***
Только Джинни могла поднять Гермиону в выходной раньше десяти и опоздать практически на час. В последнее время все её мысли были заняты предстоящим балом, а сегодня она оповестила Грейнджер о том, что они отправляются в Косой переулок, дабы подобрать подходящие платья. — Герми, — мягко произнесла рыжая, приобнимая со спины. — Я просила не называть меня так, Джин, — ответила, разворачиваясь. Вид счастливой подруги смог предотвратить последующую лекцию о том, что ей категорически не нравятся любые сокращения её имени. — Ты как? Джинни сжала губы в тонкую полоску. Жалостливые глаза Гермионы говорили сами за себя. Она знала об ухудшение состояния её ментального здоровья. Чёртова бомба замедленного действия, которая может взорваться в любой момент и оглушить волнами истерики. — Нормально, нет, правда, всё хорошо. Девушка улыбнулась и прошла вглубь магазина с зачарованными платьями. — Мы пришли за самыми лучшими платьями, Гермиона, — твёрдо произнесла, выделяя её имя, но голос предательски дрогнул. — Я просто мечтаю утереть нос сёстрам Гринграсс и Паркинсон. Удивительно то, насколько её голос был пустующим, а глаза прозрачными, такими незащищёнными. Можно было даже не стараясь попасть по открытым ранам. Джинни увлечённо разглядывала бордовое платье из плотной ткани. Оно было красивым, с длинными рукавами и золотистыми вставками. — Джинни, если ты хочешь, мы можем поговорить, — предложила Гермиона, провожая ушедшую в примерочную подругу. — Знаешь, многие магглы пользуются помощью психологов, это такие… — Хватит обо мне, давай лучше о тебе поговорим, — прервала её Джинни, выходя к большому зеркалу. Гермиона присела на замшевый диванчик и глубоко вздохнула. Платье действительно выглядело роскошно. Оно подчёркивало талию и приподнимало грудь. Вышитые вручную детали деликатно сияли. Пышная юбка добавляла невинности. Джинни выглядела как принцесса, готовая до полуночи кружится со своим принцем по огромному залу с зачарованными потолками. Чёртово платье делало её счастливой. — Я беру его, — сказала, обращаясь к девушке консультанту. — Ты выбрала что-нибудь? — Нет, но… — Примерь это, оно миленькое. Гермиона посмотрела на небольшой кусок ткани чёрного цвета и замотала головой, но Джинни, грозно посмотрев, затолкала её в примерочную. — Ты заметила, что в приглашении было написано про «плюс одного»? Вот опять. Джинни говорит про «плюс одного» уже третий год. Наверное она просто не может поверить в то, что некоторым людям лучше в одиночку, чем с кем-то. В этом девушка была похожа на свою мать — Молли. — Пойми, Гермиона, уже прошло много времени с того дня, как вы расстались, если ты появишься на балу с новым возлюбленным, тебя никто не будет обвинять в этом. «Что за абсурд? Неужели она до сих пор не может поверить в то, что я уже давно переболела её братом?» — Гермиона… — чересчур аккуратно произнесла, понизив громкость голоса, — возможно, это прозвучит глупо, но, тебе нравятся девушки? Я не обвиняю тебя. Мы в любом случае поддержим тебя. — Быстро затараторила девушка. — Боже, Джинни! — воскликнула Гермиона, выходя из примерочной с платьем в руках. — Для меня не является приоритетом поскорее выйти замуж и родить до тридцати, понимаешь? Прекрати с этой чушью! Я вполне сама могу разобраться со своей личной жизнью! Гермиона пытается вновь сложить все свои мысли и жизненные принципы в одну аккуратную стопочку, но пока выходит криво и небрежно. А когда в такую хрупкую конструкцию лезут с советами, вызывая настоящий ураган внутри головы, становится сложнее думать о «дальше». — Я понимаю, что ты не можешь выносить одиночество, но я — не ты! Гермиона