Свет моих звезд

      Мелла, полностью вымотавшаяся за ночь, усиленно составляла «планы на будущее». Их накопилось неожиданно много, и их воплощение за непродолжительный срок представлялось чем-то из ряда вон выходящим. Во первых, Мелла собиралась учиться противостоять Сыворотке правды; во-вторых — намеренно менять сознание и уметь переставлять мысли, а также управлять ими; в-третьих, Мелла очень хотела изобрести практическую копию Авада Кедавры, которая не приносила бы смерть, а создавала лишь её эффект, что было неоспоримо сложно, но крайне важно. Также Мелла начала понимать, что ей необходимо уметь летать без метлы, ведь было потрачено внушительное количество физической силы, чтобы забраться по древесному стволу обратно в комнату, пусть палочка, отданная Дамблдором, здорово посодействовала ей в этом. Если бы Мелла обладала способностью полёта раньше, она беспрепятственно вырвалась бы на свободу и не испытывала бы боли.       Ещё одна вещь, которая была скорее желательна, нежели необходима — наличие собственного Омута памяти. Мелла мечтала о своём котелке с крутящимися внутри перламутровыми волокнами, показывающими воспоминания. Проблема состояла в том, что в сложившейся ситуации добывать чужие воспоминания было почти невозможно. А это было жаль. К тому же с помощью Омута можно было придумать способы, как бы запутать Волан-де-Морта в случае его угрозы.       Мелла, смотря на закрытое ею окно, попыталась в который раз составить в голове схему принятия верных решений. Палочка, отданная Дамблдором, пока была спрятана в наволочку подушки. Лучшего места для неё ещё не обнаружилось.       «Интересно, когда Волан-де-Морт достигнет стадии доверия ко мне?» — думала Мелла, которую изрядно волновало наличие такого компромата на её «подлинную сущность». Ведь стоит Волан-де-Морту обнаружить вторую палочку, он незамедлительно станет задавать вопросы. Для Меллы же было ясно одно: доверие нужно завоевать как можно быстрее и как можно более основательно. Только тогда Волан-де-Морт отпустит её во внешний мир, и она обретёт возможность отнести эту палочку и заодно забрать свои вещи, прибыв в маленькую лондонскую квартирку. Да и вообще, Мелла сумела бы докладывать основную информацию Дамблдору.       Сквозь все эти многочисленные стремления пробивались страшные переживания, которые ничто не было способно погасить.       Мелла, прикрыв глаза и вытянув руку с палочкой, стояла посередине комнаты. В мыслях звучало заклинание «Акцио», свойства которого Мелла собиралась значительно изменить, чтобы потренироваться перед заменой функций Авада Кедавры. Почему-то присутствовало убеждение, что стоит начать с чего-то простого, чтобы заняться впоследствии самым смертноносным, запретным заклинанием.       Мелла открыла глаза и направила палочку в сторону подушки, лежащей на полу. Милэй очень надеялась, что, вместо того, чтобы прилететь ей в руки, подушка, наоборот, скользнёт по мраморному полу в обратном направлении. Но пока ничего не выходило: мягкий «мешок» ополчался на Меллу с достаточной силой, которая и смысла-то не имела. Обратного эффекта заклинаний, не изменяя при этом их произношение и практически не корректируя взмах палочки, достичь не удавалось. Мелла очень боялась, что у неё так ничего и не получится. Посещала ли кого-то ещё такая сумасбродная идея?       «Нет, — тут же решила Мелла, с сожалением бросив подушку обратно, — я стану первооткрывателем этого сумасбродства. Если, конечно, смогу».       Она ещё долго пыталась составить заклинание, по внешним признакам идентичное «Акцио», но по свойствам сопоставимое с «Депульсо». Ничего. Мысли отказывались согласовываться с той магической энергией, которая зарождалась внутри каждого волшебника и которая, очевидно, собиралась руководствоваться старыми, добрыми методами — традиционным использованием, по устоявшимся нормам. Она решила оставить это занятие, когда руку начало пронизывать что-то колющее. Кожа словно покрылась мурашками, пробежавшими по всему предплечью холодной волной.       Мелла взглянула на чёрную метку. Змея изящно извивалась, будто старалась во что бы то ни стало доползти до намеченного места и проникнуть в душу, истерзав её всеми возможными, изощрёнными способами. Палочка была тут же спрятана.       Линии, которые некогда были красными, сейчас еле-еле просматривались, благодаря труду мадам Помфри, никогда не пренебрегающей своей работой. Правда, лекарь не была бы в восторге, если бы до неё дошли сведения, что бывшая студентка Хогвартса буквально через пятнадцать минут примется за старое, только полезет по дереву уже вверх, что было ещё сложнее. Будь Дамблдор менее великодушным, он вряд ли пожелал бы распрощаться с одной из своих палочек. Они хранили воспоминания — множество воспоминаний о тех разах, когда Дамблдор ставил всеобщее благо выше своей жизни. Например, в дуэли с Геллертом Гриндевальдом — дальним родственником Батильды Бэгшот, не пожелавшим поддерживать связь с семьёй её сына. Меллу даже удивляло, что Дамблдор и Гриндевальд, два друга, ставшие впоследствии злейшими врагами, оба коммуницировали с известной писательницей, которая для них всегда была просто Бэтти.       «Хотя, для своего мужа она тоже всегда была просто Бэтти. Маргарет было жаль, что она не застала своего дедушку в живых», — думала Мелла, всё пытаясь понять, что же значит пульсирование чёрной метки. К счастью, это дошло до неё достаточно быстро, ведь было неизвестно, на что способен Волан-де-Морт, когда его драгоценное время ни во что не ставят.       Мелла, совершенно позабыв про то, что дверь закрыта заклинаниями, подлетела к ней, схватившись за ручку. Подёргав за неё и не добившись результатов, Мелла уже стала думать, что делать, как дверь принялась открываться в её сторону — Мелла снова увидела перед собой серьёзное, крайне непроницательное лицо Нарциссы Малфой.       Она уже почти не улыбалась, глядя на дочь своего властелина. Эмоций на её лице сейчас не читалось совершенно — ни одной морщинки не было обнаружено на бледном лбу, ничего не указывало на волнение или страх. Только неестественно собранное поведение могло внушить какое-то подозрение. Нарцисса держалась просто мастерски.       — Мисс. Вы наверняка поняли, что это значит, — она кивнула на движущуюся змею на руке Меллы. — Тёмный Лорд хотел бы вас видеть.       Мелла выгнула бровь, как бы задавая вопрос. Ей стало интересно, какие же планы на неё образовались у Волан-де-Морта.       Мелла, специально надев плащ с длинными рукавами, лишь бы скрыть ночные похождения, прошла за Нарциссой к выходу из комнаты.       Милэй не покидало пессимистичное убеждение, что доверия Волан-де-Морта она не добьётся никогда — что её всегда будут запирать в комнате подобно вещи, которую нужно держать вдали от чьих-то жадных глаз, только бы сохранить в неприкосновенности.       Мелла шагала по вездесущим лестницам уже без ощущения их бесконечности. Скорее, её жёг страх раскрытия, страх того, что Волан-де-Морт сможет увидеть то, что Мелла усердно прятала. Любое расстояние преодолимо, когда в приоритете стоят совсем другие вещи.       Этого допустить было нельзя. Нельзя было допустить, чтобы их совместные с Дамблдором планы были разрушены.       Волан-де-Морт стоял, по обыкновению, в столовой дома Малфоев, деловито скрестив за спиной руки, всеми силами показывая, что именно он властвует в поместье — и над людьми, и над их разумами, и над их оставшимися чувствами.       Мелла не знала, внушал ли он ей ужас. Эмоций по отношению к нему немного поубавилось, но вот сосредоточенность, наоборот, возрастала с каждым на него взглядом.       Единственной мыслью было не провалиться и вести себя так, чтобы не возникло никаких подозрений. Правда, Мелла вжилась в роль, по-видимому, настолько убеждённо, что внушила Малфоям неподдельный страх. Люциус тут же позабыл про все существующие любезности тогда, во время встречи в кафе. И тут же вспомнил про все формальности, стоило Волан-де-Морту огласить некоторым Пожирателям смерти статус девчонки, которую он так долго разыскивал. Мелла даже не думала над тем, сколько именно — скорее всего, все пятнадцать лет. Впервые один из Пожирателей смерти нашёл её в Лондоне на пятом курсе — он попытался атаковать её и Северуса. К счастью, Мелла оказалась достаточно опытной, чтобы отразить нападение. А Северус… Северус очень старался. Но свой потенциал тогда раскрыть ему не удалось.       Мелла и понятия не имела, где же Снейп находится. Ей оставалось только молиться, чтобы он не обнаружился здесь, в Малфой-Мэноре, среди Пожирателей смерти. Тогда бы Мелла с горьким удовольствием показала ему всю свою силу, взращенную внутри из-за ярости, чтобы наконец научить его отвечать за свои эмоции и непредусмотрительность. Люциусу, конечно, досталось бы тоже за то, что он не сдержал своё слово, но уже впоследствии.       «Молодость — пора ошибок… — рассуждала Мелла без какой-либо увлечённости. — Надеюсь, Северус не совершит главную ошибку его жизни. И надеюсь, что он ещё жив».       Мелла сквозь все эти размышления глядела на названного «отца» пустым взглядом, словно его здесь и не было. Словно по мрамору не скользили полы чёрной мантии, словно не горели опасным огоньком бездонные светила…       Мелла приостановила поток мыслей, чтобы контролировать обстановку. Нужно было быть организованной и следить за тем, что готовится вылететь изо рта ещё до того, как реплика сотрясёт воздух.       Волан-де-Морт ядовито улыбнулся. Мелле казалось, будто улыбается он натянуто, еле-еле приподнимает уголки бледных губ, лишь бы представляться окружающим злом во плоти. Милэй была уверена, что Волан-де-Морт применял внушительное количество усилий, чтобы смотреться устрашающе — он хотел властвовать. А Дамблдор — единственный, кого он боялся, — ему только мешал, что его неимоверно раздражало.       — Мелла, — произнёс Тёмный Лорд, на её памяти впервые назвав её по имени. В голосе по-прежнему слышалась та самая слащавость. — Я рад видеть тебя.       Мелла чуть было не выгнула брови в жесте недоверия. Мелкая дрожь распространилась по телу, заставляя пальцы правой руки крепко обхватить запястье левой. Только бы скрыть предплечье — на нём значился символ бесчестия, а плюс ко всему и следы вчерашнего побега.       — Я тоже рада видеть тебя, отец, — Мелла попыталась широко улыбнуться, но губы только искривились, изображая какую-то странную линию вместо полноценного выражения доброжелательности. Ведь доброжелательности никакой и не было. Присутствовало только отвращение и желание отдалиться. Но Мелла превозмогла это желание и храбро устремилась глазами в поистине нечеловеческое лицо напротив. — Зачем же я понадобилась тебе?       Волан-де-Морт резко осклабился. Мелла иногда испытывала настоящее неудобство от его непредсказуемости — вероятно, она полноправно унаследовала от своего «папаши» это качество.       «Вот, начинается, — с недовольством пронеслось в голове, — теперь я уже выискиваю сходства с ним. К чему это приведёт, непонятно…»       Волан-де-Морт, повертев свою палочку между пальцев, удовлетворённо понаблюдал за этим явлением, будто в его руках переливается последними красками чья-то жизнь. Всё это время вокруг стояла лишь гробовая тишина. Наконец, Волан-де-Морт прекратил — Мелла решила, что в нём постепенно зарождалась некая интрига.       — Я хотел бы представить тебя остальным Пожирателям смерти.       Мелла даже не определила, какие чувства поселились внутри: то ли мнимая надежда, что доверие Волан-де-Морта достигло за очень короткий срок такого уровня, раз он собирается демонстрировать её приспешникам тьмы, что было довольно маловероятно, то ли подозрение в каком-то не сразу видимом подвохе.       — Ты настолько доверяешь мне, отец? — решила спросить Мелла напрямую на свой страх и риск. Волан-де-Морт негромко хмыкнул, а по лицу расползлась ирония, подобно тому огромному змею, с большой скоростью ползшему по туннелям Тайной комнаты.       — Это было бы непредусмотрительно, ты не находишь? — неопределённо ответил Волан-де-Морт, а Мелла всё безуспешно пыталась остановить движение мелких мурашек. Ей очень не нравилось, как шершавость и змеиное шипение сочетались в этом низком голосе — он пронизывал до глубины души и охватывал невидимыми путами всё тело.       Мелла кивнула, как бы соглашаясь с этим, но не до конца понимая, к чему клонится разговор. Конечно, она не верила, что Волан-де-Морт доверяет ей полноценно. И рассчитывала на это, свято надеясь, что её хлипко построенный план сработает и выполнит свои функции.       Волан-де-Морт внезапно воздел руку с палочкой, а Мелла интуитивно отпрянула назад, с настороженностью рассматривая деревянный кончик, так угрожающе смотрящий на неё в ответ. Тёмный Лорд ядовито усмехнулся, а Меллу скрутили изнутри самые разные опасения, не дающие ей воспринимать такое поведение как должное. Волан-де-Морт являлся довольно кровожадной личностью, и в его голову идеи поступали спонтанно и хаотично, однако Мелла не знала его характер досконально и до глубинных подробностей.       Мелла почувствовала покалывание, но не на предплечье, как в предыдущий раз, а на коже лица. На нём стал ощущаться металлический корпус, тяжёлый и неприятный. Из-за него голова будто накренилась вниз, возникло стремление опуститься к холодному полу.       Мелла осторожно подняла руки и нащупала пальцами нечто твёрдое и рельефное, нечто, что покрывало всё лицо. Только широкие прорези для глаз позволяли видеть всё, что происходит вокруг.       Мелла стала понимать, какой «аксессуар» с той минуты будет следовать вместе с ней по тайным ходам Малфой-Мэнора — маска Пожирателя смерти. Она только сильнее надавила на и так отягощённое обязательствами сознание.       Волан-де-Морт не собирался стирать улыбку. Мелла решила, что она ясно показывает его триумф.       «Наверное, он не хочет, чтобы Пожиратели знали меня в лицо, по крайней мере, сейчас. Он не собирается терять такую «вещь», почти равную ему по силе, как я. Он хочет, чтобы я для начала утвердилась в глазах Пожирателей, чтобы никто из них не посмел предать Волан-де-Морта».       Волан-де-Морт кивнул в сторону коридора — тёмного и, казалось, нескончаемого. Мелла ощутила, как ноги стали подкашиваться, как она подсознательно хотела развернуться и уйти в какое-нибудь родное, безопасное место. Стало страшно оттого, что может ожидать её в совсем недалёком будущем.       Волан-де-Морт шёл первым, а Мелла, прикрываясь величественной и уверенной походкой, на деле же испытывала боязнь неопределённости.       Они вышли из столовой и последовали куда-то вперёд, вдаль, по незнакомому Мелле пространству. Поначалу сумрачный свет от настенных фонарей верно сопровождал их, но позже и тот безвозвратно угас. Мелла внутренне ощутила себя одиноко и скованно — и это ощущение обострилось, когда ледяная, скользкая рука коснулась её ладони, крепко сжав её. Мелла видела перед собой только расплывчатые очертания и контуры широких плеч. От этого становилось ещё более жутко: осознавать всю витавшую вокруг неизвестность, гармонирующую с отвращением: цепкая хватка Волан-де-Морта даже отдалённо не напоминала проявление бережного отношения и внимания.       «А чего ты ещё ожидала, дурочка?» — подумала Мелла, совершенно затерявшись в омерзении. Присутствовало ли такое омерзение во время прикосновений других людей? Мелла за всю жизнь повстречала их достаточно и могла поклясться, что ни какой контакт не был и вполовину столь отталкивающим.       