МИНАЛЕТТА
В комнате, которую мне отвели, уже горят свечи, когда я вхожу в нее. Слева от двери, на комоде, стоят два подсвечника на три свечи. Я беру тот, что ближе ко мне и направляюсь вглубь комнаты. Она небольшая, но и не слишком маленькая. Напротив двери два высоких решетчатых окна, которые закрывают тяжелые шторы. Цвет их я разобрать не могу, потому что здесь гораздо темнее, чем в той комнате с камином, в которой мы встретились с девочками. Я разворачиваюсь на девяносто градусов вправо и вижу огромное зеркало в раме на пол стены, справа и слева от него расположены две довольно узкие двери. Я открываю одну из них и обнаруживаю там туалет. Отлично! Значит, цивилизация до них дошла. Я уже начала было терять на это надежду... Следующая дверь ведет в ванную, и я сразу же включаю на полный напор горячую воду. Здесь относительно недавно был сделан ремонт – современный дизайн резко контрастирует с убранством других помещений. Я замечаю, что в углу комнаты лежит мой несчастный чемодан и достаю оттуда несколько сухих, теплых вещей, чтобы укутаться в них после горячей ванны. Быстро скинув с себя мокрую одежду и обувь, погружаюсь в рай. Да-да, горячая вода для меня сейчас самый настоящий рай на земле после того зверского холода, что мы с Рейной пережили. По телу разливается тепло и вскоре мне становится уже жарко. Отмывшись, как следует, я покидаю ванну и кутаюсь в теплые вещи. Напротив громадного зеркала стоит двуспальная кровать. Она уже разобрана, когда я туда забираюсь. Какое же это счастье, растянуться на мягкой перине и зарыться с головой в одеяло! Я никогда не могла подумать, что когда-нибудь испытаю от этого такую небывалую радость. Мне не хочется гасить свечи, но все же выбираюсь из-под одеяла, чтобы это сделать. Там, куда я ставлю подсвечник, обнаруживаю бокал с темной жидкостью, который я сначала не заметила. Понюхав содержимое, понимаю, что это виски, и морщусь. Но, возможно, это неплохая мысль! Делаю пару глотков и мне кажется, что во рту разгорается настоящее пламя. Я резко втягиваю воздух через открытый рот. Но практически сразу мне становится тепло, внутри меня разливается спокойствие и блаженство. Через несколько минут я проваливаюсь в сон без задних ног. Хорошая все-таки, эта шотландская традиция, пить виски! Просыпаюсь я ни свет, ни заря. Для меня это не свойственно: я сова, люблю поспать подольше. В теле такая легкость, словно проспала сутки напролет, а не несколько часов, основательно перед этим промерзнув. Я ворочаюсь в кровати с боку на бок, не зная, что мне делать дальше. С горечью приняв тот факт, что заснуть мне больше не удастся, я обдумываю все, что с произошло со мной и с Рейной за пару последних дней. В моей голове никогда не было строгих планограмм и схем в отношении ежедневной жизни. Я всегда предпочитаю решать проблемы по мере их поступления, а не обдумывать свои шаги на сто действий вперед. Я, конечно, пробовала, но все же, мой мозг устроен иначе. Из Рейны тоже стратег тот еще, она скорее поддастся эмоциям, чем будет выжидать удобный момент. Но сейчас, лежа в кровати, которая уже не такая теплая и мягкая, какой казалась мне вчера ночью, я напряженно думаю. Думаю о том, что моей старой привычной жизни пришел конец. Теперь, мне не нужно вставать каждое утро и идти в школу, отец обещал перевести меня на электронное обучение. Чем я буду заниматься здесь, пока не известно. Также, я внезапно осознаю, что здесь не будет моих школьных друзей, родной городской суеты и развлечений. От этого мне становится очень грустно. У Рейны нет друзей дома, как у меня, потому что после обряда Возвращения Духа она погрузилась в совершенно другой мир, вход в который