злится, по настоящему злится. Потому что Джинни, даже не пытаясь понять её, пытается помочь, при этом, естественно, не принимая ничего взамен. — Прости, — промямлила Джинни. Гермиона поняла, что довела свою подругу до слёз. Она присела на диванчик и взяла её за руку. — Просто я так боюсь, что ты останешься одна. Отвернёшься от всех нас и полностью погрузишься в свою боль. Я представить не могу, каково тебе возвращаться в пустую квартиру и справляться с кошмарами в одиночку на холодной кровати. Я так ужасно чувствую себя после того, как переехала к Блейзу и оставила тебя. Джинни шумно втянула носом воздух и попыталась остановиться плакать. Гермиона обняла её, позволив подруге спрятать лицо в своих волосах. — Боже, Джинни, я безумно рада, что у тебя появился человек, который помогает тебе с… — посттравматическим расстройством. — Тем более, у меня… Тысячи слов вертелись в голове, словно маленькие колибри, но не одно не выглядело подходящим, чтобы успокоить подругу и заверить её в том… в чём, Гермиона? В том, что ты действительно одинока, а нежелание заводить отношения вызвано не тем, что ты независимая и сильная женщина, а тем, что тебе просто страшно в последствии снова оказаться разбитой? Страшно. Чертовски. — Кто-то есть? — с надеждой спросила девушка, возвращая большим глазам блестящую надежду. Растерянность. Гермиона знала, что вскоре пожалеет о необдуманно брошенном слове, но… — Да. — Боже, Гермиона, я так рада за тебя! — воскликнула Джинни, накидываясь на девушку. — Ты просто обязана пригласить его на бал! — Да. — Платье! Ты померила его? — вновь затараторила, забирая вещь из её рук. — Нет, оно не подойдёт. Слишком простое, таким точно не покоришь. — Джинни прошла вглубь магазина, пробегаясь метким взглядом по каждому из экземпляров. — Вот! Гермиона на негнущихся ногах подошла к Джинни, надеясь, что сообщить о своей лжи ещё не поздно, но она слишком хорошо понимала, что разобьёт ей сердце, если на бал придёт одна. Хрупкая душевная организация Уизли не выдержит. И в этом будет виновата Гермиона. — Оно идеально тебе подходит! Будешь в нём, как Золушка, — произнесла девушка, вдруг вспомнив имя героини любимой сказки своей подруги, вот только приятное воспоминание из детства наоборот, заставило её чувствовать себя ещё хуже. Потому что платье, действительно, выглядело просто волшебно. — Твоему возлюбленному чертовски сильно повезло!***
И сделала шаг вперёд. — Я… — растерянно начал парень, но сжав губы, он усмехнулся. — Хвалёная гриффиндорская смелость, да, Грейнджер? Я удивлён. Это слишком прямолинейно даже для тебя. — Он самодовольно поправил лацканы серого пальто. — Знаешь, этого следовало… Во-первых, он всё ещё не сказал «нет». Во-вторых, её слова звучали крайне глупо. В-третьих, ей наконец-то пора обыграть свой страх перед болью. — Малфой! — воскликнула Гермиона. Её голос сорвался на последнем слоге. Она прочистила горло и продолжила. — Я имела ввиду, парой на балу у Забини, который… Малфой резко оборвал её, сжав подлокотники кресла. — У меня нет никакого желания появляться там. Верно. Драко не появлялся на балу с того дня, когда, придя туда без пары, он попал под внимание «Пророка». Заголовок газеты гласил: «Дафна Гринграсс, Панси Паркинсон и даже собственная мать — Нарцисса Малфой, оставили Малфоя младшего в гордом одиночестве, не выдержав холода, а порой и небывалой жестокости от бывшего пожирателя смерти. Но мы то знаем, что «бывших» не бывает!» С того самого дня по углам Министерства ходят нелепые слухи про то, насколько же он оказывается ужасный муж и сын. В общем, девушки теперь, даже не пытаясь узнать то, что