МИНАЛЕТТА
Мне не нужно быть телепатом, чтобы понять, как «гордятся» мной мои родители. Они вообще не гордятся, потому что у них нет для этого ни единого повода. Всегда опускают глаза в пол, когда к нам в дом приходят друзья отца и матери, а я в этот момент захожу в гостиную, чтобы проявить вежливость и поздороваться с ними, с их гостями. Эти люди всегда очень странно на меня смотрят, вроде бы как жалеют. Это так унизительно! У меня с детства выработался комплекс неполноценности по этому поводу. Я думаю, что любой будет чувствовать себя крайне неуютно в компании людей, которые тебя игнорируют, а их мимолетные взгляды наполнены сожалением или неприязнью. Я вообще не понимаю, зачем отец заставляет меня делать это: здороваться с его друзьями, которые смотрят на меня, словно перед ними не живой человек, а кусок тухлого мяса. Каждое воскресенье я прохожу через это снова и снова. Конечно, я понимаю, что не являюсь предметом гордости своей семьи, но все же это очень сильно меня раздражает. Вот и сейчас мне предстоит снова сделать тоже самое. Я должна открыть тяжелую дубовую дверь, которая ведет в гостиную, войти туда и натянуть на себя милую улыбку. Я чуть медлю, чтобы сделать глубокий вдох, и толкаю дверь. Она с готовностью открывается, и я оказываюсь в гостиной. Стоило мне войти в комнату, как все разговоры мгновенно прекратились. Воздух стал напряженным, как и лица людей, сидящих за красивым столом из красного дерева. Я считаю до трех. Мне нужно собраться с духом, чтобы не убежать прочь, а пройти до своего места и сесть за стол. — Послушайте, я знаю, что вы не очень рады меня видеть, — произношу прежде, чем успеваю осознать, что делаю. При этом смотрю на свои руки, которые уже успели взять вилку и нож. На самом деле, я впервые решаюсь сказать что-то подобное, и это меня пугает, и одновременно приводит в восторг, — но я живу в этом доме и хочу спокойно поужинать. Поэтому, пожалуйста, не надо смотреть на меня как на… Я не успеваю закончить фразу, отец обрывает меня: — Миналетта, — его голос строг и холоден, и у меня разом пропадает аппетит, — сейчас же выйди из-за стола. Его слова для меня — словно удары. Отец сидит на другом конце стола, достаточно далеко от меня, но я вижу в его глазах разочарование. Мама сидит рядом с ним и даже не смотрит в мою сторону. Мама… в голубом платье и жемчужном ожерелье, неизменно сдержанная и элегантная. Она всегда поддерживает отца. Ее подруга, миссис Кингсли со своим мужем, мистер Хепберн, семья МакДоналд — все они смотрят на него. Я молчу. Мысли роятся в голове, а язык будто онемел. Я опять расстроила родителей. Слова отца еще висят в воздухе, и я ругаю себя за то, что не смогла сдержаться и в первый раз за все время решилась что-то сказать этим людям. Ну почему у меня не хватило ума промолчать? Почему я не съела свой ужин молча, как делала это всегда? — Прости, пап, — слышу я свой робкий голос, — я не хотела тебя расстроить! — Иди в свою комнату, Летта, — отвечает мама вместо отца. — Почему? Что она такого сделала? — раздается глубокий голос моей старшей сестры, и я резко вскидываю на нее голову. Рейна всегда была предметом гордости семьи, я — нет, в отличие от меня ей всегда давали слово. И я никогда не злилась на нее из-за этого. Эта девушка всегда была удивительной. — Рейна, твоя сестра проявила неуважение к моим гостям, — отвечает отец. — А они что, проявляют уважение к ней? — голос Рейны звучит сейчас звонким металлом, а глаза сверкают. — Миналетта не заслуживает такого отношения ни со стороны твоих гостей, ни с твоей. Отец открывает рот, чтобы что-то возразить, но снова закрывает его. Я поражена. Как ей это удается? Рейна всегда может заставить отца потерять дар речи. По крайней мере, в тех случаях, когда он осознает правоту старшей дочери. — Мы не выказываем неуважение твоей сестре, Рейна, — подает голос мистер