Аккорды нашей истории

-Сэм, -Да, малыш? -Думаю, мне нужна помощь.- Слова тяжело падают шепотом с губ. Пожалуй, это было вторым самым сложным, но очевидным признанием. Сложным, ведь для него нужно было набраться смелости и оглянуться назад. Открыть то, что старательно запирал Томми и в чем долгие годы варился Тесей, в то время как первый предпочел выколоть себе глаза и обезличить своего ребенка. Для слов нужно было увидеть прошлое Тесея и приложить усилия Томми. -Моя или профессионала? -Не думаю, что готов пересказывать свою "несчастную историю мальчика, у которого умерла мать" кому-то другому,- на последних словах, Томми невысоко поднял руки и согнул указательный и средние пальцы, показывая кавычки. Защитной реакцией всегда был либо смех и черная шутка, либо агрессия. Ко второму прибегать не хотелось, особенно, после событий последней недели. На злость уже просто не хватало сил. -Хочешь выговориться?- Сэм снова поставил чайник кипеть, молча готовясь к долгому разговору. -Пожалуй. В голове сгустились краски. Самыми сильными из них были красный и синий. Красный как кровь, рукава старого худи и боль. Красный как нескончаемое разочарование и гнев. И синий, перетекающий в голубой и бирюзовый. Как вечера, в которые всегда происходило нечто, закапывающее потуги Тесея верить в чудо. Синий как маркер, слезы, снег и грусть. Синий, почти прозрачный, как свежесть ветра, когда он падал из окна. И цвета смешивались, образуя насыщенный фиолетовый. Как аллиум на молодой зелёной ножке. Ножка такого же цвета, как худи Клэя или нашивки Таббо. Остатки красного были как на одежде Сапнапа, а рядом с ним был жёлтый. Странно, но жёлтый больше ассоциировался с Квакити, а какафонией всего вместе был Карл. Светлая синева вместе с зелёным вызывали чувство спокойствия, как Джордж. А когда смешивались красный и зелёный, получался коричневый. Коричневый напоминал пряники у Ники, грязь на свалке и обломки старой гитары. Перед глазами так и стояла картина. Уилбур, небрежно хватающий ее за гриф и опускающий инструмент в пакет. Как он нечаянно засадил несколько заноз, ведь не знал ее также хорошо, как Томми. И мальчик слишком хорошо визуализировал, как росписи его друзей и наклейки скрываются в чёрном полиэтилене. Как древесина прогибается и, не выдерживая напора мусоровоза, трескается. Как дека дробиться на несколько частей и только колки из металла остаются смотреть на смерть механизма со стороны. А затем был черный. В него больно окунаться и в нем ничего не видно. Чёрное пятно, покрывшее весь дом и проследовавшее за ним в мир грез. А может, оно родилось во сне. Может, именно Томми и создал его. Все, скрытое черным, не отображается в памяти. Через эту пелену может видеть только Тесей. Может, потому что научился. Научился, потому что тьмой управляет Томми. Неосознанно, импульсивно и боязливо. И сам же презирает последнее, ведь столь долгое время считал, что трусость присуща только Тесею. Томми постарается загладить свою вину и покажет ему как можно говорить о своих проблемах. А Тесей научит его прощать и вскроет старый чулан. -Думаю, меня сильно задевают поступки Уилбура.- мальчик с трудом выдавливает слова. - А ещё меня злит их удивление. -Неплохое начало. -Они пропали из моей жизни и буквально забили на меня хуй побольше, чем тот, который я положил на учебу. Я сам готовил, работал, убирался и жил. Я сам заботился о Таббо, Ранбу и себе! Я сам себе родитель.- последнее предложение Томми произнес твердо, почти разделяя каждое слово. -А иногда я чувствую себя так, словно пробежал восемьдесят марафонов всего за несколько часов. На самом деле, кажется, что я пробегаю эти марафоны каждый день, а потом меня сбивает грузовик, а потом реактивный самолет, который пилотировал кто-то, кто явно дал экзаменатору взятку.