Ритуал

      Вообще Такао считал, что информация правит миром, и задёшево её точно не стоит продавать. Но за имбирный латте с воздушными макарунами в приятной компании… Вот это точно было заманчивой затеей.       Латте и правда оказался чудесным на вкус и приятно согревал пряными нотками в хмурый осенний вечер, макаруны таяли во рту, а сгорающая от нетерпения Аки-чан компанией и правда была приятной. Умная девчонка, мечтала стать терапевтом и порой выручала аккуратными конспектами с пересекающихся пар. Но верно говорят — зараза-любовь подкашивает самых лучших. И Такао уже задумался — а не продешевил ли он за такие важные сведения о том, встречается ли с кем-нибудь Шин-чан.       — Ух, вот знаешь, вот это сложно будет. Даже не знаю, будет ли у тебя хоть шанс… — картинно вздохнул он, и Аки-чан чуть не пролила на себя чай.       — Что, она такая… прямо очень-очень, да?..       — Вообще. Просто идеал. Такая вот оранжевая и кругленькая, активная громкая девчонка, — серьёзно сказал Такао, наблюдая за её вытягивающимся от удивления лицом, а потом весело захохотал: — Да расслабься ты, у Шин-чана единственная любовь по жизни, и это баскетбол, и всё свободное время он мячу и тренировкам посвящает. Так что тебе, наверное, самой придётся научиться в него играть, если хочешь привлечь его внимание.       — Да, и правда сложно… Вот с баскетболом у меня никогда и не ладилось, даже ногу один раз потянула, — Аки-чан грустно подпёрла подбородок кулаком, но тут же воодушевилась: — Но я всё равно попробую пригласить его погулять вместе. Вдруг он всё-таки согласится!       — Ну, говорят, удача любит смелых и всё такое… Дерзай тогда.       — Кстати, об удаче — может, ты у нас мальчик свободный? Ты очень нравишься моей подруге, — весело улыбнулась Аки-чан, и Такао спрятал собственную улыбку за кружкой кофе.       — А вот эта информация просто бесценна.       Да, это у него даже сам Шин-чан не выудит. Такао и сам бы отдал что угодно за то, чтобы забыть, что сердцем он совершенно не свободен. Да-да, баскетбол, конечно же. И Шин-чан, по которому он сходит с ума со старшей школы. Шин-чан, конечно, этого не видит, да и хорошо, что у него там этот кругленький оранжевый идеал в фаворитах, ведь пока они передают друг другу потёртый местами мяч, Такао чувствует себя по-настоящему счастливым.       Он счастлив каждую тренировку, каждые выходные, каждую свободную секунду, когда Шин-чану можно позвонить или даже кинуть мелким камушком в окно и пригласить на любимую старую площадку или в зал погонять мяч. Просто Шин-чан всегда соглашается, пусть и тянет его по пути в магазин с талисманами дня. Ну, такой вот ритуал.       У Такао ритуал засыпать c мыслями о нём и просыпаться с точно такими же, гореть в фантомном ощущении прикосновений осторожных прохладных ладоней и отчаянно закусывать себе ребро ладони, сдерживая острый стон и кончая себе в ладонь. Его ритуал — быть тем ещё хитрюгой, чтобы без стыда и совести после такого спокойно смотреть Шин-чану в глаза. Он научился.       Сейчас он смотрел в его зелёные строгие глаза весело и беззаботно, и Шин-чан даже отбросил привычную подозрительность и принялся за свой сладкий омлет. Он верен привычкам и каждый день берёт его на десерт в университетской столовой.       — Что на выходных будешь делать, Шин-чан?       Ну, не спрашивать же напрямую, не собирается ли он на свидание с по уши влюблённой в него Аки-чан, потому Такао уверен — вот здесь он точно не соврёт и выплюнет этот вопрос злой скороговоркой.       Шин-чан вдумчиво жевать не прекратил, только немного — ладно, всего-то на пару миллиметров — приподнял левую бровь. Это все остальные пусть думают, что у него нет эмоций, а Такао знал — есть, такие крутые и классные, самые настоящие, и в памяти у него для них отведено громадное такое местечко.       — Буду тренироваться вместе с одним балбесом, и если он не забыл своё имя так же, как и этот факт, то его зовут Казунари Такао, — ровно проговорил наконец он, и Такао весело фыркнул:       — Зануда.       — Да-да, конечно же, но нас всё равно ждёт тренировка.       — Боже мой, вот совсем ты не умеешь развлекаться, Шин-чан.       — Даже не хочу спрашивать, к чему ты ведёшь. Если к какой-нибудь авантюре…       — Да в жизни не подумаю! Ты же меня потом прибьёшь! Или вообще не простишь никогда, как я тогда жить буду?       — Определённо, никак, — согласился Шин-чан, поправляя в излюбленном жесте очки, и за стёклами в его глазах теперь мелькнули искорки веселья, и Такао банально залип, прижав к губам пустой стаканчик из-под кофе. Шин-чан долго учился улыбаться глазами, так вот по-настоящему, кажется, только недавно стал это делать, и Такао каждый раз чувствует, как сбивается дыхание, поддаваясь этим искрам-смешинкам.       — Да, определённо… А давай просто погуляем, сходим куда-нибудь? А то совсем стали как два баскетбольных задрота, вот учти, поедет у меня крыша, и буду я ещё и с мячом разговаривать.       — И будешь ты болтать в два раза больше, а с учётом того, что ты разговоришь любого, не удивлюсь, что и мяч будет болтать вместе с тобой. Думаю, я готов выбрать меньшее из зол и погулять с тобой одним.       — Без мяча? — уточнил Такао. — Совсем-совсем без мяча? И даже на баскетбольную площадку не будем заходить?       Шин-чан задумчиво замолчал, видимо, взвешивая про себя все за и против, и только после медленно кивнул.       Такао же влюбился в него в какой-то там тысячный с чем-то раз. Он влюбляется в него каждый день, каждую минуту, и ничего не может с этим поделать, только смириться, что это чувство вьёт из него верёвки и толкает на эгоистичные глупости. Да, он сочувствовал Аки-чан, но нет, в Шин-чана он был влюблён намного дольше неё, и у него точно больше прав побыть эгоистом. Хотя и были порой маленькие страшные мысли, что на место рядом с Шин-чаном права у него так и нет.       Шин-чан об этих тревогах, конечно, не знал и — да-да, это их ритуал — всё-таки в прохладный осенний выходной потянул Такао в магазин с талисманами, включив по пути гороскоп Оха-Аса. Счастливый день выпал, ведь их талисманами не стали какие-то громадины, и Шин-чан аккуратно положил в нагрудный карман пальто красную ручку, а Такао дрогнувшей рукой взял протянутый ему брелок с металлической черепашкой.       — На тебя похожа, смотри, мордашка такая же серьёзная, — нервно пошутил он, и Шин-чан смерил его изучающим взглядом.       — Лучше бы твоим талисманом на сегодня были перчатки. Как умудрился свои забыть? — строго спросил он, и Такао тут же спрятал замерзшие ладони в карманы.       — А вот всё из головы вылетело, так торопился на встречу с тобой.       — И всё равно на неё опоздал.       — Ага, опоздал, — весело согласился Такао и сделал шаг вперёд, засовывая ладони теперь в карманы чужого пальто и утыкаясь носом в его мягкую и точно дорогую ткань на груди. Шин-чан сначала замер, вытянувшись в струнку, а потом аккуратно натянул на голову Такао капюшон куртки, слегка задев пальцами уши.       — И шапку тоже забыл.       — Ну, не могу я привыкнуть к осени, она всегда приходит так быстро, — глухо проворчал Такао, удержавшись от соблазна горестно шмыгнуть носом. Да, не мог и не хотел, почти правду сказал. Не любил он к осени привыкать, часто она вместе с апатией и грустными мыслями приходит, а к себе Такао точно не хотел их пускать. — Вот обещаю, Шин-чан, зимой точно ничего не забуду, сам ко мне греться будешь лезть. Или, или… Ладно, тебе сначала придётся меня поймать, так что вперёд, тренируйся!       Он весело захохотал, отскакивая в сторону и быстрыми прыжками оказываясь от замершего на пару секунд Шин-чана уже на несколько метров. Но тот долго не стал думать, бодро ринулся за ним, и Такао принялся юркать меж деревьями сонного парка, шурша опавшей на лужайки рыжей листвой. Здесь и народу почти не было сегодня, все решили посидеть по домам и не мерзнуть в середине хмурого октября.       Мёрзнуть, как же — он за минуту забыл, что это такое, так запыхался, убегая от такого же раскрасневшегося Шин-чана. Похоже, они и на тренировках и играх никогда так не выматывались, всегда берегли, цедили силы до последнего, ведь никогда не знаешь, когда предстоит совершить победный рывок или прыжок, а тут Такао поставил всё на самый первый. Поставил на то, что Шин-чан его всё-таки поймает, и они оба запутаются в его длинном бежевом шарфе, шлёпаясь на мягкую гору из ярких листьев. Шин-чан был горячий-горячий после этой гонки, и сейчас он сбивчиво дышал ему куда-то в ухо. Такао юркнул ладонями ему под полы расстегнувшегося пальто, царапнул ногтями по гладкому подкладу, и прикрыл глаза, прижимаясь щекой к его плечу. Вот бы всю вечность просидеть в этих листьях, притворяясь, что ему нужно согреться. Это только его тело сейчас горело, а в сердце скрипел промозглый страх.       Он ведь поставил всё на то, чтобы наконец-то сказать:       — Я так тебя люблю, Шин-чан.       Он поставил на это все их игры, тренировки, талисманы Оха-Аса и забытые перчатки. Он поставил на это огромный кусок своей пока что маленькой жизни и точно не знал, что будет с ним делать, если Шин-чан…       А Шин-чан неловко поцеловал его, стукаясь зубами, а потом крепко зажмуриваясь, и его очки немного мешались, а сам Такао смотрел на него во все глаза, терялся в бликах маленьких стёкол, но тогда точно запомнил, что во взъерошенных волосах Шин-чана запутался рыжий листик.       — Наш первый поцелуй вполне можно назвать авантюрой, но учти, ты её первый начал, — пробормотал он, любуясь красными щеками Шин-чана, который уставился на него со счастливым недоверием, а потом снова превратился в привычного буку, тщётно пытаясь поправить съехавшие на носу очки:       — Ты даже в такой момент умудряешься шутить.       — Исправлюсь, честно.       И Такао честно-честно теперь поцеловал его сам, стягивая с него очки. Всё равно их стёкла запотели.       Этот октябрь выдался жарким.