This Side of Paradise

      Начало нового дня, после пятнадцати нажатий « отложить будильник », Чуя, наконец, пробуждается и идет заниматься утренними процедурами, следуя своему распорядку дня. Далее как обычно — разбуди детей, заставь их поесть, отправь в школу. По дороге к учебному заведению он напоминает Гин, что после уроков она отправляется на балет, от чего девочка волнительно взвизгивает.       — Я стану лучшей балериной во всем мире, — мечтательно тянет малышка, раскинув руки, как птичка. Остановившись на мгновение, она тянет брата за руку: — Они-чан, ты тоже должен пойти со мной!       Рю хмурится, опуская взгляд на толстый шарф, обмотанный вокруг шеи. — Я не хочу два часа сидеть без дела и наблюдать, как ты танцуешь.       — Так танцуй со мной!       — Я не хочу.       — Почему?!       — Это глупо. Мальчикам не свойственно быть балеринами, — бормочет Рю, пиная ногой маленький камешек. Диабло радостно преследует его, идя на поводке в руке Чуи.       Вдруг рыжеволосый ощущает сильный рывок, чуть не заставивший его опрокинуться. Чуя достаточно сильный, но когда дело доходит до ротвейлеров, это, конечно же, не имеет значения.       Схватив Чую за руку, Гин яростно хмурится. — Почему мальчики не могут быть балеринами?! Это несправедливо! Я хочу, чтобы Они-чан тоже был балериной!       — Эх, — Чуя выдавливает из себя милую улыбку — кажется, сколько времени с детьми он ни проведет, менее неловко он чувствовать себя не станет, — на самом деле, мальчики тоже могут заниматься балетом. Да и вообще, неважно кто ты есть. Важно, чтобы тебе это нравилось.       — Видишь! — В миг глаза Гин наливаются слезами. — Ну потанцуй со мной! Я не хочу танцевать одна!       Рю смотрит на Чую с таким знакомым недоумением. — Правда?       — Правда. — Он кивает. — Ты можешь стать кем угодно.       — Даже звездой? — спрашивает Гин.       — Ну, смотря какая звезда ...       — Блестящая!       Улыбка Чуи дрогнула, а на горизонте показалось школьное здание, поглощенное толпой других детей.       Это нелепо. Ревновать любимое дело к ребенку. И все же выходит так. Может быть, « ревность » — неподходящее слово, потому что он действительно надеется, что Гин и, возможно, даже Рю когда-нибудь откроют для себя красоту балета. Прилив эндорфинов, когда принимаешь позу. Восхитительная растяжка тела. То, как ты забываешь обо всем в тот момент, когда начинается музыка, и все — весь гнев, напряжение, повседневные проблемы — перетекает в ритм, который течёт по жизни. Да, ему бы хотелось, чтобы они когда-нибудь это почувствовали. Ему хотелось, чтобы и он мог снова почувствовать.       Последующие несколько часов его дня пролетают слишком быстро, так что, когда Чуя заканчивает беседу со своим отцом, он набирается терпения, дабы пережить и нахождение рядом с Дазаем, и поездку в балетную школу. Открывая дверь комнаты, перед ним нарисовалась картина поднимающего руку Дазая, вероятно, парень собирался постучать. Он невольно хмурит взгляд.       — И почему у тебя всегда такое выражение лица, когда видишь меня? — Спрашивает Дазай, ступая за ним. — Я уверен, что на мое лицо не так уж противно смотреть.       — Проблема не в твоем лице. Проблема в тебе.       Дазай хмыкнул так, словно Чуя сделал ему комплимент. Но это не комплимент.       Все-таки, Гин выходит одна, взволнованно садясь в понтовый, но чертовски сексуальный черный Lexus Дазая. Чуя невесомо проводит рукой по приборной панели, чего не может не заметить гребаный урод Дазай. — Автомобильный фанат, а?       — ...может быть.       — Кто знает, может, Фицджеральд подгонит тебе машинку.       Чуя не настолько везучий, но было бы неплохо. Когда машина заводится, он с недоумением смотрит на Дазая. — Так ты типа не знаешь, что я выиграл?       — Нет. Он объявлял о призах только победителям, да и я был слишком занят, убеждаясь, что ты не валяешься где-то мертвый в переулке. Так что мне было не до твоего выигрыша.       Скрестив руки на груди, Чуя смотрит в окно, тихо проговаривая: — Если ты ждешь извинений, ты их не получишь.       — Извинения бесполезны, если ты и дальше будешь вести себя как ребенок. Каким бы милым ни было то, что тебя волнует верны ли тебе, пожалуйста, в следующий раз скажи мне, куда ты собираешься.       