МакДоналд. Ему около шестидесяти, и волосы его уже начали седеть, но мужчина сохранил безупречную осанку и выглядит всегда, как настоящий лорд. Может, он и в самом деле лорд, но я этого не знаю. Я вообще ничего о нем не знаю, кроме того, что это близкий друг моего отца и самый большой человек после него в Совете. — Вы ведете себя так, как будто презираете ее! — гнев сестры переходит на мистера МакДоналда, но он держится молодцом, голова все еще поднята высоко. — Ты знаешь, что это другое. Я сижу, молча наблюдая за ними. Мне интересно, чем же закончится это противостояние? — Вы не имеете права вести себя с моей сестрой так, словно она прокаженная. Даже если она ничего не вспомнила, — Рейна понижает голос на последней фразе, словно боится, что кто-то может подслушать, — проведите обряд еще раз! — Закон запрещает это, — отрезает отец. — Если память не вернулась, значит, такова воля Судьбы. Да, конечно, я знаю, что второго раза не будет, но мне безумно хочется, чтобы был хотя бы шанс. Маленький совсем, но был. Рейна желает меня защитить, чтобы меня принимали за равную в этом странном обществе, но добиться этого вряд ли в ее силах. Перед моим внутренним взором мелькают воспоминания, как нарезка кадров из кинофильма. Я, как сейчас, помню тот день. Помню, как светились надеждой и предвкушением глаза мамы, как отец был горд, что его дочь разделит с ним Тайну. Рейна в тот вечер носилась вокруг меня кругами и верещала, как это здорово — все помнить, ведь она была на целый год старше и уже прошла обряд. А я так этого ждала! И вот, взошла луна. Она была такая большая в ту ночь, что, казалось, вот-вот коснется макушек деревьев, и до нее можно будет дотянуться руками. Мы все вышли в сад: мама, папа, Рейна и я. Нас уже ждали люди, которые пришли на церемонию. Я тогда так волновалась, что спотыкалась на каждом шагу и боялась смотреть по сторонам, чтобы не упасть. Отец держал руку на моем плече, и этот его жест говорил, как он горд за меня. В тот день мне исполнилось десять. Когда я была еще совсем маленькой, мама рассказывала мне и Рейне про обряд Возвращения Духа. Она говорила, что день, когда нам исполнится по десять лет, будет одним из самых важных и прекрасных дней в нашей жизни. — Все самые значимые и солидные люди нашего клана придут встретить и поддержать вас. Они будут ждать начала обряда, а после его окончания каждый из них будет рад отпраздновать возвращение еще одного из нас. И это будет грандиозный праздник, — говорила мама, укладывая нас с сестрой спать. И вот, этот день настал для меня. На большой круглой лужайке перед нашим домашним прудом, в самом ее центре, сидела женщина. Я не знала ее имени, мне она была незнакома. Рейна сказала, что после обряда знание придет ко мне. Незнакомка поманила меня рукой. Когда я подошла к ней, то поразилась, насколько она красива: у нее были длинные темные волосы, струящиеся по плечам и спине, большие миндалевидные глаза, цвет которых я не смогла рассмотреть из-за темноты. Кожа ее светилась в лунном свете, и женщина широко мне улыбалась. Она жестом показала мне сесть. Я села напротив нее, скрестив ноги. Между нами на траве стояла большая, толстая свеча. Незнакомка вскинула руку и описала полукруг вокруг себя. Тут же в траве зажглись огоньки: это были свечи, которые я не заметила в темноте. Они образовывали вокруг нас ровный круг. От свечи к свече тянулась искрящаяся голубая нить света. У меня все дрожало внутри, сердце билось где-то в животе. Я знала, что должно произойти, мне рассказывала сестра, но все равно меня охватило сильное волнение. Ведь, одно дело — когда тебе рассказывают, а другое — увидеть это своими глазами. Женщина протянула ко мне руки ладонями вверх, а я положила свои сверху. Она закрыла глаза. — Дух, вернись к этой девочке, — пропела женщина, — дай память ей, дай слово свое, дай волю. Она запела