был мне закрыт. Она большую часть своего времени проводила дома, предоставленная самой себе, порой выезжая с отцом на различные собрания или встречи с такими же ловцами, пытаясь завести себе друзей. Несомненно, Рейне было куда интереснее общаться с такими же, как она, нежели с обычными детьми. Но, даже среди них Рейна не нашла себе настоящего друга. Единственным ее другом всегда была я. Рейна умудрилась влюбиться в парня, которого повстречала в обычном кафе, и даже решилась рассказать ему правду о себе, но сестру быстро лишили этого счастья. Это сделали очень болезненно и молниеносно. Я уверена, что она еще его не забыла, как не забыла ту боль, которую ей причинили. Но Рейна очень сильная и носит свои страдания глубоко в сердце, даже мне не позволено видеть ее душевную муку. И, хотя она всегда считала себя старше, опытнее и умнее, но и спрашивает с себя по первой строгости. Я ее не виню в этом. Она и правда моя старшая сестра, столетиями ходившая по земле в разных обличьях и в разные времена, но с одной душой. Рейна имеет право считать себя умной и опытной. Несмотря на то, что нас упорно хотели отделить друг от друга после моего десятилетия различными способами, порой даже жестокими, мы остались очень близки. Рейна не ходила в среднюю и старшую школу, ее перевели на домашнее обучение. Я же просидела там от звонка до звонка. Рейна всегда была дома или на различных собраниях вместе с отцом, которые порой проводились вне нашего дома. Я же вечно разъезжала по различным лагерям, фестивалям, экскурсиям. Таким образом, мы редко пересекались в ежедневной жизни, старания родителей не прошли даром. У меня была насыщенная, полная жизнь обычной школьницы, у сестры все с точностью до наоборот – полноценная жизнь ловца. Но как бы нас не разделяли, мы всегда находили моменты, чтобы поговорить и даже повеселиться. Благодаря усилиям сестры, нам позволялось провести каникулы вместе, и мы отправлялись в короткое путешествие, стараясь провести выделенные нам дни с «максимальной пользой» в извращенном понимании этого выражения девушкой-подростком. Да, такое совместное время нам выдавалось нечасто, иногда даже пугающе редко, но нам этого хватало, чтобы окончательно не отдалиться друг от друга. Так, все еще валяясь в кровати, я от нечего делать провожу анализ различий нашей с Рейной жизни до прибытия на остров Хайвей. И прихожу к выводу, что сестре будет здесь не менее одиноко, чем мне. Ее тоже оторвали от привычного уклада жизни, как и меня. И мне необходимо стать более собранной и серьезной, чтобы не усложнять Рейне жизнь здесь. Но, легче сказать, чем сделать. Темперамент, знаете ли, никуда не денешь. Как и отсутствие мозга, впрочем, не скроешь. В комнате становится гораздо светлее, чем ночью. Это говорит о наступлении утра. Я встаю с кровати и тут же ощущаю ледяной каменный пол у себя под ногами. Добежав на цыпочках до окна, раздвигаю тяжелые синие занавески. От них пахнет пылью, будто в этой комнате не жили уже бог знает сколько времени. Настроение мое немного меркнет при виде тяжелого серого неба и капель воды, которые сползают по толстому старому стеклу, образуя затейливые дорожки. Дождь и не думает кончаться. У меня в голове непроизвольно мелькает вопрос о природе его возникновения. Хм, это уже будет третий по счёту вопрос, который мне следует выяснить. Первым был и остается тот, что я задала Рейне после исчезновения Джеда: почему она так странно и довольно улыбалась тогда? Что это значит? Здесь явно что-то не так, а я, в силу своей темноты и неопытности, не могу понять, что именно. Вопрос второй: узнали ли друг друга Рейна, Флора и Эми? Насколько я знаю, все ловцы так или иначе