было на самом деле, обходят его стороной, пугаясь ледяной радужки его глаз, что тает, медленно, но тает, как снег по весне. Такого рода события всегда освещались в СМИ. Особенно яркие заголовки писались тогда, когда новости касались золотого трио. Гермионе было омерзительно. Рита Скитер кружила над ещё не остывшим трупом семьи Малфоев голодным коршуном, дабы выведать ещё более личные и обнажённые подробности. Гермионе было жаль. — Можешь не перебивать? — спросила девушка. Ответа не последовало. — Спасибо. Я считаю, что появление на таком обсуждаемом мероприятии в моём сопровождении может быть… — дипломатично продолжила, пытаясь правильно подобрать слова, — полезно для тебя, как для… Не получилось. — Бывшего пожирателя смерти? — договорил за неё Драко, вопросительно приподнимая бровь. Он улыбнулся и наклонил голову немного влево. Если люди пытались припомнить о его прошлом, они получали шанс наткнуться на защитную реакцию его организма в виде впрыскивания яда в их мягкие туши. Малфой терял к таким людям доверие и относился с осторожностью, поджидая момент, когда можно будет напасть и укусить побольнее. — Мерлин, нет, я… Семья Малфоев во время второй магической войны была далеко не на светлой стороне. Гермиона не пыталась оправдать их, но она также не хотела уподобляться тем волшебникам, которые хоть сейчас готовы были заключить каждого бывшего пожирателя смерти на несколько десятков лет. Чаще всего этими людьми становились те, кто несколько лет назад предпочли сохранить нейтралитет. Светлая сторона победила. Волшебники, раньше смотревшие на чистоту крови, стали просто омерзительными и недостойными бывшими приспешниками тёмного лорда. Многие полукровки и магглорождённые поднялись с колен, это бесспорно было прекрасно, но Гермиона не хотела, чтобы история повторилась, но на место грязнокровок встали пожиратели. Она не хотела новой волны ненависти и презрения. Семья Малфоев заплатила сполна, они изменились, стали терпимее. Гермиона, Гарри, Рон, Джинни, Полумна и Невилл простили их. — Брось, Грейнджер, — проговорил, растягивая гласные. — Признай, это именно то, что ты хотела сказать. Я мерзкий пожиратель смерти и всегда им был, моё чёртово место в Азкабане с отцом! Его дрожащий голос отрикошетил от стен и попал ей в затылок. Гермионе хотелось помочь ему, но она боялась, что Малфой увидит в её словах обыкновенную жалость к забитой в угол собаке, а такому, как Драко, не нужно было утешение. Он выбирался сам. Слишком личным казался этот его взгляд, прожигающий её, казалось, одна неправильная фраза, и тонкая ледяная корочка в его серых глазах треснет и покроется паутинкой. Слишком болезненными были разговоры о прошлом. Гермиона загнула уголок листа и завертела головой. Драко вздохнул и мысленно посчитал до десяти, вырисовывая взглядом серых глаз линию по контуру её кудрявого локона. «Рациональное мышление, Драко, причина». — Грейнджер, меня же загрызут, если подумают о том, что я посмел посягнуть на тебя. Та сторона магического мира, которая не поддерживала радикальные меры, направленные в сторону бывших пожирателей, всё равно следила за их действиями, ожидая промаха. Драко опустил голову и приподнял уголок губ. Слишком часто он повторял её фамилию, пытаясь достучаться, но она не слушала, ведь была уверена в правильности своего решения. Героиня войны и бывший пожиратель смерти. Недопустимо. — Назови причину. Я не поверю в то, что ты решила устроить акцию по очистке грязных репутаций, а я первый в очереди. В серых глазах появилась настороженность. Драко всегда пытался узнать истинные мотивы говорящих с ним людей ещё до того, как