Чуя хотел было выругаться, расставить ему по полочкам, что именно он думает о верности, но холодный взгляд Дазая остановил его. Заставив осознать. Это не Дазай манипулирующий мудак. Это Дазай, который манипулирует мудаком, целенаправленно пытающимся взбесить шатена, таким образом выводя на эмоции, потому что они могут быть громче слов.       Дазай видит, как от осознания голубоглазый вскипает, потому он просто пожимает плечами, снова сосредотачиваясь на дороге. — Ты такой предсказуемый, Чуя.       — Ты ... — Единственная причина, по которой Чуя не заканчивает предложение это то, что на заднем сиденье сидит Гин, слишком молод, а ей определенно рановато слышать лезущие в голову оскорбления.       — Этот год будет веселым, — лениво комментирует Дазай.       Чуя тихо шипит, вырисовывая ногтями узоры на ладони.       В воздухе повисает довольно неловкая тишина — до тех пор, пока они не прибыли к месту назначения, от чего Гин нарушает её бесконечным потоком возбужденной болтовни.       Чуя, в принципе, её понимает. Школа выглядит намного красивее, чем он ожидал — определенно более привлекательна, чем та, в которой он учился. Это не должно вызывать особого удивления, поскольку предложение изошло от Йосано, а она, как и семья Цусима, и почти все в их проклятом маленьком кругу, решают все хорошими деньгами. Но все же рыжеволосый до сих пор не может привыкнуть к таким роскошным раскладам.       Гин затаскивает его внутрь здания, и, к большому разочарованию Чуи, Дазай не остался в машине. Ну, конечно, он тоже пойдет за ними.       Здание внутри такое же красивое, как и снаружи, залитое бело-золотыми цветами и с невероятно ярким освещением. Женщина, суетящаяся возле входа в танцевальное помещение, мило указала им путь, поэтому они без труда находят нужный кабинет, обстановка которого до боли знакома Чуе, но он и подумать не мог, что когда-нибудь снова увидит его.       Но вот он здесь.       И это почему-то приятно.       Комната все же отличается от той, в которой он провел немало лет. Окна расположены немного выше, а цвета совсем необычные, но горе воспоминаний, проникающее в него, не заостряет внимание на деталях. Со стороны доносятся шаги приближающейся к ним молодой девушки.       — Коё Одзаки. А это, должно быть, маленькая Гин, верно?       — Да, это я!       — Отлично. Сегодня ты сможешь и понаблюдать, и попрактиковаться. Ты взяла с собой специальную одежду, о которой мы говорили по телефону?       Гин поворачивается к Чуе с выжидательным взглядом, пока тот возвращает потерянный дар речи, прежде чем ответить. — Да, конечно. Вещи в твоей сумке, Гин.       — Люси, — маша рукой, Коё зовет девочку. — Покажешь малютке Гин, где она может переодеться?       Когда две девочки уходят, вежливая улыбка спадает с лица Коё. Перемена настроения настолько внезапна, что возвращает Чую обратно в реальность. Коё, которая, вероятно, является инструктором по танцам, высокая и элегантная, с рыжими волосами, собранными в тугой хвост. Когда она смотрит на Дазая, ее глаза сужаются, что из-за непонятных причин радует Чую.       — Дазай, — говорит она, — не могу сказать, что рада снова тебя видеть.       — Как грубо. Нам же когда-то было так весело!       — У нас, должно быть, разные понятия веселья.       — Вот как. Кстати, Акико передавала тебе пламенный привет.       Взгляд Коё становится еще холоднее, если это вообще возможно. — Пошли её за меня на хер.       Чуя подавился, прикрываясь неловким кашлем, что не остается незамеченным девушкой. — Ты новенький? Не видела тебя раньше.       — Я помощник их семьи, — говорит он, откашлявшись.       — Поняла. Ну что ж, ты можешь остаться и посмотреть или забрать Гин позже. Только не срывай мне урок.       Не дожидаясь ответа, она ушла. Звук хлопков в ладоши для собрания детей, эхом разносится по комнате — и сквозь грудь Чуи. Но Дазай касается его плеча, не давая полностью углубиться в мысли. — Идем.       — Зачем?. Почему бы нам не остаться. Гин, наверное, хочет, чтобы мы ...       — У Гин есть Коё и пятнадцать других карликов, чтобы составить ей компанию, — говорит Дазай, выводя его из комнаты. — Да и ты, видимо, упадешь в обморок, если мы задержимся здесь еще на минуту.       