***
— Не может же быть всё так просто! Их должно что-то ещё связывать, — беспокойно бегал глазами Лёша по чертам лица подруги, успокаивающе гладившей его волосы. — Их рост, — Лагунова продолжала перебирать волосы в пальчиках, — они все были от 175 и выше. Дима сказал, что все они состояли в модельном агентстве «Star Garden» — сказочный вариант стать знаменитой для обычной девочки. Человек на фото — главный фотограф. Он частенько зависал в «Эврике», когда я там работала, и он является главным подозреваемым. Доказательств для задержания мало, поэтому собирают факты. — А он вообще какой? Ну, этот мужик? — поинтересовался Лёша, ловя взгляд Сони. — Может замечала что-то подозрительное? — Нет, — перевела глаза с окна Лагунова, немного улыбаясь. — Заказывал чай, травил шутки, довольно милый. Дима сказал, что он уже был осуждён за что-то раньше, но получил условку. — Сонь, ты можешь не продолжать, — Макаров знал привычку подруги рассматривать что-то, когда тема разговора не слишком приятная и диалог поскорее хочется закончить, поэтому осторожно коснулся щёки девушки, — их найдут, я уверен. Вспомни как Гром, Дима и Юля вывели Разумовского на чистую воду. — Да, — тихо сказала она, быстро моргая и смахивая с глаз выступившие слёзы, — ты прав. Сердце Макарова болезненно сжалось при виде состояния подруги. Лагунова, не смотря на внешнюю холодность и отрешённость, обладала глубокой эмпатией и могла переживать, увидев объявление о продаже котёнка, но ни при каких пытках и угрозах не сказала бы об этом. Ей нужно отдохнуть, подумал Лёша, мягко сжимая кисть девушки.***
Бешеная скорость, рев мотора, свист ветра в ушах, мелькающие картины знакомых улиц. Визг шин, быстро стучащее сердце в собственной груди и глаза цвета синего турмалина, наполненные слезами. Стойкий запах железа в носу, бурлящий адреналин в крови и стальная хватка по всему телу, не дающая даже перевести взгляд с этого на что-то другое, лишь бы не видеть багряную лужу на грязном асфальте. — Кир, ты вообще слушаешь? — возмущенно выдал светловолосый парень, пихая Гречкина в плечо. — Да, — заморгал Кирилл, желая смахнуть с глаз пелену от воспоминаний ужасного сна. — Что я сказал? — самодовольно улыбнулся и сказал тот, скрещивая руки на груди. — Гречкин — заноза в заднице папаши, — зло прошипел он, успокаиваясь, что мысли не до конца овладели его вниманием и он услышал слова друга. — Мне надо отдохнуть, есть идеи? — Закрытая вечеринка, — в глазах Кирилла блеснуло облегчение и привычная спокойная заинтересованность, — завтра. Адрес скину, с меня сюрприз. — Отлично, — ухмыльнулся Гречкин, потирая подбородок, и вдруг переменился в лице. — Тох, в прошлый раз твой сюрприз шантажировал, что залетел от меня. — Кончай, Кир, — отмахиваясь, Антон встал с места и подошёл к столу. — Тебе надо отдохнуть, сам сказал. Молодой человек достал сигарету из пачки, подцепил одну губами и щёлкнул зажигалкой. Взгляд Кирилла неосознанно прирос к жёлтому пламени, немного дрожащему от открытого окна. Тёмная пустынная улица, освещаемая парой старых фонарей, и силуэт вдалеке, отбрасывающий на мокрый асфальт длинную тень. Кирилл разворачивается и бежит, бежит со всех ног и, когда оборачивается, понимает, что ни на шаг не сдвинулся с места, а в воздухе стойкий запах горечи корицы и призрачности ландыша. Оглушающий звук падающей на дорогу капли заставляет Кирилла подойти ближе, он борется с этим желанием, ведь знает исход, но ноги сами несут его к человеку под фонарём. Капюшон красной толстовки скрывает лицо, но Гречкин знает, что через пару секунд он снова увидит россыпь веснушек на влажных щеках и всё те же синие глаза, наполненные слезами. Хочется спрятаться, убежать, скрыться от этого взгляда, но он приковывает к месту, пускает по телу электрические разряды. Резкая вспышка, и всё вокруг объято огнём, смертоносным и беспощадным. — Будешь? — молодой человек вытянул сигарету из протянутой пачки.***
