая в плечо стопой, но щиколотку перехватывают и резко тянут на себя. Он тихо охает, удивлённо поднимая брови, и тут же замирает — Осаму, лукаво улыбаясь, касается его стопы щекой, а затем целует лодыжку. Слишком мягко, чересчур нежно, вынуждая рыкнуть от внезапного смущения. — Прекрати. Чуя вырывает ногу, собираясь подняться на локтях, но оказывается прижатым к матрасу. Дазай, оперевшись на одну руку, в этот раз целует хищно и требовательно, проникая в рот языком сразу, не дав вздохнуть. Едва Чуя подхватывает темп, как губы мужчины скользят уже по его скуле. Осаму ведёт свободной ладонью по его бедру, с силой сминая пальцами, проходится языком по краю уха и прикусывает, заставляя тихо простонать и дернуться от внезапной дрожи по позвоночнику. — Так вот где твои чувствительные места, — горячо шепчет Дазай, снова касаясь ушной раковины, и Чуя закрывает глаза от волны удовольствия, издавая судорожный полувыдох-полустон, но хватается за рубашку Дазая, предупреждающе сжимая. — Очаровательные звуки. — З-замолчи, — Чуя дёргает плечом, пытаясь отвернуться, но Осаму перехватывает его челюсть, поворачивая лицом к себе. Целует в щёку, затем в уголок губ. Мужчина, явно довольный тем, до какого состояния смог довести его за несколько минут, спускается поцелуями ниже, посасывая кожу, наверняка оставляя красные пятна. Чуя в нетерпении запускает пальцы в густые волосы, хватается, то гладя, то оттягивая, пока Дазай кусает его за рёбра, после зализывая укусы. Это ощутимо, зубы впиваются в тонкую кожу почти до боли, но Накахара, словно по всему телу ощущая его горячие ладони, дёргается от того, насколько это оказывается приятно. Осаму касается языком твёрдых сосков, посасывает, и Чуя прогибается в пояснице, издавая стон. Возбуждение накрывает новой волной, сейчас уже совершенно не хочется медлить. Он неосознанно трется пахом о ногу Дазая между его бёдер. — Чуя, — мужчина поднимает вдруг голову и серьёзно смотрит ему в глаза, остановив ладонь на тазовой косточке, надавливая, — сейчас самое время сказать мне остановиться, — он глубоко дышит, мажет взглядом по его влажным от слюны губам, румянцу, возвращается к темнеющим от злости глазам. — Потому что ещё чуть-чуть, и я не смогу- — Блять, — рычит парень, чуть отстраняясь, чтобы ухватить глоток воздуха. От накалившегося желания и нетерпения уже почти больно. — Заткнись и трахни меня наконец, идиот. Чуя почти физически ощущает, видит по выражению лица Дазая, как в нём лопается последний удерживающий трос. Мужчина между его ног сразу садится на пятки, рваными движениями стягивает с него белье, оставляя совсем обнажённым. Избавляется от собственной рубашки, и, глядя исподлобья, изучая реакцию, накрывает ладонью пульсирующий член Чуи, требующий хоть какого-то трения. Ведёт вверх и вниз, размазывая естественную смазку, вызывает этими движениями ток по позвоночнику, заставляя дёрнуться и застонать, откидывая голову. Чуя жмурится почти до белых пятен перед глазами, когда Осаму большим пальцем проходится по головке и ускоряет умелые движения. Парень впивается тонкими пальцами в простынь, выгибаясь. Черт, как же давно его никто не касался. Вот так — можно сказать, никогда. — Д-дазай, — сипло срывается между тихими стонами, и Чуя приоткрывает расфокусированные глаза. — Там… Там сумка, левый боковой карман, — он указывает рукой в сторону, к краю кровати. Дазай хмыкает, поняв, убирает ладонь, и Чуя практически разочарованно выдыхает, когда движения прекращаются. Мужчина тянется вниз, копается в дорожной сумке, шуршит, пока парень смотрит в стену, тяжело дыша, но полностью погружаясь мыслями в этот момент. Он понимает, в каком