«У самого злого человека расцветает лицо, когда ему говорят, что его любят»
Лев Николаевич Толстой
〜Aegon Targaryen〜
Девушка исподлобья наблюдает за разбушевавшимся Эйгоном. Максималистские истерики будущего короля — мальчишки, чья мать возложила на него такую ношу. Он и так пользовался всеми благами сполна, а теперь, вместо очередной падшей с Шёлковой улицы, ещё и ответственность возложили. За себя, семью и народ. Тяжёлые думы посещали её, когда она понимала, что Таргариен не сможет привести их к победе. Разве что благодаря успешным играм матери, деда, да даже собственного брата, но не им самим. — Ты меня вообще слушаешь? — его отчаянный крик вновь привлекает женское внимание. Возвращаясь глазами к усталому виду парня, девушка переводит взгляд на письмо и спокойно отвечает: — Ты пришёл сюда, что бы я тебя слышала, а не слушала, иначе не стал прерывать дипломатическую переписку своими эмоциями. Опешив от такой наглости в сторону наследника трона, Эйгон открывает и закрывает рот, не в состоянии что-либо сказать. «Маленький потерянный мальчик» — думается ей, пока он стоит посреди комнаты. — Говоришь как моя мать. — Кто-то должен брать на себя такие обязанности, и в этот раз они легли на мои плечи. Поэтому прошу меня простить и оставить с делом государственной важности наедине. Беловолосый вновь замолкает и, какая удача, разворачивается в сторону выхода. Не к жене же он пойдёт, детям, нет — он снова захочет забыться в алкоголе и разврате. И девушка ничего бы в этом не видела, если бы ей не пришлось разгребать последствия: забирать полумертвого, еле стоящего на ногах из притона, пахнущего тошнотворными духами. А потом самостоятельно смывать с него все его грехи, самой становясь грязной. — Да какого ты себе позволяешь! — Эйгон со всей силы, на которую только способен после очередного запоя, закрывает двери. — Если Я захочу, то тебя не будет уже через час в этом замке и опорочу твоё имя на столько, что твои правнуки будут вспоминать прародительницу, как последнюю шваль! Вновь начинается очередная истерика. Парень кричит, бьёт по столу, угрожает немыслимой расправой и всё по кругу, а она только диву даётся: откуда у человека столько энергии, если ещё вчера Таргариен просил его не оставлять, слёзно рассказывая, что чувствует как умирает. — Эйгон, прошу тебя, выйди за пределы моего кабинета. — вставая с деревянного кресла, девушка замечает огонёк сомнения. — Я не позволю так с собой обращаться. Всё, что мне приходится делать и, иногда, в совершенно немыслимых условиях, — блондин взглатывает, понимает к чему ведут эти мысли и отказывается их принимать, — не больше, чем работа. Изнурительная, неприятная работа. Готовый на любые поступки, крон-принц не хочет и слышать этого. Только с её вниманием он чувствует себя нужным, важным… Живым. Заменив ему и заботливую мать, и переживающую жену, и поддерживающую сестру, и хорошую подругу — девушка стала всем для него, а он только работа? Нет. Если она интересуется им только в таком ключе, то ему стоит обеспечить полный рабочий день, без праздников и выходных. Он наконец-то уходит, окинув нечитаемым взглядом вытянутую фигуру напротив. Только после того, как его шаги удаляются в другой коридор, её лёгкие сипло выдыхают остатки воздуха. Уронив голову на собственные ладони, сухие, как пергамент, она пытается отдышаться. Только бы снова не напился.〜Aemond Targaryen〜
Это должен был быть очередной семейный ужин, где все Таргариены вели бы неловкие беседы, стучали столовыми приборами об наполненные тарелки и ждали, пока театр из притворства и жеманности будет окончен. Она бы села между братьями, поддерживая супруга и следя за Эйгоном, дабы он не напился раньше времени. — Может достаточно? — на тихий вопрос по правую сторону от себя, крон-принц хмыкает, допивая остатки вина в бокале. Одного жеста хватило, что бы слуга налил в кубок новую порцию. — Я пытаюсь забыть, среди кого нахожусь, — Эйгон усмехнулся, чокаясь с округлившимся животом невестки, — и к тому же, мне приходится пить за вас двоих. Смотря на представление брата с его женой, Одноглазый Принц сжимает заострённый нож, чем заслуживает внимание бастардов-Стронгов к своей персоне. Как бы он не отрицал, но отношение брата к их неродившимуся ребёнку было лучше, нежели к собственным детям. И понять причину этого, ему пока не удавалось. Однако Семеро перестали одаривать девушку своей благосклонностью после замужества. И пир, в кругу новоприобретенной семьи, приобретал всё более темные краски. Первым заговорил Люк, обращаясь к Эймонду: — Чем же ты так запугал девчонку? Рейнира тут же окликнула сына, но это только подогрело интерес подростка. Тот уже во всю ухмыляется, испытывая терпение дяди. Валирийская кровь стучит в висках, пока женская ладонь не находит его под столом. Она переплетает их пальцы, аккуратно и заботливо, словно никого, кроме них вокруг нет — и, чудо, это действует. Принц крепко сжимает её в ответ, показывая, как