песню, которая перешла потом на другой язык, которого я никогда не слышала прежде. Подул мягкий теплый ветерок, он пах цветами и свежескошенной травой. От наслаждения и тепла, что исходило от пальцев красивой незнакомки, я тоже прикрыла веки. Женщина пела, а ветерок ласкал мои щеки и волосы. Я с замиранием сердца ждала того, ради чего пришла сюда. Внезапно, ее песня оборвалась, она перестала петь. Я открыла глаза и увидела перед собой испуганное лицо. Свечи погасли. Вместо легкого ветерка подул холодный, порывистый ветер, который погасил их. Женщина поднялась с колен и стремительно вышла из круга, не сказав ни слова. Я осталась сидеть на своем месте и не понимала, что произошло. Во время пения незнакомки я ничего не увидела, как должна была, как рассказывала мне Рейна. Абсолютно ничего. «Что все это значило? Что пошло не так?» — эти вопросы мучают меня до сих пор, я не знаю на них ответа. А все должно было сложиться иначе: с первыми словами песни я бы почувствовала силу, которая принадлежит мне с сотворения мира, увидела бы все свои прошлые жизни, кем я была прежде и кем я могла бы стать. Отец тогда сгреб меня в охапку и увел домой. Лицо его было непроницаемым, он словно постарел. Мама была очень мрачной и все время молчала. Я тоже молчала. И смотрела на закрытую дверь нашей когда-то общей с Рейной комнаты, которая стала теперь только моей. Сестру родители увели. Она плакала и кричала, что не хочет уходить от меня, но ее никто не слушал. Мать и отец считали, что теперь нам лучше быть порознь. С того дня прошло семь с половиной лет, даже чуть больше. До сих пор никто ничего мне не объяснил. Отец запретил мне даже вспоминать об этом ужасном дне, а вернее, ночи. Но все же, я смогла взять с него обещание рассказать мне все, когда мне исполнится восемнадцать. Поэтому, теперь я вся в ожидании, ведь ждать осталось немного. Несколько месяцев ничто по сравнению с семью годами. И еще, я все еще надеюсь, что мне выпадет шанс все исправить, хотя я понятия не имею, что именно со мной не так. — Соберите совет. Миналетте скоро восемнадцать, и ты уже дал ей обещание все рассказать, Оливер, — я слышу голос мамы. Неужели, она решилась возразить отцу? Возможно ли, что она все же считает, что я достойна быть одной из них? — Я настаиваю. Мамин голос тверд и звонок. Впервые, она настаивает на своем в присутствии этих странных людей в нашем доме. — Я требую, чтобы вы определили судьбу моей дочери, — громко, властно говорит она. В гостиной резко темнеет, словно в одно мгновение за окном наступила ночь, хотя сейчас всего лишь около шести вечера. Слишком рано для такой темноты. — Я тоже требую, — говорит Рейна, поднимаясь со своего стула вслед за мамой. В комнате мгновенно становится жарко, и я понимаю, что сестра злится. — Или, вы даете ей шанс и отдаете на воспитание хранителю Духа, или отправляете ее в другую страну, стираете ей память, чтобы она больше никогда с нами не сталкивалась. Меняете полностью ее жизнь. — Что?! — От неожиданности я даже икаю, а потом вскакиваю со стула, уставившись на сестру. — Рейна, ты что, спятила? Не поеду я ни в какую другую страну! «Идиоту же ясно, что все будут против моего обучения у Хранителя какого-то там Духа! Кучка этих высокомерных людишек никогда не даст мне шанс и, уж тем более, не признает одной из них. Рейна! Я тебя убью! Вот погоди, разойдется весь этот сброд…» — думаю, сестра прекрасно понимает, какие мысли крутятся в моей голове, она отвечает мне горящим взглядом своих темных глаз. — Успокойся, Рейна. Слишком жарко, — подает голос все тот же мистер МакДоналд, — и ты, Стефания, рано еще для темноты. Жар отступает, в комнате мгновенно светлеет. Все собравшиеся напряженно молчат, я перевожу взгляд с одного лица на другое, пытаясь скрыть свое волнение и любопытство. Интересно, что ответит на это отец? Молчание затянулось. Все словно