Язычок пламени освещал комнату, рождая приятные мерцания на углу стола. Лёша снова опустил глаза на тетрадь, думая как бы не сойти с ума от собственных догадок. Запах апельсина от свечи возвращал Макарову уверенность в здравии собственного ума всякий раз, когда он выдвигал всё более и более смелую теорию и подтверждал её фактами. Протерев глаза и усмехнувшись, Лёша решил прочесть всё, что написал. — Гречкин знал, чья это комната и намеренно пришёл сюда, но не стал злорадствовать, а значит унижение — не его главная задача, — юноша театрально-истерично кинул лист на пол, подняв брови вверх. — Это, блять, бред какой-то. С какой стати ему подбрасывать подарок и после спрашивать об этом. Если бы хотел извиниться, то сказал бы об этом и не заказывал здесь сцены, а значит… Макаров сорвался с места, поднимая листы с пола, и выбежал в направлении комнаты Лагуновой. — Что скажешь? — нервно закусывая губу, спросил он. — Скажу, что ты ебнулся, раз столько думаешь о нём, — осуждающе прошептала девушка и, тихо выдохнув, сбавила обороты. — Макаров? — Да? — непонимающе спросил Лёша, надеясь услышать от подруги слова, которые успокоили бы его не на шутку разыгравшееся воображение. — Нет, ты здесь написал фамилию и обвел, зачем? — Он назвал меня по фамилии, — сконфуженно проговорил Лёша на выдохе, словно отчитывался за плохую оценку. — Да втюрился он, — устало усмехнулась Соня, разворачиваясь к двери. — Ты издеваешься? — Ни сколько, солнышко, — ласково протянула Соня, скрываясь за дверью. Врываться в девчачью комнату было как-то неприлично, тем более он бы не выдавил из Лагуновой ни слова, юноша прекрасно это знал. Вернувшись в комнату, Лёша задумчиво оглядел листы с собственными записями, аккуратно сложил их в ящик стола и оставил попытки понять Гречкина. Пружины кровати скрипнули под весом Макарова, прохлада одеяла успокаивала и расслабляла. Лёша закрыл глаза, прислушиваясь к гулу Питера: где-то вдалеке слышались веселые голоса, шум машин и близко, будто прямо под окнами играла скрипка. Аккуратно водя смычком по струнам музыкант извлекал из куска дерева настоящее волшебство, проникавшие под кожу, становящееся летним дождём, после которого расцветают прекрасные цветы. — Бросай курить! — сказал кто-то, задорно смеясь. Макаров с ужасом распахнул глаза и понял, что говорили те самые ребята, которых он слышал раньше. Но не по себе стало не от этого. В голове всплыл голос Гречкина, всё такого же дерзкого и своевольного, с немного вьющимися волосами цвета тёмного шоколада и живой искрой в смеющихся глазах, он не был агрессивным или опасным, от него пасло загадочностью, непредсказуемостью. Не по себе стало от того, что в воспоминаниях он не казался враждебным, а наоборот привлекательным. В нём было что-то, что не подчинялось никаким логическим выводам или хотя бы эмоциональным порывам, Гречкин словно хаотичный маятник — стоит качнуть и только успевай следить. Лёша закусил губу, нервно выдыхая ругательства, и повернулся на бок к стене, скрываясь от свежести под одеялом. Кажется, ему было 11, когда при прочтении серии восхитительных книг о мальчике-который-выжил, Лёша непрерывно чувствовал особую химию между Гарри и Драко и с замиранием сердца перечитывал отрывок про квидич из третьей книги. Тогда он подумал, что тут не просто всепоглощающая взаимная ненависть на фоне соперничества двух волшебников с разных факультетов, а самая настоящая страсть, кипящая в жилах обоих. Отношения, будь то рабочие или дружеские, мужчин всегда были прозрачно ясными для Макарова, но в тот момент в воду капнули стойкой краской, заставляя разузнать об этой страсти больше. Просмотр нескольких фильмов, чтение соответствующей литературы показали маленькому Лёше, что взаимосвязь, глубокая и сильная, может быть не только между женщиной и мужчиной, и он не видел в этом ничего неправильного, развращающего и аморального. Напротив, эта страсть вдохновляла, открывала глаза, толкала на совершение