возлюбленная важна ему тут, с ним, поглаживая большим пальцем тонкую кожу тыльной стороны. — О, видимо, ты сказал, что покажешь ей свой глаз. — мальчишка подмигивает, заходясь в беззвучном смехе. Минутной перепалки, последовавшей после, хватило, дабы она поняла — дело дрянь. То, как муж вернул её руку на подлокотник деревянного стула и погладив напоследок, переглянулся с ненавистным братом, было достаточно. Хватает лишь мгновения, дабы приставить меч к шее маленького бастарда. Этого хватает и что б в зале начался кошмар: Эйгон с нескрываемым удовольствием впечатал лицо Джейкериса в стол, не разлив ни капли крепленого вина в руке — навык достойный короля; девушка отскочила к камину, прикрывая собой Хелейну; а Алисента и Рейнира пытались закончить всё мирным путём и разойтись. Только Дэймон остался в стороне. Наблюдение было его сильной стороной, и вот сегодня, оно дало ему новую пищу для размышлений. От цепкого взгляда не скрылись их ухаживания, сейчас, когда над ней возникла реальная угроза, тот старательно старается защитить её. Меч мальчишки летит через всю комнату к двери, падая от грамотного разоружения соперника, а к шее приставляется охотничий нож. — Эймонд, хватит! — она просит его остановится. Дикий, пропитанный желанием перерезать горло, как непослушному скоту, взгляд перемещается на суженную, что так мягко ступает ближе. Парень не боится запятнать их в непонятно откуда взявшейся крови, прикасаясь к обескровленным от страха щекам, похолодевшим рукам и скрытым под платьем животу. Он мысленно просит прощения у ребёнка и ни на секунду не сомневается, что тот его понимает — нужно было показать проходимцам, кто на самом деле здесь Таргариен. Девушка знает, как Эймонд тает рядом с ней, превращается в ласкового и нежного зверя, но не может не ответить взаимностью, прикасаясь к гладкой щеке. Она тут, она рядом — и никуда не уйдет, пока этот чёртов ужин не закончится.〜Daemon Targaryen〜
Даже переливание зелёных изумрудов на её шее не затмит восхищённый взгляд Деймона. Он одними глазами может сотворить с ней многое — колдун, забравший несчастное женское сердце к себе в коллекцию. Не спешивший убрать свои руки мужчина наслаждается тем, как украшение подошло девушке. Колье притянет взгляды, и покажет, чья она на самом деле. — И всё же безделушка, — откидывается на грудь стоящего позади Таргариена, споймав взгляд в зеркале, — как я. Ты откупаешься подарками от своей совести, Деймон, от меня. Очередная ухмылка, скрывающая сожалеющий взгляд. Сколько ей довелось таких увидеть, уже и не сосчитать, и их количество только росло с каждым новым днём: одна на рыцарском поединке, где его чуть тяжело не ранили; вторая, когда он уезжал далеко и надолго, казалось, что это хороший повод начать всё заново, но времени было недостаточно, что б его забыть и принц явился в аккурат окончания зимы; ещё одна, особенная, появлялась на валирийском лице при виде того, как Таргариен выходит в свет со своими женами. — Скольким женщинам ты дарил такие подарки, в попытке извиниться за своё присутствие в их жизни, а сколько их было? — девушка отходит, самостоятельно снимая украшение. — Какая по счету я? Единственная — именно это слово крутиться у него в голове, но он знает, что это самая наглая и отвратительная ложь. Сколько раз Дэймон доказывал обратное и совершенно не стеснялся. Только этот стал исключением, видя, как она страдает от своего положения. А другого дать мужчина не в состоянии. Оба знают, что иного пути найти не в состоянии, но продолжают верить в то, чего нет и никогда не было — возможности быть вместе, без каких-либо предубеждений. — Утомил ты меня, Таргариен, ой как утомил. — девушка оборачивается, упирается на стол и, искренне улыбаясь продолжает вести речь, — Я ухожу от тебя, завтра на рассвете уеду с торговым кораблем. — Не позволю. Первое, что вырывается с его рта. Опрометчивые слова, но она издевательски хмыкает. Музыкальные пальцы переплетаются между собой, выглядывая с длинных рукавов синего платья. — Я не спрашиваю твоего разрешения, просто ставлю в известность, что б в не вздумалось искать меня. А украшение можешь подарить будущей королеве. Неприкрытый намёк на Рейниру заставляет вспыхнуть стыдливый румянец на доселе белых щеках. Вот почему, она решила уехать только сейчас. — Оно твоё, я, ведь, уже говорил. Прикажу погрузить ещё один сундук, на другой земле тебе понадобятся деньги. Дэймон не старается скрыть тоски от любимой женщины. Любимой им и никем больше. — Это подачка за прошлое или будущее? — Мне не хватит всей сокровищницы Вестероса, что б возместить тебе ущерб за своё присутствие в твоей жизни. Позволь мне последнюю вольность. Таргариен не ждёт, пока девушка даст ответ, сам приближается и дарит прощальный поцелуй, касаясь дрожащими губами её холодного лба. Достав нож, за спиной ничего не подозревающей особы, резким махом срезает спадающую прядь шёлковых волос. На долгую память о той, что так и не стала его.