This Side of Paradise

      Ну как обычно, с днем спонтанных решений! В городе Чуя находит нишевый магазин, с большим ассортиментом различной нетрадиционной одежды, вплоть до костюмов для Хэллоуина. Там он находит его.       Великолепный, непристойно обтягивающий и придающий стопроцентную уверенность, что все взгляды в радиусе 10 миль будут посвящаться только ему.       Но одновременно нужно обладать чрезмерной смелостью, чтобы купить сие безобразие.       Не поймите его неправильно: во Франции Чуя не имел проблем с восприятием гендерных норм. Мало того, его отец позаботился о том, чтобы растолковать его многое об истории геев, стереотипах и гетеронормативности, да к тому же рыжий занимался балетом одиннадцать лет своей жизни. Пойти на это, не научившись упускать мнение других, невозможно.       Но тут все немного иначе.       Чуя идет не со своей семьей и друзьями. Он будет с Дазаем и его друзьями. И хотя он уверен, что они достаточно компетентные для насмешек и прочего, все же сюрпризы он не любит — особенно дерьмовые.       Поэтому, глядя на себя в зеркало раздевалки, Чуя настраивается действовать. Он достает свой телефон и менее чем за две минуты находит Йосано в Instagram, отправляя сообщение. Ч: Окей, я знаю, ты не ожидала, но я в поисках костюма на завтра и мне срочно нужно твое экспертное мнение. Ч: [прикрепленное изображение]       А собственно, прикрепленное изображение — это он, одетый в черный латексный костюм ангела — ну, скорее всего, падшего ангела, но, тем не менее, ангела же. Одеяние покрывает всю верхнюю часть тела, а низ костюма идет шортиками, как гидрокостюм, обнажая его маленькие и такие милые ноги. И, к слову, на спине красуется пара крыльев.       Очень горячо, правда, настолько, что он бы трахнул сам себя, но поскольку это невозможно, придется полагаться на других.       Не прошло и тридцати секунд, как на его экране всплывают уведомления. Одно за другим. Й: О мой бог Й: МАЛЫШ Й: ДОРОГОЙ Й: Я не знаю чего я хочу больше, то ли трахнуть тебя, то ли стать тобой. Ч: так я могу его надеть? Й: Если ты этого не сделаешь, я проберусь в твою комнату ночью и потыкаю тебя ножами. А потом украду костюм. Й: Где ты его откопал вообще?       Костюм обойдется достаточно дорого, но поскольку Цусима вернул ему деньги за поездку на такси, банковский счет Чуи не так уж и скуден. Кроме того, реакция одного ублюдка стоит таких трат.       С магазина парень почему-то выходит с гудящим в висках напряжением.       Следующим днем Дазай пишет ему, чтобы рыжеволосый был готов к одиннадцати. Чуя не видел его в последнее время — вероятно, побочный эффект от "расставания".       Обнадеженный тем, что в настоящее время сожильцы находятся на дне рождения их соседки и что придут домой они только около полуночи, Чуя спокойно прогуливается по дому, ни на что не отвлекаясь. Вот и пришло время выдвигаться, шатен написал, что ожидает Чую в фойе.       Первое, что он замечает или, скорее, слышит, это то, что Йосано уже тоже на месте.       Второе — Дазай в костюме дьявола: шелковая красная рубашка с парой расстегнутых пуговиц — бинты на груди еле-еле скрываются — и пластмассовые рожки на голове.       Это своего рода клише, но в тот же момент они идеально смотрятся вместе — Йосано постаралась, без сомнений.       О, и третье: когда взгляд Дазая падает на него, а сам тот беспечно направляясь в сторону кухни разговаривает с Йосано... он влетает в дверной косяк.       Точнее, врезается головой в раму.       Такой глухой звук удара и одновременно до чертиков забавная картина.       — О, Господи! — Йосано тут же оказывается рядом, щелкая пальцами перед его лицом. — Изображение не расплывается? Тебя не тошнит?       — Я в порядке, — простонал Дазай неопределенным жестом рукой указывая куда-то в сторону. — Я просто...       — Да, ты просто, — повторяет за ним Йосано, и, как бы Чуя ни старался, он разражается безудержным смехом, отчего кареглазый оскаливается, и снова смотрит на Чую, поднимая голову к потолку а-ля господидаймнесил.       Чуя усмехается.       — Для дьявола ты довольно неуклюж.       — А для ангела ты не очень-то мил.       — Падшего ангела, — поправляет Чуя.       Покачав головой с легким вздохом, Дазай встряхивает рубашку и кивает в сторону двери.       — Уходим.       Следуя за ним, Чуя бросает взгляд на Йосано.       — Могу ли я узнать, кто же подал ему идею стать дьяволом?       — Похоже, ты и так все понял, дорогой, — отвечает Йосано и бьет его по плечу, когда тот закатывает глаза. — Поверь мне, я оказала вам двоим услугу.       — Пока что все, что ты предоставила Дазаю, это сотрясение головы.       — Не углубляйся в подробности!       Чуя, опять же, не удивляется, когда видит лимузин, ожидающий перед домом, но это не мешает ему немного им полюбоваться.       — Мы подбираем несколько человек, — объясняет Йосано, заметив его взгляд.       — Как ни странно, — кивает Чуя.       Во Франции, когда компания куда-то собиралась, он и его друзья втискивались на четырехместные сиденья в метро; ни у кого из них не было достаточно денег на машину, не говоря уже о лимузине.       Достаточно хороший способ разбавить рутину будней.       Йосано достает из мини-бара бутылку шампанского как только они рассаживаются. Из динамиков громко играет музыка, и в сочетании с шикарными сиденьями, фиолетовой неоновой подсветкой и телевизором у Чуи возникает ощущение, будто он попал в эпизод шоу Keeping Up With The Kardashians.       — Давайте выпьем, — восклицает Йосано, поднимая бокал, — за ночь, которая, надеюсь, закончится без — ее взгляд скользнул на Чую — твоей пропажи, никому не сказав, а ты — она посмотрела на Дазая — не веди себя как мудак.       — Выпьем, — вскинул последний.       Да, выпьем.       Не дай боже все закончится, как в прошлый раз — не надо. Потому что на этот раз Чуя и Дазай — типа друзья же, да. На этот раз между ними больше нет секретов, способных вызвать взрывную драму.       Просто безобидное веселье.       Это все, чего Чуя ожидает от сегодняшнего вечера.       Они забирают Ранпо, который одет как сексуализированная версия Чеширского кота из "Алисы в стране чудес". (Именно в этот момент Чуя понимает, что его опасения по поводу того, что костюм слишком развратный, на самом деле были напрасны). Куникида появляется в костюме Тора, Танидзаки в образе... Геркулеса? Последней в машину садится Хигучи, волосы которой заплетены в две косички красно-синего цвета, с соответствующим на ней нарядом Харли Квинн.       Чуя надеялся, что она будет последней, кого надо забрать. Но через несколько минут машина снова останавливается. Не перед клубом, а перед комплексом высоких зданий. Открыв двери, внутрь забираются два парня, с которыми Чуя еще не знаком. Оба несносно высокие. У одного из них короткие неряшливые темно-рыжие волосы, у другого — черные волосы и очки, оба одеты в стиле Гарри Поттера. Не сложно догадаться, что это Гарри и Рон. Самих парней зовут Ода и Анго. У Чуи достаточно плохая память на имена и ему требуется несколько минут, чтобы понять, кто есть кто, после громких, хаотичных криков и воплей внутри лимузина.       К тому времени, как они приезжают в клуб, Чуя опьянен от шампанского и энергии бесшабашной молодежи. Клуб переполнен. Чуя видит людей в самых разных костюмах, от Сейлор Мун до костюма авокадо.       Для людей Дазая отведена отдельная комната отдыха, но в этот раз Чуя даже рад такому раскладу: из-за толпы внутри трудно сделать хоть один шаг, не вторгнувшись в чужое пространство. Это сразу же начинает раздражать. А в этом помещении есть дополнительный бар для VIP-гостей, так сказать, но пока никто не заказывал добавки.       Болтая с Ранпо, Чуя не может не заметить, как Дазай оживленно беседует с Одой по другую сторону бара. На его лице улыбка, до непривычности искренняя.       Видимо, у него не один друг.       Чуя отводит глаза, пытаясь сосредоточиться на разговоре с Ранпо, что-то о лыжной поездке в Швейцарию, но его мысли напрочь приклеены к Дазаю.       Учитывая, что Дазай не сказал ему ни слова, ни кинул взгляда, будто избегая рыжего, наряд Чуи, должно быть, сработал в противоположном направлении. Но, блин, то, что Дазай хоть сегодня не раздражает тоже хорошо, верно?       Ведь то, что творилось между ними с того дня рождения — безумство. Как и сам Дазай. Чуя не хочет суматохи. Он хочет простоты. Простоты.       