замерли. Рейна прожигает отца взглядом. Удивительно, как он еще не задымился? Она у меня горячая девочка, Ловец Огненной души, как-никак. Мама нервно вертит в руках салфетку. Мистер МакДоналд вскидывает в удивлении брови, точно так же кидая взгляды в разные стороны, как и я. Отец плотно сжимает губы и хмурится. Другие сидят неподвижно, уставившись в тарелки. Кажется, никто даже не заметил мои восклицания и то, что я на грани истерики. — Мы созовем Совет, — наконец, произносит отец. Следующие несколько дней я схожу с ума от неизвестности. Я не знаю, чего ждать, но знаю, чего опасаться — решения Совета. Ведь они могут выдумать, что угодно! Возможно, они действительно, примут решение последовать требованиям Рейны: отправят меня в другую страну, где я буду жить совершенно иной жизнью. Сотрут мне память и я больше никогда не узнаю кто я, никогда не увижу свою семью, никогда не подурачусь с Рейной… При одной мысли о том, что я все потеряю, желудок упирается мне в горло, и подкатывает тошнота. В тот же вечер, когда Рейна и моя мама потребовали, чтобы отец собрал Совет, в наш дом начали приходить люди, которых я никогда прежде не видела. Их странность была в том, что они были настолько похожи друг на друга, что я не смогу с точностью сказать, сколько их собралось в нашем доме — пятеро или, может быть, в два раза больше. Как сказала мне Рейна, для нее они выглядят точно так же, как и для меня, и все дело в особом заклинании, которое не позволяет людям, не являющимися членами Совета, видеть их истинное лицо. Но, тем не менее, когда они смотрят в мою сторону, меня пробирает дрожь: кажется, что они видят меня насквозь и знают, о чем я подумаю через несколько секунд. Отец пригласил своих гостей пройти в свой кабинет, хотя на самом деле это была не совсем правда. Там, в кабинете отца, есть узкая винтовая лестница, спрятанная за книжными стеллажами, которая ведет очень глубоко вниз, в большую круглую комнату с белыми стенами. Однажды, Рейна была там. Всего лишь раз, но больше ни за что на свете сестра не согласилась бы спуститься туда снова. — Представь, что кроме больших, высоких кресел там больше ничего нет, только белые гладкие стены, и ты стоишь в самом центре этой комнаты, на тебя устремлено несколько пар глаз, которые светятся синим, прожигающим, всезнающим светом, — Рейна говорила это таинственным, мрачным голосом, сидя на моей кровати. Было совсем темно, и от ее слов мне стало очень не по себе. Мне стало страшно, что я знаю далеко не все, что происходит в стенах моего родного дома, в котором я появилась на свет и выросла. Я стояла посреди этой круглой комнаты, кутаясь в тонкую ветровку, потому что меня пробирало от холода до самых костей. И мечтала поскорее выбраться оттуда, мне казалось, они читали все мои мысли, знали все мои чувства! И папа тогда вовсе не был моим папой. Он был кем-то чужим, совершенно мне незнакомым. Рейна попала туда полгода назад, когда рассказала своему парню о себе, о том, кто она такая. Нарушила строжайший запрет! Сестру сурово отчитали, а ее парень уехал в другой город на следующий день, и кто такая Рейна МакЛанси он больше не помнил. Сейчас все члены Совета, среди которых мой отец, Оливер МакЛанси, несколькими метрами ниже нашего дома, под землей, в своем неприступном «убежище» решают мою судьбу. Вот уже три дня, как решают. О чем так долго можно думать? Я однажды уже проходила обряд Возвращения Духа, но ничего не вспомнила, следовательно, я не принадлежу к клану Ловцов, и меня нужно отдалить от себя во избежание опасности разоблачения. Они, наверняка, решили мой вопрос за пятнадцать минут, даже проголосовали для чистой совести. А сейчас, там, под землей, пьют пиво и смотрят футбол. Это же несколько мужчин вместе! Что они еще могут делать целых три дня там, где их никто не достанет? Хотя, кто мне сказал, что там одни лишь мужчины? Я