Terra incognita.

— Спасибо за информацию. — Ага. Поможешь мне потом с одним делом. Чуя кивает и с тихим выдохом кладёт бумаги на стол, расправляя плечи и отводя остекленевший взгляд. Он не хочет знать, как мужчина добыл эти сведения — ему достаточно знания, что они правдивы. Всего два листа текста мелким шрифтом доказали невиновность человека, которому одновременно и хотелось верить, и нет. Впустить Дазая в свою жизнь, перестав искать в каждом его слове скрытый умысел — признать своё доверие. А к подобному Чуя не был склонен никогда, с самого детства. — Иди в зал, я скоро приду, — говорит Кимура, разворачиваясь и направляясь в сторону кухни. Блуждать по дому без сопровождения его хозяина уже не кажется чем-то странным, так что остаётся только согласиться и, завязывая по пути волосы в хвост, отправиться в тренировочный зал. Мысли с толку не сбивают, но их до неприличия много. Всё идёт по плану вот уже третий день, с того момента, как они передали эспера Детективному Агентству. Всё идёт по плану с того момента, когда Чуя тем утром снова уснул, слыша чужое дыхание сбоку, а когда открыл глаза, то обнаружил, что простынь на другой стороне кровати уже остыла. Ни слуху ни духу. Это не вызвало ни злости, ни раздражения, только окунуло в глубокий вязкий омут раздумий. Дазаю нельзя было долго находиться в его квартире из-за Портовой Мафии, и связался он с ним тем же вечером. Только вот что и не входит в план и не поддаётся контролю, так это собственные чувства. Непонимание происходящего, его отрицание. Лёгкая тревога перед лицом будущего, выплёскиваемая в идиотской привычке раздирать до крови кутикулы, пока думаешь, размышляешь,осознаёшь. Затянувшиеся, казалось, шрамы, оставленные прошлым, с каждым днём расходятся всё сильнее. Чуя смотрел в карие глаза и желал близости, но, столкнувшись с ней, понял — он не знает, как реагировать. Не знает, что именно должен чувствовать. И должен ли вообще. Накахара заходит в тренажёрный зал, пытаясь вернуться в реальность, но в груди тянет мерзкое чувство. Спустившись с одной ступени, не можешь нащупать ногой следующую. Вроде ещё не упал, но стоишь уже нетвёрдо. Только сердце бросается в пятки. Сейчас Чуя не должен позволять себе думать о лишнем, столько отвлекаться, ведь их с Агентством операция практически в самом разгаре. Так отчего же ему всё никак не удаётся переключиться с мыслей о Дазае? О том, что теперь с ними будет и будет ли хоть что-то? Как старая заезженная пластинка, не перестающая крутиться и въедаться в мозг уже выученной мелодией, не давая забыть. В голове всплывают слова Осаму. «Выскажись мне». Возможно, всё это стоит обсудить? Станет ли ему, Чуе, легче от этого? Или же его встретит что-то неприятное? Холодный, пробирающий до костей взгляд, напоминающий о том, насколько слабым можно перед ним оказаться. В любом случае, об этом позже. На первом месте их общее дело. То, что будет после — если будет — нужно отложить на когда-нибудь-потом. Чуя доходит до конца небольшого зала, берет со стола один из длинных клинков, поблёскивающих сталью, ведёт плечом и встряхивает головой, будто пытаясь отбросить все мысли. Он оборачивается именно в тот момент, когда сёдзи расходятся, впуская внутрь хозяина дома, и Чуя застывает на секунду, ощутив, как по загривку мурашками бежит нехорошее предчувствие. Янтарные глаза, будто налитые кровью от злости, горящие и сверкающие, заставляют напрячься, хищно впиваются в него. Кимура сжимает челюсть, уже держа в руках клинок, и вдруг стремительно направляется в его сторону. От этого взгляда так и подмывает уйти как можно дальше, но Накахара только сильнее обхватывает ручку оружия пальцами. — Что случилось? Чуя не получает ответа и невольно делает шаг назад, ощущая, как в груди каменеет, когда Акайо становится всё ближе, а затем вдруг замахивается холодным оружием. Парень резко набирает воздуха в лёгкие, успевает присесть, когда клинок рассекает воздух над головой. И что это сейчас было? Они ни разу не начинали тренировки таким образом. Чуя поджимает губы, отскакивает, выставляя клинок перед собой, но проанализировать ситуацию ему не удаётся — Кимура делает новый выпад, совершенно не осторожничая. Чуя выдыхает, отвечает на следующий удар, и по комнате разносится раздражающий лязг стали о сталь. Акайо молчит, но смотрит слишком угрожающе, возвращая в то время, когда от его взгляда бросало в холодный пот. Мужчина не обходит его плавно, как обычно, не даёт возможности понять. Каждый его выпад опасен, лезвие проносится в нескольких сантиметрах то от живота, то от лица, и Чуя чувствует, как накрывает лавиной злость, и скрипит зубами. Отвечает тем же, сталкивается своим клинком с его, парирует удары, но не пытается задеть, в отличие от Кимуры, каждое движение которого, быстрое и ловкое, заставляет отступать, лишь бы не оказаться раненым. — Чёрт, да что с тобой? Эй! Кимура вдруг бьёт Чую локтем в плечо, уворачивается, пользуясь его вспышкой боли, и