положении находится и как выглядит, сводит колени, но именно сейчас не испытывает стыда, только необъятное желание. — Чу-у-я, — хриплый голос тянется, оповещая о том, что Осаму наконец нашёл, что нужно, и Чуя закусывает губу — издевок не избежать. Это же Дазай. Тот снова садится между его ног, крутит в пальцах тюбик лубриканта, ухмыляясь. — А ты всегда готов, оказывается. Чуя цокает, закатывая глаза, но сейчас ему совсем не до перепалок. — Просто сделай это уже. — О, да он открытый! — он щёлкает крышечкой, изгибая бровь, но в тёмных глазах мелькает что-то нехорошее, и улыбка превращается в опасный оскал. — Лисёнок, надеюсь, это не то, о чем я подумал? Чуе отчасти становится даже весело. Он поднимается на локтях, лукаво улыбаясь, но спрашивает невинно: — О чём ты? — Неужели я не первый гость в этой квартире? — Ты прав. Последний ушёл как раз перед твоим приходом. Дазай пальцами хватает его за икры, снова тянет на себя, из-за чего Чуя падает на мятую простынь, по которой разбросаны едва вьющиееся огненные пряди, будто ставшие ещё ярче на белом фоне. — А в чём проблема, Осаму? Ревнуешь? Как мило. Мужчина невесело усмехается, а затем и вовсе трагично опускает голову, театрально вздыхая. — Моё сердце окончательно разбито. Что же… Надеюсь, это был господин Хироцу, тогда мне не будет так обидно. — Фу! — Чуя резко садится, скривившись, и пихает смеющегося Дазая в грудь. — Какой же ты- — Очаровательный? Сексуальный? — ...гадкий! — парень выдёргивает смазку из его пальцев, и Осаму подаётся вперёд, заводя руку за его спину, проходится пальцами по позвоночнику, с издевкой говоря в губы: — В таком случае ты не был бы так возбужден. Накахара фыркает, падает обратно на спину и всё же признается, предательски краснея: — Я покупал её для себя. — Вот как? Значит, сам справишься? — Справлюсь! Чуя хмурится, от пристального взгляда сердце в груди снова заходится, посылая импульсы по всему телу, но пути назад после неосторожно брошенного слова нет. Он тяжело выдыхает, щедро выдавливает на дрожащие пальцы прохладную субстанцию, а затем скользит рукой вниз. Чуя медленно поднимает взгляд, нерешительно заглядывает в карие глаза, и, размазав смазку, неспеша вводит в себя палец, хватая воздух ртом. Неожиданно, но ему нравится выглядеть вот так перед Дазаем: с широко разведёнными ногами, между которыми скользит собственная рука, голым и открытым, краснеющим от собственной беззащитности. От этих ощущений он сглатывает. Стонет, чувствуя, как по животу течёт тепло, нарочно вводит палец до конца, плавно насаживаясь, когда томный взгляд Осаму перемещается ниже. Чуя закрывает глаза, окончательно разрывая зрительный контакт, движется уже резче, желая как можно быстрее ощутить большее. Он знает — Дазай смотрит, но едва не вздрагивает, когда сквозь собственные стоны и выдохи слышит лязг чужого ремня и расстегивающуюся ширинку. Накахара добавляет второй палец, хмурится от лёгкого жжения — последний раз он удовлетворял себя пальцами почти две недели назад и так и не достиг желаемого. Те ощущения не сравнимы с теми, что бурлят сейчас внутри — горячо, не хватает воздуха, до дрожи хорошо. Чуя сильнее и быстрее насаживается на пальцы, но и этого недостаточно, поэтому он слегка подмахивает тазом, закинув свободную руку за голову. — Чёрт, — глубокий голос раздаётся сверху неожиданно, вынуждая открыть глаза и увидеть, как Дазай, освободившись от брюк, уже надевает презерватив, взятый из того же кармана сумки. Он проводит ладонью по своему члену, при виде которого Чуя сглатывает и почти всхлипывает от нетерпения. — Не представляешь, как горячо выглядишь, Чуя… Мужчина жадно смотрит на