безумных поступков, приносящих после счастье в чистом его смысле. Эта страсть была живой и энергичной для Лёши, потому что он вдруг понял, почему иногда краснел под взглядом одноклассника, внимательно слушавшего его рассказ. И, кажется, именно тогда Лёша осознал свою ориентацию, однако принять её было немного сложнее из-за влияния задиристых друзей. Однако, застав однажды двух раскрасневшихся старшеклассников, целующихся под лестницей, Макаров чётко для себя решил избавиться от душащего груза в лице токсичного окружения и оборвал с ними дружбу. — Только не вздумай это всерьёз, — попросил вслух самого себя Лёша, зажмуривая глаза. — Ой, да ладно, могу я просто помечтать? Перед глазами снова улыбка Гречкина, не выглядевшая больше ядовитой, и его тяжёлый и томный взгляд. Макаров готов поклясться, парень буквально поедал его серо-голубыми льдинками глаз, воображая что-то очень грязное и пошлое, что отражалось в самых этих глазах. Как Лёша не отрицал и не убеждал себя в обратном, но Кирилл привлекал его, в эстетическом соображении — в эпоху Возрождения изгибы его мышц непременно запечатлели на картине или заморозили бы в статуе. — До чего ты докатился, Лёша, — тревожно прошептал он. — Используешь Гречкина как объект восхищения?! Макаров вдруг подумал, что слово «используешь» забирает слишком много смысла из подсознания юноши, и пора бы послушать внутренний голос. И вот, лёжа на кровати в помятой футболке и растянутых спортивных штанах, слегка дрожа от сквозняка, Лёша хитро ухмыляется в потолок собственному безумному, но такому заманчивому плану, а вскоре и вовсе заливается довольным хохотом, отражающимся от холодных стен комнаты.***
— Пчёлкина, выкладывай, — требовательно сложил руки на груди Макаров, содрогнувшись от фантомного грозного взгляда Грома, которому ой как не понравилось бы такое обращение к Юле. — Зачем мы едем туда? — Как зачем? Веселиться, — поправляя прическу, сказала Юля. — Ты взяла рабочий телефон, — продолжал стоять на Макаров. Юля вдруг дернулась как от удара током и покосилась на юношу, словно он угрожал ей стволом. Досадно выдохнув, она жестом попросила Лёшу нагнуться к ней. — В клубе сегодня будет информатор по новому делу, — прошептала девушка, обдавая щёку Макарова теплым дыханием, — а для папочки я в отпуске, поэтому мы идём туда на концерт. — Ах, вот оно что, — усмехнулся Лёша, кинув взгляд в сторону кухни, где «папочка» готовил ужин. — Игорю ни слова, понял? — твёрдо сказала Юля, стуча пальцем по груди Макарова. — О чём мне ни слова? — спросил стоявший в проёме Гром, бегая взглядом от девушки к юноше. — Ни о чём. — Юля решила меня напоить, — перебил Лёша, наигранно испуганно хлопая ресницами. — Пчела, ты серьёзно?! — возмущённо выпалил Гром. — Ты не так понял, — начала оправдываться Юля. Лёша, воспользовавшись небольшой ссорой, отошёл к окну и проверил телефон. Ни одного нового уведомления. Она не писала. В груди что-то защемило, слегка надавливая на лёгкие, но Макаров отмахнулся и вернулся к зеркалу.***
Внешне клуб не отличался от других, что были разбросаны по всему Питеру: те же амбалы-охранники с одним недоверчивым выражением лица, та же пара девушек, организм одной из которых перестал справляться с алкоголем и решил вывести его, а поддержка второй обострилась во много раз, и та же яркая и привлекательная вывеска. Если выйти из клуба и сразу же повернуть налево, а затем направо, можно оказаться в грязном и практически непроглядно тёмном переулке, где точно сношались, и не раз… Внутри основного зала господствовал умеренный простор: длинная стойка из голубого стекла, высокие барные стулья отвратительного красного цвета, пару столиков рядом с баром и площадка, которая, вероятно, раньше была занята остальными столами, а сейчас расчищена специально перед концертом. В другие помещения Макаров не рискнул заглядывать, потому что с первой секунды пребывания тут Юля беседовала с парнем у бара, и смысла отвлекать её не было, а потеряться не хотелось.***
