All I Want for Christmas Is You

Высота, равная десяти тысячам метров всегда ощущается по-разному. В первый раз — чересчур наигранная храбрость, руки, крепко сжатые в кулаки в карманах брюк — чтобы скрыть их дрожь, целая дюжина мятных леденцов во рту, с трудом пересасываемая, и высоко-высоко задранный подбородок, который вместе с презрительным взглядом мог показать всем пассажирам самолета, что он, Джерард, мать его, Уэй, абсолютно точно не испытывает никакой животный страх. Но он боялся. И страх отныне ощущался вкусом мятных леденцов и чувством заложенности в ушах. Сейчас — все по-другому. До ужаса дорогой галстук держал в крепкой хватке тонкую шею, но не сдерживал чувство подкатываемой к горлу желчи — отстой. Снова забыл принять лекарства от изжоги — банальные действия не входили в его и без этого переполненный список дел, и он снова облажался. Снова страшно. Но теперь без всей этой детской показушной смелости. И острые коленки, до боли врезавшиеся в кресло напротив и дрожащие, словно у него синдром Паркинсона, чересчур контрастировали на фоне его безбожно дорогих, вычищенных до блеска, ботинок. Сначала перекрестился, обращаясь к Пресвятой Богородице. Затем, почесав затылок и поняв, что страх не уменьшился ни на пинту, прочитал еще и дуа на арабском языке. И, на всякий случай, буддийскую мантру. Теперь, с более утешительной мыслью, что он находится под защитой целых трех божеств, если они, конечно, не подерутся между собой, не поделив Джерарда, прикрыл глаза, надеясь проснуться не на обитаемом острове среди осколков транспорта. Сидеть в эконом-классе немного неприятно — все места в более комфортном классе были разобраны еще задолго до полета — что ж, скоро Рождество. И благородный блеск ботинок Джерарда гордо пестрел ярким пятном среди кед остальных пассажиров. Позвонки в шее выгнулись в неудобной позе, пытаясь устроиться по комфортнее, а ноги сходили с ума от желания вытянуть в их полную длину, а не быть придавленными к обивке кресла. С закрытыми глазами он слышал тихое гудение, шелест газет и шуршание пакетиков от выдаваемых здесь орешков. Чуть громче — незнакомый голос. Который стоило бы проигнорировать — точно обращаются не к нему, он, черт возьми, едет один. — Убери свои ебанные ноги. Джерард приоткрыл один глаз и словил на себе агрессивный взгляд спереди. Леденец встал ребром в его горле и он чуть не задохнулся насмерть, возвращая его в обычное положение под языком и сохраняя при этом слишком серьезный, официальный вид. С таким видом только сидеть в кабинете из красного дерева, подписывая договор на миллион баксов, или, например, на похоронах. — Не могли бы Вы убрать свои великие коленки со спинки моего кресла, уебок? — фраза пропитана подростковым бунтарством и вкусом дешевого энергетика. И Джерард бы даже не удивился, если бы перед ним не сидел вполне себе взрослый мужчина. И, кажется, Фрэнк. Тот самый Фрэнк, который напился на выпускном и наблевал в миску с вишневым пуншем больше десяти лет назад. Тот самый, который почему-то не приходил на занятия днем, зато с превеликим удовольствием пробирался в школу ночью. Никто не знал, почему, зато все смеялись над рыпающимся Фрэнком в руках охранников. Да, наверняка он. Никто кроме него не станет кричать на незнакомого человека. — Ты не изменился, Фрэнки. Колени, он, конечно же, оставил на своем месте. Их, блин, действительно некуда убрать. Бывший бунтарь нахмурился, обдумывая слова, затем фыркнул и отвернулся. В его стиле. Затем еще долго елозил по креслу, показательно вздыхая и ругаясь матом. В самолете ничем не пахнет. И все почти не имеет вкуса. Даже самые вкусные сэндвичи, продаваемые в аэропорту, здесь имели вкус переплавленного пластика. Зато очень сильно мерзнут ноги — то ли от перекрываемой в неудобной позе крови, то ли таково действие высоты. — Эй, — голос снова вырвал его из дремоты, словно из теплого и мягкого пуха в ледяную воду — бесконечный страх высоты, — твоя бабка все еще жива? Фрэнк не оборачивался — но обращался именно к нему. — Да, — затем