Basorexia

Первый намек на то, что что-то не так – это когда Сэм просыпается посреди ночи и чувствует чьи-то губы на своих. Сначала он не уверен, где находится, не уверен, закрыты ли все еще его глаза или вокруг него просто темно. Единственное, в чем можно быть уверенным, – это мягкое давление на его губы, и шока от этого достаточно, чтобы он начал задыхаться, благодаря рту человека, стоящего над ним. Его горло внезапно сжимается, весь воздух выталкивается из легких, но поцелуй просто углубляется на секунду, давление становится чуть больше, кончик языка скользит по его нижней губе, а затем также быстро исчезает. Его глаза определенно открыты. Сэм тяжело дышит в тишине, тупо уставившись в пятнистый потолок номера мотеля, тускло освещенный светом, льющимся из ванной. Он слышит, как кто-то – Дин – возится там, как он всегда делает, пытаясь вести себя тихо. Сэм поворачивает голову и, прищурившись, смотрит на часы на прикроватном столике. 2:04 утра. Он приподнимается на локтях, сминая простынь, все еще чувствуя, что мир каким-то образом сдвинулся со своей оси. Он видит размытую фигуру своего брата в дверях ванной, поворачивающегося и останавливающегося, держащего руку на выключателе. – Извини, Сэмми, не хотел тебя будить, – говорит он низким, будничным тоном. Сэм смотрит на него, не в силах открыть рот. Внезапно мысль о том, чтобы сказать: "Ты только что поцеловал меня?", кажется не только унизительной, но и нелепой в своей невозможности. Слова застывают у него на губах. Не дожидаясь ответа, Дин выключает свет, и вокруг них опускается тьма. Сэм не может расслышать шаги Дина из-за звука собственного дыхания, но он чувствует тепло, исходящее от него, оповещающее о его присутствии, когда Дин проходит мимо. Дин падает обратно в кровать, издавая сонные, счастливые звуки, в то время как Сэм медленно опускается, пытаясь привести свое сердцебиение в норму. Он отмахивается от этих мыслей (это был сон, он просто не успел от него оправиться, и еще множество возможных объяснений), но отмахнуться становится намного сложнее, когда это происходит на следующее утро, также неопровержимо, как засос на шее подростка. Они сидят в закусочной, у стены с окнами, выходящими на парковку, чтобы Дин мог любоваться Импалой, пока набивает рот панкейками и сосисками. Сэм откинулся на спинку стула, слизывая соус барбекю с пальцев, пока просматривает газеты в поисках работы. Было бы неплохо отвлечь Дина от Дика Романа с помощью соли и огня. Дин всегда становился немного счастливее после чистой охоты, где Сэм не пострадал, а ему удалось что-то сжечь. – Эй, Дин, – говорит Сэм, перегибаясь через стол и кладя газету перед собой, стараясь не запачкать ее в луже сиропа, которым Дин капает со своей тарелки, – Похоже, в городе, за пару миль отсюда, может быть что-то. Девушка была найдена мертвой в подвале своего дома. Все выглядит так, будто она повесилась, но ее руки были отрезаны, а затем пришиты обратно… к противоположным рукам. Сэм ожидает ответа, но Дин просто смотрит на него, его взгляд рассеянный и мягкий, как это иногда бывает по утрам, когда он еще не оправился ото сна и не помнит всех причин, по которым он может злиться на Сэма. Сэм смотрит на него лишь секунду, отводя глаза, но потом встречается со взглядом Дина снова, на этот раз потому, что его брат наклоняется через стол и целует его, нежно и сладко. Обычно у Сэма хорошие рефлексы — он может увернуться от оборотней и разъяренных духов всего за секунду — но прямо сейчас, по какой-то необъяснимой причине, каждая клеточка его тела превратилась в бетон. Его глаза все еще открыты, и он может видеть маленькие морщинки в уголках сосредоточенных, закрытых глаз Дина. Он чувствует, как Дин посасывает верхнюю губу между своими губами, и слышит, как его брат издает крошечный вздох у его рта, как будто он просто чертовски счастлив. Сэм едва успевает осознать, что это происходит на самом деле, как Дин отстраняется, их губы медленно приоткрываются, глаза Дина все еще закрыты, и на его лице появляется улыбка, когда он откидывается на спинку стула. Сэм чувствует себя как здание после