пересекались между собой в прошлых жизнях. Они узнают друг друга при встрече. Как это происходит? Опять-таки, вопрос к Рейне. Я решаю не медлить, а выяснить все прямо сейчас. Открытое окно позволяет мне разглядеть комнату в свете дня, но я не хочу увлекаться этим занятием, есть вещи поважнее. Любопытство подстегивает меня действовать быстрее. Я, с невиданной для себя скоростью, переодеваюсь в шерстяной темно-синий свитер и узкие джинсы и на скорую руку причесываюсь, даже не посмотревшись в зеркало. Что-то совсем на меня не похоже. Отворив массивную белую дверь, я высовываю голову в коридор, по которому мы шли вчера ночью. Он освещен большим количеством электрических ламп, декорированных под старинные настенные светильники со свечами. Меня определённо радует наличие электричества. Даже как-то вдохновляет, что ли. И все же, несмотря на наличие красивых ламп, здесь жутковато: темные каменные стены, старинные выцветшие гобелены, тени, затаившиеся в углах. Словом, не привычный уют теплого родного дома. Я стучу в дверь, за которой находится комната моей сестры. Ничего. Я стучу снова. Не услышав ответа, толкаю такую же массивную дверь, как и в моей комнате, и вижу силуэт Рейны, раскинувшейся на кровати. Нашарив на стене выключатель, щелкаю им, и тут же желтый электрический свет озаряет комнату в багрово-красных тонах. Я морщусь, моим глазам больно. Подобное убранство кажется мне слишком ярким и чересчур прямолинейным.РЕЙНА
Она просыпается от настойчивого стука в дверь. Поначалу, Рейна не понимает, где находится. Ее мысли спутанные и сумбурные. Осознание реальности приходит к ней, только когда стук в дверь повторяется. Головная боль не способствует улучшению настроения, как и ломота во всем теле. Наверное, следовало вчера выпить виски, что оставили для нее на старинном комоде из красного дерева. Слышится звук открывшейся двери и Рейна готова поклясться, что это Миналетта. Неужели, ей не спится в такую рань? Сестра какое-то время молчит и Рейна представляет, как морщится ее обычно бледное лицо при виде багрово-красного балдахина над кроватью. — Сделай лицо попроще, – раздается тихий голос Рейны из-под одеяла. – Я знаю, что ты думаешь. Она лежит на кровати, накрывшись одеялом с головой, и не испытывает ни малейшего желания предстать перед взором сестры: та редко видела ее помятой и растрепанной, как сейчас. — Это смотрится пошло, – говорит Летта, присев на край огромной кровати с резными столбиками. — Это смотрится фатально. Мне очень нравится. Который час? – бубнит Рейна, и кажется, будто ее приглушенный голос доносится из далекого космоса. — Почти семь. Рейна что-то причитает и, наконец, ее голова показывается из-под одеяла. По удивленной физиономии сестры брюнетка понимает, что после сна выглядит, как королева. В переносном смысле. — Как ты думаешь, за нами придут или мы должны спуститься самостоятельно? – задает Рейна первый пришедший на ум вопрос. — Не знаю, – пожимает плечами блондинка, – после такого теплого приветствия, не думаю, что нам стоит надеяться на что-либо более дружелюбное. Пока Рейна выбирается из кровати и пытается привести себя в порядок, Миналетта задает ей вопрос о том, вспомнила ли она Флору и Эмили. Брюнетка отрицательно качает головой и говорит, что никогда прежде с ними не встречалась. Во всяком случае, она не узнала ни одну из девушек. — Возможно, на это есть свои причины. Например то, что я еще не овладела этим даром. Летта, конечно же, насуплено смотрит на сестру, определенно не понимая, как должно происходить узнавание. — Я не знаю! – закатывает глаза Рейна, отвечая на незаданный вслух вопрос. – Возможно, это короткая вспышка в голове при