же все равно никого из них не разглядела из-за заклинания. От этой мысли мне становится как-то еще более страшно за свою судьбу. Я, поддавшись в очередной раз панике, сижу в своей комнате, кусаю ногти и жалуюсь на это сестре. — Что еще могут решить эти истуканы с горящими глазами? Сотрут мне память, и отправят жить на континент! Рейна уже долго сидит возле меня, и успокаивает, как умеет. Но ее, отнюдь не «железному» терпению приходит конец. Она так на меня смотрит своими темными глазами, что мне приходится прикусить язык и больше не издавать жалобный стонов. — Ты можешь прекратить истерику? — разводит сестра руками. — Я тебе говорю, что все будет нормально! — Почему ты так уверена? — спрашиваю я. — Если мама пошла поперек отца, значит, она знает, что делает. Я ее поддержала. Я выдвинула требование, на которое отец никогда не согласится. Он не позволит стереть память своей дочери, которая похожа на него, как две капли воды, и отправить ее на «деревню к бабушке», только потому, что она ничего не вспомнила. Я смеюсь. У Рейны всегда огромный запас оптимизма, иногда даже, превышающий мой собственный. Но, тут я вспоминаю вопрос, который всегда боюсь задать: — Ренни, почему они меня избегают? Почему относятся ко мне хуже, чем к половой тряпке? — Они боятся, — говорит Рейна пожимая плечами. Голос ее звучит так, будто это было ясно, как день. — Ты ничего не помнишь, и они не знают, кто ты, на какой ты стороне и чего от тебя ждать. — Что? — Ничего не понимаю я. Как же много от меня утаивают, даже Рейна! — Помнишь, в детстве нам мама рассказывала про ту, которая говорит с мертвыми? — я киваю. — Так вот, когда я вспомнила о том, кто я, то поняла, что это не сказка. Однажды, она наткнулась на темного духа, и он навешал ей лапши на уши, что ее ждет неисчерпаемая сила и вечное царство над миром. Но для этого она должна была стать Ловцом Смерти. Она наслушалась его сказок и решила осуществить задуманное. Эта несчастная отнимала амулеты у других ловцов и забирала их силу, потому что без амулетов ловец лишается магической защиты. А затем, она их убивала, а после — запирала их души в своем амулете, где они томились в вечной муке, не имея возможности возродиться вновь. Ей нужно было как можно больше сил, чтобы уничтожить всех своих противников. К тому же, она задумала вернуть к жизни своего нашептывальщика. От избытка силы Говорящая с мертвыми повредилась в уме и убила собственных сестер, которые хотели остановить череду смертей и несчастий. Только вот осуществить свои планы она не успела. Ее убил один из ее верных слуг, который вовремя опомнился. Он сорвал с ее шеи амулет, который она берегла, как зеницу ока, и разбил вдребезги. Слуга убил ее тело, но не тронул душу. Духоманка сгорела в огне. Ее верный воин поджарил свою госпожу, как барбекю. Как ты знаешь, ловцы всегда перерождаются, приходят в этот мир вновь и вновь. Но, Говорящая с мертвыми пока что не возвращалась. Пока. Совет очень этого боится. Ведь, если она вернется, то без своей силы, потому что ее амулет уничтожен. И она ничего не будет помнить, потому что сгорела в очистительном огне. — Подобной истории я никогда не слышала! Мама говорила про то, как женщина, которая слышит духов, помогала людям, творила только добро, а не про то, как она убивает своих сородичей, — я поражена историей сестры. — А почему тогда все боятся ее возвращения, если ее амулет уничтожен? Как без него она обретет силу? — Она с легкостью вернет ее себе, стоит ей вспомнить, кто она такая! Ей будет достаточно чужого амулета, чтобы получить чужой дар. Она и не на такое способна! — с этими словами Рейна встряхивает своими угольно-черными волосами, словно прогоняя ужасное видение, и встает с моей кровати. — Не уходи! — я хватаю ее за руку. — Я не смогу уснуть, и после твоего рассказа меня будут мучить кошмары! Как иногда хорошо быть младшей в семье — можно ныть и капризничать без зазрения совести. — Вот, держи, — Рейна снимает с шеи свой аметист на кожаном ремешке, — он прогоняет плохие сны. Только, смотри, никому его не отдавай, — она целует меня в макушку и сует свой амулет мне в руку. — Ренни! А вдруг, я та самая злющая духоманка? — я в ужасе смотрю на красивый темно-фиолетовый камушек, который приятно оттягивает ладонь. Она пожимает плечами, словно ей все равно. — Ты же моя сестра. Рейна выходит из моей комнаты, захлопнув за собой дверь.РЕЙНА