- что-то неуловимое скользило через поток речи мальчика. Казалось, что если раньше он еле говорил, то сейчас, из тени вышел ребёнок, кричащий : " Если мне больно, то я убежусь, чтобы об этом знали все". -И я чувствую, как во мне горит ненависть, но я не могу просто подойти и сказать: "Я буду жить отдельно. Прощайте.", не испытывая желания хорошенько им врезать, а потом свернуться в калачик и умереть. - за словами подтянулось и тело. Томми активно жестикулирует, а на особо нервных моментах всплескивает руками с невиданной до селе резкостью. -Если хочешь, то я могу "врезать" Филзе.- предлагает Сэм, переходя из режима "психолог" в "агрессивная защита". -Не стоит. Тебя ещё не хватало втянуть в моих тараканов. -Томми, твои проблемы- не тараканы. -Да, это как минимум сколопендры. Сэм тихо хмыкнул, прижав к губам чашку с напитком. Боги свидетели, если ему удалось откупорить бочку с гноем под названием "Здесь ничего нет и беспокоится не о чем, сука", то он точно не собирается закупоривать ее ещё на несколько лет. Однажды, она все равно прорвется. Он лишь может сделать это наименее болезненным. А может, Томми и сам видел эту бочку, но почему-то расковырять древесину решил только сейчас. Не из-за того, что она ему мешает, а потому что новый гной уже некуда девать. -Я не хочу даже думать о том, что они узнают о моих песнях.- потому что если они узнали, то Томми превратится а разочаро... Стоп. Постойте-ка. Если он уже давно стал разочарованием для этой семьи, то что его останавливает? Он уже на самом дне и дальше падать некуда. Почему бы не уйти красиво? -Сэм. -Да? -Мне нужна бумага, ручка и телефон. Я планирую нечто грандиозное.

***

Уилбур проснулся, чувствуя себя абсолютным дерьмом. Эквивалентом слова говнище. Последней сукой, если уж на то пошло. Ночь грызла его изнутри. В его старой комнате было душно и невыносимо тихо. Интересно, Тесей так жил все время? Томми- поправил его внутренний голос. Хриплый и немного скрипучий. Когда Томми первый раз заговорил с ним, то он почувствовал удивление и некое странное узнавание. Это был не голос его девятилетнего брата, чего и стоило ожидать, но было ощущение, что он уже слышал его раньше. Уилбур перевернулся на другой бок и попытался отогнать непрошеную мысль. Стоит подумать о чём-то другом. В темноте комнаты парень заметил старый крюк для поддержки гитары. У Томми был такой же в комнате для его собственного инструмента. А рядом была другая гитара. Уилбур залился краской от стыда и метнулся лицом к стене. И как он только мог додуматься выкинуть гитару? И этот дурацкий локон. Что бы он ни делал, все выходит только хуже! И что его каждый раз останавливало, когда он, хотя бы раз в год, на день рождения, собирался позвонить брату?! Страх- тихо хрипел разум. Боялся, что он ничего не забыл. Избегал родного брата, своего Тесея, как чуму. Уилбур захотел ударить себя по голове, но не стал этого делать. И он действительно не забыл. А ты до сих пор думал, что им можно повелевать как младенцем? Что пара подарков и извинений залечат то, что ты сделал? Уилбур попытался оправдать себя перед... собой, наверное.В конце концов, он был ребенком! Томми тоже был ребенком! Правда ошпаривает не хуже кипятка. Потом по правде проходится лёд стыда, который быстро плавится и закипает, снова раздражая полученные ранее ожоги. А завершает все простая человеческая грусть. Она оставляет за собой пустоту. А затем снова приходит вина. Она как камень, обвязанный веревкой, второй конец которой окутывает его шею и все тенет, и тянет, и тянет вниз. Уилбур не знал от чего уснул. То ли от изнеможения, то ли от мысленного удушья, но знал, что это было беспокойно. Сон-это слишком громкое название для состояния, в котором пребывал Уилбур. Скорее дрёма, ведь проснулся он от скрипа ступеньки на лестнице. Осознавая, что больше он скорее всего не заснёт, музыкант принял решение одеться и выйти из комнаты. Как и ожидалось, Техноблейд не растерял привычки вставать с петухами.