встрече или мимолетный образ прошлой жизни, что-то вроде видения. — То есть, ты не имеешь ни малейшего понятия, – разочарованно протягивает блондинка. Рейна пытается объяснить, что ей еще мало, что известно и понятно самой, но ей почему-то кажется, что сестра ей не слишком-то верит. Брюнетка говорит, что все зависит от того, насколько хорошо ты развил свои способности видеть прошлое. Это звучит как заученная фраза, и у Летты все же мелькает в глазах понимание того, что Рейна и сама мало понимает в этом. Но это для нее, в любом случае, загадка: сложно понять ощущения ловца, не являясь им на самом деле. Другой вопрос Миналетты Рейна снова оставляет без пояснений, загадочно пожимая плечами. Что она может ей сказать о таинственном незнакомце, что так внимательно вглядывался в ее лицо? — Во всяком случае, мне и так ясно, что Джед знает тебя и, возможно, помнит в прошлом. А ты, Рейна? – но брюнетка молчит, снова оставляя вопрос сестры без ответа. — Какой кошмар, – вместо каких-либо пространных объяснений стонет Рейна, пытаясь распутать свои длинные черные волосы. Расческа застревает у нее в шевелюре, вызывая мгновенный приступ злости. — Посмотри на меня и успокойся, – Летта улыбается и указывает на свои распушившиеся из-за отсутствия укладки волосы, которые завязаны в высокий хвост. – Это было пределом для меня на сегодня. Рейна смеется. Не иначе, как шотландский климат так влияет на сестру: чтобы она поленилась высушить феном свои волосы, да и к тому же, обошлась лишь простой резинкой, чтобы кое-как стянуть их на затылке? Что-то из ряда вон. В дверь стучат, и только услышав ответ Рейны, в комнату входит их вчерашний знакомый – Дуглас. Он деликатно откашливается и опускается в чопорном поклоне. Брови Миналетты ползут вверх, и Рейна пихает сестру локтем, скрывая этот жест за неуклюжей улыбкой. — Доброе утро, – здороваются девушки хором. — Вас ждут, леди. Прошу. Дуглас открывает перед ними дверь, жестом приглашая пройти первыми. Брови блондинки вновь ползут вверх в удивлении подобной манерности, и Рейна довольно хмыкает – для нее подобное отношение было если не нормой, то уж никак не сюрпризом. Она как-никак дочь Оливера МакЛанси. В коридоре их уже поджидают Эмили и Флора. При свете ламп становится видно, что у Флоры, все же темно-рыжие вьющиеся волосы, которые она также, как и Летта, завязала в хвост. Они представляют удивительно красивое сочетание с ярко-зеленым цветом глаз, что сияют на ее лице, словно драгоценные камни. Как пример остальным девушкам выглядит Эмили с идеально гладкой укладкой. Темные волосы, доходящие ей до линии подбородка, лежат волосок к волоску. На тонкой переносице сегодня надеты очки в толстой черной оправе, придавая ее смущенному виду формальную строгость.МИНАЛЕТТА
Как и вчера, мы направляемся вслед за Дугласом, взявшись за руки. Оказывается, я не одна, кому кажется, что здесь жутковато. Мы идем по длинным, теперь уже освещенным, коридорам, где кроме светильников на стенах больше ничего нет, лишь кое-где встречаются скрещенные между собой мечи или старые выцветшие гобелены. Во вчерашней комнате с камином, которая теперь кажется гораздо больше и уютней из-за раскрытых штор, нас ждет человек. Он сидит на единственном диване, второго дивана почему-то нет. Возможно, его унесли, чтобы привести в порядок. Это молодой мужчина, скорее даже – парень. На вид ему около восемнадцати, может быть чуть больше. Он как раз зевает, когда мы появляемся перед его взором, прикрывая рот ладонью. — Доброе утро, девушки! – он поднимается с дивана, а мы так и стоим в дверях, не решаясь пройти далее. — Ну, кто из вас испортил любимый диван моего брата? – на его губах тут