Мелла теперь ещё с большей горечью вспоминала нежные и трепетные действия Северуса, обращённые в её сторону. Подумать только, он сейчас даже не подозревает, что кто-то страдает от его отсутствия, и это было крайне печально. Но Мелла знала почти наверняка, что Северус страдает тоже, но из-за чего-то иного. И это только больше подавляло.       Мелла даже не представляла себе, каково ему сейчас и чувствует ли он что-либо. Казалось, будто Обливиэйт наносит разрушительный эффект для каких бы то ни было эмоций. Наверное, начиная с июня, они у Северуса испарились вовсе и уже никогда не вернутся на прежнее место.       Волан-де-Морт остановился у двустворчатой двери, располагающейся слева. Мелла чуть было не врезалась в его спину, ведь шёл он стремительно, а затормозил резко.       Прямо в воздухе витало предвкушение приближения чего-то опасного, что, несомненно, настораживало Милэй и также заставляло её собраться перед очередными возможными трудностями.       — Накинь капюшон, — приказным тоном донеслось до неё всё то же змеиное шипение. Оно въелось в хриплый голос навсегда и уже очень давно.       К счастью, теперь руку стал обволакивать не холод, а всего лишь пустота — последнее дыхание спокойствия перед тем, как дверь открылась. Мелла тут же набросила на голову ткань тёмного плаща, который спасал её от раскрытия царапин на руках.       Неяркий луч света пробрался в отверстия железной маски. Мелла уже привыкла к темноте по прошествии этих пятнадцати минут, и воспринять что-то прямо противоположное было нелегко.       Волан-де-Морт прошёл в зал — с виду громадный, словно Большой зал Хогвартса. Только вот если там присутствовал дух уюта и настоящего дома, здесь присутствовал лишь сброд различных масок, естественно, не показывающих ни единой эмоции.       Однако все вскинули головы. Меллу сковало ощущение чужих, настойчивых взглядов, явно не доверяющих ей, будто так и желающих сорвать её собственную маску — защиту её какой-никакой, но конфиденциальности. Масок было много. Гораздо больше шестнадцати. Они будто переговаривались между собой: неслышно, однако вибрации невербального разговора до Меллы доносились хорошо.       Она прикрыла глаза, продолжая следовать за Лордом. Мелла не знала зачем. Она бесперспективно пыталась найти среди этих вибраций мысли, пыталась применить легилименцию, которой так и не удосужилась обучиться. Мелла ничего не чувствовала — не было никакой зацепки, способной указать на присутствие Северуса Снейпа. Значило ли это, что его здесь нет?       «Его здесь нет», — сказала самой себе Мелла, открыв глаза и оглядев всех Пожирателей смерти, стоящих в зале организованным строем. Северуса здесь нет. Нет. И точка.       Мелла слышала ритм своего сердца, которое билось явно из последних сил, словно было ранено, но хотело жить дальше чего бы то ни стоило. И как это стремление было обманчиво.       Когда Волан-де-Морт обратился к своим слугам, Мелле невольно показалось, будто он зачитывает приговор на смертную казнь. Кто знает, сколько раз этот приговор отражался от каменных стен Малфой-Мэнора…       Волан-де-Морт говорил долго и добавлял к своим словам явные оттенки непонятного злорадства. Мелла подумала, что он растянул одну фразу на длинный монолог специально, чтобы пробудить в Пожирателях именно те опасения, что были бы ему выгодны.       — …Я иду к тому, чтобы уничтожить всех маглов и очистить этот мир от своего рода несовершенств, которые они в него вносят. Я хочу, чтобы вся грязная кровь осталась в позорном прошлом. И моя наследница и по совместительству ваша госпожа поспособствует мне в этом.       Мелла могла позволить себе приподнять брови в негодовании — за маской этого всё равно не было видно. От словосочетания «грязная кровь» даже пересохло в горле. Бедная Маргарет. Бедные обладатели «грязной крови».       Мелла видела перед собой картину — невыносимую и кровожадную. И она, мисс Мелла Милэй, в ней будет вынуждена убивать людей. Если что-нибудь не придумает.       «Я буду называть себя Реддл, только когда сойду с ума. А до этого, судя по всему, недолго. Гены редко влияют на распределение, как говорил Дамблдор. Но я чувствую, что в этом случае именно они и могут повлиять на меня саму, — Мелла очень тихо вздохнула, и этим вздохом чуть было не подавилась, настолько он был страдальческим. — …Особенно тех, кто живёт без любви… Когда-то я сказала это Дамблдору. И как необычно было это для прошлой меня. Вероятно, потому, что ни прошлая я до встречи с Северусом и Маргарет, ни настоящая, не получала и не получает сейчас того, что в её «цельном» понимании зовётся любовью».       Мелла всё то время, пока Волан-де-Морт говорил, стояла, расправив плечи и деловито скрестив руки за спиной, показывая свою уверенность и властность. Зато внутри молодой «Леди Тьмы» стирались какие-либо установки, что так явно выражались в её поведении перед Пожирателями и Волан-де-Мортом. Внутри, в громадном чугунном котле было смешано всё самое плохое — страх перед грядущим, вина, подозрение в том, как многое в её понимании принимается за чистую монету. Словом, вечный обман, появившийся за счёт того, как неоднозначно все события могут повернуться и поворачиваются сейчас.       