землетрясения. Расплющенный прямо на гребаной земле. Взрыв внутри него прерывается тихим кашлем. Дин, который ковырялся в своих панкейках после поцелуя, который, возможно, был или не был ничем иным, как повторяющейся галлюцинацией Сэма, оглядывается одновременно с ним, чтобы увидеть их официантку, стоящую рядом со столом; ее щеки порозовели. – Эм, извините, что прерываю вас двоих, – она хихикает над этим, выглядя нелепо довольной событием, которое только что перевернуло все мировоззрение Сэма и которое она даже не должна была видеть, учитывая, что на самом деле это не могло произойти, за исключением того, что, по-видимому, это произошло прямо в чертовой закусочной, и Сэм вот-вот упадет в обморок, если не начнет дышать прямо в эту секунду, – Я просто собиралась спросить, понравилась ли вам еда и не хотите ли вы чего-нибудь еще? Дин улыбается ей, его лицо разглаживается в том легком, очаровательном, почти хитром взгляде, которым он одаривает каждую женщину старше восемнадцати и моложе пятидесяти лет, наклоняясь к ней в своеобразном приглашении, как будто он только что не перегнулся через стол и не сделал Сэму немедицинскую версию искусственного дыхания. – Может быть, еще стаканчик воды, милая. Мне и моему младшему брату скоро нужно отправляться в путь, – он кивает головой в сторону Сэма. Выражение лица официантки делает несколько впечатляющих акробатических трюков, прежде чем оно превращается в перевернутую версию улыбки, той, которая была раньше. – П-простите? – заикается она, – Брат? – Вообще-то, – говорит Сэм, наконец-то восстанавливая контроль над своими конечностями и поднимаясь на ноги, – Мы просто собираемся уйти. Прямо сейчас. Он вырывает из бумажника немного больше, чем нужно, наличных, и бросает их на стол. Каким-то чудом ему удается установить зрительный контакт с Дином, при этом его взгляд не скользит вниз, чтобы задержаться на губах брата, и он смотрит на Дина так, словно говорит: “Иди за мной прямо сейчас, или тебе придется чертовски дорого заплатить”. Дин, к счастью, решает последовать этому совету и встает, бросая сожалеющий взгляд на последние несколько кусочков своего панкейка, прежде чем последовать за Сэмом к двери. – Чувак, что это было? – спрашивает Дин, толкая Сэма плечом. – Нам не нужно было так быстро уходить. Сэм резко оборачивается, уставившись на своего брата. – Дин, ты что, издеваешься надо мной? Что…какого черта ты вообще... что ты... Он не может выговорить ни слова, вместо этого просто беспорядочно жестикулируя, указывая сначала на свой рот, затем на рот Дина, затем на закусочную позади них, пытаясь охватить всю эту кучу дерьма одним взмахом руки. Дин просто поднимает бровь. – Можешь нормально объяснить, из-за чего ты постоянно истеришь? – говорит он. Рот Сэма открывается еще шире, но, честно говоря, он не думал, что это вообще возможно. – Ты… я... Дин, ты хоть помнишь, что ты только что сделал? Дин закатывает глаза. – Э-э, да. Я ел еду, ты болтал о потенциальном деле, подошла официантка, а потом ты решил, что нам нужно уйти прямо в эту гребаную секунду! Сэм пристально смотрит на него. Требуется минута, чтобы это просочилось в его мозг: Дин на самом деле понятия не имеет, что он только что поцеловал Сэма. Он этого не помнит. Но официантка определенно это видела. Это не было персональной галлюцинацией Сэма, это действительно произошло, и все же Дин вообще не осознает, что только что сделал. Даже несмотря на то, что он был инициатором поцелуя! “Это ужасно несправедливо, – отстраненно думает Сэм, – Дин не помнит эту чертовщину, хотя именно он ее вызвал”. – Кстати, это даже не похоже на наше дело, – бросает Дин через плечо, проходя мимо Сэма в совершенно противоположном направлении от машины, – Руки пришиты не к тем рукам? Я звоню серийному убийце. Сегодня явно не день Сэма. – А теперь, если ты не возражаешь, принцесса, – говорит Дин, – Я собираюсь пойти в тот круглосуточный магазин и купить себе немного чертовых конфет, потому что ты не дал мне доесть мою чертову еду! Сэм вздрагивает, когда Дин резко разворачивается и уходит. Он забыл, каким надменным становится Дин, когда