* Мужчина стоял на кухне и размешивал растворимый кофе. -Утро. -Утро. Было бы глупо назвать его "добрым", ведь это не так. -Выглядишь дерьмово.- спокойно заметил розововолосый. -И ты не лучше. Техноблейд не заплетал своей тугой косы. Вместо этого волосы его торчали в разные стороны, образуя воронье гнездо. Стали формироваться небольшие тени под глазами и в целом он выглядел так, будто сон его тоже обошел стороной. Забавно, но они оба засмеялись. Чуть позже сели за стол и просто стали говорить. Говорить не о будущем или этих шести годах, а о прошлом. О старых воспоминаниях до смерти Матери. -Я помню как ты пытался научить Тесея ставить аккорд С, хотя его пальцы еле вмещали один лад. Техноблейд откинулся на стуле и расслабленно отпил из чашки. -А я помню, как папа запретил тебе давать Томми деревянный меч, но ты вырезал такой же их пенопласта и картона. -Томми?- Техно вопросительно выгнул бровь. Уилбур на секунду замолчал. Верно, его брата тогда не было рядом. -Так..так он теперь себя называет. Вновь стало тихо. Похоже, другой обрабатывал информацию, но через мгновение снова вспомнил о былых деньках. -Помнишь как он садил нас всех на диван и устраивал тот странный стендап? -Ага. А потом он где-то услышал шутку про два стула. Кухня наполнилась смехом. Это было одним из самых забавных воспоминаний, ибо видеть красные лица родителей, а потом их объяснения что такое "хуи дрочёные" было действительно уморительно. -Я до сих пор думаю, что это ему рассказал Шлатт.- утирая слезы смеха, сказал Уилбур. За таким перебором случаев прошло все утро. Позже к ним спустился Фил, а потом начался завтрак. -Уже одиннадцать. Может, позовём его сюда? Думаю, нам стоит обсудить произошедшее. - предложил Техно. Если брат что-то предлагал, то с вероятностью в восемьдесят процентов, он не хотел в этом участвовать. Парадоксально? Ещё как, но в этом весь Техноблейд. Фил стоял у плиты, ведь доверять готовку одному из его сыновей было опасно для жизни. Вот и остался один Уилбур. Глубоко вздохнув, он все же вышел из кухни и направился к лестнице. Некоторые ступеньки протяжно взвыли, но Уилбур не обратил на это никакого внимания. Небольшой корридор и вот он у белой деревянной двери. Она обклеена стикерами, целыми и ободранными. Самой большой наклейкой было " Не входить! Убьет!". Ухмыльнувшись про себя, Уил постучал. За дверью не послышалось ничего. Ни шороха одеял, ни тихого мата. Это было не то чтобы удивительно, скорее всего Томми ещё дуется. Он ненавидит тебя. И весьма заслуженно. -Томми, вставай. Мы приготовили завтрак. По ногам из щели под дверью прошлась волна холодного воздуха. -Мы можем поесть хлопья, как в детстве. Не заливая молоком. Но никто не ответил. Тишина прошлой ночи стала неприятно давить на затылок. Ветер под ногами не улучшал ситуации. -Томми, я вхожу. Но дверь не открылась. Конечно, чего ещё он мог ожидать? Где-то теплилась надежда на то, что сейчас его брат откроет дверь, и они дружно спустятся вниз. Будет куча слёз, криков и обещаний, но в конце концов, всё наладится. Томми простит их, а они примут нового его. А может, где-то там будет прятаться тот самый Тесей? Надежда умирает последней. Уилбур знал как взламывать такие замки. На ручке есть небольшое углубление и если его провернуть, то старая дверь должна открыться. -Томми, я вхож..- Комната выглядела разрушенной. Так, будто в ней произошло ограбление. Часть одежды валялась на полу, одеяло свисало с кровати, дверки шкафов и ящиков были выдвинуты, а окно открыто на распашку. Тонкая полупрозрачная шторка безвольно и насмешливо поднималась и опускалась ледяным ветром. Твою ж мать. Уилбур подбежал к окну, но кроме огромного помятого сугроба под ним ничего не было. Картина начала складываться. Тесей сбежал. Тесей, едрить его налево, сбежал. Он все ещё помнит.