Забота о тебе — его клятва

Сквозь дрёму ты услышала гремящую посуду где-то в соседней комнате, затем спустя некоторое время приближающееся к твоей постели шуршание объемных самурайских одеяний. Но ты слишком долгое время провалялась в постели из-за простуды, потому твое тело было словно налитое свинцом, и не было сил даже шевельнуться лишний раз. Все, что ты смогла, — немного повернуть голову на источник звука, и сквозь размытый сонный взгляд увидела перед собой ярко-красный рукав хаори. — Все еще сонная… — с долей сочувствия глядя на тебя сверху, мягким голосом произнес Казуха. — Я не хотел тревожить твой сон, но сейчас тебе необходимо набраться сил. Парень поставил поднос в своих руках на прикроватный столик, прежде чем помочь тебе принять сидячее положение. Бережно придерживая тебя за спину, он быстро взбил за тобой подушки, чтобы затем аккуратно опустить на них твое изнеможенное тело. Ты слабо улыбнулась ему. Казалось, любой жест любимого являлся отражением самой нежности. Каждое прикосновение к тебе сопровождалось трепетной любовью и искренним желанием окружить заботой, в то время как на поясе висела фамильная катана, чья рукоять не одну сотню раз испытала на себе мозолистую руку ронина, смело рвущегося в бой ради защиты тех, кто ему дорог. — Пахнет рисовой кашей, — принюхалась ты, когда Казуха сел на стул рядом и взял в руки дымящуюся тарелку с подноса. — Я нечасто готовлю рисовую кашу самому себе, потому не могу быть уверенным за её изысканный вкус. Но говорят, она намного вкуснее, когда приготовлена заботливыми руками любимого человека. Может, это её и спасёт, — сказал парень, шутливо взглянув на тебя, но, заметив твои покрасневшие уши и забегавший взгляд по ложке в его руке, не сдержал смех. — Ты больше не смущаешься моих объятий и поцелуев, но простые озвученные факты все еще заставляют твои щеки румяниться. — Просто когда ты это говоришь, твой голос такой… — Прежде чем ты успела договорить, во рту оказалась первая ложка с остуженной кашей. — Влюбленный? — с ласковой улыбкой договорил Казуха. — Искренний… — проглотив еду, ты неловко отвела взгляд. — Из-за этого я чувствую, что влюбляюсь в тебя еще сильнее. Это все еще странно для меня… Понимаешь? Твой возлюбленный был прав. Пусть вы уже давно признались в своих чувствах, ты все еще не могла без смущения слышать такие очевидные вещи из его уст. Казуха всегда был прямолинейным, потому с самого начала вашего знакомства озвучивал без утайки все, что лежало на душе. И тебя, что всю жизнь учили скрывать чувства за непробиваемой стеной, все, что было в мыслях, привела шок подобная черта странствующего ронина. — Полагаю, так и должно быть, — как и всегда без доли колебания ответил Казуха. — Слова, возникшие в самом сердце, всегда дойдут до сердца, которому они посвящены. До этого человека ты не понимала, что за истинные чувства и различное мнение не осудят, не представляла, что кто-то мог принять настоящую тебя. Всему этому ты все еще училась. Тебе дали слово научить. Поклялись позаботиться о тебе. Ты подняла на Казуху взгляд, наблюдая, как он вытягивал свои губы, остужая для тебя кашу. «Так мило…» — подумала ты, расплывшись в улыбке. Такая забота также была странной и непривычной. Иногда тебе казалось, что еще больше влюбляться в этого человека невозможно, но каждое искреннее слово и каждый жест действительно отзывались в твоем сердце, раз за разом наполняя его теплыми чувствами. — Спасибо, Казуха, — приняв следующую ложку с кашей, произнесла ты. Ронин тяжело вздохнул, опустив руку: — За что же благодарность? Моя забота о тебе само собой разумеющееся. Разве ты бы не позаботилась обо мне, не ожидая чего-то взамен? Казуха понимал твою благодарность. Но вы столь много времени вместе на одном пути и столь многое пережили на нем… Ронин в самом деле желал, чтобы вся ваша забота друг о друге стала подобна восходящему солнцу по утрам или сильному ветру перед бурей — естественной. Ведь у него самого найдется множество причин благодарить тебя за все, что ты подарила ему, за все те чувства, что он испытал к тебе, за шанс снова почувствовать родной дом рядом с тобой, как бы ни был далек от него настоящий. — Отдала бы всю себя, чтобы тебе стало лучше… — тихо ответила ты. Парень поставил тарелку с оставшейся кашей обратно на поднос и внезапно подался вперед, встав со стула. Коленом уперся в кровать, а одной рукой схватился за изголовье, нависнув над тобой. Лицом к лицу. Настолько близко, что ты смогла почувствовать исходящий от возлюбленного едва уловимый запах ветра, его Анемо. — Так почему же я не могу хотеть того же? Его последние слова заглушились прикосновением ваших губ в невинном поцелуе, таким же ласковым, как и взгляд алых глаз напротив твоих. — Заразишься же… — неохотно произнесла ты, упершись ладонями в его грудь.