Рейна МакЛанси прислоняется к стене коридора, устало прикрыв глаза. Ей нелегко дается уверенный и спокойный тон в разговоре с сестрой, ведь она и сама сходит с ума от волнения. Она всегда знала, что однажды Миналетта сорвется, это было лишь вопросом времени. Но никогда не думала, что сестра протянет так долго. Определенно, тут дело было в ее страхе огорчить родителей, вызвать их негодование. С тех пор, как отец принял решение разделить Рейну с сестрой, Летта всегда пыталась угодить, быть лучше в учебе, никогда не спорила и не противилась воле отца или матери. Они хотят отправить ее в лагерь на все лето? Отлично, она поедет, и еще привезет оттуда кучу значков и грамот. Родители не желают, чтобы Летта и Рейна учились в одной школе? Ничего страшного, так даже лучше. Нельзя приводить друзей в дом? Ок, всегда можно собраться у кого-то другого. Рейна не может сказать, было ли принижение младшей сестры намеренным, или же так складывались обстоятельства, но разница в отношении была на лицо. Старшей позволялось практически все, даже карманных денег выделялось больше. Отец с радостью проводил с Рейной время, мать делилась воспоминаниями или секретами, в то время как Летта была этого лишена. Рейна перешла на домашнюю форму обучения, потому что после обряда посвящения активная часть ее силы могла причинить людям вред, а контролировать пламя у старшей МакЛанси получалось пока что, не очень. Из-за своей эмоциональности и вспыльчивости, Рейна никак не могла найти баланс, позволяющий удерживать эту ее силу под контролем. Отец добродушно посмеивался, когда в доме вдруг вспыхивал то диван, то портьеры, но не спешил обучать дочь самоконтролю. Очевидно, так ему было проще держать Рейну дома, в то время как Миналетта, всегда улыбающаяся и с готовностью соглашающаяся на все его условия, постоянно была в школе, на фестивалях, дополнительных занятиях или зависала с друзьями. Рейна страдала от одиночества, и жутко скучала по сестре. Ей не хватало их совместного озорства и тех мгновений, что они проводили дома вдвоем, было недостаточно. Поэтому, вступив с отцом практически в неравный бой, старшая МакЛанси выпросила у него разрешение проводить одну неделю лета вместе с сестрой в каком-нибудь удаленном уголке Европы. Неделя каникул под палящим солнцем согревала потом их обоих воспоминаниями весь оставшийся год. Именно в этих путешествиях, куда они отправлялись с Миналеттой, Рейна узнала, что ее сестра вовсе не такая улыбчивая и покладистая, какой была всегда перед отцом или матерью. Летта могла поскандалить с пожилой дамой в поезде или бегать из вагона в вагон, чтобы избежать контроллера и не попасться за безбилетный проезд; сестра обожала распродажи и могла, как обезумевшая, таскать в примерочную тонны одежды с красными ценниками. Образцово-вежливая девушка дома мгновенно превращалась в своенравную, голосистую, отчасти инфантильную особу, стоило только ей выйти за порог белоснежного особняка МакЛанси. Открывая для себя такую Миналетту, Рейна и сама перенимала у нее многие качества и навыки, и жалела, что родители совсем не знают ее такой. Нельзя сказать, что Стефания радовалась подобной отчужденности с младшей дочерью, но она не шла против мужа. Однажды, они с Рейной договорились, что в тот день, когда Летта все же сорвется, они встанут на ее сторону. И наконец, этот день настал. Рейна опасалась, что это их с матерью вмешательство обернется для Летты чем-то похуже простого отчуждения. Но Стефания имела непоколебимую веру в мужа и была уверена, что Оливер МакЛанси примет правильный выбор. Он, по ее словам, несмотря на упрямый нрав, всегда дружил со здравым смыслом, в чем Рейна, по правде сказать, сомневалась. Успокаивать паникующую сестру выпало именно на ее долю, и нервы ее уже сдавали.МИНАЛЕТТА
