Магический хакинг

      Гермиона Грейнджер всегда была умной девочкой — гораздо более умной, чем большая часть окружающих ее людей. Ну, во всяком случае, ей хотелось в это верить.       С самого раннего детства она только и делала, что училась, стараясь быть во всем лучшей. Вместо игрушек — книги. Вместо прогулок — книги. На занятиях всегда отвечать. Заниматься самостоятельно, чтобы угодить родителям. Она боялась в этом признаться даже самой себе, но ее родители были настоящими тиранами. Казалось, это даже не люди, а два каких-то долбанных робота, которые строго следуют какой-то программе.       Она во всем должна была быть лучшей. Идеальной девочкой. Никаких прогулок — «вот выучишься и будешь гулять». Никакого общения с ребятами вне круга общения родителей — «а то нахватаешься у них всякого — стыда не оберемся». Никакого джиу-джитсу, которым она грезила — «не женское это дело, ты будешь заниматься балетом». Не получила высший балл — будешь наказана. Не слушаешься — будешь наказана. Посмела поступить по-своему — «да лучше бы мы тебя в детский дом отдали». Пожаловалась на что-то — «да как ты смеешь, тварь неблагодарная!». Разумеется, подобное отношение не пошло ей на пользу. Желая понравиться родителям хоть в чем-то, она жилы рвала, действовала наперекор себе, ломала собственную сущность, но это не помогало.       Когда она узнала, что является волшебницей, она очень испугалась. В понимании ее родителей — прагматичных во всем до мозга костей — она должна была стать лучшей из лучших. Если она маг и превосходит основную массу людей, то и требования к ней должны быть выше, чем к прочим подросткам. Ей были закуплены самые лучшие вещи, чтобы нельзя было списать какие-то неудачи на неисправности.       И Гермиона старалась. Она следовала установкам родителей, выбивалась вперед. В итоге — ни друзей, ни подруг, ни какого-либо уважения от кого-либо, кроме мадам Макгонагалл, что с самого начала отнеслась к ней со всей строгостью и была довольна ее успехами чуть больше, чем успехами остальных.       Она первая превратила спичку в иголку, первая заставила проклятое перо левитировать… Да что там, даже профессор Снейп не слишком сильно ругал ее зелье. И в Хогвартсе не было вечно недовольных родителей. Так что Гермионе казалось, что в этом мире она что-то значит, что она ничуть не уступает никому из родовитых волшебников, а то и превосходит их. Но и это длилось недолго. Гермиона привыкла, что для того, чтобы обладать большими возможностями и овладевать тайнами магии, нужно много работать, читать книги и много тренироваться самостоятельно. Тем больнее для нее стала реальность.       В ноябре, сразу после ситуации с троллем, Гермиона решила поближе познакомиться с легендарным мальчиком-который-выжил. Она много читала о нем и много слышала от однокурсников. Она считала, что они обязательно подружатся. Она мечтала о том, как она посвятит его во все тайны маггловского мира, — почему-то она свято была уверена, что Гарри живет в магическом мире - а он взамен расскажет ей все о магии. Мечтала, как будет помогать ему с домашними заданиями — как она слышала, у Гарри с ними проблемы, а потому она считала его не очень умным — а он будет ей рассказывать о каких-нибудь штучках в магическом мире. И в будущем, может быть, их дружба выльется во что-то большее.       Реальность болезненно ударила по ней уже в первые дни. Как она ни старалась, захватить лидерство в этой паре ей не удавалось. Гарри оказывался во всем на шаг впереди. Казалось, он издевается над ней. Гермиона была умной девочкой. Как ей казалось, самой умной если не во всем Хогвартсе, то среди сверстников. А потому она пыталась во всем казаться осведомленной. Выхватив нового друга в библиотеке, она подумала, что он ищет сведения для домашней работы и предложила помощь. Однако же, в тот момент Гарри подошел к мадам Пинс и попросил какую-то «Магнум Опус Чарм» за авторством Елены Равенкло. Не удержавшись от любопытства, она попыталась попросить у мадам Пинс копию, но…       — Вам еще слишком рано читать такие книги, милая моя, — тепло улыбнулась ей смотрительница библиотеки. — Обычно такие книги я вообще не выдаю студентам младше пятого курса.       — Но вы ведь выдали такую Гарри! — возмутилась тогда Гермиона.       — Мисс Грейнджер, — устало покачала головой мадам Пинс. — Вы начитанная девушка. И у вас правда большой багаж знаний. И потому уверяю вас, в момент, когда вы станете хотя бы вполовину… Хотя, нет… Хотя бы на четверть такой же умной, как мистер Поттер — я лично вам вынесу этот фолиант.       Гермиону, разумеется, это задело. Впрочем, она не отнеслась к заявлению смотрительницы библиотеки серьезно. Мало ли, может у них с Гарри какие-то свои договоренности. Однако же, это был тревожный звоночек.       Вторым «звоночком» стало поведение Гарри, когда его никто из однокурсников не видел. Ну, или когда он думал, что его никто не видит. Исчезала напускная веселость, испарялась разом вся несерьезность и непосредственность. Взгляд моментально леденел, в движениях появлялась невероятная уверенность и размеренность, будто у какого-нибудь древнего божества. Такой вот «взрослый Гарри» спокойно общался с профессорами на такие темы, от которых у Гермионы голова кругом шла, хотя на уроках он никогда толком не отвечал и вообще старался не быть на виду больше, чем ему того хотелось. Например, у профессора Макгонагалл он на полном серьезе расспрашивал о возможности превращения отдельных атомов и даже демонстрировал некоторые результаты своих опытов. Профессор Макгонагалл, в зависимости от его слов, бледнела, краснела и даже зеленела. А профессор Флитвик и вовсе не мог сдержать крепкого словца от некоторых решений Гарри — тем более, что полугоблин был деканом Равенкло.       Гермиона пыталась хотя бы немного понять, что из себя представляет ее приятель. К ее стыду, она не поняла ровным словом ничего. Гарри был выше ее во всем на порядок, хотя она отказывалась в это верить. И именно по этой причине она держалась от Гарри несколько отстраненно. Она считала, что либо он жульничает, либо он какой-нибудь пришелец, замаскированный под Поттера. Или даже путешественник во времени… Гарри, услышав как-то раз ее доводы, взамен предложил ей «включить мозги».       С тех пор прошло около трех лет, но ситуация так и не поменялась. Мало того, Гермиона затаила на Гарри обиду: именно из-за него она постоянно оказывалась на втором месте в рейтинге. А ведь родителей не волновало, что ее соперник явно жульничал. Ведь нельзя же и впрямь знать столько всего! Родителям было важно только то, чтобы она была первой. А все остальное… Это неважно для них. Чертов Поттер! Гермиона даже топнула ножкой от возмущения.       — И кому буяним? — раздался за ее спиной голос. Ехидства в нем было столько, что Гермионе захотелось приготовить мешок и собрать излишки.       — Гарри?! — спросила она. — Ты что тут делаешь?! Это гостиная Гриффиндора!       — В смысле «что я тут делаю»? — не понял Гарри. — У меня тут концерт сегодня. Ребята позвали — я пришел. Не смотрела объявления с утра, да?       Гермиона поджала губы. Он еще и играет! Интересно, на чем, кроме нервов преподавателей? И почему она ни разу не замечала? И ведь это точно не в первый раз, если кто-то с факультета его услышал и пригласил. Интересно, кто…       Гарри тем временем отошел к окошку и… Боже! Он что — курит?! А ведь равенкловец и в самом деле достал из кармана пачку сигарет, вынул одну никотиновую палочку, щелчком пальцев — хотя Гермионе могло и показаться — поджег ее и с удовольствием затянулся, оперевшись на подоконник. Этого Гермиона уже выдержать не могла. Она поднялась из кресла, пошла к нему.       — Эй! Здесь курить запрещено!       — В самом деле? — удивился Гарри, вновь затягиваясь дымом. — Если тебя это успокоит — я закрыл себя сферой воздушного пузыря. Ни запах, ни побочные дымы не пройдут.       — Курение вредит легким!       — Но помогает мозгу, — не согласился Гарри. — И, раз уж человек — это сеть нервной системы под управлением именно мозга, то легкие могут и подождать.       — Легкие обеспечивают организм кислородом.       — Увы. Непростительная слабость плоти. Может быть, однажды, найду способ безопасно удалить лишние внутренности из тела и заменить их электроникой и магией.       — А это возможно?! — удивилась Гермиона.       — Разумеется, — кивнул Гарри. — Взгляни на Грюма. В частности — на искусственный глаз, в который, судя по всему, встроен рентген, тепловизор или прибор ночного видения. Ну, и обзор в триста шестьдесят градусов там же. А ведь это только один имплантат. И вообще — плоть слаба, металл — вечен.       — А не проще бросить курить?       — Ой, да ладно. Это же не конопля, а простая сигарета. Тем более, что для мага нет пределов и вылечить повреждения легких не так сложно, — Гарри в две затяжки докурил, испарил окурок, повернулся. — Может, скажешь уже, что у тебя происходит?       Гермиона насторожилась.       — В смысле?       — Ты идешь наперекор себе, — припечатал ее Гарри. — Я не слепой, как многие думают. Вижу, что книги тебе навязаны кем-то или чем-то. Ну, в смысле, что проводить время за книгами и вообще быть правильной-правильной в нашем возрасте вот так просто нельзя. Где бунт? Где стремление показать миру всю себя?       — Может, это мое естественное поведение?       — Станиславский сказал бы: «не верю!», — Гарри положил на подоконник чехол, что до того сиротливо стоял у стены, открыл замки. — Психология диктует три основные причины настолько сильного перелома своей сущности: посттравматический синдром, страх разочарования и сексуальное насилие. Едва ли последнее, хотя я ничего не исключаю. Ну, так что у тебя?       — Зачем ты вообще этим интересуешься?! — нахмурилась Гермиона. Снова Гарри оказался умнее, чем она сама. — Чего тебе от меня надо?       — Ты — моя подруга, вообще-то. Вредная, конечно. Иногда — не в меру приставучая или занудная, иногда — наивная, как двухнедельный котенок. Но чтоб мне всю жизнь писать код на одних мнемониках — ты мне, как минимум, хорошая приятельница. А друзья для того и нужны, чтобы помогать разобраться там, где сам не справишься.       Он улыбнулся, глядя на совершенно потерянную от такого признания Гермиону.       — Слушай, ты не виновата, что не можешь выйти впереди меня. Ты и правда умница, в отличие от многих десятков обезьян с палочками, что населяют эту школу. Но не надо себя так насиловать. Смерть от истощения и выгорание от постоянных интеллектуальных перегрузок тебе будут совсем не к лицу.       — Но ты же постоянно меня избегаешь! И специально делаешь так, чтобы быть впереди…       — Я? — удивился Гарри. — Странно, я полагал, что проблема с тобой… Я бы с удовольствием с тобой общался, если бы не Уизли. Ты уж прости за прямоту, но Рон паразитирует на тебе и весьма активно отгоняет всех остальных желающих с тобой общаться.       — Это неправда! — вспыхнула Гермиона. Да как он вообще смеет! — Рон — мой единственный хороший друг и… И…       Она запнулась. Ведь и в самом деле, что «И»? Рон знал не очень много, был ленив и бестолков. На учебу его подталкивала она, цеплялась за каждое поползновение рыжего гриффиндорца, опасаясь потерять друга. Что бы она ни спросила — Рон не знает. Как устроено общество магов — а это было ей так сильно нужно — он пояснить не смог, отделавшись общими фразами в духе «есть добрые и злые, злые — все, кто против Дамблдора». Как устроена магия, он, живущий в магическом мире с рождения, не знал. Да и вообще, казалось, он знает только про шахматы, квиддич, еду и про то, как завидовать тем, кто хоть чем-то лучше его. Гермиона покраснела, Гарри снова улыбнулся ей.       — Не переживай. Людям свойственно ошибаться. И, возвращаясь к своему вопросу, я повторюсь — из-за чего или кого ты ломаешь саму себя? Убиваешь творческий потенциал ради оценок и чьего-то там одобрения.       — Ты не поймешь, — покачала головой Гермиона. — Мои родители…       — Значит, все же дело в родителях? Деспоты, выросшие во времена, когда больше ценилась оценка в бумажке, а не реальные знания, а потому не способные отличить ум и знания от оценок и регалий? Вечно недовольны, что ты оказываешься на втором месте в рейтинге учеников, а не на первом. Вечно заставляют обучаться, хотя максимум, чего они сами добились — какой-нибудь мелкий бизнес или работа клерком в компании средней паршивости. Плавали, знаем. Не переживай. Такие люди никогда не будут довольны до конца и всегда найдут, к чему прицепиться.       Гермиона кивнула. В глубине души она тоже так считала, просто никак не могла признать, что взрослые — тоже люди и тоже, наверное, могут иногда ошибаться или быть несправедливыми просто «потому что».       — Ты правда так считаешь?       — Разумеется, — кивнул Гарри. — Вспомни отношение Снейпа к моей скромной персоне — и ты убедишься, что я прав.       — Профессора Снейпа, — машинально поправила Гермиона.       — Тогда уж Мастера Снейпа, — хмыкнул Гарри. — Насколько я знаю, ученое звание профессора он не получал, в отличие от того же Флитвика. И называют его так просто для того, чтобы не выбиваться из общепринятого в Хогвартсе порядка. Так что расслабься и получай от жизни удовольствие. Если что — тебе всегда есть, к кому обратиться и даже — к кому сбежать, если что.       — И что мне делать? — сглотнув, спросила она.       — Сейчас — просто наслаждаться музыкой, — Гарри открыл чехол, достал из него простую акустическую гитару. — Это, конечно, не бас-гитара Ньюстеда, но постараюсь не испортить никому вечер. А потом… Знаешь, если тебе действительно хочется расширить кругозор и свой круг общения — приходи завтра после обеда в гостиную Равенкло. У меня есть некоторые интересные проекты, которые я сам при всем желании не сделаю в одиночку. И даже в компании с Невиллом не сделаю, хотя он во многом был инициатором безумных идей похлеще Луны…       — Например, выращивание металлических деревьев?       — Каких деревьев? — не понял Гарри. — А, ты, наверное, про органический металл… Забудь, это была неудачная идея. Конечно, потенциально это — бесконечный источник возобновляемого металла, но растет долго, ухода требует много, металл не слишком пригоден для обработки в земных условиях и вообще изначально предполагалось просто вырастить два образца и подарить профессору Спраут на день рождения, — он улыбнулся. — И вообще, это была инициатива Невилла, тут к нему все вопросы. Но, в целом, ты права — проекты у нас, порой, совершенно безумные и грандиозные. Правда, есть небольшой список правил.       — Каких? — как-то слишком быстро спросила Гермиона.       — Правило номер раз: все, что происходит в лаборатории, остается в лаборатории. Правило номер два: забудь про слова «это невозможно». Правило номер три: безумная идея — это тоже идея. Правило номер четыре: три чашки тройного эспрессо за ночь — это норма. Правило номер пять: ни богов, ни господ, ни авторитетов, кроме твоей команды. И я тебя прошу — не спрашивай про правило номер тридцать четыре.       Гарри уселся в кресло, пальцы легли на струны. Удар — и вся гриффиндорская гостиная разом затихает, будто по волшебству. Гермиона успела заметить, что в «логово львят» набилась толпа народу. Тут были хаффлпаффцы, много равенкловцев — уж кто-кто, а они точно знали, что Гарри играет. Были даже двое слизеринцев с младших курсов — правда, сидели обособленно и делали вид, что они здесь случайно. Основу слушателей, впрочем, составлял Гриффиндор. Гарри подмигнул кому-то в толпе, поймал ритм — и запел, весьма талантливо аккомпанируя себе же на гитаре.       — So close, no matter how far… Couldn't be much more from the heart… Forever trusting who we are… And nothing else matters…