Невинность монстра

      Атти любила ужинать с Элайджей, ей нравилось что в такие моменты они могли обсуждать все что угодно. После можно было рисовать в гостиной, пока он читает что-то. Ужинать с ним стало привычкой, ей было уютно… казалось что это крупица нормальности в ее и так ненормальной жизни. В тот вечер за ужином у неё была возможность откровенно поговорить с первородным вампиром. У Атти было много вопросов, и она ждала удобного случая. Элайджа спросил, накладывая карри на свою тарелку:       — Как первый день?       — Приемлемо. Я познакомилась со школой, с другими учениками. В спортивном классе в моей группе есть ребята постарше. Есть два вампира, ведьма и оборотень.       Она наблюдала за его реакцией. Хотела узнать, что Элайджа думает об этой ситуации. Ей самой казалось что это уже слишком, слишком много сверхъестественных существ в городе и в школе. Нет, она конечно была в классе с одним оборотнем, но с вампирами никогда не общалась, даже не видела часто, про ведьм вообще не надо упоминать. Они ее ненавидят. Элайджа сам старался держать ее подальше от сверхъестественного, чтобы она не оказалась в опасности. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Он только прокомментировал безразлично:       — Удивительно.       — И еще двойник, знаешь того, которого ты похитил?       Тут вампир поднял взгляд и несколько секунд смотрел на нее. Была ли она слишком прямой, слишком наглой? Атти вцепился в край стула под его пристальным взглядом. Как-то стало неуютно. Почему-то именно от его слишком долгого взгляда. Она смутилась. Вопрос не заставил себя долго ждать:       — Есть какие-то проблемы?       — Я уже их решила. Могу я задать тебе несколько вопросов?       — Конечно, — согласился Майклсон.       — Зачем мы приехали в Мистик Фоллс?       — Здесь будет проходить ритуал снятия проклятия.       — Проклятие что на Клауса? То что освободит его волчью натуру?       — Да.       Она прочитала о проклятии и ритуале в его дневнике еще до встречи с Роуз-Мари. Атти продолжила допрос:       — Зачем тебе понадобилась Елена?       — Лично мне двойник не интересен, но так как моему брату Елена жизненно необходима, я воспользовался ситуацией. Я заключил сделку, двойник взамен на что-то очень важное для меня.       — Значит, когда проклятие будет снято, мы сможем вернуться в Роаноке? Или мы уйдем где-то в другом городе?       — Возможно.       По тону, которым это было сказано, Атти сделала вывод, что благосклонность первородного закончилась. Дискуссия окончена. У неё все еще были вопросы, но она прикусила язык. Ей не следует пользоваться добротой Элайджи или быть слишком любопытной. Ведь у него были свои проблемы и дела, которые не касались Атенаис. Ужинали в тишине. Для них было обычным делом не разговаривать часами. Атти могла быть болтливой, но, почувствовав нежелание Элайджи разговаривать, промолчала, чтобы не быть навязчивой. Она часто задумывалась, каково было бы обедать в нормальной семье? Родители и дети обсуждают последние новости, может, смотрят телевизор, пока готовят? У нее не было возможности узнать, что значит нормальное существование, даже когда не была чудовищем.       Дни проходили быстро. Школа, дом, иногда прогулки по городу. Распорядок дня немного напоминал ей жизнь в Роаноке, а до него — в Белфасте, Нью-Йорке, Торонто. Мистик Фоллс был таким маленьким, что она часто встречала одних и тех же людей в Мистик Гриль или по дороге утром, когда шла в школу. В один вечер ей удалось уговорить Элайджу выйти в город и поужинать в местном баре.       Атти с любопытством оглядывала людей, украшения, бильярдный стол. Элайджа знал, что она скучает по нормальной жизни, но это было единственное, что он не мог ей дать. Атенаис не могла жить нормальной жизнью, не могла быть такой, как другие подростки. Она его еле уговорила пойти с ней в бар. Выслушав полчаса просьбы разрешить ей пойти в бар одной, он уступил и заявил, что идет с ней. Элайджа не мог оставить ее одну в городе, полном других сверхъестественных существ. Не тогда, когда город был таким маленьким и полон врагами. Он вовсе не был уверен, что братья Сальваторе не попытаются как-то помешать ритуалу. Первородный сделал недовольное лицо, увидев заказанный девушкой фастфуд, но возражать не стал. Она хотела картошку фри? Она это получит.       — Напомни мне еще раз, зачем мы здесь? — устало спросил он.       — Поужинать.       — У нас дома в холодильнике есть лазанья. Приготовлена личным поваром мэра, — добавил он. — Сомневаюсь, что картошка фри может сравниться с ней.       — Я целую вечность не ела картошку фри, — сказала Атти, наслаждаясь своим заказом.       Элайджа скептически взглянул на нее, играя со своим стаканом виски. Девушка сразу же исправилась.       — Ладно, года три. Да брось, Элайджа, ты не можешь всегда ходить в четырех звездочные рестораны и внушать поварам. Вкусно, почему бы и тебе не попробовать?       Она протянула ему тарелку с картошкой, сделав знакомое щенячье мордашку. И эффектной. Первородный обнаружил для себя, что, увидев эти полные надежды лазурные глаза, он не мог ни в чем им отказать. Есть руками? Где его манеры? Атенаис слишком много изменила в его жизни. Она проходит сквозь броню, созданную тысячелетиями, входит в трещины и навсегда поселяется в сердце. Элайджа осторожно взял картофельную соломинку и попробовал как будто ел яда. Да, это было старомодно. Он не любил фаст-фуд и все, что означало новое поколение.       — Итак?       — Съедобно, лаконично признал он.       — Отлично! Можно еще порцию, пожалуйста? — попросила Атти официанта.       Элайджа удивленно посмотрел на нее: она что, шутит?       — Если это шутка, то уверяю тебя, сладкоежка, это не смешно.       — Ты же не будешь смотреть, как я ем? Ты должен быть голоден.       Когда в последний раз кого-то заботило, голоден он или нет? Когда он в последний раз просто сидел в баре, не беспокоясь о семье, врагах или договоренностях? Через 10 минут ему принесли тарелку с картошкой фри и соусом Цезарь. Элайджа Майклсон, тысячелетний первородный вампир, ест картошку фри в баре и слушает лепет девушки. Кто его увидит, тот умрет со смеху. Но ради Атенаис уж можно отказаться от образа страшного первородного.       — Я записалась в кружок рисования. Учитель рисования сказал, что я талантлива, особенно в портретах. Но я не могу сделать сетчатку глаз, использую слишком много теней. Мистер Бингли посоветовал мне расслабить руку, но я все равно слишком сильно надавливаю на левый бок.       Элайджа молча слушал ее. Он не мог дать совет по технике рисования. Никлаус был их художником, Элайджа был музыкантом. Но Атенаис должна быть отгорожена от Никлауса. Его младший брат задавал достаточно вопросов.       — Летом мы можем поехать в Париж, я знаю хорошую школу живописи. Ты сможешь брать уроки, если захочешь.       Он говорил с ней холодно, без эмоций, как он научился делать на протяжении веков. Однако в ее глазах мелькнули искры радости. Париж, так Париж. Смена обстановки не помешает. Они закончили ужин, но остались в баре. Элайджа напрягся, видя, как входят братья Сальваторе и Елена, и взглянул туда, где они были. По крайней мере, они достаточно умны, чтобы не провоцировать его. Он с изумлением заметил, как Атти наблюдала за бильярдном столом. Малышка хочет поиграть? Ничего проще.       — Хочешь научиться? — указал глазами на стол.       — Да!       Он встал из-за стола и направился в угол. Кроме них никто не тратил время на бильярд. Но если Атти хочет играть в бильярд, она будет играть в бильярд. Тот небольшой человеческий опыт, который он может ей дать. Первородный расставил шарики треугольником и вручил девушке палку, терпеливо объясняя:       — Это называется кий. Им бьют по шарам. Это основной шар.       Он показал ей, как бить остальные основным мячом и как второстепенные шары катятся в лузы стола. Атенаис захотела попробовать сама и под его присмотром начала играть. Учитель рисования был прав. Руки Атти все время были напряжены. Элайджа заметил, что кий слегка дернулся. Он попытался ей помочь и случайно коснулся ее руки. Ощутил напряжение в мышцах.       — Расслабься, посоветовал он. Ты слишком напряжена.       Атти кивнула, но ничего не изменилось. Почему она так напряжена, почему она не расслабляется? Первородный смотрел на нее более внимательно, пока она играла, когда двигалась. Напряжение было ее обычным состоянием, но почему? Создавалось впечатление, что она всегда борется с чем-то внутри, что готова защищаться в любой момент. Постоянная бдительность, в чем он ошибся в своих уроков?