него, склоняется, опираясь рукой на матрац, и Накахара сам подаётся вперёд, жмурится, перехватывает поцелуй, как глоток свежего воздуха, стонет в рот и лижет его нижнюю губу, после посасывая. Но дергается, когда вдруг чувствует, что к его двум пальцам присоединяется третий — не его, а Осаму. — Ч-что… Подожди… — слова тонут в протяжном стоне, когда Дазай толкается пальцем глубже и сгибает его. Первые несколько секунд внутри неприятно жжёт, Чуя невольно сжимается, но старается расслабиться. — Продолжай, — рык, почти приказ над ухом. Темп ускоряется, и Чуя вскоре начинает метаться под ним от приятных ощущений, обнимая за плечи, утыкаясь в них губами, кусаясь и выгибаясь, когда пальцы находят нужную точку. — Merde! Хватит, этого достаточно… Осаму, — он дёргает тазом, вытаскивает свои пальцы с хлюпающим звуком, хмурясь от чувства опустошения. До безумия хочется коснуться себя, довести до желанного оргазма, но ещё сильнее — почувствовать внутри Дазая. Осаму же выпрямляется, Чуя видит, как тяжело он вздыхает и сжимает челюсть, словно беря над собой контроль. Он ведёт ладонями по его ногам и бёдрам, останавливается на талии. — Перевернись, — Чуя поднимает брови, открыв рот, чтобы возразить, но Дазай добавляет: — Только для начала. Так будет легче, хорошо? Его голос убедителен, но мягок, и парень все же переворачивается на живот, но слишком резко. Встаёт на колени и опускается на локти, прогибаясь, рычит протестующе: — Не надо нежничать со мной! Осаму подкладывает подушку под его живот. Поза полностью открывает его, оказывается слишком смущающей, и Чуя утыкается носом в изгиб локтя, закрывая глаза, но Дазай, проигнорировав его слова, склоняется к нему, — Накахара спиной чувствует чужую грудь и шершавые бинты, — и целует между лопаток. Ласково, мягко касаясь губами блеклых синяков и ранок, полученных на заданиях. Поднимается выше, выцеловывая родинки и веснушки на плечах. Это мучительно хорошо. — Ты прекрасен, Чуя… Скажи, если будет больно, ладно? Накахара изламывает брови и мычит в руку, подаваясь тазом назад, чувствуя между ягодиц твердый член Осаму. Это едва не сводит с ума, заставляет поджать пальцы ног от того, как скручивает низ живота. Тепло чужого тела исчезает слишком неожиданно — Дазай выпрямляется, хотя все ещё трётся о него, будто издеваясь. — Дазай, мать твою, давай уже. — Не слишком-то вежливо, Чуя-чан, — усмехается Дазай, будя в груди раздражение на грани злобы. — Я жду. Знаешь, я мог бы всю ночь любоваться этим видом, — дразня, играючи надавливает головкой на вход. Чуя пытается пнуть его ногой, но не попадает, и нетерпение такое жгучее, что слова сами слетают с губ: — Осаму, пожалуйста. — Умница. Чуя чувствует на ягодицах горячие пальцы, они сминают, оттягивают. Уже хочется взмолиться, попросить снова, но как только он открывает рот, слова тонут в громком стоне от первого толчка. Дазай явно не вошёл полностью, может, наполовину. Но собственный член, отвердевший до боли, дёргается. По телу проходит дрожь вместе со стреляющей в позвоночник болью. Слишком давно такого не было. Непривычно, дискомфортно до тихого шипения, но Чуя сжимает пальцами простынь и терпит, пока Дазай продолжает неспеша входить. — Лисёнок? — низкий возбужденный голос отзывается внутри тёплой вибрацией. — Всё в порядке? Больно? Чуя мотает головой, обманывает, потому что ускорить темп хочется до исступления. Он сам подаётся назад — так, чтобы ощутить промежностью трение о подушку, чтобы самостоятельно насадиться на член Дазая. Глубже. Он вскрикивает, когда зубы мужчины неожиданно смыкаются на его коже под лопатками, наказывая, заставляя выгнуться. Вспышка боли на грани