Одержимость

Сквозь плотные, телесного цвета шторы, еле проникал свет. Круглые настенные часы медленно и раздражающе тикали, говоря о том, что шёл десятый час утра. Долгожданные выходные, когда не нужно рано вставать и стараться не опоздать в учебное заведение. Растянувшись на кровати, высокий юноша лениво сбросил одеяло на пол и нехотя приподнял тяжёлые веки. Создавалось впечатление, будто его ресницы были склеяны термоядерным клеем и оттого в углах глаз скапливалась жидкость. Дверь в комнату внезапно распахнулась, отчего плечи ещё не проснувшегося парня инстинктивно дёрнулись, и в комнату влетела девочка двенадцати лет. У неё были длинные светлые волосы, которые немного завивались в кончиках. Молодая особа бесцеремонно отодвинула ткани с окон, запуская в небольших размеров комнату яркий дневной свет, режущий глазные яблоки и заставляя карие глаза слегка слезиться. На комнатных стенах висели плакаты некоторых групп, в паре десятков сантиметров от двери стоял небольшой коричневый шкаф с зеркалом. Ближе к окну занимали своё место захламлённый горой вещей стул и небольшой круглый стол со шкафчиками, а в углу комнаты покоилась деревянная двухместная кровать, на которой некоторое время назад спокойно спал Осаму. Девочка разгребала ногами бутылки из под энергетиков, чтобы можно было свободно ступать по этой берлоге: — Как ты здесь живёшь вообще?! — спрашивала сестра. В комнате был несусветный бардак, какой обычно творится в обители какой-нибудь алкашни. Но Дазай алкашом не был, он просто ленивый, вот и конец песни. На постоянные советы отца убраться в комнате, парень отмахивался рукой и продолжал игнорировать наставления. Девочка подросток еле пробралась к потягивающемуся и закрывающему лицо от резкого солнечного света кареглазому парню и надвисла над ним: — Эй-эй! Рота, подъём! От этого внезапного крика, парень чуть не свалился с кровати, протянув недовольное: «Бля-я-ть.» — Итак, мне очень нужны твои наушники. Срочно. Но в твоей помойке нельзя найти абсолютно ни-че-го! Ты свин, Дазай, — вопила Элис и открыв первый ящик в столе, начала вываливать всё содержимое на пол, — Куда ты убираешь свои вещи? Где эти чёртовы наушники... — А тебе точно одиннадцать лет? Орёшь как сапожник, ей богу. Наушники твои лежат на тумбочке в коридоре. Жди ответа на вопросы, а не вываливай все мои вещи из шкафов, Элис, — поднимаясь и хмуря брови недовольно ответил Дазай и поморщился от неприятного ощущения крошек под ступнями. — «Этот срач всё же стоит убрать...» — обречённо выдохнул Дазай, соглашаясь со своими мыслями. Дверь захлопнулась, Элис проигнорировала совет о том, что стоит дожидаться точного ответа и ушла. Две минуты жизни прошли за бестолковым разглядыванием белой двери с какими-то старыми наклейками, отклеивать которые он не хотел. Юноша окинул взглядом весь масштаб загрязнения, разочарованно склонил голову, понимая, что всё это убирать он будет один. Размяв руки и шею, шатен побрёл к ванной комнате, чтобы превести себя любимого в порядок. Ступив голой ногой по холодному кафелю, парень поёжился. После нескольких секунд привыкания, он опёрся на раковину, открыв холодную воду и подсунув холодные ладони под приятную струю. В зеркало на него смотрел уставший худощавый парень, с сильными мешками под глазами и растрёпанными волосами. — «Я будто в запое был», — ухмыляясь своему отражению и проводя руками по лицу подумал парень. По окончании своего пребывания в ванной комнате, он проходил мимо большой гостинной, где младшая сестра, Элис, сидела в наушниках, упёршись лицом в монитор ноутбука и взволнованно ахала. Зайдя в просторную кухню, парень дотронулся до чайника. Горячий, это хорошо. Заварив себе кофе и приоткрыв окно, он сел на подоконник и услышал, как открывается входная дверь. Отец вернулся. Мори Огай был хирургом в местной больнице и часто задерживался на своих сменах. Улыбнувшись сыну и махнув ему рукой, он прошёл в гостинную. Из комнаты сразу же стали слышны звуки приветствия отца с младшей дочерью, которая, похоже, уговорила отца посмотреть с