5-й погонщик. Я — музыкальных дел мастер, господин Ланцелот. Еще мой прапрапрадед начал строить этот маленький инструмент. Из поколения в поколение работали мы над ним, и в человеческих руках он стал совсем человеком. Он будет вашим верным спутником в бою. Руки ваши будут заняты копьем и мечом, но он сам позаботится о себе. Он сам даст ля — и настроится. Сам переменит лопнувшую струну, сам заиграет. Когда следует, он будет бисировать, а когда нужно, — молчать. Верно я говорю?
Музыкальный инструмент отвечает музыкальной фразой.
© Е. Шварц, «Дракон»
— Всё-таки норны — редкостные суки, — Ян отрешенно улыбнулся, философски закатив глаза. Сейчас он находился в объятиях опирающегося спиной о край джакузи Райнхарда, оседлав его бедра. Райнхард, напротив, считал, что сейчас ему везет. — Я бы сформулировал так: пока мы вместе, у нас есть возможность исправить ошибки, — произнёс он вслух. Сейчас, правда, ни о каких ошибках он не думал, потому что гораздо интереснее оказалось гладить чужое тело. Первоначальная растерянность из-за отсутствия опыта прошла, и он смаковал ощущения. Райнхард обычно терпеть не мог, когда к нему прикасается кто-то кроме сестры и Кирхайса, и чувствовал себя изголодавшимся не только по сексу, но и просто по близости другого человека. — И всё же, ты выглядишь грустным, — Ян, на реплике Райнхарда успевший допить остатки вина, мягко улыбнулся, но в глазах застыло лихорадочное, жадное нетерпение. Райнхард, к которому уже относительно вернулась способность соображать, чувствовал, что Ян пребывает в том напряженном состоянии, когда некоторые люди чтобы начинают искать сексуальных приключений и могут вытворить что-то нетипичное для себя. С некоторыми перепадами он находился в нём ещё с покушения. Сейчас же он, кажется, больше хотел продолжить, чем разбираться, что происходит у Райнхарда в голове, но решил быть правильным и прогрессивным демократом, обязанным просвещать погрязшего в пучинах сексуальной безграмотности имперца. — Если у тебя есть какая-то грань, за которую ты не хочешь переступать в сексе, или тебе хочется обсудить… — Ян, я спокойно отношусь к сексу и мне всё равно, что мы оба мужчины, — на самом деле, Райнхард терпеть не мог заниматься чем-то, в чём не мог быть лучшим, и теперь чувствовал себя примерно так же, как когда докопавшись до отчёта одного из министров обнаружил, что совершенно ничего не понимает в экономике. Ну, не возвращают жители Рейха тридцать процентов микрозаймов, а более половины заёмщиков берут кредиты чтобы оплатить предыдущие кредиты, дальше что, Феззан сойдет с орбиты? Но разбираться ему ещё придется, слишком долго он оставлял подобное на откуп Оберштайну. — Если ты ждёшь, что я начну ставить какие-то условия, типа, что хочу быть только сверху, я принципиально не буду этого делать! Яну надо ясно дать понять, что строить из себя жертву насилия у него ни при каких условиях не выйдет. И, кажется, такой как будто бы уступкой Райнхард выиграл раунд. По крайней мере, Ян явно не нашелся с ответом, вместо этого больно, наверное, до синяков сжав пальцы на плече. Как будто мало прокушенной губы… Но, если бы вино не ударило в голову, Райнхард бы не решился наговорить что-то подобное. — Дай мне забыться, — в бездонных тёмных глазах Яна сейчас было что-то маниакальное. — Странно, с тобой мне так просто, как будто мы всю жизнь вместе, так странно… — повторил он ещё раз. «Естественно, чего меня стесняться, ты же всё равно меня ненавидишь». — Ты сам-то пробовал что-то ещё с мужчиной? — Райнхард не был уверен, что хочет знать ответ: нравы в Альянсе много свободнее, впрочем, по сравнению с пресыщенными имперскими аристократами демократам оставалось курить в сторонке. Разница была в том, что в Альянсе самым важным считалось осознанное согласие и совершеннолетие участников, а в иерархическом Рейхе с этим было… иначе. Имперская пропаганда, правда, рассказывала про Альянс совсем другое, но Райнхард в это не верил, если говорить в целом, а не об отдельных эксцессах. Садисты и преступники есть везде, вопрос в том, насколько правительство готово бороться с ними. Настоящей проблемой было то, что стоило ему представить Яна с другим мужчиной, как перед глазами появлялась багровая пелена ярости, хотелось просто убить любого возможного соперника. Хотя убийства из ревности, честно говоря, тоже входили в категорию того, с чем правительство должно бороться. Конечно, Императоры всегда позволяли себе то, что не могли их подданные, но Райнхарду подобное казалось каким-то… мелочным, что ли. Недостойным. — На самом деле, я мало чего пробовал, — Ян с неожиданно мрачным лицом на секунду отодвинулся. — Говорю же, с тобой просто. Раньше меня хватало только на то, чтобы стоять в углу и смотреть издали. Я очень долго любил одну