удовольствия, толчок сзади, затем ещё один и ещё. Всё так же аккуратно, но немного резче. До ушей доносятся чужие чуть хрипящие вздохи. — Не нужно мне лгать. Чуя становится громче, когда дискомфорт, наконец, уступает удовольствию. Он жадно наслаждается каждой секундой, пока член мужчины входит, наполняя до края, и снова выходит. О стены бьются сорванные с губ стоны и вздохи, шлепки от соприкосновения влажных тел. Накахара податливо опускается грудью на матрас, когда Дазай давит ладонью между лопаток, а затем склоняется над ним, целуя плечи, двигаясь быстрее, попадая по нужной точке. Тело дрожит, от каждой ослепляющей вспышки удовольствия потряхивает, и Чуя поворачивает голову, стараясь подняться. — Какой же ты узкий, — обжигающе выдыхает мужчина, утыкается лбом ему в спину, двигаясь. — Дазай… — Нет, зови по имени. — Чёрт. Осаму, сильнее! — Чуя хрипит, ощущая на своей шее ладонь. Кажется, что от неё останется ожог. — Plus fort! — Такой требовательный, — усмехается Дазай, и Чуя нарочно сжимает его внутри, вырывая из него тихий стон: — Чуя… — Просто… П-поцелуй… Дазай делает несколько особенно сильных, грубых толчков, почти целиком выходя из него и вбиваясь снова, точно в издёвке, а после поворачивает его голову, целуя дрожащие губы. Едва получается, приходится хватать воздух ртом, пока чужие пальцы властно сжимаются на горле. Глаза почти закатываются от удовольствия, хорошо до судорог в животе. Мужчина вдруг отстраняется, замедлившись, снова заставляя рассердиться, но сразу опускает руки на талию Чуи и переворачивает на спину, выбивая из того вздох. Парень тянется вперёд, обнимая за плечи, прижимаясь теснее, утопая в пошлых звуках и стоящем в квартире дурманящем запахе. — Не останавливайся, — рычит Чуя, двигает бёдрами самостоятельно, пока не добивается своего. Осаму отзывается незамедлительно — утыкается носом в шею, вбиваясь в его тело, тяжело дышит, пока Чуя скользит по его спине влажной ладонью, царапая кожу короткими ногтями, поджимая пальцы ног. — Осаму… — Не больно? Он мотает в ответ головой, выгибается ещё сильнее, к распалённому телу, рвано дыша, пока член трётся о живот Дазая, о бинты, пачкая смазкой. Сознание плывёт, не оставляя места ни одной лишней мысли, концентрируясь лишь на ощущениях. Оргазм накрывает внезапно, стоит несколько раз провести ладонью по собственному члену, выплёскиваясь в кулак. Он током проносится по позвоночнику, тянется сладко и мучительно, заставляя сжать талию Дазая трясущимися коленями и протяжно застонать, откидывая голову, жмурясь и сводя брови, а затем судорожно вздрогнуть под его телом. — Какой же ты красивый, когда кончаешь, Чуя, — слова Осаму плывут где-то над ухом, звучат будто из-за стекла, пока тело становится ватным, наполняется желанной тёплой пустотой. Дазай продолжает двигаться в нем, и каждый толчок ощущается теперь ещё острее, до сумасшествия хорошо, до хрипоты, иссушенного стонами горла. Чуя обессиленно опускает руки, прикрывает глаза и слепо тянется к Осаму, чтобы мазнуть по губам поцелуем, скользнуть языком глубже. Он чувствует, как свободной ладонью Дазай проходится по его груди, скользит по рёбрам к талии, сжимая пальцами и явно оставляя синяки. Мужчина делает ещё несколько отрывистых толчков и кончает с низким стоном, утыкаясь носом в его ключицу. Не открывая глаз, Накахара зарывается пальцами в густые тёмные волосы, поглаживая, перебирая пряди. Осаму аккуратно выходит из него, оставляя ощущение незаполненности, и практически ложится сверху. Но это не чувствуется тяжело, скорее, необходимо. — Ну вот, а ты ещё сбежать пытался. Я ведь крут, правда? Чуя не сдерживает улыбки, мужчина все равно не