Мелла смертельно боялась, что когда-то утром проснётся совсем другим человеком — человеком, явно не понимающим, что он совершает.       — Я рада приветствовать вас, — завороженно произнесла Мелла, уловив на себе испытующий взгляд Волан-де-Морта. Её голос звучал по-другому в маске: приглушённо, ниже. Вряд ли можно было догадаться даже о возрасте её носителя. Мелла изрядно удивилась тому, что в тоне присутствовали очень твёрдые, металлические отголоски. — И рада, что буду очищать Британию от тех, кто значительно уступает волшебникам по силе. Я уполномочена управлять вами во имя великой цели.       Мелле стало тошно, живот неимоверно скрутило. Она не верила, что произнесла это вслух. До чего же можно, оказывается, опуститься…       Мелла воздела руку в воздух, открывая перед толпой Пожирателей предплечье с меткой и молясь, чтобы бледных разводов, оставшихся после коры клёна, не было заметно.       А одинаковые маски продолжали взирать на свою госпожу пристально, долго. Присутствия кого-то родного не было. Мелла чувствовала себя вещью, созданной специально для того, чтобы быть кому-то полезной.       «А вдруг моя мать любила его? Но не хотела, чтобы я страдала? А если всё не так, как я думаю, и всё же именно Волан-де-Морт оставил меня в приюте? Дамблдор ошибается? Или нет?» — она не знала. А спрашивать пока не решалась.       Родными сейчас были только воспоминания из Хогвартса, покрывшиеся налётом невозвратимости. Именно они поднимали с колен.       — Мелла, — произнёс Волан-де-Морт, выйдя из зала, где проходили все встречи, и закрывая двери. Он ядовито улыбнулся с всё тем же превосходством, что сквозило на его лице ещё со вчерашнего дня. — Я более-менее удовлетворён тем, как ты себя представила. Подробности будем обсуждать по мере того, как планы будут переходить в действия. Я хотел бы, чтобы ты научилась ставить чёрные метки.       — Да, отец. Я думала об этом, — Мелла не спешила снимать маску, потому что её губы сжались до такой степени, что потеряли какой-либо цвет. Она уже почти не дышала так глубоко и ровно, как старалась. — Мне нужна моя палочка.       — Что ж. Позже я отдам тебе её.       — А как насчёт моих вещей?       — Если они настолько важны для тебя, то в скором времени ты заберёшь их. В сопровождении одного из моих вернейших соратников.       «Не доверяет. Он ещё не доверяет».       Волан-де-Морт внезапно искривился в безумном удовольствии, однако вскоре это подавил.       — Ты согласилась ставить чёрные метки… Да, я всегда добиваюсь своего, — сказал он это жестоко. От этой жестокости последние остатки решимости были искоренены. Мелла нервно сглотнула. — Однако в случае с твоей матерью всё было не так определённо. И тем не менее она поняла, в чём ошиблась.       Мелла пробралась пальцами к железному корпусу маски и потянула её наверх. Она оказалась чистого серебристого цвета. Голос зазвучал уже по-привычному: с приевшейся лицемерной заинтересованностью. Но, если бы Мелла отбросила это, звучал бы только ужас:       — Ты так и не принял её выбор. На твоём месте, — Мелла чуть было не остановилась, ведь еле избавилась от ненависти, воспылавшей в ней в последнюю секунду. — Я бы тоже была в замешательстве. Я многое писала в твоём дневнике, прямо противоположное тому, что думала, ведь мне часто был нужен только спор с тобой. Грязнокровками можно только манипулировать в собственных интересах, их так трогает, что их «принимают». Представь, именно так я и обрела место, где меня всегда ждала крыша над головой. Понимала ли моя мать подобные тонкости — неизвестно.       Она решилась на первый шаг в интересующих и одновременно устрашающих её вопросах. Волан-де-Морт выпрямился и наклонился ближе, практически выплёвывая из себя слова, захлебнувшись в своей злости:       — Твоя мать вообще ничего не понимала. За что и поплатилась. Если то, что ты говоришь о своём отношении к маглам — правда, то мы ещё более похожи, чем я думал.       «Боже. Надеюсь, что это не так. Мне было бы гораздо легче, если бы он просто убил меня», — Мелла раздумывала так из-за того, что стала сомневаться, есть ли способ «выбраться из этой ямы». Эту яму, похоже, обстоятельства рыли всё с большим энтузиазмом. Но Мелла пообещала себе хотя бы элементарно пытаться действовать.       Она условилась представлять себя Пожирателям так, чтобы они могли друг другу «вынужденно доверять» и чтобы их личности были ей открыты рано или поздно.       — Ты уже начал выслеживать Энтони? — спросила Мелла, буравя взглядом тёмный проход, вдали которого виделись проблески света.       — Да. Я пустил некоторых Пожирателей смерти в Америку.       Мелла сдержалась от судорожного вздоха.       «Я знаю, что ты не отправил их туда».       Что ж, теперь в этом нужно было только убедиться и при этом браться за эксперименты, результаты которых должны были дать пусть и не мгновенные, но что-то значащие «плоды».