оказывается сзади, но парень реагирует в ту же секунду — стискивает зубы и оборачивается, теперь двигаясь на мужчину и с каждым выпадом выбрасывая руку с оружием вперёд, стараясь игнорировать боль. Его сердце начинает отвлекающе заходиться в горле — не то от скользящего по венам густого гнева, не то от неожиданного чувства опасности, будто окатившего ледяной водой. Оно сигнализирует алыми пятнами в глазах, пробуждая внутри панику. Акайо наносит удары с холодным выражением лица, пока Чуя хмурится в попытках парировать. Когда его снова атакуют, он спотыкается, неожиданно ощутив под ногами маты, и едва не падает, взмахивая ладонью и не находя за что зацепиться. Мужчина, уловив момент, без промедлений с размаху ударяет ногой его руку. Чуя не успевает и моргнуть — его клинок отлетает в сторону, звонко падая на пол, и резкий удар в солнечное сплетение выбивает из лёгких остатки воздуха. Его толкают к стене, с силой прикладывая о неё лопатками. С губ срывается болезненный стон, и перед глазами повисает пелена. — Merde! Да какого?! Чуя рефлекторно прикладывает ладонь к месту удара, пытается ухватить губами хоть немного воздуха, но видит, как Акайо отбрасывает свое оружие и снова нападает, теперь приходится уклониться от удара кулаком на уровне лица. Способность не используешь — за три дня она вернулась лишь единожды, и то случайно. Жёлтые глаза напротив горят, и решительность на лице начинает пугать. Это не похоже на тренировку. Спина ноет от удара, но быть загнанным к стенке и только отражать удары — едва ли позволительно. Чуя рычит, зло скалясь, и кидается вперёд. Бьёт наотмашь в зону рёбер, но промахивается — Кимура никогда не был слабым противником. Руки Чуи перехватывают, выворачивая, но тот реагирует мгновенно, едва оказавшись к Кимуре спиной — бьёт ногой в колено, вынуждая отступить. Пот начинает мелкими каплями течь по лицу, лишь сильнее раздражая, и дыхание сбивается. Он надвигается вновь, пользуясь тем, что Акайо отошёл, шипя от боли. Чуя кидается с кулаками, намереваясь ударить мужчину в лицо, но выходит слабовато и смазано; зато сам получает в челюсть с такой силой, что откидывается голова и на несколько секунд дезориентирует боль. Тело ведёт в сторону, очень гадко шумит в ушах. Хочется сплюнуть кровь во рту, но ещё сильнее — вздохнуть. Противник, пользуясь моментом, делает подсечку, перехватывает локтем шею и, не давая сделать и вдоха, укладывает на лопатки, от чего Чуя сразу же морщится. — Да отвали ты от меня! Что н- Накахара пытается оттолкнуть навалившегося сверху ногами — не получается. Зато удаётся пнуть коленом в рёбра с такой силой, что мужчина хватается за место удара и глухо выдыхает, вдруг начиная смеяться. — Что на тебя нашло?! — Чуя срывается на хриплый крик, наконец глубоко задышав, и именно в этот момент за спиной раздаётся знакомый щелчок — перезарядка пистолета. Парень оборачивается, едва сфокусированным взглядом натыкаясь на появившегося в проеме седзи Марка, и чувствует во рту привкус железа. По подбородку начинает стекать кровь из разбитой губы. — Эй, тебе лучше слезть с него, если не хочешь ещё одно пулевое. — Как ты вовремя, герой, — усмехается Акайо, вставая на ноги и тяжело дыша. Он упирается ладонями в колени, сгибаясь, а затем делает то, чего Чуя ожидал меньше всего — достаёт из кобуры на бедре пистолет и щёлкает предохранителем, направляя его на Твена. Орган в груди тут же пропускает удар. Чуя мгновенно поднимается на локтях, но кривится, когда позвоночник пронзает боль. — Опусти пистолет, — шипит Накахара, исподлобья глядя на Акайо. Нет, он не выстрелит. Но стоит только представить это, всего на секунду, как тело бросает в мелкую дрожь. С чего он вообще ввязался в такую драку вместо обычной тренировки? Чуя напрягается, глубоко дыша. Без Смутной печали он может оказаться в опасности, и нынешнее поведение Кимуры заставляет нервничать и сомневаться. — Он первым направил его на меня, — усмехается Акайо и взмахивает головой, откидывая упавшие на лоб пряди. Дула пистолетов смотрят друг на друга, как и сами вооружённые. В жёлтых глазах мелькает хитрость, тень опасности. — Я думал, у нас с тобой не такие отношения, Тве-е-ен. — У тебя крышняк съехал, сучеглазка? Что тут происходит? — Марк делает несколько шагов в их сторону, держа пистолет ровно. — Мы тренировались. — Это, по-твоему, тренировки?! — зло выплевывает Чуя, вставая, наконец, на ноги и хрипло выпуская из груди воздух. Чёрт, дышать становится всё тяжелее. Остаётся только надеяться, что лёгкие и рёбра не пострадали от встречи со стеной и полом. Разогнуться почти не получается. — Накинулся, ничего не сказав! Что если бы я подумал, что ты хочешь убить меня? — Брось, Накахара, — мужчина склоняет голову, лукаво улыбаясь, а затем все же опускает пистолет и встаёт ближе, по-дружески закидывая руку на плечо Чуи. — Хорошо подрался — считай, побратался! Ты слишком много думаешь. Считаешь, враги будут предупреждать о нападении? Парень