же появляется зловещая, торжествующая улыбка. Он подходит ближе, держа руки за спиной и не переставая улыбаться. У него длинные темно-медные волосы, завязанные в низкий хвост, и большие миндалевидные изумрудные глаза. Одежда выдает в нем ученика какой-нибудь престижной закрытой школы, где все воспитанники с молоком матери впитали мысль о своей уникальности. Прямая осанка, плавные жесты, взгляд из-под полуопущенных длинных ресниц. Такая необыкновенно-чувственная внешность парня приводит меня в некоторое замешательство относительно его, ну, знаете, сексуальных предпочтений. Рейна и Эми поднимают вверх руки. Рейна делает это, гордо вздернув подбородок, а Эмили – опустив глаза в пол. Брови парня взлетают вверх. — Что ж, поздравляю вас обеих, – он с горячностью пожимает девушкам руки, оставляя их стоять с ошарашенным видом. – Итак, сейчас мы немного прогуляемся по замку, чтобы вы здесь освоились, а позже у нас завтрак. Он направляется было по коридору, ожидая, что мы пойдем следом за ним. — Простите, сэр, – кричу я ему в спину. Мы вчетвером так и стоим на месте. — Что такое? – он полуоборачивается к нам в недоумении. — Вы не хотите представиться? И спросить наши имена? – задаю ему вопрос. Он быстрым шагом сокращает расстояние, которое нас разделяет. На лице у него написано удивление. — Выходит, вам про меня ничего не сказали, – протягивает парень, почесав подбородок. – Хм, ну ладно. Мое имя Захария, но я предпочитаю Захари или Зак. Его лицо сияет дружелюбием, и меня охватывает мимолетное ощущение, что оно напускное, но это чувство быстро пропадает, когда приходит моя очередь представляться. Пожимая мне руку, глаза Захари становятся немного шире, рот сжимается в тонкую линию. Выходит, он знает, что со мной все не так просто. Я лишь стискиваю зубы и упрямо смотрю на него. Интересно, как Зак поведет себя дальше? Во всяком случае, он не стал отскакивать от меня на полтора метра и тыкать пальцем с криком «Так это ты?!» Может быть, дело ограничится лишь его краткой мимической реакцией? Захария идет прямо, грациозно и очень плавно. Его походка напоминает мне Джеда. Возможно, это его диван спалила Рейна вчера вечером? Во всяком случае, мне кажется, что Захари и Джед чем-то похожи. Захария проводит для нас экскурсию по замку, дает краткое описание комнат и помещений, попутно рассказывая, куда заходить не обязательно или не нужно, например, на кухню. — Там владения миссис Кэрролл, и лучше туда не соваться. Пока Захари увлеченно рассказывает об архитектуре строений замка, я пристально за ним наблюдаю, пытаясь понять, он ли тот самый проклятый Хранитель? В смысле тот, кто уготован мне, и тот, кто сам себя проклял. Но я прихожу к мысли, что это не он. Думаю, что хранитель, который, по словам Рейны, приходит в мир с полной памятью, не должен выглядеть, как Захари. У нашего нового знакомого слишком говорящее лицо и речь хоть и начитанного, но все же подростка. А хранитель, как мне кажется, должен быть более серьезным, задумчивым, может быть даже немного мрачным. На том, кто помнит всех и все со времен сотворения мира, – страшно подумать, как много жизней он прожил! – должен быть отпечаток времени. Ну, морщинка на лбу или вечно усталый и скучающий вид. Захари вовсе не подходит под это описание. В нем кипит жизнь, и в глазах пляшут маленькие чертики. И он, определенно, привык, чтобы все внимание уделялось только его персоне. Обойдя левое крыло замка, мы проходим в галерею. Здесь в противоположность к темным мрачным коридорам, которые соединяли комнаты, много окон и света. И еще немало картин, на которых изображены мужчины и женщины в старинных одеждах. — Это портреты моих предков, – гордо