Бумажный кораблик

Если бы не светящиеся камни, в избытке добывавшиеся на острове, подземный город был бы городом кротов, городом слепых, не ведающих, для чего им даны глаза. Солнечный свет пробивался вниз тоненькими столпами. Все дети города наперечет знали места, где появляется солнце. Все романтические свидания назначались у сказочных водоворотов мерцающей в солнечном свете пыли. Так наверху назначали свидания у фонтанов, чтобы полюбоваться, как разбивается вода о гранитные парапеты и мельчайшими частицами опять поднимает в воздух. Леви любил это место. Место, где в любой момент можно призвать ночь, просто погасив камень в светильнике. Но и ночи в подземном городе отличались от ночей наверху. Леви знал людей, знавших солнечный свет, но никогда не видевших лунного. Оказаться наверху ночью означало попасть в другой, незнакомый мир, полный свежего воздуха, запаха реки, мир, над которым вместо каменных перекрытий со встроенными светящимися камнями мерцает бездонное небо. Леви поднял голову и посмотрел наверх, будто умел различать созвездия, но так как стоял под деревом, то увидел только черные ветки, и весь романтический настрой свежей весенней ночи мигом с него слетел, и захотелось курить. Зная, что курева нет, он всё равно обхлопал карманы пальто, но нашел только коробок спичек, достал одну и сунул серной головкой в рот. Во рту стало горько. Днем он проспал почти до полудня и поднялся незадолго до того, как в дверь замолотили кулаком, а потом ещё и наподдали ногой. Леви открыл с готовностью наподдать наглецу в ответ, но за дверью стоял Фарлан, встрепанный, в рубашке с расстегнутым воротником. — Это он! — выпалил Фарлан, опустив приветствие, и, оттеснив Леви, вломился в квартиру. — Уверен? Фарлан посмотрел искоса, как ястреб, развернулся в сторону кухни, но Леви похлопал его по плечу, и он задержался, чтобы расшнуровать ботинки. Потом всё-таки прорвался в кухню, жадно обследовал полки одну за другой, ничего не нашел и тогда уже спросил: — Есть выпить? — Чай. Фарлан цыкнул, точно хотел сплюнуть, и взъерошил свои и без того стоявшие торчком волосы. — Уверен? — спросил Леви во второй раз и зажег огонь под чайником. Фарлан тяжело опустился на табурет и буркнул: — Да ты сам уверен. На кой хер меня посылал? — Чтобы убедиться. — Убедился?! — Не трясись так. — Что он тут забыл? — Работает на Гришу Йегера. Фарлан надолго задержал взгляд на лице Леви и наконец медленно-медленно покачал головой. — Да ты сам в это не веришь. — Да кто его разберет, — возразил Леви, ополаскивая кипятком заварочный чайничек. — Меняют же люди работу. Был токарем — стал молочником. — Токарь, — согласился Фарлан, — может, легавый — нет. …Они были совсем щенками, когда один за другим вляпывались в истории, которые и отсекают неудачливых юнцов от видавших виды взрослых. Только сделать это умудрились не у себя, внизу, а в столице, в верхнем городе. Дух авантюризма гнал Фарлана наверх, раз за разом толкал выбраться на поверхность, и Леви раз за разом тащился следом. Потому что был молодым. Потому что было любопытно. Потому что знал, что его судьба — это подземный город, и как любого юнца с заранее определенной судьбой, его подмывало протестовать. Как угодно, хоть побегами наверх. В один из таких побегов они и попались с полными карманами ворованного. Им ничего было не надо, они не голодали и не нуждались, просто молодой дурной интерес. Просто непонимание — а что ещё можно делать? Наверху живут одни богачи, а они — отребья из подземелий, всё правильно. Может, и не стоило посылать Фарлана на Восточную улицу, чтобы лишний раз убедиться, что Эрвин Смит — это тот