Как по Хокингу

Сокджин подпирает щеку рукой, медленно выводя второй непонятные узоры на деревянной поверхности стола. Сейчас уже никто не горит желанием ужинать всем вместе, как это было в самом начале. Тогда Джин вкладывал душу в наскоро приготовленный дешевый рамен со вкусом хозяйственного мыла, младшие ценили его старания, и даже до смерти вымотанный своей ролью лидер ставил радостное лицо хена в приоритет сну. Тогда всем было плевать на ужасный вкус, потому что тело уже отказывало к вечеру: глаза слипались, ноги подкашивались, а говорить и вовсе не получалось. Но забавно, что, несмотря на нечеловеческую усталость, они каждый вечер ужинали вместе, потому что они были чем-то большим, чем просто коллегами по работе и соседями по комнате… Сейчас все по-другому. Ким снова тяжело вздохнул, поднимая взгляд на пустующий коридор. Юнги закрылся в студии и, как обычно бывает во время длительного перерыва, не желал следить за своим здоровьем. Джин, конечно, все еще пытался контролировать это, но безуспешно, Мин не слушает никого кроме себя самого, забывая иногда о том, что работа не является аналогом полноценного здорового сна. Чимин закрылся в комнате с Хосоком и Тэхеном. Парни нашли нераспакованную упаковку коллекционного Уно с их участием где-то под кроватью Пака и решили скрасить вечер за бессмысленной бесконечной партией в «кто заставит Ким Тэхена взять +4 три раза». Возможно, нужно было предложить сыграть всем вместе, но, если честно, выслушивать споры младших о том, как правильно раздавать карты, или возмущения чересчур серьезно относящегося к подобного рода вещам Хосока каждый раз, как младшие пытаются смухлевать, не очень-то и хотелось. Конечно, сидеть в темной кухне намного веселее, да, Сокджин? Голова бьется о столешницу. Нет, он не жалуется, просто сейчас хочется немного человеческого общения. Послышался хлопок входной двери, и на пороге появился лидер. Ким вытянул шею. Джун вернулся с вечернего похода на встречу с менеджером, который заехал отдать очередную коробку жареной курицы с кимчи из их любимого ресторанчика — если бы мнение старшего хоть как-то учитывалось, он бы предложил сам что-нибудь приготовить в перерывах между прожиганием свободного времени на очередную скучную дораму. Сокджин усмехнулся, и, встретившись взглядом с младшим, приветственно кивнул. Намджун, кажется, улыбнулся в ответ — через маску этого было почти не заметно, но Джин научился читать их всех слишком хорошо для того, чтобы по одной морщинке на переносице понять эмоцию, изображенную на чужом лице. — Хен, ты почему здесь один? — Джун машинально потянулся похлопать старшего по плечу. Ким не знал, что ответить. Он правда не имеет понятия, по какой причине все еще сидит за этим столом. Белоснежная кухня слепит глаза даже при выключенном свете, и настоящих причин находиться здесь нет: поел он еще совсем недавно, а в готовке острой необходимости нет — если она совсем не отсутствует —, но почему-то Сокджин все еще не встал с барного стула. — Надоело в комнате лежать. Джун окинул старшего изучающим взглядом, а потом, хмыкнув себе под нос, скрылся за дверью комнаты Юнги, прихватив с собой пачку чего-то хрустящего и коробку с еще горячей курицей. Джин надеется, что лидер заставит Юнги съесть хотя бы кусок. В последние месяцы они с Мином буквально не вылезали из этой комнаты, и Сокджин уже начал беспокоиться, но Намджун заверил, что обо всем позаботится. А разве можно сомневаться в Намджуне? Послышался разочарованный вой из комнаты младших, кто-то резко вскочил на ноги, начиная оглушительно басить «Уно». Тэхен ненавидел эту игру, но каждый раз, как предоставлялась возможность обыграть Хосока, он не задумываясь соглашался на партию. Сейчас дела, похоже, шли прекрасно. " — Это нечестно! Чимин-а, ты видел? Он смухлевал.» — Хосок иногда был очень громким, но сегодня он особенно разошелся. Джин улегся на столешницу, прикрывая тяжелые веки. Сегодня был довольно изнурительный в своей посредственности день. Менеджер