заявляет Захари, – но их имена и прочие подробности вы узнаете позже. Если захотите. С этими словами он разворачивается на каблуках и быстро направляется к огромной лестнице, которая видна в следующем дверном проеме. Эмили, казалось, хотела бы возразить такой скорой перемене дислокации. Ей, очевидно, очень интересно услышать о картинах несколько больше, чем было сказано. Но она так и не произносит ни слова, смущенно поджав губы. — Давайте поспешим, леди, вы же не хотите пропустить завтрак? – звонкий голос нашего провожатого эхом разносится по коридору, в который выходит галерея. Мы с девочками переглядываемся и срываемся с места, едва ли не бегом поспевая следом за Захари. Эмили на протяжении всей оставшейся экскурсии не отстает от Захари с вопросами об истории замка. Наверное, внутренняя борьба выиграна, и любопытство взяло верх над скромностью. Зак отвечает на ее вопросы, довольно улыбаясь. Ему явно приятен такой интерес к своим владениям, и он снисходительно посматривает на Эмили. — Мы не пойдем в правое крыло, там неблагоприятная атмосфера для экскурсий, – скороговоркой говорит он, когда мы спускаемся по лестнице с другой стороны замка. — А что там такое? – заинтриговано спрашивает Флора, которая до этого момента молчала. Ее, в отличие от Эмили, мало интересовали вопросы архитектуры и смешения эпох в стилизации убранства. — Там живет мой брат, – сухо бросает Захари. Дальнейших пояснений не следует, и я уже не надеюсь на то, что они вообще будут. Честно говоря, я лично не услышала ни одного объяснения происходящего с нами. Ни почему нам с сестрой пришлось преодолеть такой ужасный путь до замка, ни почему нас никто не встретил, ни кто такой этот Захари и кем является его брат? Очевидно, его даже он сам побаивается. Является ли Зак ловцом или нет? Почему здесь, кроме нас с Рейной, еще и Флора с Эмили? Они, к слову, сами хотели бы это узнать. И это еще далеко не весь список лично моих вопросов. Уверена, что у девочек он не многим короче, особенно у очень любознательной Эми. Она явно очень смышленая девушка. Следующий этапом осмотра территории – внутренний двор. Мы покидаем донжон (я запомнила это слово из рассказа Захари) и попадаем в хмурое и холодное шотландское утро. Дождь практически прекратился, лишь редкие капли падают мне на голову, но на улице зябко и сыро. Я вопросительно смотрю на миниатюрную брюнетку и поднимаю голову вверх. Эмили отрицательно мотает головой, давая понять, что это не ее рук дело. Понятно. Значит, в этот раз матушка Природа постаралась. Как бы ни было холодно и мерзко на улице, я не могу не оценить красоты зеленого полотна травы, которое простирается по всей территории внутреннего двора. У высоких каменных стен замка растут деревья, а сами стены обвивает плющ. Это выглядит очень романтично и красочно, будто фрагмент декораций из любовного романа. Вслед за Захари мы огибаем здание донжона и оказываемся перед стенами, которые выходят к океану. Вчера во время грозы в густой темноте я ничего не могла увидеть и даже услышать. А сейчас за стенами слышится тихий рокот волн. В этой части двора господствует морской ветер: холодный, резкий и своевольный. Он тут же пробирается мне под одежду и заставляет сразу же продрогнуть. Захари ведет нас к большой, я бы сказала, огромной, клумбе с разнообразными цветами. Точнее, сначала это показалось мне клумбой. — Это замковый колодец, – шепчет мне на ухо Эми. И все же, она очень умная. Я бы скорее подумала, что это маленький, аккуратненький пруд. Да еще и спросила бы о наличии уточек. — Совершенно верно, – Захари присаживается на корточки и подносит к лицу ярко-розовый бутон розы. – Он служил основным