видит, и щиплет его за заднюю сторону шеи. — Да понял я! Понял… — Дурак. Чуя сглатывает, пытаясь смочить горло. Когда нега от оргазма окончательно сходит, он вдруг осознает, что не может найти подходящих слов. В голове приятно пусто, сердце бьётся ровно. Дазай скатывается с него, ложится рядом на спину, и Чуя позволяет себе повернуть к нему голову, открыть глаза и обвести взглядом красивый профиль. Ему отчаянно не хочется думать о том, что им теперь делать. Они ведь будто прошли точку невозврата. Что будет завтра? Останется ли это первым и единственным разом? Чуя слабо хмурится, тянет на себя одеяло, скомканное в ногах, и накрывается, отказываясь сейчас размышлять. — Дазай, — Чуя начинает говорить шёпотом, чтобы не нарушить умиротворяющую тишину, и переворачивается на бок, лицом к Осаму, что открывает сначала один глаз, потом и второй и смотрит на него вопросительно, всё ещё тяжело дыша и не слишком хорошо соображая. — Я голоден. — Я заметил. — Да я не об этом! — он цокает, закатывая глаза, но даже не злится на эту дурацкую улыбку. — Есть хочу. — На столе. Я зря, что ли, ездил на другой конец города за карааге? — Серьёзно? — Чуя опускает брови. — Нет. Купил в ларьке. Тот, что на первом этаже в этом доме. Накахара фыркает, шлёпает его ладонью по лбу, но не находит в себе силы встать. Дазай видит это, поэтому наигранно тяжело вздыхает, садясь. — Ты собрался есть в кровати? — он оборачивается на него, и Чуя замирает, увидев эти растрепанные волосы и немного уставшее лицо, на которое падает тусклый свет из окна. В груди непривычно тянет, но Чуя лишь кивает в ответ. — Не думал, что ты из таких… — Каких таких?! — Тех, кто позволяет себе подобное. Таких, как я, — он показывает на себя большим пальцем, усмехаясь. — Ты же такой чистюля, Морковка. — А ты бестолочь, но приходится же как-то мириться с этим! Осаму тихо смеётся, вставая, натягивает на себя белье и рубашку и идёт на кухню. Чуя действительно не ест в кровати. Он не терпит разбросанную по полу одежду, не любит, когда окно открыто и впускает в квартиру прохладный ветер. Его раздражает, как Осаму дурачится, пока они ужинают, накрывшись одним одеялом, но сейчас у него на душе невероятно спокойно. Чуя вскоре стягивает с Дазая бинты и рассматривает его шрамы, оглаживая их кончиками пальцев, но ни о чём не спрашивает, только глядит понимающе. Он ворчит, когда Осаму вдруг начинает целовать внутреннюю сторону его бёдер, кусаясь до будущих синяков, снова вызывая возбуждение. Чуя плавится, сгорая под настойчивыми прикосновениями, прося сегодня чуть больше, чем позволял себе раньше. Утром Чуя просыпается и обнаруживает, что их ноги переплетены, чувствует спиной вздымающуюся в мирном дыхании грудь и набирает в лёгкие запах свежести и печенья. Раздражает лишь звонящий телефон, вибрирующий где-то под подушкой. — Да? — отвечает хрипло Чуя, садясь на кровати. Морщится, чувствуя, как болью отдаёт в поясницу. — Накахара, — бодрый голос Кимуры в трубке почти режет слух, — тяжело, конечно, было, но я нашёл, что ты просил. Отчёт о той операции, где погибли кумичо твоего клана. Скажи, как будешь готов забрать. И да, за тобой должок. Чуя поворачивает голову, бросив сонный взгляд на спящего Дазая, переваривая полученную информацию. Он не сразу всё вспоминает и осознает, пока наблюдает, как мужчина прячет лицо от солнца в изгибе локтя. — Я понял. Спасибо. Ему нужен был этот отчёт, чтобы убедиться, что Дазай не солгал ему, сказав, что это не было его заданием. В памяти его голос, просящий верить. Чуя ложится обратно с вязким чувством в солнечном сплетении, с надеждой, что не совершил вчера ошибку.

Конец второй арки.