же человек, который поймал их больше десяти лет назад, как кошка ловит крысенышей за хвосты — играючись. Они виноваты сами, зачастили в одно и то же место, в сквер возле башни с часами, — просто очень уж он был удобным и каким-то даже уютным, с закоулками, со скамейками в глухих, обложенных кустами акации тупичках , — там-то их и взяли почти что за ухо. Позорище. Может, Леви не так хорошо помнил, что это был за день, что за ночь, светила луна или нет, и даже не был уверен, стояло лето или уже наступила осень, но человека запомнил отлично. Он им не представлялся, легавый, постарше их с Фарланом, но всё равно молодой, высокий, с крепкими лапищами. Он быстро выяснил, что у них нет никаких документов, даже справки с размазывающейся под пальцем печатью, но разумеется понял, что они выходцы подземного города. Они отличались от жителей солнечной столицы, как вампиры от нормальных людей, бледные и тонкокожие. Легавый сказал представиться, и Фарлан назвался запросто: «Фарлан Черч», а когда дело дошло до Леви, он сказал: «Леви» «Фамилия?» «Нет у меня фамилии, просто Леви» Может быть какой-нибудь булочник или портье в гостинице и не знали, кто такие Аккерманы, но полицейский бы знал. Назваться означало подставиться, а они и так уже влипли. Второй полицейский, невысокий смурной мужик, ткнул Леви под ребра, но первый, блондин, сказал: «Зачем?» и под каким-то предлогом отправил напарника на угол улицы, к автомату. Дурак. Леви не выносил таких: честные, чистые, из другого, потустороннего мира. В мире подземелий такие не рождались, а если рождались — не выживали. Втроем они стояли возле скамейки с коваными ножками, под забранным мелкими стеклышками фонарем, и от ночной прохлады у Леви по рукам побежали мурашки. Он взглянул на Фарлана, Фарлан взглянул на него. Только не убивать. Сшибить легавого с ног и дёру, пока не очухался. Вниз по проспекту, перемахнуть мост, а там до входа в подземный город рукой подать, туда, вниз, никто за ними не сунется, а если сунется — не сумеет найти. Леви приготовился, он собирался ударить стиснутыми в замок пальцами снизу вверх, под до блеска выбритый подбородок, он почти что шагнул вперед, когда легавый опустил глаза в блокнот, куда записывал их имена, и вдруг отвернулся . Отвернулся, будто у него за спиной не стояли двое преступников. Второго предложения они дожидаться не стали. Через полминуты уже выбежали из парка, минуту спустя миновали проспект, через пять минут со всех ног неслись через мост, и никто не нагнал их на ступенях, ведущих вниз, домой, в безопасность. Это было давно, и Леви относил эту историю к ряду тех, которые случаются только с молодыми и глупыми, никого другого судьба не дарит такой удачей… Фарлан принял у Леви кружку, подул на чай, стащил сладкий сухарик с тарелки, погрыз его, запивая и размачивая во рту, и слегка успокоился. — Серьезно? — переспросил он. — Этот легавый теперь человек Йегера? — Ну, сам Йегер вроде бы так считает. — Мутное это дело, Леви. — Сам знаю. — Мне теперь за ним ходить? Леви задумался. Их с Фарланом связывала старая дружба, и подставлять друга ему не хотелось, но надежных, «своих» людей у него было не так уж много, и втягивать в это ещё кого-то он тем более не хотел. — Только внизу, — сказал Леви, когда наконец решил. — Когда соберется наверх, сразу скажи мне, а дальше я сам. — Не нравится мне всё это. Эти легавые псины всё-таки пробрались сюда, вниз, через Йегера. Если его мы ещё как-то вытравим, то легавых, если они тут всё разнюхают, уже вряд ли. Леви, надо что-то с этим делать. Ты уже говорил о нем Кенни? А деду? В свою чашку Леви добавил сахара и немного