ему не удается соскрести каждую крошку еды с тарелки. Если кто и заслуживает роли принцессы, так это его брат. Его брат. Который поцеловал его сегодня утром. Наверное, уже во второй раз. – Наслаждаешься своим подарком? Позади него раздается трепещущий звук, и он оборачивается, чтобы увидеть, как Кас появляется из ниоткуда; голова склонилась набок, лицо такое же пустое, как классная доска в конце учебного дня. Он по-совиному моргает, глядя на Сэма, затем улыбается. В плаще и белой одежде из психиатрической больницы под ним он выглядит более чем жутко. – Подарок? – спрашивает Сэм, чувствуя себя слегка запыхавшимся без всякой причины. Кас с энтузиазмом кивает, подходя ближе одним плавным, нечеловечески быстрым движением. Сэм резко отстраняется назад, пытаясь каким-то образом вернуть себе свое личное пространство (ну, личное пространство Сэма, почему-то, особо его беспокоило, когда Дин оказывался ближе, чем обычно), фактически не удаляясь. – Сэм Винчестер, – серьезно говорит Кас, – Я причинил тебе ужасную боль, когда сломал стену в твоем сознании. И я, возможно, искупил часть вины, когда взял на себя твою боль, но я все еще не в полной мере возместил тот невероятный долг, который я тебе должен. Кроме того, мне нравятся твои туфли. – Ты… что? – Сэм, по понятным причинам, сбит с толку комментарием об обуви, и ему требуется минута, чтобы взглянуть вниз, просто чтобы убедиться, что Кас каким-то волшебным образом не заменил его обычные ботинки на блестящие розовые каблуки или что-то в этом роде. – Будь внимательным, Сэм, – говорит Кас, легонько постукивая его пальцем по щеке. Сэм инстинктивно вздрагивает, но пытается успокоиться от прикосновения лишь с намеком на сдержанность. Очевидно, то, что Кас забрал все безумие Сэма себе, сделало его еще более странным. – Кас, послушай, ты мне больше ничего не должен, – говорит он, – Я знаю, что ты не был собой, когда сломал стену, и ты, по-сути... ну, посмотри на себя сейчас. Тебе не нужно отплачивать мне еще чем-то, ты уже… – Неверно! – вскрикивает Кас, – Я думаю, что ты ошибаешься, и именно поэтому я сделал это для тебя! Он широко разводит руки. Сэм пристально смотрит на него. – Это? – бестолково повторяет Сэм. Кас поджимает губы и закрывает глаза, замирая так на секунду, прежде чем открыть их и снова улыбнуться Сэму, как щенок, ищущий одобрения после того, как нагадил на ковер. Это ударяет Сэма, словно холодная рыба, брошенная в лицо. – Ты что-то сделал с Дином! – восклицает он, отступая и обвиняюще указывая на Каса. – Верно! – восторженно говорит Кас, – Я снял запреты Дина относительно его частого желания поцеловать тебя. Теперь всякий раз, когда он хочет сделать это – просто делает, и впоследствии ничего не помнит. Это мой подарок тебе! Однажды, когда Сэму было семнадцать, оборотень пнул его в живот. По ощущениям это примерно то же, что он испытывает сейчас. – Это будет длиться всего около 48 часов, так что наслаждайся, пока можешь, – говорит Кас, не обращая внимания на немой ужас Сэма, – А теперь, если ты не возражаешь, я должен вернуться к Мэг. Я думаю, что она уже приобрела смазку и хлысты. С этой прекрасной прощальной фразой он исчезает. – Хлысты? – обреченно стонет Сэм. Это определенно один из тех образов в голове, от которых он никогда не избавится. Итак. Очевидно, брат хочет его поцеловать. Хочет. Хочет поцеловать. Его. Сэма. Дин хочет поцеловать Сэма. А теперь из-за... подарка... Каса, Дин целует Сэма, когда захочет, без необходимости разбираться с тем хаосом, который последовал бы за этим, если бы такое действительно произошло в реальной жизни. Когда Дин возвращается из круглосуточного магазина и говорит Сэму сесть в машину, едущую в каком-то случайном направлении, потому что у них все еще нет дела, Сэм пытается обдумать все это. Он смотрит на Дина, спокойного, находящегося сейчас в состоянии дзен, которого он иногда достигает во время вождения, и думает обо всех этих взглядах Дина на него, сопоставляет это с новой информацией, которой ему удалось овладеть, думает, что иногда эти взгляды означают, что Дин хочет его поцеловать. Сама идея этого безумна, и