Пальцы аккуратно нанизывали бусинку за бусенкой на прозрачную невесомую леску, формируя изящный ряд. Соседок не было уже около 20 минут, хотя они заверяли Соню, что «да мы на минуту к Диме, за картами». Пустота давила на Лагунову, поэтому она старалась не сидеть без дела, когда оставалась одна. Может быть, было бы спокойнее, если бы он был рядом или хотя бы, блять, в конце этажа, в своей комнате. Лёша молчал, но гордость и уверенность в своей правоте не позволяли Соне первой идти на подписание мира. Он обиделся, но это было так глупо и неразумно, что не хотелось об этом думать. Однако, на телефон пришло уведомление, резким звуком разрезая почти ставшую приятной тишину и заставляя девушку вздрогнуть. Подушечка пальца неприятно заныла от пронзающей кожу иголки. «Спустить, пожалуйста. Тебя вызывают в участок» Раздражённо прорычав, Соня накинула на плечи толстовку, скользнула ножками в ботинки и вышла из комнаты, зализывая кровоточащую рану на среднем пальце. У ворот её ждала патрульная машина и Ирина Васильевна, беседовавшая с полицейским. Увидев воспитанницу, на лице женщины мелькнуло облегчение и привычная спокойная улыбка. — Садитесь, — вежливо сказал молодой полицейский, окинув оценивающим взглядом Лагунову. В сиденья были вшиты вставки из теплой, но невыносимо колючей верблюжьей шерсти, только так можно было объяснить общий дискомфорт девушки. Она подумывала пересесть на место рядом, так как Ирина Васильевна села спереди, но встретилась глазами с патрульным в зеркале, от взгляда которого снова стало не по себе. Лагунова откинула голову на мягкую подушку подголовника и стала рассматривать мелькающие за окном здания. Яркий свет ламп заставил девушку сощуриться после приятного мрака автомобиля. Опустившись на стул, Соня взволнованно посмотрела воспитательницы глаза в ожидании сотрудника. Лагунова надеялась, что разговаривать с ней будет Дубин, потому что отвечать на одни и те же вопросы не хотелось. Её выдернули из комнаты в холодный вечер Питера ради того, чтобы она играла роль попугая, повторявшего одни и те же слова, и это жутко раздражало. Люди в форме до сих пор пугали её, потому что каждый раз она вспоминала как к ним домой приходили полицейские с новостью об очередном алкаше, упившимся до смерти. — Благодарю вас за ожидание, — Дима подошёл к столу с папкой в руках, и раздражение Сони испарилось, словно его и не было. — Появились некоторые подробности. Соня, когда Вы последний раз были в «Эврике»? — Два года назад, последняя рабочая неделя выпала на Хэллоуин, — пытаясь унять непонятную дрожь, она натянула рукава толстовки до кончиков пальцев. — Что-то случилось? — Пропавшая связалась с родителями и сообщила, что всё хорошо. Вы не знаете, что означают эти символы? — на протянутом Дубиным листке была аккуратно выведена закорючка. Бросив на Диму быстрый взгляд, Соня смущённо потупила глаза. — Омега. Буква латинского алфавита, — непонимающе ответила она, снова чувствуя дрожь. — Соня, прекрати, — с улыбкой на лице прошептала Ирина Васильевна, метнув озлобленный взгляд на девушку. — Как он связан с подозреваемым? — нажал Дима, продолжая излучать спокойствие и контроль, отчего давление не вышло грубым. — Я не знаю, честно, — взволнованно протараторила девушка, чувствуя на себе два пристальных взгляда. Один, принадлежавший воспитательнице, прожигал её левую щеку, второй Дубина, от которого к щекам приливала кровь, сжигая их ни чуть не меньше, чем взгляд Ирина Васильевны. — Хорошо, — спокойно выдохнул Дима, и Лагунова смогла уловить в этом лёгкую раздосадованность. — Если вспомните, позвоните, пожалуйста. — Прошу прощения, — женщина встала, указывая на разрывающийся от звонка телефон, и отошла. — Лейтенант Дубин, — сглотнув, быстро прошептала девушка. — Да? — оторвавшись от бумаг, молодой человек внимательно рассматривал лицо Сони. — Я была там неделю назад, — осторожно сказала