сбрасывает его руку, поморщившись, и отходит в сторону, кистью вытирая пот со лба. Он выдыхает с облегчением — страх и чувство опасности медленно растворяются, уступая место усталости и боли во всём теле. Кимура прав, но желчь от его слов слишком отчётливо и кисло ощущается во рту. — Пошёл ты нахер, Кимура. Марк, опусти пистолет! — Чуя почти рявкает от раздражения, направляясь в сторону выхода. — Как дети. — Чуя-сан, я, между прочим, за вас тут переживал! — Жить буду. — А за меня ты не переживаешь, герой? — Кимура подходит к нему, скривившись от боли в районе живота, но потом всё же улыбается и толкает плечом в плечо. — Как тебе не стыдно направлять на меня оружие. — Кто знает, чего от тебя ожидать, — Марк цокает языком, но продолжение их диалога Чуя не слышит, так как выходит из зала и следует в сторону ванной комнаты, чтобы умыться и прийти в себя, а затем собрать свои вещи и свалить к чертовой матери. На настенных часах в коридоре, пропахнувшем чем-то травяным, всего двенадцать часов дня, а ему ещё в офис сегодня ехать. Рану на губе жжёт, и боль в спине заставляет остановиться на несколько минут в попытках разогнуться. Марк догоняет его уже в гостиной, когда Чуя успевает переодеться и проверить телефон на наличие новых сообщений. Их нет. Дазай уже третий день закидывает его дебильными смс-ками, но со вчерашней ночи как в воду канул. Не то чтобы Накахара ждал какого-то напоминания о нём, просто так становилось спокойнее. Жизнь их всех, включая членов Детективного Агентства, сейчас под угрозой, пока Портовая Мафия не понимает, что происходит с её акциями, и утопает в грязных новостях в СМИ. Осаму за эти дни должен был решить свои личные дела в городе, окончательно сжечь все мосты, и Чуя даже предполагать не хочет, чем на самом деле занимается сейчас мужчина. Но каждый раз, когда видит новое сообщение от него, внутри всё же разливается облегчение. Это едва не становится рефлексом, привычкой: Дазай для него — иллюзия безопасности, и от осознания этого в груди по-особенному теплеет. Если не задумываться об их взаимоотношениях в целом. — Чуя-сан! — Марк появляется неожиданно, выдергивая из потока мыслей и вынуждая вздрогнуть. — Подкинете до города? — Поехали. — Мы ушли, придурок! — Твен кричит это в сторону тренировочного зала, но ответа не дожидается — идёт в сторону выхода. Он продолжает говорить уже на улице, едва не поскользнувшись у крыльца на мокрой траве, на что Чуя устало закатывает глаза. — Бл… Вот ведь чертила. Совсем с ума сошёл, да? Чуя-сан, почему вы позволили ему себя ударить? Накахара хмурится — обсуждать с кем-то временное отсутствие своей способности он не планировал. Об этом знает только Дазай, пусть так и остаётся. Парень уверен: предавшая его подруга вскоре вернётся, и если не по своей воле, то Чуя сам сделает всё, чтобы это произошло. Он обязан активировать Смутную печаль в самый нужный момент. — Это была просто тренировка, выкинь из головы. Под ноги смотри. — Знаете, этот сукин сын прав, вы опять какой-то слишком задумчивый, — Марк говорит это и надувает губы, пока Чуя, подходя к машине, бросает на заднее сиденье спортивную сумку. — Вы переживаете из-за Портовой Мафии? — Нет, мы на шаг впереди, — Чуя отвечает сухо, садится за руль и ждёт, пока дверь с пассажирской стороны закроется. Он неприкрыто лжёт — волнения в нём столько, что сердце заходится пойманной птицей уже которые сутки, но вида подавать не собирается. — Тогда в чем дело? Чуя-сан, вы можете мне рассказать, — Марк лучезарно улыбается, показывая белые зубы и поворачиваясь к нему всем корпусом. — Считайте, что я ваш духовный наставник! Давайте, я слушаю!.. Чуя внимательно смотрит в зелёные глаза, полные уверенности, а затем вдруг прыскает от смеха, качая головой. — Всё в порядке, Марк. — Чего это вы смеётесь?! Я серьёзно! — Ага. Пристегнись, наставник. Накахара заводит машину и трогается с места, надевая очки, когда летнее солнце начинает нещадно бить по глазам. Марк же вдруг скидывает кроссовки и бесцеремонно закидывает ноги на панель, растягиваясь и подставляя лицо солнечным лучам. Чуя находит в его лице и прикрытых веках умиротворение, сам сдержанно улыбается и не чувствует себя некомфортно. С Твеном такого не было. Прилипчивый и шумный мальчишка за это время успел стать человеком, которому хочется открыться, но в случае Чуи — у того просто не получается, слишком значительный и опасный шаг. Марк оказался тем ещё ребёнком, но крайне полезным в своих навыках и достаточно надёжным, несмотря на дурацкие мотивы вроде скуки. Едва ли Чуя может осудить его за это, он привык к подобному после знакомства с Дазаем, но если с последним вечно напарываешься на какие-то подводные камни, то Твен прозрачен, слишком искренен в своём поведении и словах. Чую все ещё смущает и настораживает это отношение к нему, как к объекту восхищения, но обращать на это особое внимание желания нет. Он глубоко сомневается, что в нём есть хоть что-то, чем