все же сейчас это его реальность. Как долго, задается он вопросом, Дин жил с этим? Когда Дин посмотрел на него и понял, что хочет быть ближе к Сэму настолько, чтобы это не соответствовало тому, кем они друг другу приходятся? Мысль о том, что это могли быть годы, заставляет Сэма чувствовать покалывание под кожей, странно горячее и напряженное. Его рот, кажется, больше не принадлежит ему, просто это еще одна часть, которой завладел Дин. Если Сэм – это кусок земли, то Дин – страна-завоеватель, водружающий свой флаг и забирающий себе все. Сэм может легко догадаться, почему Дин никогда ничего не предпринимал, и когда он вспоминает два невесомых поцелуя, которые он получил, ему кажется, что он сделал что-то не так, позволяя этому произойти, сохраняя это воспоминание, в отличие от Дина, который никогда бы не сделал этого в здравом уме. Дин, по-видимому, хотел этого уже какое-то время, и все же, из них двоих, Сэм – тот, кто знает, каковы на вкус губы его брата. Он думает о том, чтобы, может быть, оттолкнуть своего брата в следующий раз, когда он попытается поцеловать его. Если Дин не помнит ни одного из поцелуев, то наверняка не вспомнит и отказа, верно? Но когда они въезжают в маленький городок, и Сэм говорит, что здесь есть аркадные автоматы, которые нравились Дину, когда они были детьми, и Дин загорается, как рождественская елка, и наклоняется через сиденье, чтобы коротко поцеловать Сэма в губы, он понимает, что в этом нет смысла. Это продлится всего день или два, верно? И Дин такой... Дин рад этому. В течение нескольких секунд до и после каждого поцелуя Сэм может видеть это на его лице, может видеть, как разглаживаются морщинки у него на лбу, выражение его лица смягчается. Сэм все еще не понимает, какой это подарок для него, но это делает Дина счастливее, чем он когда-либо видел, даже если Дин забывает об этом через несколько минут. Поэтому Сэм решает отложить свое возмущение на потом, и просто позволяет Дину делать это. Он позволяет брату чмокнуть его в щеку, когда тот выходит из машины. Он позволяет Дину пройтись языком по его губам, чтобы почувствовать вкус зубной пасты, когда Сэм заканчивает чистить зубы в крошечной ванной мотеля. Он позволяет Дину прижать его к двери и вовлечь в долгий, пьянящий поцелуй, одна минута сменяется другой с каждым смутным горячим прикосновением губ Дина к его губам. И если с каждым разом становится все труднее позволить поцелую подойти к логическому завершению и не продолжать двигаться навстречу, когда Дин отстраняется, вылизывать его рот и смотреть, как его глаза снова закрываются, чувствовать, как его губы расплываются в улыбке — то это просто потому, что он знает, что Дин забудет об этом всем через несколько секунд и что эта счастливая версия его брата исчезнет. Есть что-то захватывающее в том, чтобы видеть Дина таким. Может быть, поэтому это подарок для него, внезапно осознает Сэм. Он начинает видеть Дина таким, каким не видел уже много лет. Эта мысль поражает его в те моменты, когда брат наклоняется для очередного поцелуя, и он видит, что это... это Дин, когда он счастлив. Большинство поцелуев нежные, и это то, что удивляет его больше всего. Оказывается, когда у Дина возникает такое желание, в большинстве случаев оно заканчивается невыносимо мягко, почти романтично. И ничего не меняется до следующей ночи. Его выдергивает из сна звук чьего-то судорожного дыхания, потрясенного и влажного, в темноте комнаты. Он мгновенно понимает, что это дыхание Дина, беспорядочно метающегося на другой кровати, и Сэма внезапно вытаскивает из реальности, в которой он жил в последние дни или около того, и переносит в месяцы после того, как Дин вернулся из ада и будил Сэма посреди ночи своими криками. Он вскакивает с кровати и через несколько секунд склоняется над Дином, хватает его и сильно трясет. – Дин? Дин, ты в порядке? Дин дернулся в его руках; блеск его глаз стал заметен только тогда, когда они распахнулись. Его грудь вздымается под ладонью Сэма, а бедра все еще бессознательно извиваются, не замедляясь, когда он смотрит в глаза. – Сэмми, – он тяжело дышит, протягивая