источником воды в былые времена. Особенно он спасал во времена войн, когда замок бывал осажденным. — Я представляла себе колодцы несколько иначе, – протягивает Рейна, обхватив себя руками и поежившись. — Какими же? – мало заинтересованно бурчит Захари, все так же вдыхая аромат цветка. Мне почему-то кажется, что он что-то очень нежно шепчет ему. Впрочем, возможно, это игра моего воображения. — Более мрачными, заброшенными. И маленькими. А это словно маленький оазис среди зеленой пустыни! Рейна восхищенно разглядывает темную воду, закованную в грубый камень, резную металлическую ограду, опоясывающую ровный круг колодца. А вокруг всего этого господствует буйство красочных цветов. — Благодарю, Рейна. Ты сделала мне комплимент. У Рейны отпадает челюсть. Она явно не ожидала, что это великолепие дело рук Захари. Я бы тоже никогда не подумала, глядя на его кремовый драповый пиджак, белые манжеты рубашки, которые выглядывали из-под пиджака, и тонкие длинные пальцы аристократа. Никогда не смогла бы себе представить его в компании грабелек и лопаточки. Да. Мир удивителен! — Как тебе это удается? – восхищенно спрашивает Флора. – Здесь все настолько идеально, словно на картинке! Она присаживается рядом с Захари и гладит нежный розовый бутон. Я тоже не в силах удержаться от прикосновения к светло-желтым лепесткам розы. На ощупь они плотные, упругие, но как и все прекрасное, слишком хрупкие. — Это мое любимое занятие, моя жизнь! – вдохновенно восклицает Захари. – Я люблю природу, растения. Каждую травинку, – он ласково гладит зеленый ковер у своих ног. Я невольно отмечаю, что газон недавно и очень аккуратно пострижен, травинка к травинке. Идеально ровно. — Но знаете, что самое сложное? – мы в восхищении смотрим на парня, ожидая ответа. – Самое сложное, это удержать моих братьев подальше отсюда! Они просто ненормальные, и если бы не моя бдительность, тут бы все было изуродовано их чудо-техникой. Я сказал, что если хоть одна травинка из-за нее пострадает, я уничтожу их игрушки! – Захари как-то чересчур яростно сжимает кулаки, и меня настораживает огонек маниакальности, промелькнувший в его глазах. — Что за техника? – у Эмили взгляд сияет от любопытства. Либо она знает ответ заранее озвученной версии, либо дело в восхищении, но она как-то подрастеряла свою стеснительность. — Ужасная, – мрачно сказал Захари, отвернувшись к бутонам, – вертолеты, например. Не понимаю, неужели в округе мало полей для подобных забав? О. Боже. Из-за этого флориста все вчера и случилось! Из-за него нас не доставили до места и высадили на какой-то поляне. Понимание пробегает по лицу Рейны и сестра очень, очень зла. Из опасения, что она что-то выкинет, и спешу встать между ней и Захари. Вру, никаких опасений у меня не было и в помине. Просто я сама лично хочу его придушить, желательно, его же цветами. — Скажи-ка мне, Захари, а ты знаешь, что мы с сестрой прилетели на вертолете? Вчера, – задавая этот вопрос, я все еще пытаюсь сдерживать свой порыв вцепиться ему в волосы. Возможно, он тут ни при чем, и все просто так неудачно совпало. — Да, – этим словом парень подписал себе смертный приговор. — Значит, это из-за тебя мы вчера натерпелись, не так ли? – ласково спрашивает Рейна, подходя ближе и делая попытку оттолкнуть меня в сторону. — Не моя вина, что вы не успели до дождя, – Зак просто пожимает плечами. — Нас вчера выбросили на поляне в лесу, как щенят! – восклицает сестра, поражаясь хладнокровной реакции парня. — Не надо драматизировать, – он в раздражении закатывает глаза. – Вы добрались до места, и живы-здоровы. Не вижу проблемы, – Захари поднимается на ноги и отряхивает брюки. — Как ты мог так с нами