можно восхищаться, но запретить ведь не может. Особенно глядя в огромные щенячьи глаза. — Чуя-сан, я могу включить музыку? Только свою, ладно? Я нашёл вчера пару треков, под них так круто из винтовки стрелять… Кстати, хотите, вас научу? Или вы умеете?.. Вот, послушайте!.. ___ Едва ли можно уловить хоть какое-то беспокойство на лицах проходящих мимо людей. Свойственно холодные, решительные, или отвечающие твердым взглядом, или избегающие, не смотрящие вовсе. Чуя на секунду ловит себя на мысли: если бы сейчас кто-то из этих людей узнал, что он ходит среди них без своей способности, будучи практически беззащитным перед такой толпой, то просто так он сегодня не покинул бы это здание. На лицах членов Портовой Мафии не видно тревоги, скрывающейся в сведенных бровях и быстрой походке, но воздух наэлектризован. Тяжёлую атмосферу вдыхаешь и впитываешь, начиная ощущать нервозность на кончиках дрожащих пальцев и, совсем немного, отчасти, — осадок удовлетворения, ведь происходящее — твоих рук дело. Накахара проходит дальше в офис и идёт в сторону лифта, чувствуя взгляды, направленные ему в спину. Они щиплют, скользят по нему лазером снайперской винтовки. Будто всё знают. Знают, что именно по его наводке сегодня утром СМИ опубликовали новости и записи с камер наблюдения в порту и ещё нескольких точках города. Переданные ему Кимурой записи, где люди Портовой Мафии предстают в своей жестокости во всей красе. Это не сильный удар по компании, в Йокогаме мало кому известно, что Портовая Мафия — якудза, но слухи есть слухи. Они в миг расползаются по всему городу липкой паутиной, срываются с губ каждого, обличают деятельность компании. В людях угасает уверенность в собственной безопасности, чего Правительство допускать не должно, а значит — до Мори уже дошли вопросы и жалобы. Чуя знает, что администрация Мафии на этот выпад ответит незамедлительно, прикроет свои преступления приятной для общества завесой — компания начнёт уделять особое внимание благотворительности, и на этой неделе у Чуи, как у Исполнителя, вряд ли появится хоть одно задание. Высовываться сейчас нельзя, пока у местной полиции с поддержкой Детективного Агентства есть все причины начать на них охоту официально, на что Правительству закрыть глаза будет сложно. Обстановка в городе накаляется. Самое время сделать следующий шаг. Сегодня Накахара явился в офис для встречи с Мори, на которую тот его вызвал. Он сглатывает ком в горле, уже предполагая, что тот может сказать. Но Чуя никак не ожидает увидеть у дверей кабинета Босса ещё одно знакомое лицо. Что-то внутри неприятно дёргается, и парень замирает, точно к ногам гири привязали, и поджимает нижнюю губу. — Добрый вечер, Чуя-сан, — спокойный тон Поля Верлена даёт возможность выдохнуть, но Чуя выпрямляет плечи, чувствуя, как начинает болеть спина, и неосознанно поправляет свою шляпу, увидев почти такую же на голове мужчины. — Добрый вечер, Верлен-сан. Взгляд Поля плавно скользит по его лицу, впивается цепко и чересчур внимательно, но Чуя не находит в нём агрессии или осуждения. К Старшему лейтенанту Накахара-кай есть вопросы, которых он не может задать из-за своего положения, и это мучает с каждым днем всё больше. Чуя часто видит Верлена в стенах этого офиса, но за целый месяц они не сказали друг другу ни слова. Парень с сжимающимся сердцем порой вспоминает их редкие совместные тренировки, оставшиеся в том времени, когда он ещё был наследником. Чуя вспоминает свои прежние приезды в штаб клана, когда ещё была возможность, вспоминает, как его тогда принимали. С надеждой и интересом. До удушья гадко теперь чувствовать на себе каждый презрительный взгляд. До сжирающей внутренности холодной тревоги от неопределённости ситуации. — Как твои дела? — спрашивает Верлен, возвращая его в реальность, но Чуя уже не стремится казаться отстраненным. Он перестаёт хмуриться, повседневно отвечает: — Всё как обычно, но много работы из-за того, что случилось утром. Спасибо, что поинтересовались. — Да, я слышал, — Поль отходит чуть дальше от кабинета Мори, и Чуя нерешительно следует за ним, не зная, собирается ли тот продолжать диалог. Теперь мужчина говорит уже тише, убирая руки за прямую спину: — СМИ настроились против Портовой Мафии, это может коснуться и Накахара-кай. Мы с Рембо-саном делаем сейчас всё возможное, чтобы этого не произошло. Репутация очень важна в нашем деле. Чуя удивлённо моргает, но только поджимает губы и кивает. Почему Поль вдруг делится с ним этим? Их последний диалог закончился едва не криками, намёком на угрозу с его, Чуи, стороны, а сейчас Старший лейтенант просто беседует с ним? Это отзывается в груди бледной надеждой, которую сложно подавить, но и под ложечкой начинает сосать из-за упоминания клана. — Я слышал, Рембо-сан занял должность оябуна? — спрашивает Чуя, вставая рядом и провожая взглядом проходящего мимо сотрудника. Им двоим лучше не зацикливаться на этой теме. Верлен снова смотрит на