руку, и у Сэма есть одна секунда, чтобы понять: "черт, это был не кошмар, это было...", прежде чем его бросают на кровать, и Дин вдавливает его в матрас. Губы, которые встречаются с его губами, на этот раз не нежные. Его как будто пожирают, жар такой сильный, что кажется, будто голова вот-вот взорвется – губы, зубы и скользкий, настойчивый язык Дина везде. Руки его брата повсюду: пальцы надавливают на шею, ощущая бешенный пульс, обвиваются вокруг бедра и раздвигают ноги, для того, чтобы Дин мог устроиться между ними и толкнуться вперед, чтобы сладко и грязно тереться о Сэма. Голова Сэма запрокидывается, дышать становится невозможно, он ловит рот Дина своим, и их губы соприкасаются при каждом следующем толчке снова и снова, Сэм не знает, как он еще не потерял сознание, потому что он чувствует горячее давление члена Дина, упирающегося в его бедро, когда Дин трется о него, и осознание этого настолько умопомрачительно, что он даже не может подумать о том, чтобы оттолкнуть своего брата. Глаза Дина устремлены на него, полуприкрытые, и Сэм видит тонкую зеленую полоску вокруг черного взрыва зрачков. Легкое счастье после каждого предыдущего поцелуя исчезло с его лица, сменившись темным, жгучим, хищным взглядом, и Сэм чувствует себя самым глупым человеком на планете, потому что каким-то образом он не предвидел этого. Дин хочет не просто поцелуев, он хочет этого. Дин снова атакует его рот, и Сэм ничего не может с этим поделать, он целует в ответ, как будто это один из рефлексов, вбитых в него в детстве: ты видишь, как что-то приближается к твоей голове краем глаза – ты пригибаешься, Сэм, а когда твой брат вылизывает твой рот – ты открываешь его, впускаешь и сосешь его язык, как шлюха, ты понял меня? Он весь дрожит, его тело целиком и полностью вышло из-под контроля. Обнаженная грудь Дина скользит по футболке Сэма, и Сэм хочет, чтобы она исчезла, хочет почувствовать, как его кожа прижимается к коже брата. Он с трудом дышит рядом с губами Дина, прижатый и неспособный пошевелиться, неспособный вырваться; Сэм приходит к внезапному, ужасающему осознанию того, что его собственный член тоже встает, судорожно дергаясь в боксерах, когда Дин сдвигает свои бедра на несколько сантиметров и прижимается своим пахом к его. Господи, блять, боже. Ужас подступает к его горлу и, видимо, блокирует его зрение, поэтому все, что он может чувствовать – это Дин, повсюду Дин, мягкие губы, посасывающие край его челюсти, грубые руки, сжимающие его бедра, его член, скользящий жестко и так чертовски хорошо по члену Сэма, и Сэм думает, что он сходит с ума, потому что это намного более хреново, чем позволить Дину поцеловать его, и он не может позволить этому случиться, он, блять, не может... – Вот так, – шепчет Дин ему на ухо низким голосом, похожим на наждачную бумагу, которую тащат по атласу, – Вот так, Сэмми, давай. Так чертовски хорошо, малыш, просто сделай это для меня. Губы брата снова прижимаются к его губам, и Сэм крепко целует его, чтобы он больше ничего не сказал, потому что он думает, что не сможет удержаться, если Дин продолжит говорить. Все это было сделано для того, чтобы дать Дину то, что он хочет. Сэму не должно это нравиться, он не должен этого хотеть, и все же его тело хочет вцепиться в Дина, обхватить его ногами и просто позволить ему делать все, что он хочет. Если Сэм хочет выбраться из этого всего не потеряв рассудок, он должен покончить с этим прямо сейчас. Сэм просовывает руку между их телами и засовывает ее в боксеры Дина, быстро, прежде чем он успеет обдумать свои действия в полной мере. Он обхватывает пальцами член Дина, настолько отвлеченный его невероятным жаром и тем, как он ощущается в его ладони, немного толще, чем его собственный, что он едва замечает, как Дин вздрагивает над ним. Большой палец Сэма проходится по гладкой, чувствительной головке, он ощущает горячее дыхание Дина на своем лице, когда он снова проводит пальцем, и задается вопросом, насколько сильно это похоже на прыжок с обрыва, потому что сейчас у него в руке член его брата. Он машинально двигает рукой, инстинкт берет верх даже под таким странным