Я раздумываю над тем, что рассказала мне Рейна. Нет. Эта история, основанная на старинной легенде, не может быть правдой. Тем более, мамина версия значительно отличается от той, что поведала мне сестра. Рейна просто меня успокаивает. На самом деле, я знаю, в чем причина или, во всяком случае, думаю, что знаю, почему все сторонятся меня и презирают. Они считают меня незаконнорожденной, ублюдком. Думают, что мама изменила папе с обычным человеком и потом родила меня. Поэтому, у меня нет никаких сил, и я ничего не вспомнила на обряде Возвращения Духа. А наше с папой внешнее сходство… Уж не знаю, какие догадки строят они на этот счет. Каково же моим родителям знать правду и жить с ней каждый день? Я вряд ли когда-нибудь пойму их чувства и мотивы. Как бы там ни было, как бы меня не отталкивали все эти странные, мелочные люди, я знаю, что мама и папа всегда поддержат меня в трудный момент. Они неспроста ведут себя так по отношению ко мне, на то, чтобы разделить нас с сестрой, определенно были какие-то причины. По крайней мере, я имею право верить в это. Стоило мне подумать о том, как я люблю своих родителей, как мне на плечи опускается Ночь, как в те времена, когда я была совсем маленькой. Мама напускала темноту, такую густую и теплую, обволакивающую, что я сразу же засыпала. Уж не она ли это постаралась? Мои веки словно отяжелели. Я поудобнее устраиваюсь в своей кровати, сжимая теплый аметист в кулаке, и сразу же проваливаюсь в сон.***
Кто-то стучит в дверь. Мне так не хочется открывать глаза, так хочется еще поспать… Опять кто-то стучит. Ну, что там такое? Я пытаюсь поднять отяжелевшие веки, но все попытки тщетны, глаза никак не открываются. Тут, в комнату все же вламывается Рейана с воплем: — Собирайся! Мы едем в Шотландию! «О. Мой. Бог. Это конец!» — сон как рукой сняло. Я кидаюсь к сестре, скинув на пол одеяло и подушку, и цепляюсь за ее плечи, как за спасательный круг. — Все, моя жизнь кончена, Ренни! — я уже начинаю разводить сырость, хлюпаю носом, но тут замечаю, что на сестре надет спортивный костюм, за плечами огромный рюкзак, в дверях стоит мама и хлопает глазами от растерянности. Да уж, у нас с ней эта черта, определенно, общая. — Рейна, тебе тоже придется уехать? Они решили наказать тебя? — Летта, давай, закругляйся с истерикой. Через два часа самолет. — Мама! Я никуда не поеду! — теперь я кидаюсь к матери. — Пусть они меня ненавидят! Я не хочу от вас уезжать! Я не хочу в Шотландию! — по щекам уже катятся слезы. Я не могу, не хочу представлять себе, что вся моя жизнь вот так, за один миг рухнет и полетит коту под хвост. Да еще и Рейна должна за это расплачиваться… — Летта, солнышко, вы с Рейной едете в Шотландию, чтобы обучиться мастерству Ловца. Что? Я слышу слово «Ловец»? Так. Стоп. Мне что, дали шанс? — Ну, тогда это все меняет, — я деловито поправляю растрепанные после сна волосы, вмиг прекратив истерику, словно ее и не было, — когда, ты говоришь, самолет? Я стараюсь не заорать на весь мир о том, как мне повезло! Мне дали шанс и я им воспользуюсь на все сто! Меня научат всему, что должен делать настоящий Ловец, я буду… Кстати, а что делает настоящий Ловец? Что он должен уметь, кроме того, как управлять своей силой? Ну, наверное, всякие крутые вещи, как мама. Например, нагонять темноту, напускать туман… Нет, я знаю. Я буду вызывать дождь! Это же так здорово! И никто этого не умеет. Наверное. В этом я не