она, следя за реакцией полицейского. Она готова была к ярости, удивлению и негодованию. — Я знаю, — ухмыльнулся Дима, возвращаясь к бумагам. — Отсматривал записи с камер и заметил знакомое личико. Почему Вы это скрыли? — Тише, — повелела Лагунова, наклоняясь к лейтенанту, — я расскажу, но, пожалуйста, два условия. — Это какие же? — игриво прошептал Дима, тоже наклоняясь. — Называйте меня просто Соня и не говорите об этом Ирине Васильевне. Неделю назад у меня было отвратное настроение, а в «Эврике» мне всегда становилось легче, поэтому я подождала, пока все уснут, и сбежала. Сами понимаете, если бы об этом узнало руководство, я бы тут не болтала с Вами. — Ирине Васильевне об этом ни слова, понял, — пытаясь сдержать приятный смех, Дима прикрыл рот кулаком. — Иногда вещи не то, чем кажутся. Дубин хотел лишь разрядить обстановку, показать, что никакой опасности нет, но нахмуренные брови девушки породили напряжение в молодом человеке. — А если это не похищение? — задумчиво спросила Соня, слишком осознанно для 17-ти летней девушки глядя на полицейского. — Где же условия выкупа и всё такое? Сами подумайте, зачем похитителям давать жертве связываться с родителями, ну, если только они не хотят подружиться с семьёй девочки. — Чтобы убедить родственников в том, что всё в порядке, и пропавший в бегах, — удивленный рассуждениями девушки Дубин поджал губы. — Когда заманивают в секты, происходит абсолютно то же самое, чтобы никто не заподозрил, что эта религиозная община стала тоталитарной. — То есть это не может быть побег? — расстроенно выдохнула Лагунова. — Не холодно? — вдруг спросил Дима, заглядывая в глаза, Соня испугалась, что он заметил её дрожь, и попыталась расслабиться, чтобы устранить тремор, хоть и выходило плохо. — На улице 10 градусов, Соня. Она проследила за взглядом Дубина, который впился в её колени, опустила глаза и тут же закрыла лицо ладонями от крепкого стыда. Собираясь, Соня забыла переодеть пижамные шорты на штаны, потому что спешила, а женщина не заметила этого, потому что была на взводе. Щёки вспыхнули алым огнём от собственной невнимательности, однако тут же девушка оторвала руки от лица и с любопытством посмотрела на Диму. В жизни Сони не было ничего ужаснее и сильнее желания, которое возникает спонтанно, из-за неправильного стечения обстоятельств, потому что оно транслируется в голове голосом, становящимся всё громче и громче до тех пор, пока желание не претвориться в реальность. — Вы переживаете, что и меня могут украсть? — томно протянула девушка, заглядывая в глаза молодому человеку, находившемуся всего в 10 сантиметрах. — Ты можешь оказать содействие в деле, — смято выпалил Дима, уходя от взгляда девушки, но тут же пристально, особенно искренне стал рассматривал голубизну глаз, — не хотелось бы потерять столь полезного человека. — Соня, нам пора, — Соня отстранилась первая, услышав голос Ирины Васильевны. — Простите, что так вышло. У девочки сейчас усиленная подготовка к экзаменам, стресс. Ладно, мы пойдём. До свидания. — Позвоните, если что-то вспомните, — повторил Дубин, улыбаясь в след Лагуновой.***
Музыка играла достаточно громко, чтобы поднять общий уровень энергичности, но алкоголь усиливал этот эффект. Лёша допивал второй коктейль, ему нравилось наблюдать за тем, как уровень сладкой синевато-зеленой жидкости уменьшался в стакане. Юля давно потерялась где-то у столиков, пару раз приходила проведать Макарова, заказывая новый коктейль себе или юноше, и с лучезарной улыбкой уходила, пританцовывая. Лёше было не так весело: вокруг куча незнакомых людей, которые отрываются, познают друг друга, а он сидит и пьёт в одиночестве. — Можно ещё один? — перекрикивая музыку, спросил юноша у бармена, указывая на стакан. Он оглянулся, будто мог найти в толпе кого-то знакомого, с кем можно было бы поговорить и заглушить тоску, заполнявшую душу. — Привет, котёнок, — жаркий шёпот рядом с ухом запустил по телу табун мурашек.