довериться им. Мелкие детали, которые выдавали нервозность, предостерегали от обмана. Гермиона сама не знала, почему фраза «Малфой, будешь моей парой?» легла на повреждённые участки пластырем с бадьяном. Какого-то чёрта он ощущался как заветное «дальше». — Я… — Хотя, нет, лучше помолчи, Грейнджер, — перебил её парень, смерив твёрдым взглядом. Он сглотнул вязкую, словно кисель, слюну. — Я согласен. — Драко усмехнулся, а после продолжил. — Будет интересно посмотреть на то, как изведётся министерство. По его взгляду можно было понять, что никаких объяснений из него не вытянешь. Он согласился потому что… почему? Гермиона возмущённо посмотрела на него, собираясь отчитать за грубость, но он вновь перебил. — У меня есть условие. «Как же без этого?» — Малфоев учат танцевать с рождения. К твоему сведению, меня обучал лучший во всей Великобритании тренер, — гордо проговорил, задрав голову. — Ты должна соответствовать. Казалось, он просто издевался. — Малфой, я прекрасно танцую! — Я наблюдал за тобой и Крамом на Святочном балу. Поверь, Грейнджер, слон будет грациознее. «Разве в те времена он не говорил о том, что его тошнило от одного лишь взгляда на меня?» Малфой встал с кресла. Он наклонил голову вбок и задумчиво посмотрел в окно. Снежные хлопья ложились шапочками на деревья с гроздьями тёмных ягод. Почти такие же, какие выращивала его мать. Рождество перестало радовать после четвёртого курса. Тогда оно попросту перестало праздноваться. Пушистая ель, чёрные матовые шары и цыплёнок, приготовленный Тинки, домовым эльфом Нарциссы, стали лишь приятным, почти забытым воспоминанием. До того, как Блейз, женившись на Уизли, предал их одинокое трио, состоящее из Драко, Тео и самого мулата, они собирались вместе и делили бутылку огневиски. Снежинки на плечах его серого пальто ненадолго таяли при виде знакомых лиц. Сейчас же, Рождество стало днём, когда ему можно было рассмотреть часть бумаг дома и достать бокалы на тонкой ножке из коробки на верхней полке. — Нам нужно отрепетировать хотя бы раз. Драко вложил в эти слова то, что если бы не Гермиона, он бы отточил каждую деталь танца, а из-за неё ему приходится жертвовать качеством. В общем, возражения не принимались. — В Малфой-мэноре? Тихо спросила девушка. Она прекрасно помнила холодный пол поместья, сумасшедший смех Беллатрисы Лестрейндж, склонившейся над её предплечьем, свои отдалённо звучащие вопли и страх, животный страх в его глазах. Именно тогда Гермиона поняла, что Драко был знаком со смертью. Она жила за соседней стенкой и водила отросшими ногтями по стеклу. Мэнор ассоциировался лишь с такой тьмой, которая ломает кости, пузырится в лёгких и забирает всё живое в людях, выворачивая наизнанку. Перед сном Драко проверял защитные заклинания, которые нуждались в сильной концентрации, на комнате матери, потом шёл к себе, накладывал сотню таких же, но каждый раз всё равно вскакивал с кровати с плотно сжатой в руке палочкой. Не помогали даже зелья. Истошные крики когда-то знакомых ему людей проигрывались по кругу. Вечное напряжение, готовность к чему-то. — Я… — Драко что-то растерянно промямлил, а после, прочистив горло, уверенно заявил. — Я не живу там уже очень давно. Радужка её ореховых глаз была сравнима лишь с тёплым июльским днём, с солнцем, под которое хочется подставиться. Она выражала сожаление. Гермиона схватилась за стопку документов и сжала губы в тонкую полоску. Драко глубоко вздохнул. Он почувствовал запах пергамента и лёгкого цветочного парфюма, который странным образом успокаивал. — Адрес пришлю совой. С этими словами он скрылся за дверью. Грейнджер вздохнула, уронив голову на стол.