зачем-то добавил, — я еду к ней на рождественские праздники. — Классно. — Наверное… — сделал вдох, чтоб сказать что-то еще, но Фрэнк, видимо, поймал его знак и торопливо перебил: — Все, заткнись. Ничего не хочу больше слышать от бывшего неудачника всей школы. Или, может, всего штата. И Джерард, нисколько не оскорбленный, замолчал. Наконец растворил во рту очередную конфету и зашуршал в кармане в поиске новой среди поломавшихся сигарет и липких фантиков. Сахар на зубах образовался налетом и диким желанием почистить зубы. А еще выпрямить ноги. А еще — врезать соседу напротив. — Каково это — быть тобой в старшей школе? — Фрэнк снова обратился вникуда, зная, что ему обязательно ответят. Джерард прокатил штуку под названием «страх стоматолога» во рту, стукая об зубы. Задумался. — Лучше всех. Его, видимо, ответ устроил. Спереди послышалось тихое сопение и цоканье каблуков стюардессы, наверняка обозначающее, что они приземляются. Очень вовремя — сладости и временное чувство защиты под покровительством сразу трех божеств заканчивалось. В Нью-Йорке пахнет сладкой травкой, картошкой фри и детской радостью. Прямо здесь, в аэропорту — раздраженностью и слякотью, оставляемой ботинками. Ожидая пересадки и снова вспоминая все молитвы, толпясь в очереди, все услышали сообщение, повествующее о том, что в связи с сильным снегопадом рейс вынужденно отменяется. И Джерард, богом клянувшись, слышал каждый разочарованный вздох в толпе. Кто-то даже с силой швырнул стаканчик с кофе на плитку пола. Протискиваясь сквозь злобные тела и все время наступая кому-то на ноги, наконец свалился на стойку ресепшена локтями. — Извините, могу я забрать свои чемоданы? Девушка за стойкой машинально продиктовала: — Нам очень жаль. Багаж был временно утерян, но мы с радостью доставим его прямо к Вашему дому. Через пару дней. С годами развитая сдержанность очень помогала — окей, рождественские подарки для его семьи могут подождать. Холодными руками нащупал телефон в кармане брюк, и, пробираясь к месту ожидания, набрал номер такси. — ... свободные машины отсутствуют, нам очень жаль — совсем несожалеющим голосом ответили на том конце телефона. Джерард поводил нижней челюстью из стороны в сторону, обдумывая, что еще можно предпринять, пока не заметил олицетворение вселенского равнодушия, одиноко сидящее на стульчике, пока в паре метров от него пассажиры, слишком разозлившиеся, едва ли не доводили девочку за стойкой до слез своей агрессией. Фрэнк сидел, точнее, растекался желейной жижей по стулу, и колечко в его губе иногда поблескивало от новогодней гирлянды в холле. — Нашел, как доберешься домой? — Джерард потянул затекшую шею и та одобрительно щелкнула суставами. — Не знаю? Я хочу спать. Уэй еще немного постоял перед ним, печатая сообщение Бобу с просьбой подкинуть его до дома. После колледжа они вместе устроились в одну компанию и он, кажется, был взят не только благодаря своим успехам, а хотя бы потому, что чертов Боб Брайар — мешок с харизмой и звездами уверенности внутри. Он громко ругался, по типу «ебаные блинчики!» или «подъебнуться-выебнуться, какой кошмар!», но голос звучал мягко, как ворсинки пушистого ковра под ногами. Но всего через пару лет, благодаря своей необычайной классности, женился на наверняка не менее прекрасной девушке, и перешел на фриланс, чтобы помогать дома с детьми, грязными подгузниками и экзистенциальным кризисом. Джерард иногда приезжал в Нью-Йорк, а те, в свою очередь, устраивали ему незабываемые каникулы в столице мира. На дисплее высветилось «окей =) скоро буду», и Джерард снова обратил взгляд на Айеро, переминаясь с ноги на ногу, обдумывая, заслуживает ли один из его школьных обидчиков такой неимоверной доброты. Искренне веря в карму и то, что бог бескорыстной доброты видит его поступки, решил, что да — определенно заслуживает. — Эй. Фрэнк даже не поднял глаз, скучающе шлепая ботинком по образовавшейся лужице от талого снега. — Я нашел машину. — выждал паузу, все еще не приглашая его, чтобы насладиться его