звонил пару раз, напоминая, что эта последняя неделя отдыха — после строгого голоса Седжина, Мин, кажется, ещё сильнее побледнел: за последний месяц его организм получал витамин D только через поливитамины, которые Чонгук заказал на каким-то сайте с уходовой косметикой. Кстати о Чонгуке. Ким нехотя разлепил глаза и уставился в самую дальнюю часть помещения. Комната младшего была будто отделена от остального мира: не подсвечивалась перегоревшей лампочкой, которую Чонгук собирался заменить сегодня — в итоге, нашлось еще куча других дел, помешавших сделать это — будто была окружена дымкой приятной тишины и спокойствия. Хотя для Чонгука это и обычное дело: завалиться в комнату и безвылазно играть в шутер, обычно он хотя бы выходил поесть. В нем не было столько похуизма к своему состоянию, сколько просыпается в старшем рэпере иногда. Сокджин улыбнулся своим мыслям о Чонгуке. Он вспомнил, как в преддебюте тот сам радостно прибегал к нему после учебы, сидел на кухне и наблюдал за тем, как любимый хен готовит ужин, рассказывал о прошедшем дне, а после еды всегда выталкивал уставшего Сокджина из кухни, потому что «Хен, я не позволю тебе еще и посуду мыть. Иди отдохни, ладно. Ради меня». О, Джин всегда был готов сделать для Чона все. Сокджин поерзал на стуле, какое-то чувство мешало ему насладиться одиночеством, возможно, даже вздремнуть здесь. Может, стоит принести младшему немного поесть. Ким не видел, чтобы тот сегодня выходил из своей комнаты. Если с поведением Мина сделать что-то не получалось, то Чонгук еще может его послушать. Возможно, даже составит компанию, они давно планировали устроить марафон и пересмотреть хотя бы несколько фильмов от Марвел. Кидает быстрый взгляд на пакет, оставленный Намджуном прямо на столе. Главный закон общежития — «Кто взял, того и тапки» — будет работать даже в том случае, если каждый его жилец — уважаемый и богатый человек. В любом случае, Джин просто может заказать еще жареной курицы для лидера. *** Комната младшего находится в другом конце коридора, но Джин даже не замечает, как преодолевает это расстояние, заносит кулак над дверью, стуча пару раз для приличия, но, не дождавшись ответа, сразу же дергает холодную металлическую ручку. — Чонгук-а? — Шепотом. Делает неуверенно шаг внутрь. Свет и вправду не горит. Даже монитор компьютера выключен. Такое можно редко увидеть. Чонгук почти всегда занят чем-то, и это не то бессмысленное, что обычно делает на своем ноутбуке Сокджин. Безусловно, младший проводит достаточно времени за стратегиями и боевками, но еще больше он тратит на действительно важные вещи; монтирует видео, которые наснимал лично для себя, обрабатывает фотографии, сочиняет музыку. Ким не помнит ни единого раза, когда он мог бы застать экран компьютера младшего погашенным. Тихий стон разрезает мертвецкую тишину, и Сокджин, как по щелчку пальца, вытягивается по струнке, боясь сделать лишнее движение. Медленно поворачивает голову в сторону, с которой прилетел этот звук. Кровать. Джин готов придушить себя. Глазами бегает по чужому силуэту, подсвеченному в темноте экраном мобильника. Парень жмурится в экстазе и начинает быстрее двигать рукой под одеялом. Если бы приливший к лицу румянец мог убить, Ким бы точно уже лежал на этом полу, плавя дорогущий паркет температурой своего тела. Чонгук снова стонет, его ресницы мелко подрагивают. Только сейчас старший замечает два наушника, торчащих из чужих ушей. Это объясняет, почему макне не заметил его. — Хен… Срывается с чужих губ так рвано, с придыханием. У Джина перехватывает дыхание, он может поклясться, что что-то в горле перекрыло доступ к кислороду. Сердце делает кульбит, и Ким пытается убедить себя в том, что ему показалось, будто Чонгук еще тише простонал «Джин». Что ему делать в такой ситуации? Просто уйти и сделать вид, будто ничего не было? Голова трещит, а уши пылают. Сокджин чувствует это, но не может оторвать глаз от напряженного тела младшего. Майка слегка задралась, открывая вид на