***

      Маргарет изо всех сил пыталась распознать эмоции Регулуса Блэка, сидевшего в данный момент на винтовой лестнице и прикрывшего веки. Мег чувствовала, как пазл, который она составляла на протяжении всей своей жизни, имея перед собой пример в виде родителей, рушился. А к этому дополнялись ещё и ни с чем не сравнимые переживания.       Мать и отец сегодня написали ей об их планах и изъявили желание, чтобы Маргарет отправилась вместе с ними в Америку, на вторую родину Энтони. Он достаточно давно ничего не писал, и Маргарет очень за него волновалась, пусть и не было пока видимых, конкретных поводов. Но его последнее письмо о том, что он пока прекращает свою, как Энтони сам заявлял, «предпринимательскую деятельность», её смутило. Энтони очень любил всякие волшебные штучки, а в особенности любил их изготавливать. Именно он в свои четырнадцать лет представил отцу маленький молоточек, который с тех пор висел на крючке у входной двери. Мистер Тетчетт крайне ценил в своих детях проявление тяги к созданию чего-либо своими руками, потому и был впечатлён творением сына. Отец пытался научить его рисовать, но, когда понял, что Энтони не имеет к этому расположения, прекратил. Хотя отчасти его мечты всё же сбылись: Энтони составлял чертежи для особенно сложных изобретений и, соответственно, применял к этому определённые навыки.       Маргарет нахмурилась. Что бы брат сказал ей, если бы она пожаловалась ему на поведение Регулуса?       «Дорогая моя сестра, займись лучше самореализацией. На этой планете по меньшей мере около двухсот тысяч таких состоятельных красавцев, как Регулус Блэк. А может и больше, у меня нет желания считать».       Хотя, возможно, Энтони был способен проявить понимание в тех вещах, которые счёл бы близкими по духу. Но проблемы во взаимоотношениях с Регулусом Маргарет предпочитала обсуждать с отцом, а не с таким далёким от романтизма человеком, как её брат.       «Мой отец и брат очень разные. Но я люблю их. И также маму. И Регулуса, пусть сейчас я очень зла на него, — Маргарет с болью воспринимала такое безразличие, исходившее от того, кто был для неё совсем немаловажен. Регулус молчал, Мег даже волновалась, не заболел ли он чем-то, и, подавив в себе раздражение его загадочностью, нежно попросила:       — Рег, поговори со мной.       Он промолчал. Пауза уже начинала действовать на искалеченные долгой тишиной нервы.       — Регулус, с тобой всё нормально? Я выслушаю, просто скажи мне: ты меня больше не любишь?       Губы Маргарет задрожали. Как тяжело было произносить последнюю фразу. Он с трудом открыл глаза, а лоб украсился глубокими морщинами.       — Маргарет, — произнёс Регулус изнеможённо, — иди спать. Уже поздно.       Она скрестила на груди руки, ощущая, как щёки начинают гореть от гнева. Как ей осточертело то, что все стремления сделать что-либо лучше безжалостно обесценивали. И не кто-то незнакомый, а Регулус Блэк, на которого она тратила свои эмоции. Раньше с удовольствием, и Маргарет обнадёживало, что её удовольствия имели вес. А что творилось теперь?       — Скажи мне, что происходит.       — Я могу сказать тебе только одно: у меня нет настроения беседовать.       Маргарет сжала пальцами локти, пробираясь нарастающей ненавистью. Наверное, внутри начало просыпаться нечто похожее на «собственное достоинство». Мег очень не хотела ему грубить, не хотела показывать иные стороны своей души, которые по возможности всегда прятала и считала их неправильными. Мама никогда не грубила отцу. Как и он ей. Но у Маргарет, у отдельной личности, была другая ситуация, в которой, как бы Мег не старалась, она не сдерживала себя в руках:       — Ты знаешь, как мне это надоело, Регулус? — вырвалось у неё сквозь зубы. — Мне надоело, что вместо того, чтобы сесть и спокойно всё обсудить, ты закрываешься от меня.       Регулус молчал. По-прежнему молчал, глядя прямо на неё. Маргарет продолжала, и с каждым словом у неё перехватывало дыхание:       — Я пыталась. Я пыталась достучаться до тебя, но ты невыносим, Регулус. Я не знаю, в чём дело… Неужели ты не обладаешь мужеством сказать? Неужели ты такая тряпка, Рег, что не можешь высказать мне всё?       Маргарет стиснула зубы сильнее, на её висках даже проступили венки. Ей очень хотелось сломать стену непонимания, но эта стена была настолько мощной, что это уже не представлялось возможным. Эта стена, видимо, строилась достаточно долго.       — Прекрати, Маргарет. Ты, вероятно, не в себе.       — Не в себе? — она резко опустила руки, сжав их в кулаки. — Нечего сбрасывать всю вину на меня! — Мег замолчала и внезапно задохнулась. Слёзы уже застоялись в глазах. Как часто они там возникали и как часто Маргарет старалась предотвратить это, подойти к Регулусу, положить ему на плечи руки и нежно поцеловать, лишь бы утешить и поддержать. А в последнее время он только отстранялся от неё и отказывался принимать.       Регулус заметно сконцентрировался, расположив на коленях локти, скорее всего, потому что готовился приподняться. Маргарет вскинула подбородок и хмыкнула с примесью переживаемого горя:       — Давай, можешь оставить меня одну со всем этим… Со смертью друзей… — она громко всхлипнула, но нашла в себе возможность продолжить: — Пропажей подруги, также и тем, что брат мне не пишет… Я всегда была рядом, всегда! Но в ответ не получаю ничего, кроме твоей скрытности и нежелания общаться со мной!       — Маргарет, не кричи, — отозвался Регулус, напрягаясь всё больше. Маргарет же медленно, но верно предавалась нервному срыву, внутренне желая это остановить.       — Не тебе мне указывать, когда кричать, а когда нет! Я и так долго сдерживалась! — она была даже удивлена, что способна говорить с кем-то в таком тоне. Но образ ранимой и нежной девушки, в жилах которой при случае начинала переливаться бурная кровь, сошёл полностью. — Я устала! Я очень устала! Говори мне, что происходит!       Прежде чем Регулус поднялся и попытался открыть рот, Мег выпалила, изводясь чувством осознания того, что её удачно и без зазора совести использовали все эти месяцы:       — А я знаю, что происходит! Ты слишком слаб, чтобы сказать мне об этом! Сказать, что я, грязнокровка, тебя больше не устраиваю!       — Маргарет, — Регулус, теряя самообладание, начал спускаться вниз и подходить к девушке, выставив вперёд руки. — Ты дурочка, Маргарет. Почему ты не понимаешь с первого раза? Я говорил тебе, что мне нужно сейчас одиночество, что мои проблемы тебя не касаются.       — Не касаются?! — Мег резко улыбнулась, и эта улыбка полностью показывала состояние всего аффекта, что сковал её в данный момент. — Я знаю, почему не касаются! Ты нашёл себе кого-то получше меня по всем параметрам! Дай угадаю, чистокровную, да?! Лишь бы мамочка была счастлива!       Маргарет не думала о том, что делает, она была в отчаянии настолько, что посягнула на тему, крайне больную для Регулуса. В голубых глазах бушевала буря, превратив спокойную морскую воду в бурный шторм, нещадно топящий корабли.       — Замолчи. Не нужно вплетать сюда мою мать.       — Нет, я буду! Ты просто боишься признаться мне в том, что сделал неправильный выбор! Ты — ребёнок, вечно зависящий от своей помешанной на чистоте крови матери! С твоей новой пассией проводить время в разы лучше, чем со мной?       — Замолчи! — уже громче повторил Блэк, подойдя почти вплотную. Маргарет бесстрашно смотрела на него снизу вверх. — Я тебе говорю, что это не твоё дело! — процедил он, наблюдая за тем, как слеза прокатилась по её щеке. Он добавил: — Раз уж зашла тема о мамочке, можешь снова пойти и пожаловаться своей! И отцу тоже можешь пожаловаться! Всё как ты привыкла!       Маргарет была на грани того, чтобы дать ему пощёчину. Злость до сих пор присутствовала, и она не ушла бы так быстро, но большую часть сердца занимала сейчас обида, вселенская обида, зародившаяся там ещё с того момента, как Регулус стал меняться. Обида на то, что ничего сделать Маргарет была неспособна, на то, что её не слышат и не ценят.       — Они меня хотя бы понимают! Мои родители меня понимают! А ты даже не пытаешься!       Маргарет ринулась в прихожую, с бешеной скоростью надевая ботинки. Регулус подбежал к ней, схватив её за руки.       — Убери руки! Уже поздно меня останавливать! — закричала Мег, оттолкнув его от себя. Она схватилась за дверную ручку, вырываясь из их с Регулусом домика на свободу, даже не удосужившись накинуть куртку.       — Маргарет! Стой! — донеслось до неё сзади, но она только проигнорировала это.       Маргарет, полностью разъярённая и уставшая от крика, растирая по лицу слёзы, выбежав на улицу, подлетела к калитке. Глупые слёзы. Слёзы маленькой девочки.       Мег когда-то слышала от мамы, что люди не должны стесняться плакать, но папа всегда сдерживался, даже когда нечто трогало его до глубины души, как, к примеру, смерть Эйлин Принц, к которой он проникся жалостью. Он однажды ответил Клэрети, что плакать нельзя тем, у кого есть любимые люди, и сами нуждающиеся в поддержке. Миссис Тетчетт лишь покачала головой и поцеловала его в щёку, говоря, что мистер Тетчетт и сам часто нуждается в поддержке, которую его жена в праве ему оказать, как любимому человеку.       «Нормальные люди. Почему у их дочери всё идёт по наклонной в личной жизни? Наверное, мне стоило быть терпеливее, но… терпела я долго».       Маргарет открыла калитку, и её ноги ступили на асфальтированную дорогу, тянущуюся вдоль других домов волшебников, находящихся в состоянии подготовки к удару Волан-де-Морта. Мег понеслась куда-то вперёд, домики мелькали по сторонам, словно блеклые силуэты. Зрение заволакивала плотная пелена слёз, в горле пересохло, и наружу вырывались лишь тихие хрипы. Маргарет задыхалась от всего того, что произошло и происходило всё это время. Оно давило, забирало надежды на то, что хоть что-то образуется, что хоть что-то будет так, как раньше — легко, с оттенками безопасного увлекательного приключения…       Мелла. Что с ней? Вдруг она запуталась в этих оттенках настолько, что уже мертва?       Маргарет больше всего желала поддержать её, поговорить с ней. Желала выговориться Эрнесту обо всех своих душевных терзаниях и подарить объятия ему, чтобы так же вселить в его сердце полноценность, чьё-то присутствие. Желала крепко обнять Энтони, который похлопал бы её по спине и сказал: «Не плачь, сестрёнка, я рядом. Чего ты ещё ожидала от чистокровного Блэка?»       