Чуя не возражает — в обморок он точно не упадет, — но он слишком устал, чтобы оставаться, поэтому кое-как заставляет ноги двигаться. Один мучительный шаг за другим. Пока они не остались. Свежий воздух такой приятный. Чуя глубоко вдыхает, впитывая последние лучи октябрьского солнца. Наслаждение прерывает рука, небрежно приземлившаяся на его спину.       Но утешительный жест не меняет факт того, как Дазай повел себя с ним ранее.       — Почему ты внезапно стал таким заботливым, — бормочет Чуя и впивается взглядом в место прикосновения, — зачем ты вообще затащил меня сюда?       Ресницы Дазая незаметно вздрагивают. Он убирает руку, сунув ее в карман чернильно-черного пальто. — Тебе так или иначе пришлось бы прийти сюда.       — Так что, ты просто хотел пойти со мной держа за руку?       — Нет, я подумал, что ты, как бывший танцор, хотел бы приехать. Прости, что не предсказал твою паническую атаку.       — У меня не было панической атаки, — рявкнул Чуя, проводя рукой по волосам. — Я просто...       — Скучаешь по танцам.        Чуя ответил лишь тихим: — Ага.       — И ты вот прям полностью уверен, что больше не сможешь танцевать? — спрашивает Дазай, отчего его взгляд становится более хмурым. Единственное, в чем этот идиот талантлив. — Акико упоминала, что изучает медицину и у нее отлично получается…       — Ты не думаешь, что если бы мог, я бы знал? — Чуя качает головой. — Господи, ты прям добиваешься моей ненависти к тебе. Я посещал больницы. Я говорил с докторами. Я уже смирился с этим, так что просто ... просто заткнись.       Дазаю есть что добавить, но ради них обоих он этого не делает, вместо этого кивает в сторону своей машины. — У нас в запасе чуть больше часа. Поехали за твоей наградой.       Чуя закатывает глаза, для галочки, так сказать. Сегодняшний день не совсем удачный, но он уверен, что этот выигрыш компенсирует его — по крайней мере, хотя бы немного. Кто знает. Может, он выиграл машину. Он мог бы на ней чисто случайно переехать Дазая, к примеру. А кто что скажет? Другая страна — другие правила дорожного движения.       Дазай выезжает на дорогу, но Чуя все еще чувствует скользящий по нему взгляд. — Прекрати, черт возьми, пялиться на меня, — наконец не выдерживает он. — Я не буду рад влететь с тобой в канаву.       — Я не пялюсь.       — Тогда что ты делаешь?!       — Думаю, что сказать.       — Чего?       — Ситуация между нами настолько расшатана, что я хочу сделать что-нибудь хорошее для искупления. Просто чтобы тебе не было так плохо.       Чуя выдыхает. Какая дерзость. — Мне ничего от тебя не нужно.       — Как на тебя похоже. А теперь задай вопрос. Что угодно. Разберем мой мусор, назовем это так.       Даже если Дазай раздражает — вероятно, самый раздражающий человек, которого Чуя когда-либо встречал, горсть робкого любопытства все еще таится в его груди. Вот Дазай, предлагающий познать частичку своего сложного, скрытного « я ». Чуя был бы полным идиотом, если бы отказался, верно? — Ладно, — вздыхает он, скрещивая руки на груди. Он хотел бы много чего узнать, но в первую очередь ему приходит в голову один вопрос. — Зачем ты притворяешься, что встречаешься с Йосано?       Скучное выражение лица Дазая кричит, что он разочарован в столь ... тривиальном вопросе, когда рыжеволосый мог бы сразу кинуться в атаку ... но.       — Я имею в виду, — начинает Чуя, — я бы понял, если бы ты сказал своим родителям, что у тебя есть девушка, чтобы не доставали. Ну что-то типа этого. Честно говоря, я всегда считал, что все эти фальшивые отношения — всего лишь банальный образ в сопливых романтических фильмах. Но ты говорил, что это продолжается уже восемь лет. Долго.       Дазай на мгновение замолчал, внимательно наблюдая за дорогой. — Мой отец и ее родители — деловые партнеры. Наши отношения были деловою договоренностью ещё с детства, и, скорее всего, навсегда.       Звучит правдиво, если не учитывать то, что Дазай не похож на человека, потакающего родителям.       — Но разве тебе никогда не было ... одиноко? — Чуя искренне не понимает зачем это спрашивает. Восемь лет фальшивых отношений равны восьми годам отсутствия настоящих отношений. Зато без разбитого сердца после первой дерьмовой любви.       — Я никогда не был одинок, — усмехается Дазай. — Да и к тому же, это сделало меня отменным лжецом. И эти наигранные отношения никогда не мешали нам развлекаться.       Бля.       — Это тебя беспокоит? — спрашивает Дазай.       Чуя имеет смутное представление о чем говорит шатен, но он не собирается выставлять себя дураком в энный раз, поэтому, опершись локтем о окно, он отвечает вопросом на вопрос: — Беспокоит что?       — Акико. Если бы я рассказал тебе заранее, прежде чем ты услышал то, что сказал тебе Тачихара, — спокойно уточняет Дазай. — Тебя бы это волновало? Ты бы остался?       И хотя Чуя знал, что скажет кареглазый, бьющееся сердце в его груди, кажется, все еще отказывалось это принимать. — Неа, — отвечает он. — Даже если все не по-настоящему. Для других это выглядит совсем иначе. Я не хочу быть грязной госпожой, которую ты трахаешь, пока твоя притворная девушка нарочно не замечает того. И я, понятное дело, не согласен быть второстепенной фигурой.       Дазай понимающе кивает.       Странная игра в правду подошла к концу.       Офис Фицджеральда находится на другом конце города, в высоком здании прямо на стороне оживленной улицы с множеством торговых точек. Чуя чувствует себя голым, смотря на себя в зеркало в лифте, которое хорошо демонстрирует их разницу в одежде и росте. Рядом с пальто, строгим костюмом и галстуком Дазая Чуя выглядит как бунтарь-подросток в кожаной куртке и ботинках.       Ну да ладно. Он сегодня не планировал выглядеть слишком хорошо.       Когда дверь лифта со звоном открывается, Чуя выпрямляет спину, следуя за Дазаем в офис в конце коридора.       — Фицджеральд, — приветствует Дазай. — А вот и номер сорок девять.       Все в Фицджеральде кричит о чудовищном богатстве — ну, все, кроме его внешности. По сравнению со всеми остальными знакомыми Чуи, он выглядит как типичный блондин. С морщинами. И ужасной ухмылкой.       — Печально известный номер 49. Мне было интересно, придешь ли ты.       — Как видишь, пришел, — говорит Чуя. — Могу я получить свой приз?       — Я должен был догадаться, что все, кто связаны с Дазаем, будут столь же невоспитанными, как и он, но ... — Фицджеральд открывает ящик, вытаскивая конверт и кладя его на стол. — Номерок вперед.       Чуя бесцеремонно кидает наклейку на стол и хватает конверт, не открывая его, а лишь крепко прижимает к себе.       — Разве ты не хочешь его открыть, узнать что там? — спрашивает Фицджеральд, откинувшись на спинку сиденья.       — Не входило в мои планы.       Дазай, чувствуя растущее напряжение, вскоре говорит: — Мы пришли сюда не для светской беседы, Фитц.       — Да-да, я понимаю. С нетерпением жду встречи с вами на благотворительном гала-вечере в следующем месяце. — Дазай и Чуя развернулись с целью покинуть офис, но это не помешало Фицджеральду договорить: — И я надеюсь, что в следующий раз ты не наведешь столько шума. Мне не нравится, когда на моих гостей кричат.       — А мне ничего не нравится в тебе, — махает Дазай. — До встречи.       Оказавшись в лифте, Чуя наконец рассматривает конверт в своих руках. — Ты же не расплачешься как девчонка? — с усмешкой спрашивает Дазай со стороны.       — Надеюсь, я выиграл пистолет, — бормочет Чуя, закатывая глаза, прежде чем разорвать бумагу.       Внутри несколько бумажек. Брошюра. Письмо. И два билета.       Глаза Чуи несколько раз пробегают по тексту, пока он не уловил суть. Это поездка на 5-звездочный курорт в Фудзи, включая полный доступ к спа-центру, билеты на поездку на лошадях, посещение нескольких музеев и прыжки с тарзанки.       На двоих.       — Вау, — не сдерживая восторга говорит голубоглазый.       Дазай не настолько тактичен, чтобы попросить взглянуть; он вырывает бумаги из рук Чуи, читая содержимое про себя, затем возбужденно взвизгивает, отчего рыжеволосый невольно подпрыгнул. — Мило.       — Заткнись, — на автомате говорит он. — Я домашний помощник. Могу я вообще отправиться в такое путешествие?       — У тебя есть право на четырехнедельный отпуск, так что да. Можешь.       — Ты когда-нибудь был там?       