Kinktober

Малыш

Джисон таял. Минхо находился у него на коленях, его голова была запрокинута, губы приоткрылись в непристойно громком стоне, когда он ускорился, сильнее подпрыгивая на члене Джисона. На нем была простая блузка, белая, как их простыни, застегнутая наполовину, так что на груди и шее был виден проступающий глубокий красный румянец, а черная юбка была задрана до талии. Его бедра напряглись, когда он приподнялся, затем, не теряя ни секунды, опустился обратно, заставив Джисона выгнуть спину и извиваться в объятиях Чана. Горячего, скользкого жара вокруг его члена было бы достаточно, чтобы свести Джисона с ума. Но с глубокими, точными толчками Чана внутри него, Джисон был за пределами безумия – он сомневался, что вообще был в сознании, все, на чем он мог сосредоточиться, – это чувство добра, добра к нему, в нем, вокруг него. Высохшие слезы оставили на щеках Джисона липкие следы, которые Минхо нежно облизывал, трахая себя на члене парня. Джисон был так близок к новой волне рыдания – они не дали ему кончить, даже не один раз, хотя прошел уже целый час. Джисон уже потерял счет, сколько раз он чуть не кончил, сколько раз он кричал в раздражении и отчаянии и умолял их, стоная «Пожалуйста, дайте мне кончить, Сони был хорошим мальчиком, мамочка и папочка, пожалуйста». Но мамочка и папочка могли быть столь же безжалостными, сколь и любящими. И снова он почувствовал, как в его внутренностях нарастает знакомое напряжение, готовое привести его в этот раскаленный добела зенит, если только Минхо и Чан позволят ему. К этому моменту он был готов на все – они могли бы сказать ему, чтобы он походил по Сеулу голым, и он бы с готовностью согласился в мгновение ока, если бы только это означало, что он наконец-то мог кончить. Джисон крепче вцепился в талию Минхо, когда старший так умело вращал бедрами. С каждым скачком Минхо на его члене Чан делал грубый толчок, погружаясь в Джисона так глубоко, что младшему казалось, что его системы органов перемешиваются и перестраиваются. — Мамочка! — выдохнул Джисон, откидывая голову на плечо Чана. Тот прижался губами к челюсти Джисона, покрывая его кожу поцелуями. — Хороший мальчик, Сони, — сказал Минхо. Его голос был не совсем ровным; Джисон услышал придыхание и дрожь в его словах. Но он все еще ухитрялся ухмыляться Джисону. Хан обнаружил, что с жадностью смотрит на то, как губы Минхо слегка вздрагивают, как его брови слегка приподнимаются от удовольствия. Это показывало, что он был не единственным, кто страдает – что он тоже заставлял мамочку чувствовать себя хорошо. — Так приятно, а? Твой маленький член так хорошо трахает мамочку, так хорошо наполняет меня. Джисон захныкал от этого, его бедра задрожали. За его спиной Чан тихо хихикнул. — Я думаю, что наш маленький Сони хочет кончить, мамочка, — пробормотал Чан, глубоко и грубо, точно так же, как он трахал Джисона. Дорогая ткань рубашки, которую он надевал на работу в этот день, терлась о голую кожу спины Джисона каждый раз, когда младший раскачивался вверх-вниз между ними. Руки Чана крепче сжали ноги Джисона, широко разведя их, прежде чем он сделал особенно сильный толчок, который заставил Хана вскрикнуть. — Наш драгоценный малыш хочет... хочет кончить? — спросил Минхо, тяжело дыша. Когда Ли снова опустился на член Джисона, тот резко приподнялся; он застонал, впившись зубами в нижнюю губу. — Ты думаешь, он этого заслуживает, папочка? То, как они говорили о нем просто так, игнорируя его отчаянные стоны и всхлипы в пользу общения друг с другом, заставляло Джисона видеть звезды. Боже, он таял. Он был близок, и его сердце билось в груди одновременно в предвкушении и тревоге – он хотел кончить, он так сильно хотел этого, но он не был уверен, позволят ли ему мамочка с папочкой. Чан немного изменил угол проникновения, и внезапно Джисон начал выкрикивать прерывистые потоки неразборчивых слов; слюна стекала по его подбородку. Большой папочкин член каждый раз ударялся о его простату, удивительно прижимаясь всей своей длиной к стенкам Джисона. Затем Минхо обхватил его лицо ладонями, притягивая его ближе для небрежного поцелуя. Их языки закружились – в основном язык Минхо, потому что Джисон был хорошим мальчиком, и он позволял мамочке делать то, что он хотел, позволял засунуть свой язык глубоко ему в горло и обвести зубы. Когда Минхо отстранился, тонкая струйка слюны повисла между их губами, прежде чем оборваться, и смесь их слюны заблестела на подбородке Минхо. — Хорошо, так хорошо, Сони, — бормотал Минхо, закатив глаза. — Хорошо, блять, вот так, детка, о да, блять... Видеть, как его мамочке так хорошо из-за него, заставило гордость расцвести в груди Джисона. Когда его папочка сунул два пальца ему в рот, он пососал их, радостно булькая, наблюдая, как Минхо снова откинул голову и закрыл глаза. — Ты такой тугой, малыш, — прошептал Чан ему на ухо, двигая пальцами во рту Джисона. — Так хорошо сжимаешь папочкин член. Джисон захныкал вокруг пальцев своего папочки, закатив глаза. Он был так близко, что его пальцы скручивались, ноги били по матрасу. Он чувствовал, как наслаждение накрывает его приливной волной – как мед, густой и сладкий, стекающий с макушки головы и вниз, до самых кончиков согнутых пальцев ног. Это поглощало его, лишало разума до тех пор, пока все, что он знал, были имена его мамочки и папочки. Стиснутые стенки его мамочки, так крепко сжимающие его маленький член, проглатывающие его; звуки ударяющихся о его кожу бедер папочки; его большой член, так хорошо заполняющий его тугую дырочку. Боже, они так хорошо о нем заботились. И он уже собирался кончить, как все прекратилось. Джисон всхлипнул, слезы разочарования покатились по его щекам. Он скулил, хныкал, кричал, ругался. Метался, мотал головой взад-вперед и дрыгал ногами, умоляя их снова пошевелиться, но его мамочка и папочка не двигались, они только держали его, и его оргазм угасал, выскальзывая из его рук. — Мамочка! — Джисон зарыдал сильнее, дрожа в их объятиях. — Папочка! — Ш-ш-ш, детка, — прошипел Чан, и это только заставило Джисона забиться сильнее. Нет, он не будет тише, он хочет кончить, он просто хочет кончить! — Если Сони хочет кончить, он должен перестать быть сопляком и успокоиться, — сказала мамочка твердым голосом. На это Джисон заскулил. Он еще немного поколотил их, просто чтобы позлить, потому что они не дали ему кончить снова, затем он затих, шмыгая носом. — Сон- Сони был хорошим мальчиком! — заскулил он, плача. — Почему вы не дадите ему кончить, почему вы не дадите кончить Сони... Минхо мягко улыбнулся ему. — Поскольку Сони так хорошо справился, мы позволим ему кончить, а? При этих словах Джисон зарыдал от облегчения. — Спасибо тебе, мамочка, спасибо тебе, папочка, люблю вас, я так люблю вас... — Мы тоже тебя любим, Сони, — прошептал ему на ухо Чан, прежде чем прикусить мочку его уха. Минхо улыбнулся шире, а затем, оставив поцелуй на лбу Джисона, снова приподнял бедра и начал подпрыгивать на члене младшего, в то же время как его папочка начал толкаться обратно в Джисона.