ней её сериал. Мори очень любил свою дочь и абсолютно ни в чём не мог ей отказать, однако она не всегда отвечала ему тем же. Часто отец приносил ей подарки, которые он обычно очень долго и старательно выбирал, но Элис каждый раз недовольно смотрела на принесённое и капризно делала замечания, указывая на всё, что ей не нравится. Дазай считал её обычной избалованной девчонкой, которой давали почти всё, что она хотела. Ему в детстве даже внимания, как ребёнку, не уделяли. * Мори постоянно был на работе, потому что считал должным обеспечить своему сыну хорошую жизнь, но времени для какого-либо внимания ребёнку не было совсем. Домой приходил глубокой ночью, когда сын предавался Морфею. Когда маленький Осаму пытался дождаться отца, чтобы провести с ним хоть немного времени, Огай извинялся перед сыном, целуя того в макушку и засыпал, стоило ему дойти до кровати. Свою мать Дазай запомнил, она ушла, когда ему было 14. Всей душой он ненавидел эту женщину. Когда ему было пять, он стал замечать, что в дом часто приходят какие-то мужчины. Почти всегда его выводили гулять, а когда довольная мать заводила его домой, мужчин уже не оказывалось. Эта женщина никогда не интересовалась Дазаем, странно вела себя и постоянно водила домой непонятных людей. Она уходила и оставляла его одного, иногда приводила своих странных подруг, которые всегда липли к Осаму и общались с ним не так, как обычно общаются с детьми его возраста. Некоторые упоминали, что он так же привлекателен, как его отец, отчего мать недовольно кривилась. После ухода матери парень не чувствовал особой потери. Он вообще её не чувствовал, он был счастлив этому событию. Позже, в их семью пришла новая женщина, она была высокой блондинкой с зелёными глазами и стройной фигурой, на которую Мори явно положил глаз. Так и было, потому что через девять месяцев родилась маленькая Элис. Но через два месяца после рождения девочки, она заподозрила мужа в измене и совершила самоубийство. Какая глупая женщина, однако. Даже самому Мори это показалось печально-забавным. После двух браков, Мори перестал пытаться наладить свою личную жизнь и теперь совсем перестал замечать Дазая. Он слишком сильно был похож на мать. Понимание того, что это его родной сын и ему наверняка больно, заставляло сердце мужчины сжиматься до минимальных размеров, но он ничего не мог с собой сделать. Но Элис... Он обожал дочь за сходство с её матерью. По началу Осаму таил глубокую обиду, но потом понял, что это бессмысленно. * Ближе к вечеру, Осаму, довольный тем, что пересилил себя и превратил свою обитель в место обитания нормального человека, лежал на своей кровати, закинув одну ногу на другую. Комнату освещал тусклый тёплый свет настольной лампы, а телефон издавал звуки, оповещающие о новых сообщениях. Дазай уже несколько минут вёл диалог со своим сокурсником, Анго, который в очередной раз озадачился тем, что у него нет личной жизни. Но диалог, по какой-то причине, перешёл совсем в другое русло: Сакагучи Анго: Эй, Дазай, как-то много внимания ты стал уделять этому рыженькому с дизайна. Не уж то, девушки надоели? Дазай Осаму: Да ты свихнулся. Мне никогда не надоедят девушки. А этот рыжий... Да просто так, смешной он, интересный. И не шутит о том, что я скоро стану пидорасом. Сакагучи Анго: О чём ты предлагаешь думать человеку, который за всё время дружбы с тобой, наблюдал море разных красавиц вокруг тебя, а тут почти месяц и не одной? Дазай Осаму: Думаешь, это делает меня пидором? Ведь правда, Дазай уже месяц совершенно не обращает внимания на женский пол. Совсем. Его мысли полностью захватил рыженький мальчик с дизайнерского курса. Но нет. Он не может быть таким. Он всё так же заглядывался на своих одногруппниц в мини-юбках и рубашечках. Но все мысли о девушках быстро уходили на второй, а то и на третий план, стоило Накахаре Чуе только предстать пред очами Осаму, который по неволе начинал улыбаться. Окончив дружескую переписку со своим товарищем, юноша откинул свой телефон на вторую подушку и подложил руки под голову. Что же такое...