Тысяча и одно лето

Таким, как он, снятся одни и те же сны. В детстве они были безобидны - тёплый очаг, яркое солнышко, мягкий огонёк свечи, иногда, может быть, костёр, и неизменно - он сам. Он летал с огнём крылом к крылу, рядом с солнцем, и каким бы раскалённым оно не было, для него это тепло нежнее маминого крыла. Огонь теплился в груди, заботливо укрывал собой в пору вьюги и задорно звал поиграть в разгар лета. Огонь пах детством и азартом. Гран просыпался при первом свете. Разгорячённый и пылающий, как его сны. С годами его сны менялись. В пламени он начинал видеть истории, и не все они заканчивались хорошо. Пламя грызло его обидчиков, семью и друзей, зарождалось смертоносной лихорадкой в лесном стане. Огонь - чистый азарт, и когда он вырос из него, пламя перестало его жалеть. Он никогда не был ему другом, несмотря на то, как слепо верил, что они одной крови. Гран просыпался с жаром. Чувствовал себя разбитым, слабым и перегревшимся на солнце. И очень напуганным. В стенах Академии он видел совсем другие сны. Он больше не боялся смотреть в огонь, зная, что пламя не может ему навредить, пока он властен над собой. Ему рассказали, что то, что с ним происходит - нормально, и сны это хорошая возможность научиться себя контролировать. Учёба продолжалась и во сне. Днём он изучал природу своих сил, а ночью - заглядывал в своё сердце. Учился их применять. Жить с пламенем душа к душе, не давая себя обжечь. Гран не высыпался. Он вставал уже уставшим, но каждое утро был доволен собой и успехами, которых достиг во сне. Сны напоминали ему о том дне, когда он совершил ошибку. Поступился своими клятвами и остался один посреди пепелища, единственный, кто не сгорел в пламени, потому что с рождения держит его в сердце. Огонь забирал с собой всех, но только не его. У огня были ядовито-зелёные глаза, горечавково-синяя чешуя и доброе сердце. Она пылала ярче солнца. От её криков слезливо сжималась душа, так хотелось помочь, прикоснуться, обнять и успокоить. Но у него был долг. И он обязывал её убить. Гран просыпался от кошмаров с мыслью, что иного выхода не было. Огонь во сне медленно его иссушал. С таким трудом отбитый у жадных адаякси дракончик после нескольких бессонных дней тихо дремал на тёплых камнях. Таким, как он, полагается спать только на них. Он был грязный и тощий, как подвальная крыса, и по всему телу виднелись следы цепей и кнутов. По словам капитана, островитяне держали рабов, и какая ирония, что теперь их императоры сами попали в рабство к чужеземцам с материка. Но Грана мало волновали завоевательные успехи адаякси. Морские виверны ему так же опротивели, как солдатам Ордена - убирать за Рухом. Грана беспокоил жар. Ещё с момента появления в Звёздном Пути дракончика душила лихорадка, и тепло, исходившее от его чешуи, ошущалось даже если просто стоять рядом. Капитан утверждал, что они с самого начала замечали за ним странности, но Гран не спешил с выводами. Он склонен считать, что адаякси не церемонятся с пленниками, и птенец мог просто простыть в сыром подземелье на холодных островах после жарких тропиков. Но сейчас сомнений не осталось. Чешуя спящего раскалилась настолько, что вода испарялась, не успев её коснуться. От жара рядом с ним расплывался воздух, слезились глаза и пересыхало в горле. Он хрипло и тяжело дышал, с глухими стенаниями метался по камням, и на его чешуе то и дело вспыхивали крохотные язычки пламени. Гран, не умеющий ни читать мысли, ни заглядывать в чужие сны, мог с точностью дотошного учёного пересказать сон дракончика. У таких, как они, сны одинаковые.