мольбой о помощи. Но Фрэнк все еще предательски молчал, что лишило Джерарда его злорадства, и пришлось продолжить: — Ну, мы могли бы и тебя подбросить. Фрэнк поднял взгляд, полный смехотворства и орехов в цвете его глаз. — Ни за что не приму помощь от неудачника с последней парты. Джерард улыбнулся. Во-первых, он не сидел на последней парте. Во-вторых — все еще дурацкая гордость, переполняющая тело Фрэнка Айеро, выглядела забавной. А ведь прошло много лет, и даже он переборол свою неуверенность и желание отрезать язык, чтоб ему никогда не приходилось разговаривать с кем-либо. Повел подбородком, медленно кивая, и направился к выходу. Наверняка, судьба по-крупному облажалась, когда снова свела их вместе. Снег действительно валил как сумасшедший. По-холодному облизывал щеки, прибивал волосы к голове и заставлял радоваться жизни. Или хотя бы погоде. Обошел здание и трижды чуть не размазал мозги на льду, подскользнувшись. На стоянке действительно было пусто, и лишь неторопливо подъезжающий джип Боба нарушал тишину простора. Снег скрипел под ногами, в кармане шуршали фантики, а в голове — ворочались, как тяжелые камни, мысли о Фрэнке. Несмотря на озадаченность, помахав его спасителю и сев на переднее место, не упустил возможности сказать самую несмешную шутку о хозяине большого автомобиля и его размере члена. Боб ухмыльнулся. — Въехать — въехал, а выехать как? — спросил самого себя, потому что Джерард явно был слишком занят обогреванием рук. Он сделал большой круг, проезжая по другой дороге, пока Уэй не заметил около входа в аэропорт знакомую фигуру, от которой тяжелым дымом источалась усталость и желание кого-нибудь убить. Жестом попросил остановить транспорт, открывая окно, крикнул: — Даю последний шанс свалить отсюда, приятель. И уже хотел дать знак водителю ехать дальше, как Фрэнк зашагал в их сторону. Опустив голову и пряча руки в карманах, даже не постаравшись ускорить шаг. Молча завалился в автомобиль, принеся вместе с собой кучу снега и томную ауру. — Джи, я думал, что ты теперь катаешься исключительно на лимузинах после твоего повышения. — Боб, как всегда, умел раскрасить тишину, — что там с компанией? Начальник все такой же мудак? — О, даже хуже. Я с трудом уговорил его, иначе пришлось бы копаться в офисе все праздники. — краешком глаза посматривал в зеркало на Фрэнка — тот с вселенской важностью смотрел в окно. Небоскребы, протыкающие небо, сменились загородными домиками. Затем — редкими холмами и снежным полем. Ехать оставалось чуть больше часа, но в компании с Фрэнком у-меня-отвалится-язык-если-я-что-либо-скажу Айеро, дорога превращалась в сплошное бесконечное угрюмое молчание, и даже бессмысленные рассказы Брайара о том, что детям, оказывается, нельзя давать хурму или то, как сложно встать в очередь в нормальный детский сад, не делали атмосферу светлее. Раздался рингтон — телефон в чехле, видимо, чтоб дети не могли разбить его вдребезги. — ... оу, милая ... как же так? ... окей, скоро буду ... Джерард и, кажется, даже Фрэнк, навострили уши, внимательно смотря на его белобрысую голову. Он закусил губу и почесал затылок. — Мне очень жаль, но придется вас оставить. Жене срочно требуется помощь, ну типа... я в первую очередь хороший муж, и уже потом — хороший друг, окей? — Погоди, ты выкинешь нас прямо здесь — на трассе? — громко возмутился. — Нет, тупица. Здесь неподалеку есть небольшой городок. Вблизи действительно показались небольшие домики. Брайар даже не позаботился о нахождении хостела, а просто завернул к первому попавшемуся магазинчику. — Ну, извиняйте, чуваки. — отсалютовал и бессовестно уехал развернувшись. И Джерард подумал, что если бы он был женщиной, то хотел бы стать женой чертового Боба. Фрэнк не думал вовсе — видимо, немного шокирован, но несмотря на это, все равно был зол. У ветхого магазинчика стояли пара мусорных баков, двое мужчин, выкинутые, как ненужные собаки, и пара елок. Фрэнк молчал, Джерард — тоже. В своей жизни они определенно в чем-то проебались, встретившись под Рождество.