сгущенного молока, размешал, глядя как меняется цвет, и ответил: — Сам пока посмотрю. Чего бучу поднимать, не разобравшись. Фарлан допил чай и ушел «пасти» то ли легавого, а то ли переметнувшегося на темную сторону Эрвина Смита, а Леви остался ждать его посыльного, в полной готовности выйти из дома и последовать за ним на улицы верхней столицы. Эрвин Смит пробыл на Восточной улице в лаборатории Гриши Йегера весь день и почти весь вечер, и только когда наверху уже наступила кромешная ночь, от Фарлана прибежала девчонка и передала, что нужный человек направился к лестнице. Леви выскочил наверх через другой, тайный ход и нагнал Эрвина на соседней улице, когда тот садился в машину. Он нырнул через переулок и вывел из «кармана» у жилого дома неприметный драндулет, не тот, на котором Эрд возил его к пирсу. Свернул налево, ехал прямо не больше минуты и когда повернул направо, оказался в аккурат за нужным автомобилем. Дорога по вечерним улицам заняла порядочно времени, в последние годы столицу наводнили подешевевшие автомобили, и теперь не только аристократы и высшие чины разъезжали с комфортом, но и средний класс. В какой-то момент автомобиль Эрвина Смита скрылся из виду, Леви дернуло: упустил, но знакомый багажник показался за ближайшим поворотом. Леви спокойно проехал мимо, оставил свою машину за следующим углом и поспешил вернуться. Едва не упустил объект снова, в дальнем конце переулка, под аркой, только мелькнул бежевый край пальто, но Леви успел зацепиться за него взглядом. Он шел на приличном расстоянии, но уверенно, как ищейка, уже не боясь упустить Эрвина из виду, и в самом деле не упустил, вскоре Эрвин привел его к парку, и вот Леви стоял под черной кроной раскидистого каштана и смотрел в сторону аккуратной часовни в конце аллеи. На самом деле он понятия не имел, продался Эрвин Грише Йегеру или по-прежнему работает на полицию. Фарлан уверен был во втором, но Фарлан парень нервный и немного пугливый, это по жизни играет ему на руку, и то, что другие принимают за удачу, на деле оказывается его дальновидностью. Дурная юность научила его быть осторожнее. Леви изначально был осторожным, потому и хотел проверить: напрасно он напугал себя до усрачки или всё-таки нет. Если Эрвин сейчас встретится с человеком Йегера или женщиной, Леви поедет домой и ляжет пораньше спать, а завтра расскажет деду, что переговорщик от Йегера — переметнувшийся легавый. Но если на встречу придет легавый… И что тогда, спросил себя Леви. Тебе не без разницы? В обе щеки ещё расцелуй его за то, что он тебя пацаном пожалел и отпустил. Если на встречу придет легавый — у них у всех большие проблемы, причем у Йегера ещё большие, чем у Аккерманов. Слить его Йегеру — и всего делов! Тот его тюкнет — и концы в воду. У Аккеманов руки чистые, Йегер быстро соберет манатки и свалит из подземного города, пока его полиция не схватила за жопу. И пацана они ему вернут. Так или иначе Леви его сдаст. Осталось только убедиться, надо ждать от него беды, или это просто очередной шакал, подавшийся за красивой богатой жизнью из беспросветной жопы служения государству и обществу. Леви был уверен, что человека Йегера от легавого отличит на глаз. По позе определит, по одежде. Но лучше бы подобраться поближе, на всякий случай, чтобы разобрать разговор. Медленно, не высовываясь из глубокой тени каштанов, он двинулся к часовне, и вдруг понял, что не видит Эрвина. На том был светлое пальто, и уж пальто бы выдало его в темноте, но Леви будто преследовал призрака, и призрак растворился в воздухе. Леви перекинул спичку языком в другой угол рта, горло его нервно дернулось. В кустах