него, но Чуя едва ли может уловить эмоции в стеклянном взгляде. — Я и Артур приняли временное правительство. Клан не может функционировать без кумичо, Чуя-сан. — Да, я знаю, — он тушуется на секунду, сглатывает скребущий горло ком вины. — Уверен, под вашим руководством клан будет процветать. — Накахара-кай всегда будет нуждаться в истинном оябуне, без него он не продержится долго. Мы — не Портовая Мафия, Чуя. Наша организация не меняет кумичо по своему желанию. Исполнитель отводит взгляд, чуть опуская подбородок, и кивает, сжимая ладони в кулаки и разжимая. Хочется вздохнуть, но на грудь будто водрузили булыжник. — Люди Портовой Мафии пропадают, — продолжает вскоре Верлен, переводя внимание на большое окно, на живущий своей жизнью город внизу. — Тебе назначили это дело? — Нет. Хироцу-сан и Чёрные ящерицы это расследуют. — Подозрения падают на нас, я только что обсуждал это с Мори-саном. Ты хоть и стал Исполнителем, но в первую очередь ты — Накахара, — сердце глухо ударяется о ребра, заставляет вновь взглянуть на собеседника, сведя брови. — Ты тоже попадёшь под подозрения и окажешься в опасности, Чуя. Я надеялся на встречу с тобой, чтобы ещё раз напомнить, где твоё место. Всё можно исправить, если ты этого захочешь. — Верлен-сан… — Не перебивай меня, — Поль кидает на него строгий взгляд, опуская брови, но Чуя не чувствует в его голосе упрёка или злости, кусает щеку изнутри. — Люди пропадают, в СМИ появляется компромат на Мафию. Что-то происходит внутри «твоей» организации. Что ты знаешь об этом? — Даже если бы мне было что-то известно, я бы не смог обсудить это с вами. — Ну конечно, — хмыкнув, он вдруг делает шаг к Чуе, заставляя напрячься, и проницательно изучает глаза напротив. — Я здесь, чтобы сказать тебе: ты знаешь номер телефона, по которому со мной можно связаться. Рано или поздно ты поймёшь, от чего отказался, Чуя. Клан терпелив, но ошибки придётся исправлять. Подумай об этом… Мы всегда готовы принять тебя. Чуе каждое утро приходится проглатывать своё подвешенное состояние, и потому он сейчас с бешено бьющимся сердцем не отводит взгляда, мечтая просто рассказать обо всём без утайки — о плане, о том, что они затеяли вместе с Агентством и Дазаем. Но Чуя не может поставить под удар других людей, если из-за его несдержанности всё выйдет из-под контроля, и захлопывает рот. Потому что Дазай бы не одобрил. Потому что хочется верить в правильность его предупреждений. Слова Верлена колют в сердце, но Чуя ловит себя на том, как нуждался в этом. Простое напоминание, что у него ещё есть его место. У него ещё есть Накахара-кай, есть то, что принадлежало его родителям. — Спасибо, — Чуя выдыхает это слово тихо, изламывая брови, сбрасывая маски. Ему одним взглядом хочется сказать о том, ради чего всё это. Он лишь надеется на понимание со стороны. Поль щурится, не нарушая зрительного контакта, глядя так, будто пытается прочесть мысли, а затем вдруг выдавая лёгкую улыбку и кивая. Это всё, что нужно было увидеть Чуе, чтобы почувствовать внутри что-то светлое, перебивающее тревогу, давящую на плечи. — Мне пора, Верлен-сан, у меня встреча. — Разумеется. Спасибо, что выслушал, Чуя. Я верю, что не ошибся. — До встречи. Парень набирает воздуха в лёгкие, только когда отходит, позволяет себе выдохнуть и собраться с мыслями перед тем, как постучаться в кабинет Огая Мори. ____ Входная дверь поддаётся после нескольких поворотов ключа, впускает внутрь, сопровождаемая томным выдохом Чуи. Он заходит в квартиру и, скидывая обувь, замирает, обнаружив горящий на кухне свет. Хмурится, вспоминая, выключал ли его перед выходом утром, уверен, что да. Из кухни вдруг раздаются грохот посуды и звук включённой на несколько секунд воды. Это заставляет узел в груди ослабиться. Вряд ли его пришли убить или ограбить, а заодно ещё и посуду помыть. Но сердце тянет, тяжелеет и начинает стучать сильнее от предположения, кто это может быть. Чуя удивляется своей реакции, кусает губу от лёгкого волнения и, бросив спортивную сумку на пол, а шляпу — на тумбочку, тихими шагами проходит глубже в квартиру, заглядывая в проем кухни. — Как ты сюда попал? — Чуя скрещивает руки на груди, наблюдая за тем, как Осаму, стоящий за столешницей, оглядывается на него с привычной улыбкой. Накахара даже не злится, только устало облокачивается на дверной косяк, дыша чуть глубже обычного. Они не виделись после того, как переспали. Всё заканчивалось сообщениями, в которых и намёка не было на произошедшее. Стоит ли это обсуждать? — Доброго вечера, Чу-у-я, — Дазай тянет его имя, вытирает руки о полотенце и закидывает его себе на плечо, полностью поворачиваясь к нему. И Чуя старается не думать о том, что Осаму действительно идёт домашняя одежда. И бинтов сегодня нет. — Ну… Я сделал дубликат твоих ключей, — беспечно пожимает плечами мужчина, окидывая его заинтересованным взглядом, пока Чуя возводит глаза к потолку. Это было ожидаемо. Накахара не испытывает и толики раздражения, потому