— Продолжим, когда я поправлюсь, хорошо?.. Но вместо ответа Казуха лишь улыбнулся, затем ты снова почувствовала его горячие сухие губы на своих. Влажным языком юноша обвел их, прежде чем осторожно углубить поцелуй, без напора и твердости, играючи перехватывая твой язык своим. Ласкал его, любил его, разделяя вкус рисовой каши. Только одной решимости и успокаивающего дыхания юноши хватило, чтобы наконец поддаться и медленно закрыть глаза. Ты все еще плохо целовалась, потому все, что могла, — действовать по наитию, отдавшись в руки умелого дирижера. Парень полностью забрался на кровать, не разрывая поцелуй. Одна рука обняла твои плечи, вторая зарылась в волосах, слегка надавив на затылок, чтобы притянуть еще ближе. Если бы ты только не была больна, Казуха несомненно бы стянул одеяло, затем оголил бы каждый участок твоей кожи для своих пылких поцелуев. Сделал бы все, чтобы ты почувствовала себя такой необходимой ему, все, чтобы так же, как и он, почувствовала в нем свой дом. Казуха разорвал поцелуй, протянув тонкую ниточку слюны между уголками ваших губ. — Моя хорошая… Голубка… — прошептал Казуха, облизав влажный уголок своих губ. Когда ты потянулась к нему за следующим поцелуем, он отстранился и с долей грусти покачал головой. — Тебе все еще необходим хороший сон. — Нет, постой! Ты схватила руку возлюбленного, когда он попытался встать с кровати, и замолчала, раскрасневшись еще сильнее. Ты хотела его, его рук и губ… Просить подобное было очень… очень… — Теперь я не смогу уснуть. Там все тянет… Не мог бы ты… Ты мог бы… — недоговорив, тихо взвыла, уткнувшись в подушку. Все же просить о подобном оказалось непросто, пусть такая близость для вас уже не впервые. Но стоило тебе только вновь повернуть голову на Казуху, как снова оказалась во власти его поцелуя. Теперь в нем было больше настойчивости, и трепетную ласку заменило то самое желание, которое завладевало разумом, не оставляя ничего, кроме себя. Однако в ронине сочетались и трезвый ум, и страсть. Он не позволит своей похоти взять верх, не сейчас, когда ты столь чувствительна и доверчива из-за болезни. Или позволит? Хах… Когда же он стал таким? — Я помогу. Ты не должна робеть передо мной. Все хорошо, — прошептал юноша тебе в губы. — Расслабься для меня… Даже сквозь одеяло ты ощущала, насколько участился его пульс, щеки парня горели вместе с твоими. Несмотря на свой опыт по сравнению с твоим, Казуха также не мог скрыть своего смущения в близости с тобой. И, если честно, часто старался придать себе уверенности. Иногда это было непросто… Он прошелся томным взглядом по твоему возбужденному раскрасневшемуся лицу. Больная, здоровая, грустная или веселая… Ты всегда была прекрасна для него, всегда желанна им, даже если другие не замечали всей этой красоты в тебе. Казуха никогда не был собственником и ревнивцем, подобное ниже его принципов, однако парень не желал, чтобы кто-то еще заметил в тебе то, что видел он, чтобы кто-то другой учил тебя искренности и заботе, как это делал он. Эгоистично хотел, чтобы все это было только с ним и только для него. Но, конечно же, возлюбленный никогда не скажет тебе об этом и не покажет своего неожиданно пробудившегося эгоизма. Ведь ты заслужила совершенно иных чувств от него. Пепельные волосы юноши растрепались, высвободившись из ленты, и из-за этого он выглядел еще более раскрепощенным и опьяненным тобой. Смотрел на тебя страстным взглядом в сочетании с нежными чертами невинного лица. Словно порочный ангел. И вид этот был божественен для тебя. Губы юноши припали к твоей мягкой шее, сомкнувшись на пульсирующей вене. Чувственный поцелуй словно теплый ветерок дразнил кожу перед наступлением чего-то большего. Но даже такое практически эфемерное прикосновение заставило тебя затаить дыхание и вздрагивать по мере того, как чужие губы спускались все ниже, приговаривая едва слышно с опаляющим дыханием: «Прекрасна. Прекрасна. Ты прекрасна…». Если бы не твой протяжный стон, когда тонкие мозолистые пальцы обхватили затвердевшую розовую бусину на груди, Казуха так бы и не посмотрел