поступить? – спрашиваю я, не веря своим глазам. Захария из добродушного и вежливого парня моментально превратился в самолюбивого, циничного и заносчивого типа. Это внезапная и разительная перемена очень меня разочаровывает. — Что вы мне? – сухо бросает он фразу, вплотную подходя ко мне. – Я сказал, не стоит разводить драму. Мне нет до этого дела. Его равнодушие вызывает у меня желание плакать. От того, что из-за него пострадала моя сестра. Но, заплакать перед Захари, это так унизительно! — Но почему? – я все еще в недоумении. Конечно, я встречала подобных ребят в школе, и Захари не стал для меня открытием. Но, мне отчего-то очень обидно. – Хорошо, ты переживаешь за свои драгоценные цветы и аккуратный газон. Но просто проявить хорошее воспитание и встретить нас на машине было вполне возможно, разве нет? – я раскрываю глаза шире и боюсь моргнуть, чтобы не покатились слезы. — Я ни за что не выйду на улицу в такую погоду. Терпеть не могу дождь, – его красивое, с тонкими чертами лицо брезгливо кривится, при этом он смотрит мне прямо в глаза. Воздух разрывает звук пощечины. Захария дергается и хватается рукой за щеку. Он прикрывает глаза и плотно сжимает зубы. Я не знаю, что на меня нашло. Я вдруг почувствовала такую жгучую обиду, словно меня предал друг. Конечно, Захари мне никакой не друг, но его поведение я расценила именно, как предательство. Он смотрел мне и Рейне в глаза, мило улыбался, при этом прекрасно понимая, на какое испытание толкнул вчера. Когда Захари открывает глаза, в них читается неприкрытая ярость и злоба. Они потемнели на несколько тонов, становясь почти черными. — Ты самовлюбленный, безжалостный эгоист! – кричу я ему прямо в лицо. Он хватает меня за шею и с легкостью поднимает вверх на уровень своих глаз, оторвав от земли. Я в ужасе смотрю на его красивое, перекошенное ненавистью лицо. Мои ноги беспомощно болтаются в воздухе. Не знаю, что он со мной сделал бы, если бы не Рейна. Она звенящим от гнева голосом, кричит: — Ой, посмотри-ка, твои бесценные цветы! Все также держа меня на весу, Захария оглядывается назад. Тут же я падаю на землю, неуклюже приземлившись на пятую точку. Боже, моя шея. Я нервно тру ее рукой, все еще ощущая на ней пальцы Захари и леденящий душу страх. Тем временем, его роскошный цветник дымится и шипит. От него остались лишь пожухлые и потемневшие листья. — Уйди с дороги, – рычит он, отталкивая в сторону Флору. Я не могу разглядеть, что Захари сделал, когда слышу удивленные возгласы девочек. Эми, схватившая меня за руки, пытаясь поднять, резко их выпускает, и я снова плюхаюсь на траву. Глаза у нее огромные от изумления. Когда я, все же встаю на ноги, то вижу причину ее удивления. На месте дымящегося пепелища теперь возвышаются еще более крупные и яркие цветы. — Как ты... как ты это сделал? – запинаясь, спрашивает Эмили. Захари поднимается с колен и окидывает нас взглядом. В этом взгляде нет ничего хорошего. Он с ненавистью смотрит на Рейну, гордо вздернувшую подбородок. Она ждет ответ на свои действия, сжав кулаки. — Хм, и это все, на что ты способна? Твой отец был плохим учителем, – надменно заявляет Захари, и с его зубов едва ли яд не капает. На том месте, где он только что стоял, кружатся лепестки роз. Я стараюсь не подавать виду, что моему удивлению нет предела. Будто бы я привыкла видеть подобное. Девочки еще не знают, что я ничего не умею. Я не могу им рассказать. Но это непременно должно произойти, и не знаю, как они отреагируют. Флора презрительно фыркает, тормоша носком ботинка красные лепестки, которые упали на землю после исчезновения Захари. —Мы должны отомстить, – говорит она тоном, не предполагающим дальнейшее обсуждение.