что это Дазай. — Ясно. Ты ведь понимаешь, что будет, если в Портовой Мафии узнают, где проводит свои выходные мертвый Исполнитель? — Чуя изгибает бровь, а затем быстрым взглядом обводит кухню, натыкаясь на пакет с заказанной едой. В желудке тотчас начинает голодно посасывать, его сводит спазмами — он не ел со вчерашнего вечера, но ком нервной тошноты в горле не позволяет и думать о приёме пищи. — Ты ведь знаешь, что я осторожен, Подставка для шляп. Ужинать будешь? — самодовольно щурится Дазай, не спуская с него взгляда, пока Чуя только качает головой, стягивая с себя чёрную футболку. — Я не голоден. Пойду в душ. — Чуя, стой. В голосе Дазая проносится что-то слишком серьёзное, заставляющее действительно замереть, сделав лишь несколько шагов от кухни. Так и остановиться к нему голой спиной, а затем мелко вздрогнуть, почувствовав на лопатках горячую влажную ладонь. Чуя тихо выдыхает, прикрывая глаза, когда воспоминания о чужих касаниях бьют неожиданно сильно. Осаму встаёт слишком близко, ведёт пальцами по чувствительной коже аккуратно, но Чуя морщится от боли. — Откуда это? — Дазай проводит большим пальцем по позвоночнику, касаясь задней части шеи, и Чуя ведёт плечом от мелких мурашек. — О чём ты? — У тебя гематома на пол спины, вот о чём. Накахара удивлённо моргает, спотыкаясь о чужой недовольный тон, а затем разворачивается, едва не столкнувшись носом с грудью мужчины. Он медленно поднимает глаза, видит в карих уже почти забытый холод и даже хмыкает. Уголки губ сами тянутся в лёгкую улыбку, но она напоминает о ранке на губе, что начинает ныть. Ссадина не уходит и от внимания Дазая. — Тренировался с Кимурой. А что? Дазай сжимает губы в тонкую полосу, и интерес начинает разливаться ртутью по венам. Неужели он зол? Из-за такой ерунды? Но мужчина поднимает руку, проходится тыльной стороной ладони по его скуле, и от касаний уходить не хочется. В груди начинает ныть от того, как подобного не хватало раньше, поэтому Чуя едва сдерживается, чтобы не прильнуть к ладони. Но колющее в боку чувство не покидает: что он действительно должен сейчас чувствовать? — Что с твоей способностью, Чуя? В который раз за день тревога ложится на плечи тяжестью, и от вопроса улыбка медленно тает, уступая место лёгкому раздражению и усталости в сведенных бровях. — Всё так же, — Чуя не лжёт, но опускает взгляд на уровень чужих ключиц. — Я не могу её активировать. — И ты решил, что будет разумно поехать к человеку, который может убить тебя в любой момент? Он что, отчитывает его? Накахара фыркает, ведёт подбородком, сбрасывая тёплую ладонь, и отходит, кидая футболку на одну из коробок. Где-то под кожей коробит, каждый нерв натягивается. — Я был не один, там был Марк. Кимура не навредит мне, пока я ему нужен. — Никто не знает, что ему действительно нужно. — В чем проблема сейчас? Всё хорошо, как видишь, вернулся живым. — И невредимым? — в чужом голосе мелькает язвительность, из-за которой Чуя снова оборачивается, заглядывая в криво улыбающееся лицо. — Что-то не заметно. — Дазай, — он начинает резко, но тут же осекается, изламывая брови. Чувство, толкнувшееся в груди, слишком непривычно. Неужели Осаму просто… переживает за него? Почему? В какой момент они стали думать друг о друге больше, чем о самих себе? Парень сокращает между ними расстояние плавно, с тяжело бьющимся сердцем, и нерешительно поднимает руку, мягко запуская пальцы в тёмные густые волосы, убирая чёлку Дазая назад. Он не знает, в каком направлении развивать эти непонятные отношения, не знает, стоит ли вообще идти в эту сторону, но сейчас ему впервые за день дышится немного легче. Кофейные глаза постепенно наполняются приятной теплотой, а черты лица становятся не такими острыми, и от этого внезапно щемит между рёбер. Чуя оглаживает ладонью чужую скулу, а затем проходится большим пальцем по сухим губам и подбородку. — Всё нормально, — он говорит уже тише от накрывшей усталости. — Ешь один, я пойду в душ. — Составить тебе компанию? — Обойдешься. Чуя фыркает на чужой смешок, а затем быстрыми шагами скрывается в дверях ванной комнаты, пока сердце в груди бешено отбивает собственный ритм. Спина ноет и болит так, что едва получается выпрямиться, но мышцы в горячей воде постепенно расслабляются, а тело накрывает томное изнеможение. Чуя старается не сидеть долго, но тщательно смывает с волос запах табака. Не то чтобы он ему мешает, однако Накахара просто знает: Осаму его не переносит. Над этим даже размышлять нет желания — это просто кажется правильным. Чуя задерживается лишь у зеркала, суша полотенцем голову, и проходится взглядом по своей груди и ребрам. Тонкая кожа всё ещё покрыта красными пятнами, на бёдрах — бордовыми, переходящими в синий. Он никогда не любил на своём теле какие-то следы, синяки и раны, потому что они выглядят грязно. Но сейчас не испытывает отвращения или желания смыть это, только быстро оглаживает пальцами, вспоминая, при каких обстоятельствах и от