на тебя, продолжая оставлять следы своего желания на каждом оголенном участке твоего напряженного тела, такого чувствительного и такого сладкого. Твое дыхание сбилось, и грудь вздымалась все чаще. Казуха остановился. — Ты еще больна… Я совсем забылся в своих чувствах, — он зачарованно рассматривал скользкую из-за его поцелуев дорожку на твоем теле и то, как ты все еще содрогалась из-за них. — Словно листик на ветру, дрожишь в моих руках. Этот вид стоит всего на этом свете. Моя нежная… Очень-очень нежная… Ты слабо слышала его слова. Тугой узел в низу живота уже болел и пульсировал от напряжения. Ты инстинктивно прижалась к нему, моля о большем. — Ты единственный здесь нежный, Казуха, — быстро проговорила ты. — Продолжай, прошу… Слушая твой молящий голос, юноша кивнул с розоватыми щеками, и ты ощутила его руку, медленно спускающуюся под одеяло, любовно проходясь тыльной стороной ладони по всей длине живота, от самой груди, пока тонкие пальцы не отодвинули в сторону край хлопкового белья. Казуха замер, и ты вместе с ним. Его рука едва ли не пылала там, внизу, от жара и возбуждения, исходивших от тебя. Даже еще не дойдя до конца, парень был уверен, насколько же влажно там было. — Ну же... — шептал Казуха тебе на ухо. В его голосе никогда не было пошлости, никаких попыток к подчинению, лишь мольба к дозволению заботливым тоном, но именно это и подчиняло тебя, и Казуха прекрасно знал твою слабость. Зажмурившись, ты медленно раздвинула ноги, и ладонь ронина тут же накрыла мягкий лобок, позволяя пальцам уверенно окунуться в горячую влагу. Ты с придыханием заскулила, когда возлюбленный легко и неспешно заскользил между твоих половых губ, в то время как дыхание у твоего уха становилось все тяжелее. Ты буквально ощущала, как алые глаза самурая страстно прожигали твое лицо, он упивался милым румянцем, сладостными стонами, слетавшими с губ, которые не смел глушить своими поцелуями. Они как музыка, самая удивительная и самая желанная для его чуткого слуха. Опустишь руку, и она непременно столкнется с его возбуждением под хакама. — Не думай об этом, сосредоточься лишь на своих ощущениях, — предугадал твои действия парень. — Сейчас только ты… И два полусогнутых пальца проскользнули внутрь, пока большой все еще плавно массировал набухший клитор круговыми движениями. Пальцы ронина тонкие и длинные, добавить третий не составило труда, и ты протяжно застонала. Затем еще и еще, ты выстанывала имя возлюбленного с каждым новым ускоряющимся толчком, ласкающим мягкие сокращающиеся стенки. Одна лишь фантазия, как ты бы сжимала, жадно вбирала в себя и не отпускала член ронина, пока он входил бы в тебя медленными, покачивающимся движениями, заставляла юношу вырывать стоны вместе с тобой в унисон, тише, заглушая их в твоей шее. Но, несмотря на всю сдержанность, Казуха все же рефлекторно прижался к тебе так, что ты почувствовала ноющий стояк. Терся о тебя, бесстыдно, но было так хорошо, что он не мог остановиться. Все же даже такой, как он, мог быть таким… Губы возлюбленного снова принялись осыпать твою покрасневшую кожу беспорядочными поцелуями. Пальцы внутри тебя все набирали темп, заставляя неосознанно приподнять таз к ним навстречу, чтобы вошли еще глубже, быстрее, смелее. Ваши сплетенные стоны. Жарко. Ужасно жарко. Из-за простуды или возбуждения — тебе было не важно. Главное отдаться. И… Ты выгнула спину, и внезапно громкий стон вырвался из твоего горла. Юноша же обхватил тебя руками, уткнувшись лицом в плечо, словно искал в тебе спасения, и спустя мгновение ты услышала его прерывистый стон, больше походящий на скуление. «Мой милый…» — последнее, что пронеслось в твоей голове, прежде чем она бессильно упала на подушки. — Казуха… — спустя несколько минут молчания любовно позвала ты, проведя пальцами по его растрепанным волосам. — М? — не сразу понял ронин. С затуманенным взглядом он поднял голову, чтобы оставить последний поцелуй на твоей щеке. И замер. — Что?.. Ты вся горишь… Казуха обеспокоенно вскочил с места и аккуратно опустил тебя обратно на кровать вместе с подушками, натянув одеяло. Твое тело сейчас больше походило на безвольную легкую куклу, но ты не чувствовала никакой неловкости. Впервые за несколько дней болезни было так спокойно. — Я приведу лекаря. Отдыхай, — парень наклонился к тебе, оставив поцелуй на лбу. — Моя нежная... Я скоро, хорошо? — Ты единственный, кто здесь нежен, Казуха… — уже на грани сна проговорила ты.