Дазай с ухмылкой оглядывается на парня, идя к своей машине. — В Фудзи? Нет. Ты хочешь поехать со мной?       Чуя громко захлопывает дверь, подчеркивая, как сильно он этого не хочет.       Прислонившись к своему сиденью, он скрещивает руки и снова перечитывает брошюру, представляя, как наслаждается массажем всего тела, потягивая коктейль. Прекрасно. — Наверное, поеду с Тачихарой, — бросает он, дабы не тешить эго кареглазого. — Спрошу у него при нашей встрече на следующей неделе.       — Мм, может поедешь. — Из уст Дазая это звучит как « нет, ты не поедешь, и мы оба это понимаем », от чего какая-то глупая, похотливая часть Чуи наслаждается этим. Более рассудительная его часть просто вздыхает и готовится на долгий год вместе.       Парни забрали Гин, которая то и делала, что торочила о том, как ждет занятия на следующей неделе (и еще через двести недель после). Это означает, что Чуе снова придется оказаться в школе. Как и предвещал Дазай. Рыжеволосый действительно рад, что поехал с ними, хоть и у него правда случился тихий срыв, в следующий раз его точно не будет!       Дазай уже исчез где-то внутри дома, Чуя направляется в кухню, чтобы найти чем поужинать. Он, честно говоря, не понимает, что оставили повара на плите, но выглядит и пахнет вкусно.       После ужина с детьми и помощи Рю с домашним заданием по математике, отец Дазая перехватывает его на пути в свою комнату, ошеломляя парня. — Накахара-кун. На пару слов.       Он редко пересекается с главой семьи, не говоря уже о том, чтобы разговаривать с ним. Один на один. В голове парня проигрывается тысяча возможных сценариев, пока он следует за мужчиной в его кабинет.       Его уволят.       Кто-то заметил его неловкое поведение с детьми.       Или же Дазай настучал на него.       Чуя стоит на месте, готовясь к худшему, а Цусима вальяжно садится за столом.       — Тебе здесь нравится?       Чего?       — Да ... тут здорово.       — Праздничная вечеринка, на которой ты был, — говорит Цусима, откидываясь на спинку стула, проводит рукой по подбородку. Сердце Чуи застывает. — Я слышал, что моему сыну пришлось искать тебя.       Вот и все.       Прощай, Йокогама.       Прощай работа.       — Я хочу извиниться за его поведение.       — Что? — немного ошеломленно говорит Чуя.       Цусима поднимается, доставая два стакана и бутылку виски из шкафа рядом со своим столом, наполняя один для себя — и, по-видимому, другой для Чуи. — Пьешь?       — Время от времени.       — Держи. — Цусима пододвигает стакан к нему, голубоглазый хватает его в руки, плотно сжимая пальцами, но не отпивая. — Поведение моего сына может быть слишком эксцентричным, — снова начинает мужчина. — Я прошу прощения за все, что он тебе сделал. Я позабочусь о том, чтобы этого больше никогда не повторилось.       Чего ...?       — Нет, что вы, все в порядке, — говорит Чуя. — Дазай ничего не сделал. Вышло просто ... недоразумение. — Он не должен брать все на себя, защищая Дазая, но это было бы неправильно с его стороны.       Однако Цусима, похоже, его не слушает. — Все, что делает этот мальчик, — переходит все границы, а в моей семье так не принято. — Он делает глоток содержимого своего стакана. — Если понадобится мое вмешательство, можешь прийти ко мне в любое время.       Чуя хотел было что-то сказать — что-то, из-за чего Дазай не будет казаться подонком, а всего лишь малость придурком, которым он и является, — но останавливается, когда Цусима проводит пальцами по паре купюр.       — Э ... зачем?       — За поездку на такси. Ну и в качестве извинений.       — Сэр, правда, не нуж ...       Внезапный звонок телефона Цусимы перебил их, потому мужчина кивает Чуе, фактически прощаясь. — Напиток можешь забрать с собой. И закрой за собой дверь.       Выходя из офиса, Чуя чувствует себя грязно. Разбираться в его проблемах с самим Дазаем — это одно, но чтобы его отец делал это за него? Совершенно глупо.       Лежа в постели той ночью и слушая свой плейлист, он задается вопросом, чего это будет стоить Дазаю. Его отношения с отцом всегда казались далекими, но сейчас, видимо, ситуация еще мрачнее, и Чуе совсем не нравится испытывать чувство ответственности за это.