кого ему достались эти отметины. Он выходит из ванной в одном белье, накидывая на плечи халат и едва передвигая ногами от усталости, и только поднимает брови, видя, что Осаму уже расположился в кровати, печатая что-то в телефоне. И какого черта он тут сегодня ночует? Что за вольности? — Закончил? — Дазай довольно улыбается, скрещивая ноги и блокируя телефон. — Иди сюда. Мужчина садится на постели, протягивая руки с открытыми ладонями, и всего на секунду Чуя замирает от этой картины. Непривычно и странно. Под его коленкой прогибается матрац и тихо скрипит кровать, но Чуя залезает, выдыхая. Хочется просто рухнуть на подушку и уснуть, ни о чем не думая. — Я не в состоянии сегодня, так что давай спать. — Я и не думал к тебе приставать, извращенец-Чуя, — Дазай тихо смеётся, тянет на себя за локоть. — Ты врешь. — Только чуть-чуть. Чуя едва не охает, когда вдруг оказывается уложенным на грудь, а затем возмущённо пытается встать, но оказывается прижатым чужим весом — Дазай садится на его ягодицы, стягивая халат. — Что ты делаешь?! Слезь, тяжёлый! — Тише. Потерпи немного. Осаму сползает чуть ниже, на бедра, приподнимаясь, чтобы было легче, но Чуя всё равно дёргается, пытаясь повернуться. — Я же сказал, что не хочу, — он рычит, хмурясь, но затем неожиданно чувствует что-то холодное на спине, мелко вздрагивая. — Что это? — Мазь. Чуя, — Осаму подается вперёд, склоняясь, и говорит негромко уже на ухо, опаляя чувствительную кожу дыханием: — Я не трону тебя, если ты сам этого не захочешь, но синяк стоит помазать. Хорошо? Накахара возмущённо вздыхает, но сдаётся, чувствуя проблеск облегчения и падая лицом в подушку. Он пытается расслабиться, чувствуя, как горячие ладони растирают его спину, осторожно разминая мышцы. И Чуя соврет, если скажет, что это неприятно. Тепло медленно разливается по всему телу, и из головы постепенно испаряются навязчивые мысли, пока Дазай ведёт ладонями выше, массируя шею и плечи пальцами. — Ты слишком напряжен, — Осаму надавливает несильно, но всё равно становится больно до тихого шипения из-за забитых мышц. — В чем дело? Это от того, что я рядом? — игриво усмехается Дазай, пока Чуя, закрыв глаза и тяжело дыша, цепляет пальцами подушку. — Твоё самомнение не знает границ… Ай! Полегче! — Конечно, я ведь очарователен. Дазай вновь едва слышно смеётся, и Чуя наконец расслабляется, просто принимая прикосновения. Мышцы становятся мягче, а от удовольствия едва не поджимаются пальцы ног. Он и не думал, что так нуждался в подобном массаже. — Тогда что не так? — Просто… — Чуя выдыхает, кусая щёку и хмурясь. Стоит ли вообще обо всем этом говорить? Признавать собственные слабости? Он вдруг… боится реакции, слов, которые могут последовать за его признанием, однако всё равно глухо произносит: — Я просто… устал. Иногда кажется, будто это всё не закончится. Люди из Портовой Мафии пропадают, а подозрения падают на мой клан. Знаешь, кого первым заподозрят в этом? Меня. Ещё и моя способность… — Ты говорил с Верленом? — Дазай спрашивает не сразу, подумав несколько долгих секунд, и Чуя от удивления, что тот в курсе, на миг даже перестаёт дышать. — Да. Сегодня. — И что он знает? Чуя открывает глаза, поворачивая голову и глядя теперь в стену. Он пытается уловить настроение Дазая и эмоции в его голосе, но тот кажется практически равнодушным. Это может значить только неодобрение. — Я ему ничего не сказал, если ты об этом, — раздражённо цедит парень, а затем дёргается, когда Дазай слишком сильно нажимает на больной участок. — Дазай, черт возьми! Он просто… сказал, что я могу обратиться к нему и что он переживает за будущее Накахара-кай. Не более. Дазай убирает руки и наконец слезает, укладываясь рядом на бок. Чуя не поворачивается на спину или лицом к нему, он не двигается, разглядывая приоткрытое окно и ожидая слов. — Лисёнок, — чужие пальцы теперь на макушке, приятно перебирают влажные после душа пряди, — я знаю, что тебе хочется обратиться к своему клану, но потерпи ещё немного. Скоро всё закончится. Поглаживания успокаивают, как и непривычно мягко сказанные слова. Чуя закрывает глаза, концентрируясь на пальцах в своих волосах, и ему, наконец, становится немного спокойнее. — Ты так хочешь избавиться от Портовой Мафии только из-за Мори? — спрашивает тихо Чуя, сводя брови. — Жажда мести настолько велика? Парень почти не дышит, ожидая ответа. Это новое чувство вновь к нему возвращается — вязкое и неприятное, совсем неизвестное. Его сердце всегда бьется так отвратительно тяжело, когда речь заходит о Сакуноске. Дазай же двигается ближе, опускает руку на его талию, осторожно переворачивая и прижимая теперь спиной к груди. Чуя не противится, только пытается прислушаться к собственным ощущениям, всё ещё не до конца их понимая. Мужчина утыкается подбородком ему в затылок, говоря негромко и спокойно: — Наши ситуации отличаются, Чуя. Мори отдал приказ убить твоих родителей, потому что это бизнес, это кланы якудза, которые воевали