углом, но его поражает та мысль, что теперь он знает какой у его брата член. Это Дин. Это мой брат. Это парень, который вытащил меня из огня, парень, который заклеивал мне колени пластырями, парень, который научил меня разговаривать с девочками. Это человек, который продал свою душу за меня, человек, который умер у меня на руках, человек, ради которого я отправился в ад. – Сэм, – бормочет Дин, прижимаясь влажным лбом ко лбу брата. Глаза Дина лихорадочно блестят, и Сэм смотрит на него, его рот приоткрывается, потому что он удивляется от мысли, что ему удается видеть это, видеть Дина таким. Он такой, такой красивый, когда дрожит от возбуждения, когда он рычит и двигает бедрами вперед, навстречу кулаку Сэма, и это его брат, Дин. Это Дин, когда он кончает тихо и яростно, короткие вздохи вырываются из его легких, когда он смотрит на Сэма так, как будто никогда не видел его раньше, его член пульсирует в руке Сэма и он изливается в боксеры, запачкав пальцы брата. Сэм продолжает двигать рукой на автопилоте, сжимая и выдавливая из него все до последней капли, завороженный мелкой дрожью, пробегающей по телу Дина. Он отпускает, когда Дин начинает слегка морщиться и вытаскивает руку между их телами, абсолютно не обращая внимания на то, как его мокрые пальцы скользят по коже Дина и оставляют пятна на его собственной футболке. Его брат падает рядом, тяжело дыша, слегка приподнимаясь на локтях, чтобы не раздавить Сэма. У него есть всего минута, чтобы прийти в себя после того, как его брат, не без помощи самого Сэма, кончил ему в руку, прежде чем он почувствует, как Дин пошевелился и начал сонно двигать рукой по его груди. Сэм только успевает заметить, как кончики пальцев Дина скользят ниже, слегка задевая его член сквозь влажные боксеры, как он вскакивает с кровати, двигаясь быстро, прежде чем он оканчательно потеряет рассудок и позволит Дину отплатить ему тем же. Дин издает легкий протестующий звук, но Сэм уворачивается от его рук, его ноги дрожат, а член явно не согласен с планом “отойти-от-брата-которому-ты-только-что-подрочил”. Он стоит у кровати секунду, наблюдая, как меняется лицо Дина, когда он забывается, снова погружаясь в сон так легко, как будто ничего и не случилось. Теперь комната кажется темнее. Он дышит слишком громко, как будто пытается вдохнуть весь воздух в помещении, дыхание абсурдно тяжелое по сравнению с дыханием Дина, выровненным во сне. Он чувствует запах секса в воздухе, и его желудок переворачивается. Такое чувство, будто что-то внутри него слегка сдвинулось с места, как будто шестеренка сломалась, и теперь вся машина остановилась. Он, пошатываясь, идет в ванную и встречается со своим собственным взглядом в зеркале, выглядя чертовски виноватым. Он закрывает глаза и успокаивает дрожащие руки, вцепившись в раковину, пока не почувствует, как скрежещат суставы пальцев от сильного давления. Затем он быстро и эффективно дрочит над унитазом, усердно посасывая два пальца, все еще покрытых спермой Дина. Утреннее солнце яркое и ужасное. Когда Дин будит его, он не наклоняется и не прижимает свои губы, сомкнутые, чтобы избежать утреннего дыхания, к губам Сэма. Он также не целует его, когда они толкаются у раковины, чтобы побриться. Он не целует его ни в закусочной, ни в машине, ни когда Сэм находит им дело всего в нескольких милях отсюда. Сначала Сэм думает, что это наказание за то, что он сотворил прошлой ночью, но потом он вспоминает: Кас сказал, что это продлится всего около 48 часов. Действие его “подарка” иссякло, и Дин теперь поступает как раньше, до того, как Сэм узнал, что его брат испытывает к нему не совсем братские чувства. Но желание никуда не делось; Сэм привык к тому, как выглядит выражение лица Дина “я хочу тебя поцеловать”, поэтому он распознает его всякий раз, когда оно проскальзывает на лице его брата, прямо перед тем, как он отвернется или сменит тему. Боже, как долго ему придется все это терпеть? – Что с тобой происходит? – спрашивает Дин, кладя руки на лопату. Они почти закончили перезахоронение трупа, который только что посолили и сожгли. Прошло всего несколько дней с тех