Упавшая вниз сигарета

Сигарета медленно тлеет в пальцах, балансируя между раскрывшимися губами и холодным, мокрым асфальтом. И она падает прямо в холодные воды у чужих подошв, промахнувшись мимо губ. Оставляет висеть в воздухе серый дым, пепел и жёлтые искорки. Искорки тоже оседают где-то внизу, у пяток. Вниз, в пропасть, откуда не выбраться, летит и Вакаса. Летит и не разбивается только лишь благодаря его бесконечной выдержке и сигарете в руках... – Ахуеть, – без сигареты и выдержки нет. В сетчатке его сиреневых от заходящего солнца глаз вся его нескончаемая усталость и пустошь замирает, превращаясь во что-то круглое и мешающие, а потом растворяется на атомы. После чего на их место приходит странная золотистая рябь чего-то неправильно привычного. Того чего в этих глазах не должно было появляться никогда. Но оно появилось, будто из ниоткуда. Хотя на самом деле давно там сидит, прячется, скрывает своё присутствие за тонной отрицания и непонимания. Что, чёрт возьми, делает он? Как давно он это делает? Как давно погряз в этом всём? Как давно он влюбился? Он влюбился? Ответ он и сам прекрасно знает, лишь качает головой, не веря. – Ты чего? - спрашивает, изогнув бровь. И смотрит прямо в глаза. – Чего рот открыл? – Ты, — хрипит в ответ, начиная снова дышать. Потому что снова забыл, как это делается, — без зонта? Почему? – Забыл, —пожимает плечами так невозмутимо, что хочется сейчас же засунуть эту тушку под сотни одеял и отогреть - задушить. – Заболеешь, я сдам тебя твоим мелким, и пусть они тебя лечат. – Ты слишком жесток, — театральный вздох. Капли воды тонкими струями стекают по чёрным волосам вниз, к шее. А дальше прямиком в ямочку между ключиц, заливая собой всего Вакасу. Заливает и белую футболку, что липнет к телу. И Шиничиро весь мокрый. От этих ахуенно мягких на вид волос, что сейчас свисают без этой его дурацкой укладки, до ступней, в хлюпающей обуви. Слов просто нет, чтобы описать их. Имауши ни поэт и не писатель, чтобы он смог прямо сейчас описать эти волосы, этого Шиничиро. Вакаса пялится. Слишком долго прожигает воду на чужом теле. Но даже понимая это, он остановится не может, не хочет. И плевать, если его взгляд сейчас поймают глаза напротив. Плевать на всё, кроме этих мокрых, естественно беспорядочных волос. А сигарета всё так же мирно гаснет на асфальте, у подъезда панельки, в которой они с Шиничиро решили снимать одну квартиру на двоих, потому что денег у обоих тогда не было. Которую снимают уже два бесконечно быстрых года. Ох блять. Два года Вакаса смотрел на эти волосы. И спустя эти самые два года в первые увидел их такими. И, кажется, он попал. Попал ещё давно, два чёртовых года назад, когда согласился снимать квартиру с Шиничиро. – Ты заходишь? – пищит домофон в ушах. – Да, — сигарета потухла, вместе с искорками. Пора бы уже перестать каждый день в течение этих лет ловить себя на любви к этому парню. Пора бы уже, но не получается. Не хочется. И не захочется никогда, наверное. Потому что он ещё не почувствовал вкус солёной карамели чужих губ. Потому что не вдохнул мягкий запах волос. Потому что не вцепился в бледную кожу своими руками, обнимая так сильно. Рано, потому что ещё. Но скоро рано пройдёт, и всё это будет