годами. Это было лишь логичным ходом. Ты хочешь уничтожить Портовую Мафию не только из-за мести, но и потому, что понимаешь, что вам двоим нет места в одном городе, я прав? Став кумичо и оставив Мори в живых, ты гарантировал бы себе вечную тревогу и постоянное ожидание нападения. А Мори идеальный враг. Так ведь? Чуя набирает воздуха в лёгкие, кивая и чувствуя, как Дазай проходится пальцами где-то под рёбрами. Мужчина словно читает не только его мысли, а всё состояние. — Став оябуном, я смогу обезопасить себя, — отвечает тихо Накахара. — Дело не только в мести, просто… — Я всегда знал, что какая-то часть тебя хочет власти, — хмыкает с весёлой ноткой Дазай, и Чуя слабо толкает его локтем в грудь, но всё же соглашается с его словами. Получив собственную армию, Чуя больше никому не позволит поставить себя в невыгодное положение, посадить на цепь, не допустит того, чтобы снова оказаться слабым. Всю жизнь у него никогда не было «своего», поэтому отказаться от наследства родителей, от того, что по праву рождения принадлежит ему, едва ли можно себе позволить. — Вот, — продолжает Дазай, и Чуя чувствует его горячее дыхание, пробирающееся по затылку между прядей рыжих волос. Это успокаивает. — Убийство твоих родителей не было чем-то личным, в отличие от убийства Оды Сакуноске. Мори всегда избавлялся от того, что было дорого мне, чтобы у меня не было выбора, кроме как оставаться в Портовой Мафии, имея хоть что-то. Раз за разом я терял всё, что находил. И, рано или поздно, он бы лишил меня и тебя, Чуя. Несмотря на твою выгодную силу, Мори предпочёл бы собственное моральное удовлетворение. «Погибнув», я не дал ему возможности ещё раз насладиться таким мгновением. Как видишь, «умереть» куда проще, чем позволить ему избавиться от тебя. Чуя распахивает глаза, слушая Дазая, чувствуя, как тяжелеет в груди. Но зачем ему идти на такое только ради него? Упоминание Оды и осознание того, насколько близок тот был Дазаю, гадко бьёт в бок. Чуя почти сразу же чувствует льющуюся по горлу вину и неловкость из-за этого, но затем его накрывает пеленой до шума в ушах, словно с головой окунули в воду. Просто не верится, что кто-то так неистово защищает его. — Из-за этого ты инсценировал свою смерть? В ответ прилетает тихое «угу», после которого тело бросает в жар. Чуя сжимает пальцами чужую кисть на своей талии, чувствуя, как трудно становится дышать в попытках поверить в такое. От того, как сильно начинает стучать в ушах собственное сердце. Он сглатывает, теперь полностью уверенный в том, насколько велико его желание дойти до конца. Но как ему на это реагировать? Что сказать? В голове совсем пусто. — Осаму… Что… Что ты будешь делать, когда всё закончится? — Пойду к Агентству. Знаешь… Буду творить добро, помогать старушкам переходить через дорогу, — усмехается Дазай, обнимая его за талию чуть крепче, — котят с деревьев снимать. Буду очищать свою карму. Чуя слабо улыбается, но отводит взгляд в сторону, снова поджимая губы, а затем проходясь языком по ранке. Переварить сказанное мужчиной оказывается почти не по силам. — Почему ты сейчас здесь? — тихо спрашивает Накахара, но ведёт ногами назад, по холодной простыне, пока не находит ноги Дазая. Он касается своими ступнями чужих икр. Выдохнуть невозможно, он точно нахлебался воды. — Так хочешь, чтобы я ушёл? — Просто ответь, придурок. — Разве у меня должны быть особые причины, чтобы хотеть тебя видеть каждый день, Морковка? Мне так спокойнее. Эспер вот-вот сделает то, что должен, а потом нам будет не до этого. Тебя ждёт возвращение в клан, но как бы ты ни переживал, знай, я буду на твоей стороне. Только говори со мной, обсуждай, в этом ведь нет ничего сложного, верно? — Осаму с каждым словом сонно снижает тон до шёпота, пока Чуя борется с противоречиями внутри. — А насчёт твоей способности — проработаем над этим завтра. Он жмурится от того, как трудно просто согласиться, дать себе волю довериться словам. Накахара ковыряет ногтем большой палец, зная, что хочет обсудить, поэтому неуверенно начинает спустя несколько минут молчания. Ему нужно узнать, что их двоих ждёт в будущем, если оно наступит. Даже если говорить об этом кажется чем-то странным в их отношениях. — Дазай… Я хочу кое-что обсудить, — Чуя не сразу чувствует, что обнимающая его рука совсем расслабляется. — То, что сейчас происходит, я… Осаму? — он хмурится, осторожно переворачиваясь лицом к мужчине и прислушиваясь. Тот дышит ровно, закрыв глаза, и Чуя поднимает брови, фыркая. Когда он успел уснуть? — Ну ты и говнюк. Чуя ещё недолго разглядывает ровные брови и губы, не искаженные привычной ухмылкой. Лицо мужчины умиротворенное, спокойное, каким увидеть его удаётся крайне редко. Накахара аккуратно оглаживает пальцами его брови, а затем убирает упавшую чёлку тёмных волос назад, открывая лоб. Тепло в солнечном сплетении сжимается маленьким комком от услышанного минутами ранее, и впервые за всё время происходящее кажется правильным.