девушку, а она любила музыку и моего друга. Интересно, кто это был? Точно же не жена — она не занималась музыкой и не была влюблена в какого-то друга. Из всех Яновских приспешников, чьи досье он изучил, только эта жена вызывала у Райнхарда настоящую антипатию, даже несмотря на то, что являлась армейским офицером, а у него некоторая слабость к сильным женщинам. И не из-за ревности, как можно было бы подумать, а из-за того, что она, как он считал, предала своего отца. Она росла без матери, как и они с сестрой, да только на этом сходство заканчивалось — её-то отец обожал и никогда бы не продал за бухло, как их отец Аннерозе. Наоборот, заботился о дочке и даже помог получить должность при обожаемом ею Яне, какая внимательность! Вот бы его папаша хоть раз в жизни озаботился вопросом, чем Райнхард вообще интересуется! Вообще, из Альянсовских деятелей как раз Гринхилл был для него наиболее по-человечески понятен. И ему легко было представить, как незадолго до смерти он хотел получить от любимой дочки хотя бы сообщение. Но ей же надо было доказывать свою преданность Вэньли, не до отца! Ему не хотелось думать, что любовь Яна можно заполучить раболепием, что ему это действительно нравится, это унижало самого Яна. Райнхард предпочитал считать, что Вэньли по-настоящему мог полюбить только интеллектуально равного — то есть его, — а эта девчонка просто была рядом и скрашивала одиночество. Но такие зацикленные люди бывают опасны. Среди некоторых аристократов Рейха болезненная любовь-одержимость считалась чем-то романтичным, возвышенным, но Райнхард находил подобное опасным и глупым, хотя, по сути, сам не заметил, как стал одержим Яном. Но он просто не понимал, что его чувство может перерасти во влюблённость, считая его желанием сломить противника или заполучить ценного союзника. А эта девчонка ему с подросткового возраста чуть ли не молится — Ян для неё трофей, кумир, ради обладания которым можно предать кого угодно. Если она узнает, что он любит кого-то другого, никто не предскажет, что она может вытворить, в том числе убить его — доступ к оружию ей никто не ограничивал, а по навыкам контактного боя она, судя по данным разведки, много превосходит своего мужа. Но Ян говорил о какой-то другой женщине. Может быть, о невесте его друга, которая пошла в депутаты? О ней в досье тоже упоминалось, точно, она работала училкой музыки! Райнхард внезапно вспомнил, как смотрел какой-то фильм, где юная наложница старого императора завела роман с молодым музыкантом, и ревнивый самодержец приказал выбросить соперника из окна. Правда, та женщина, Джессика, кажется, была старше Райнхарда лет на десять, так что, возможно, ему не стоило бы прибегать к столь радикальным мерам, даже если бы она осталась в живых. Возможно, это она бы убила его из ревности, а не наоборот. — Ты сейчас прямо как про мою сестру сказал, — Райнхард криво усмехнулся. Он давно чувствовал, что на самом деле они с Яном очень похожи, хотя самому Яну наверное кажется, что они — очень разные. — Ладно, я не был влюблен в Анне. Наверное. Если серьезно, то, что было при дворе «счастливого дедушки» Фридриха, ну, полный пиздец. За разврат никого не наказывали, кроме самых ужасных случаев. Например, если офицер изнасиловал младшего по званию, и тот повесился, то если тот был дворянином, то может зашевелились бы. Из-за простолюдина — вряд ли. При том, что официально никакого гомосексуализма в империи нет, а если есть, то только как результат коварной демократической пропаганды. Мне были противны эти люди в целом, и то, что крепостных часто использовали буквально как секс-рабов, но то, что секс может быть разным, мне ясно. Если честно, я так рад, что ты не один из них… Райнхард прикусил язык, поняв, что сказал лишнее: если он рад, что Ян не имперец, то из этого логически вытекает, что ошибкой было присоединение Новых территорий, и ошибкой было предлагать Яну служить себе, ведь сама принадлежность к Империи по словам самого Райнхарда выглядит как что-то негативное, и никто не заставлял его говорить это! Чтобы отвлечь Яна от скользкой темы, Райнхард резко притянул его к себе и поцеловал, развязно и зло, наконец-то у него получилось это сделать! Ян застонал и снова схватился за плечи, больно сжав пальцы. Райнхарда самого захватала горячая сладкая волна растекшегося по телу жара, он сам вцепился в бедра Яна, так, что, наверное, оставил синяки, но сейчас не это казалось важным. Слегка придя в себя, он чуть опустил руку, касаясь Яна более откровенно. На пробу слегка сжал мошонку, погладил, надавил сильнее. Больше всего было интересно, как он отреагирует, если ввести в него пальцы — будет стонать и закатывать глаза или голову отгрызет? Но если бы Райнхард умел трезво оценивать риски, он бы не стал Императором.