пор, как закончилось действие подарка-Каса-который-разрушил-жизнь-Сэма, и хотя им потребовалось некоторое время, чтобы выяснить, кто был мстительным духом в очередном деле, его было очень легко усмирить. Он едва сопротивлялся, когда они вырыли могилу, легко отпугнув его несколькими выстрелами из дробовика с каменной солью, которые дали им достаточно времени, чтобы посолить и сжечь труп. – Что ты имеешь в виду? – говорит Сэм, утрамбовывая лопатой землю на могиле. Он не хочет смотреть на Дина, грязного, растрепанного и потного, который стоит достаточно близко, чтобы он мог протянуть руку и притянуть его к себе, если бы захотел. Чего он не делает. Очевидно. – Ты ходил мрачный на протяжении всего этого дела, как будто кто-то украл твоего плюшевого мишку или типо того, – говорит Дин, – Случилось что-то, о чем ты мне не рассказал? Да, на протяжении последних нескольких дней ты постоянно целовал меня, что было действительно чертовски странно, пока все не прекратилось, и я не понял, что очень, очень скучаю по этому. А еще я подрочил тебе. – Нет. – Да, точно, – усмехается Дин, – Ты думаешь, я не понимаю, когда ты что-то скрываешь? Давай, выкладывай. Сэм сжимает в кулаке ручку лопаты. Он встает и бросает короткий, яростный взгляд на своего брата. Во всем этом, блять, виноват в первую очередь Дин. – Просто забей, Дин, – процедил он сквозь зубы, собирая их инструменты резкими, грубыми движениями. – Что, значит, теперь у нас будет еще больше секретов, верно? Он слышит сердитый, саркастичный тон в голосе своего брата и закрывает глаза, представляя следующие несколько дней, когда Дин будет попеременно то любопытным, то напряженно молчащим, кипящим от обиды. Боже, он должен был что-то придумать, сбить Дина с этой мысли, чтобы тот не подумал, что случилось что-то еще хуже того, что было на самом деле. Не отвечая на вопрос, он направляется к машине. Дин следует за ним. Они убирают лопаты, соль и бензин в холодном, ледяном молчании. Сэм хочет нарушить его. Сэм хочет вернуться к тому, что было несколько дней назад. Они садятся в машину и просто сидят там с минуту, воздух между ними становится все напряженней. Дин уставился на руль, нахмурив брови, видимо пытаясь самостоятельно понять, что Сэм скрывает от него. Сэм наблюдает за ним, почти задыхаясь от внезапного приступа желания, который обрушивается на него. Он помнит, как Дин целовал его, осторожно, нежно и с любовью, и теперь он понимает, что согласился на это не только для того, чтобы сделать Дина счастливым, но и потому, что это делало его счастливым тоже. Почему они просто не могут быть счастливы? Боже, если они оба этого хотят, все, что их сдерживает, это глупый страх, глупые правила, глупое общество. Они уже стольким пожертвовали. Почему они не могут себе позволить просто быть счастливыми? – Дин. Его брат оборачивается, открыв рот, чтобы ответить, а затем замирает от прикосновения пальцев Сэма к его щеке. Он не двигается, не отстраняется и не придвигается ближе, просто остается на месте, широко раскрыв глаза и внимательно глядя на Сэма, когда тот обхватывает рукой лицо Дина. Сэм не говорит, больше ничего не говорит, просто наклоняется, достаточно медленно, чтобы Дин не мог ошибиться в его намерениях. Сэм закрывает глаза, перегибается через сиденье и впервые сам целует своего брата. Когда он открывает глаза, Дин не сдвигается ни на дюйм. Его губы влажные, и по щекам медленно расползается румянец. Он смотрит на Сэма, выглядя таким открытым и искренним, и Сэм действительно улавливает, как в нем расцветает надежда, робкая, но набирающая силу с каждой секундой. Сэм не может удержаться от легкой улыбки, и как только он это делает, Дин в одно движение бросается через сиденье, хватает его за лицо и осыпает поцелуями весь рот, смеясь диким, непривычным, прекрасным смехом. – Сэмми, – говорит он, такой чертовски счастливый, когда это имя слетает с его губ. Сэм прислоняется спиной к дверце машины и притягивает Дина ближе к себе, глядя на безумные, яркие искры в его глазах, и он понимает, что был неправ — это не просто Дин, когда он счастлив, это Дин, когда он влюблен.