немного вспотевший подтянутый живот, блестящий от влаги, очерчивающей чонгукову гордость — его умопомрачительный пресс. Ким хочет прикоснуться к этой золотой коже и, может, спуститься немного ниже… Это неправильно. Тело само наклоняется в сторону кровати, и Джин ментально дает себе пощечину. Нет, нужно просто… — Черт, Хен! — Громкий вскрик вырывает его из размышлений, заставляя подпрыгнуть на месте. Чонгук резко дергает домашнюю футболку ниже, прикрывая голую часть тела, и почти падает с кровати, когда тянется к выключателю настенной лампы, путается в одеяле и роняет телефон на пол. Лишь через несколько мгновений кровь достигает сокджинова мозга, и тот, запнувшись о собственную ногу, подбегает к младшему, помогая ему вернуть свисшую часть торса на кровать. — Ты не ушиб… — Что ты тут делаешь! — Чонгук рявкает слишком грубо, но его ладонь, мягко сжимающая запястье старшего, дает контраст, и Сокджин просто не знает, что ему сейчас делать. — Я хотел поужинать. — Кидает взгляд на валяющуюся около кровати коробку с курицей. — Ты не ел весь день. Чон поджимает губы и опускает взгляд на пол, туда, куда минутой назад грохнулся его телефон. Сокджин следует его примеру и теперь, когда наваждение исчезло, даже чувствует некое подобие вины. — Сейчас. — Уже наклоняется и цепляет технику тонким пальцем, как Чонгук издает вымученный писк и резко дергает старшего на себя, успевая наклониться и схватить еще включенный телефон. — Я не голоден. Сокджин фыркает и прижимается к разгоряченному телу Чона чуть ближе, пытаясь выхватить технику. Если уж ничего не поделать с тем, что Джин увидел то, чего Чонгуку бы не хотелось показывать, какой смысл теперь так стесняться. Они не раз смотрели видео для взрослых все вместе. Не сказать, что это был лучший опыт, но он был, и Чонгук присутствовал тогда, когда они всемером старательно отводили взгляд друг от друга в первый раз и когда во второй активно обсуждали грудь актрисы и маленький член актёра. — Да ладно тебе, Гук-а, все мы смотрим порно. Не переживай так. Почти заваливается на младшего в попытках дотянуться до чужой руки, заведенной к изголовью кровати. Больно уж интересно, что так старательно пытается спрятать его Гуки. — Это не твое дело. — Теперь уже пылает лицо макне, он хмурит брови, от усердия прикусывает губу и еще сильнее пихает Сокджина в плечо. — И тебя не смущает, что я почти полностью голый, хен?! Чонгук приподнимает бедра, как бы намекая на то, к чему именно Сокджин сейчас так усердно прижимается. Старший лишь весело фыркает и, пользуясь секундным замешательством Чона, выхватывает телефон из чужой руки. — Нет, хен! — Мгновенно опомнившись, тянется к смеющемуся старшему. — Хей, ДжейКей, никто не будет осуждать тебя за… — Разворачивается к экрану. — …хентай… Это… Ким бросает беглый взгляд на напуганного младшего, нервно перебирающего край своей футболки. Чонгук старательно отводит взгляд и дергает рукой волосы, кажется, каждая мышца на его лице напряжена. — Верни телефон… Сокджин медленно протягивает руку и снова опускает взгляд на собственное фото, красующееся на весь чертов экран. Похоже, оно было снято совсем недавно, может, неделю назад. Сокджин тогда застрял в ванной, потому что не мог найти свою домашнюю футболку. Только Чонгук мог сфотографировать его именно так. Джин сглотнул, это все выглядело немного по-сталкерски, но… Его тело вполоборота казалось невероятным, подсвеченное под белыми лампами настенного зеркала, оно будто сияло и отливало золотом. Задумчивый профиль и напряжённые руки, опирающиеся о раковину, волосы еще мокрые после душа, и вытянутые в задумчивости губы. Совсем не пошлое, такое обработай и хоть сейчас на выставку. — Ты… — Сглатывает и почему-то сам краснеет. — Хен, — чужой голос немного дрожит. — Давай просто забудем. Что-то скручивается внизу живота, когда Чонгук произносит это так прямо и с придыханием, отдавая последний воздух в это предложение. Ким уверен, у него жар, потому что сейчас его тело горит, и руки