послышался шорох, Леви резко повернул голову, но это, наверное, была уличная кошка. Упустил. И ничего не узнал. Весь вечер насмарку, ещё и выдал себя, дурак, теперь к Эрвину будет не так-то легко подобраться. Но уличная кошка зашуршала опять, словно обустраивалась, топча лапами сухие ветки, и Леви, на каждом шагу примеряясь, чтобы не ступить на такую же сухую прошлогоднюю ветку, приблизился к ещё нестриженному кусту, заглянул по ту сторону, на соседнюю, освещенную бледными фонарями аллею, и как на сцене увидел всё, что хотел. Перед Эрвином Смитом стояла молодая женщина в таком же светлом пальто, и пальто из-за своей похожести мгновенно стали выглядеть униформой. Короткие, зачесанные назад волосы открывали белокожее лицо с высокими скулами и жестким ртом. Она взяла тугой сверток из руки Эрвина и, не глядя, спрятала в карман. — Образцы свежие, — сказал Эрвин. — Ханджи будет довольна, — ответила женщина. — Она уже ждет. — Потом сунула руку в другой карман и протянула Эрвину похожий сверток. Эрвин взял его, развернул, в свете фонаря мутно заблестели какие-то склянки. — И этого хватит? — спросил он. — Ханджи сказала, хватит. Больше ждать было нечего. Увиденного и услышанного хватило, чтобы иллюзии на лучший исход развеялись. Эрвин не работает на Гришу Йегера, и это куда опаснее, чем если бы всё же работал. Леви развернулся, собираясь так же незаметно уйти, и в эту секунду ему на плечи опустились две каменные колонны и придавили к земле. Над головой послышалось почти бесшумное дыхание. Леви выбросил руку наугад, кулак угодил к чью-то массивную челюсть, человек крякнул и на мгновение ослабил хватку, а ещё через мгновение Леви уже несся со всех ног, а стволы каштанов по правую руку мелькали, как сорвавшаяся с бобины кинопленка. Позади как будто бежал медведь. Он тяжело дышал, задевал кусты, ломая несчастные, не дождавшиеся садовника ветки, и нагонял Леви с каждым шагом, с каждой секундой. Вот-вот его должна была ударить когтистая лапа, когда Леви, не сбавляя скорости, накренился вправо и через многострадальные кусты ринулся напрямик, лавируя в темноте между ещё более темными стволами деревьев, и очень быстро впереди показалась высокая ограда с изящными кованными птицами на белых колоннах, между которыми росла ещё не успевшая зазеленеть живая изгородь. Леви намеревался перемахнуть через неё одним прыжком, но как раз перед тем, как сделать мощный толчок и буквально взмыть над землей, его сшибло с ног, и он покатился по мокрой ночной траве, с боку на бок, как слетевший с качели ребенок, пока не ударился спиной в чьи-то ноги, обутые в шнурованные ботинки. Обладатель ботинок наклонился над ним, крепко взял за плечи, и Леви сразу узнал эту хватку: медведь всё-таки догнал его. — Не переусердствуй, Майк, — послышался голос из темноты. — Сам боюсь, — ответил тот, вглядываясь Леви в лицо, — он на вид больно хлипкий. — Но будь осторожен, — продолжил Эрвин, наконец-то показавшись из темноты и отряхивая рукава пальто, — не недооценивай его. Это господин Леви Аккерман собственной персоной. Доброй ночи, Леви. По странной традиции мы всегда встречаемся по ночам. — Если б Йегер узнал, что пригрел на груди легавого, ему бы ночь доброй не показалась. — Да твою налево, — протянул Майк, держа Леви, как щенка, за загривок, чтобы тот и не думал вырваться. — Эрвин, где ты уже засветился? Эрвин усмехнулся, подобрал полы пальто и присел перед Леви на корточки. — Мы с Леви давние приятели, — сказал он. — И я действительно рад нашей новой встрече. Леви плюнул в него, промахнулся, Майк тут же ткнул его носом в мокрую землю, и Леви заскрипел зубами от ярости.