уверена. — Летта, поздравляю! — мама обнимает меня так, как давно уже не обнимала, и мне на мгновение расхотелось ехать и учиться, чему бы то ни было. Хочется остаться здесь с ней, в ее объятиях, вдыхая родной, любимый аромат ее духов. По щекам опять потекли слезы. — Спасибо, мама! Если бы не ты с Ренни, ничего бы не произошло, — я вытираю внезапно нахлынувшие слезы и пытаюсь успокоиться. — Я вас не подведу. Даю слово! — Слушай, давай, собирайся! — Рейна поднимает голос, чтобы унять меня и маму, которая в тон мне, уже готова была разреветься. — Самолет ждать не будет. Сестра выпроваживает маму из комнаты и шикает на меня еще раз, чтобы я не расслаблялась, а потом выходит за ней следом. «Так, Летта. Давай, соберись! Надо взять с собой только все самое необходимое. А что, кстати, мне необходимо? Платье? Да! В чем я буду ходить на всякие занятия? Там, наверняка, много настоящих шотландцев в их симпатичных юбках. Да, не забыть туфли и еще вот эти, а может быть, стоит взять…» В дверь снова стучат. — Да! Я собираюсь, собираюсь! — кричу я, в спешке запихивая в свой самый большой чемодан все, что попадется из шкафа. Это, несомненно, Рейна, проверяет, не расслабилась ли я тут. И точно, она. — Я смотрю, ты весь гардероб волочешь за собой, — она разваливается на моей кровати, раскинув руки в стороны, — а я вот только рюкзак беру. Она пинает носком ботинка по ярко-красному рюкзаку с черными лямками, который только что скинула на пол. — А почему тебя тоже отправляют? Я не совсем понимаю. Ты же уже умеешь призывать огонь и поджигать разные предметы, — я ношусь, как электрометла по комнате, собирая все, что мне может понадобиться на другом конце островов Объединенного Королевства. — Я еще не в совершенстве владею своей силой. Не всегда могу ее контролировать. Мне нужно этому учиться, иначе, я спалю ненароком весь дом! — Как хорошо, что мы не расстанемся! — Я, на радостях, обнимаю сестру, заваливаясь на кровать рядом с ней. — А кто нас будет учить? — Хранитель, — пожимает Рейна плечами. «Ещё бы я знала, кто такой «Хранитель». Что он хранит-то?» Сестра замечает мое недоумение и спешит объяснить. — Хранители приходят в этот мир с полной памятью и помнят все свои жизни. В особенно редких случаях, могут узнать еще не пробудившегося Ловца. Хранители проводят обряды Возвращения Духа, помогают нам обрести полную власть над собой и обучают искусству ловца. Я очень завидую Рейне, она же все помнит, а я нет. И одновременно с этим, мне очень не по себе от этой ее памяти прошлого! — Значит, та женщина, в ту ночь, когда выяснилось, что я бракованная, была Хранителем? Рейна кидает в меня подушкой. — Не смей так говорить о себе! — я поднимаю руки в знак капитуляции. — Да, она была Хранителем. — Была? — Она исчезла после той ночи. Больше ее никто не видел. Рейна нервно закрывает глаза и плотно сжимает челюсть. Видимо, эта женщина была ей очень хорошо знакома? Или сестра боится рассказать чересчур много? Интересно, это из-за меня пропала Хранительница или это совпадение? — Кстати, Хранителем не только рождаются. Твой хранитель стал им. — То есть, как это стал? Как это мой? — у меня в голове целая куча вопросов, и я даже не успеваю их все озвучить. — У нас разные Хранители? — У меня будет наставник, — терпеливо объясняет мне сестра, как маленькой девочке, — но я не знаю, женщина или мужчина. Меня будут учить управлять своей силой. А у тебя Хранитель, потому что ты — тяжелый случай. Он будет учить тебя справляться без какой бы то ни было силы, если не сможет ее пробудить. Она какое-то время молчит, словно решая, говорить мне или нет. — Кстати, он — тоже тяжелый случай, — Рей поднимает на меня свои глаза, глубокого, темно-фиолетового цвета, как ее амулет. — Он проклят. — Что? — я хмурюсь. Не очень-то хочется иметь дело с проклятым. Вдруг, у него плохая карма? — Кто его проклял? — Он сам.