немного дрожат, когда Чон аккуратно вынимает телефон из них, мимолетно касаясь заледенелых кончиков пальцев и, наконец, откидывает куда-то на подушку. Джин старается не придавать значения разряду, прошедшему по всему телу, от этого ничего не значащего прикосновения. Младший чего-то ждет. Молчит и постоянно поднимает глаза на старшего, проверяя его реакцию, не двигается, только глубоко дышит и ковыряет заусенец на пальце. Теперь они сидят в кромешной темноте, но пунцовое лицо Чонгука различимо как никогда. Возможно, из-за того, что Джин слишком долго смотрел в темноту. Молчание начинает давить, но Сокджин не может открыть рот и выдавить из себя хотя бы пару слов. Бешеный стук сердца заглушает все адекватные мысли, и в голове остается лишь детская непонятная эйфория, которая бывает лишь тогда, когда ребенок впервые видит желанную игрушку. Сокджин чувствует себя примерно так. Он почти что забывает, как дышать, теряет контроль над собственным телом. Чонгук рассматривает его в таком ключе? Он думает о нем в темноте комнаты и представляет их вместе. Мурашки покрывают все тело, и Сокджин только и может, что молча пялится на смущенного и слегка взволнованного Чона. Все эти детские смущенные переглядывания, слишком сильные, иногда даже болезненные, объятия. Ким плавился от каждого вздоха Чонгука, от каждого его серьезного взгляда и тихого «Джин-хен». Он столько раз представлял себя, прижатого к сильной груди, наклонившегося слишком близко, чтобы сказать что-то нежное или слишком вульгарное — не суть важна - закидывающего голову слишком сильно, подставляясь под поцелуи и сильные укусы, потому что Джин знает, Чонгук не может себя сдержать. Он глупо краснел, когда думал о том, как младший будет щекотать его шею своим носом, безнаказанно назло опускать формальности, шепча игривое «Джини» в самое ухо, как будет обнимать его с утра слишком сильно, выдавливая весь воздух, и как потом они вместе будут смеяться. Тихо ненавидел себя за то, что видит в своем маленьком Чонгуке нечто большее, чем просто милого любимого младшего. Был уверен, если макне когда-либо узнает, будет бросать разочарованные взгляды. Сокджину было достаточно заботиться, просить большего — неправильно, Гуки заслуживает всего, а не озабоченного хена. Дымка в глазах мешает, но Ким все еще может видеть виноватый взгляд Чона. — Извини меня, Джин-хен. — Голос больше не дрожит, но немного отдает хрипотцой. — Я знаю, я мерзкий и не достоин даже твоего взгляда… — Гук-а… — Ничего не говори, ладно? Я… — Трет переносицу. — Это было ошибкой. Ты не должен волноваться. Между нами не должно ничего измениться. Ошибка? Джин полностью забирается на кровать, немного ближе пододвигается к резко напрягшемуся младшему. Протягивает руку и сгребает его в объятия, прижимает к своему плечу, зарывается носом в густые, растрепанные темные волосы. — Сокджин-хен, ты не обязан… — Ты не противен мне, Гуки. — Тихо, почти шепотом. Вдыхает ягодный запах шампуня и лёгкий собственный чонгуков аромат. Ведет носом, успокаивая все еще напряженное тело. — И никогда не будешь. Они сидят так несколько минут, прежде чем Чонгук неуверенно цепляется пальцами за сокджинову футболку, слегка оттягивает ее вниз. Ким ощущает, как младший утыкается носом в его шею, вдыхая аромат. — Я типа люблю тебя, наверное. — Утопает в сокджиновой груди. Сокджин улыбается в его макушку и тихо смеется в ответ. Сейчас совсем не хочется говорить. Кажется, что любой звук разрушит то ощутимое, что Сокджин так не хочет терять. Хотя бы эти несколько минут. Чонгук тоже молчит. Лишь оглаживает чужую спину, очерчивает позвонки и глубоко дышит, ресницами щекоча открытую кожу на шее старшего. Ким думает, что неправильно влюбляться в эти бережные касания, но он ничего не может с собой сделать. Это началось еще тогда, когда семнадцатилетний Чонгук прибегал к нему после учебы, и часами трепался о всякой ерунде. Чон крепче прижимается к стройному телу и томно выдыхает. — Останешься еще немного, а, Сокджин-хен?