И действительно, чего она ожидала… «Регулус прав. Я дурочка, должна была раньше думать обо всём. Да ещё и попрекнула его матерью, которую он оставил ради меня… Я так и не научилась общаться с другими людьми нормально, вот и доставляю им сплошные проблемы…»       Ветерок успокаивал, ласкал кудрявые русые волосы и освежал. В его компании Маргарет поняла, что им с Регулусом пора либо искать на последнем издыхании пути к пониманию, либо расходиться. Другого было не дано.       «Я же люблю его. Но какие мы разные, чёрт… А вдруг он правда нашёл мне замену? Тогда я точно покину его».       Маргарет подняла взгляд на небо, играющее целой палитрой мрачных красок. Мрачных, но поистине восхитительно сочетающихся между собой: чёрный, тёмно-синий, капелька сиреневого, даже зеленоватый, словно луч Авада Кедавры…       Ветерок завывал над ухом, отрезвляя голову, вымещая из неё ненависть. Когда Маргарет была способна мыслить размеренно и более или менее спокойно, она услышала, как позади хлопнула дверца калитки. Маргарет развернулась, глядя на Регулуса Блэка, бежавшего к ней навстречу с курткой в руке и бормотавшего себе под нос ругательства.       — Ты совсем уже, выходить в одиночку в такую темноту на улицу, да ещё и без куртки в такой холод?! А если что-то случится с тобой?       Маргарет отвернулась от него, прижав руки к себе поперек живота. Регулус упрямо обошёл её и сунул ей бежевую куртку.       — Оставь это себе. Мне уже ничего от тебя не нужно. Ты так и не дал мне того, чего я тщетно от тебя добивалась.       Регулус, который также успел выпустить пар, обречённо сверлил её задумчивыми глазами.       — Что ты хочешь сказать этим?       — То, что ты либо разговариваешь со мной, либо… — Маргарет, на щеках которой ещё остались признаки плача, шумно вдохнула и на выдохе закончила: — Мы расстаёмся.       Регулус не был готов к такому повороту событий. Маргарет впервые произнесла эту фразу: совершенно серьёзно, со страданием, с сожалением, но вложив в неё весь действительный трагизм.       — Я не говорил тебе, потому что ты не можешь ни на что повлиять.       — Ты любишь другую?       — Да нет же.       Регулус боялся, что рискует потерять её. И долго его пожирало чувство вины. Но он не хотел видеть Мег в таком состоянии: на ней застыло разочарование, безысходность. Это было невыносимо, забрасывало камнями сочувствия его оставшуюся в живых совесть.       — Я получил предложение стать Пожирателем смерти. Тёмный Лорд не любит ждать, к тому же я сказал ему, что расстался с тобой ещё давно и что в моём восприятии ты всего лишь недолгое увлечение. Я просто знал, что упал бы в твоих глазах, если бы стал его подчинённым. Но одновременно понимал, что и ты, и твоя семья в опасности, и как довольно известные нечистокровные волшебники, и как те, кто имеет ко мне отношение. Я не хочу, чтобы ты умерла. Вот и всё.       Маргарет, приоткрыв в ошеломлении рот и непонимающе уставившись на молодого человека напротив, замотала головой:       — То есть… Моя семья теперь в опасности действительно.       — Прости меня. Маргарет, прости меня. Я непрерывно размышлял об этом, а при виде тебя мне становилось только хуже. Я не знаю, что мне делать. Но знаю одно: тебе, раз предоставилась возможность, лучше уехать отсюда.       Маргарет согрели его руки, дотронувшиеся до её запястий.       «Поступило предложение. Это очень плохо».       — Тебе нужно было сказать мне обо всём сразу же.       — Какая была бы разница? Мы пришли бы только к тому, к чему пришли сейчас. Ты уезжаешь с родителями. Я не буду подвергать опасности тебя и твою семью. Волан-де-Морт знает, где я, и я догадываюсь, что может отследить.       — Регулус. Я давно догадывалась, что ты хочешь вступить в ряды Того-кого-нельзя-называть. Скажи мне… ты ведь так и не смирился со статусом моей крови?       Регулус выдерживал паузу, стыдясь действительности и решив для себя, что нужно прекратить молчать:       — Да.       Для Мег это слово было будто удар ножом. Она уняла дрожь в губах, прикусив одну из них, а с её подбородка на асфальт упала прозрачная капелька неотвратимой скорби.       — Но это не значит, что я тебя не люблю. Просто… даже когда я пока официально не стал Пожирателем смерти, всё к этому идёт. Тёмный Лорд знаком с моей матерью. И со мной. Я лишь надеялся отсрочить это всецело меняющее предложение. Понятия не имел, как преподнести тебе эту информацию и… мысли на меня давили.       Он положил на её плечо руку, словно прося о помощи, но на деле же хотел оказать помощь самой Маргарет. Она зажмурилась и тихо-тихо сказала:       — Человека изменить, судя по всему, невозможно. И я не могу быть с тем, кто… метит в Пожиратели смерти. Пусть с одной стороны даже ради меня. Элементарно ради близких мне людей и потому, что я обладательница грязной крови. Я всегда любила тебя, Рег. Но что будет теперь… вот в чём вопрос, — Маргарет прикрыла лоб ладонью и издала звук, какой обычно издают после длительного стресса и рыданий: рваный и всепоглощающе грустный: — Лучше бы у тебя действительно была другая девушка, — а потом добавила, еле слышно хмыкнув: — Чтобы твои проблемы стали меня касаться, мне пришлось распсиховаться и выбежать из дома.       — Тогда я неправильно выразился. Мои проблемы касаются тебя только потому, что в них главным образом замешан я сам.