И несмотря на все это, он все еще не может держаться подальше от Дазая. Каждый раз, когда шатен отступает, Чуя хочет подойти, и каждый раз, когда тот подходит слишком близко, тревожные импульсы внутри рыжеволосого срабатывают, как воющие сирены, требуя как можно большего расстояния.       Чуя презирает то влияние, которое оказывает на него Дазай — этот обжигающий лед или ледяной огонь, который заставляет его жаждать большего, что бы ни случилось.       После ну о-о-очень большого количества выпивки, кто-то предлагает пойти потанцевать, и рыжий достаточно пьян, чтобы безоговорочно согласиться.       На танцплощадке и позже, по дороге в туалет, Чуя получает около сотни комплиментов по поводу своего костюма и отвечает с таким же энтузиазмом, как и пьяные девушки, разговаривающие с ним, пока Йосано не тащит его обратно на танцплощадку. Он не понял в какой момент всплыла эта тема, но, придвигая парня ближе, Йосано кричит ему на ухо. — Я давно хотела закончить эти фальшивые отношения!.       Вокруг так громко, что им приходится прижиматься друг к другу, дабы что-нибудь услышать.       — Но, почему? — кричит в ответ Чуя.       — Есть что-то, чего я хочу, и... — На них натыкается какая-то девушка, и, спотыкаясь, уходит. — и я не могу получить это, пока у меня на стороне есть парень!       — Что-то?       Йосано скорчила лицо а-ля не глупи, малыш.       Не что-то. Кто-то.       Пятьдесят невнятных, чересчур эмоциональных слов спустя, Чуя протискивается сквозь толпу к бару, чтобы налить себе воды. Комната отдыха кажется в нескольких милях отсюда, а он уже умирает от жажды.       — Веселишься?       Он винит алкоголь в том, что его лицо озаряется ухмылкой, когда, поднимая глаза, он видит перед собой Дазая. — Лучше, чем ты! — восклицает он, шуточно толкая его локтем. — Ты чего слоняешься в одиночестве?       — Какое одиночество, мне довольно весело.       — С нами тебе было бы веселее.       Чуя на мгновение прерывает зрительный контакт, чтобы заказать воды, затем снова поворачивается к Дазаю, оценивая вид. На голове хаос, а плечи такие широкие, мужественные. Тот прислонился к стойке и подал знак бармену для дополнительной выпивки.       Боже.       — Я не из тех, кто танцует, — отвечает Дазай.       Из груди меньшего вырывается смех. — Это худшее оправдание, что мне приходилось когда-либо слышать. — Дазай скептически наклоняет голову. — Да ладно тебе, это ж несложно. Ты просто двигаешь телом под музыку! Вот и все.       — Говорит танцор.       — Экс-танцор.       — Птица не перестает быть птицей только потому, что она больше не летает.       Чуя хочет ответить, что его аналогия еще хуже, чем его оправдание, но несколько буйных людей рядом толкают его вперед, прямо в грудь высокого, обрывая его слова. А тот ловит его, кладя руку на спину. Такой простой жест, но его достаточно. Он чувствует каждую маленькую точку прикосновений их тел друг к другу, пронизываясь до глубины души.       Дазай такой надежный. Такой спокойный. Когда жизнь становится невыносимой, он рядом, с рукой на спине, чтобы провести Чую через бурю.       С жаждой, от которой кружится голова, Чуя понимает, что хочет. Его. Любым способом. Чертовски хочет.       — Пойдем, — говорит голубоглазый, стараясь внятно выговорить слова, и протягивает Дазаю руку. — Будет весело.       И после секундного измученного вздоха тот соглашается.       Чуя не чувствует давление от тел, скучившихся вокруг. Единственное, что он чувствует — крепкую хватку руки шатена вокруг своей. Его ладонь немного больше, пальцы длиннее. Идеальная.       Найти свою компанию нелегко, но Чуя кое-как пытается проложить путь. Как бы весело ни было искать развлечения в одиночку, он не хочет повторения того раза. Никаких поездок на такси в пять утра. Он должен проснуться в своей постели.       Хигучи и Йосано куда-то ушли, а остальные остались на месте. Не удивительно, ибо они слишком пьяны и слишком увлечены моментом, даже чтобы заметить появление Осаму.       Чуя отпускает руку кареглазого и поворачивается к нему, игриво ухмыляясь.       Вот сейчас то он точно понял благие намерения Йосано с подбором парных костюмов. Была уйма желающих пригласить Накахару домой, — одна девушка даже нацарапала свой номер на его бедре, — еще больше было желающих потанцевать с ним. Ну и, понятное дело, парень не отказывал.       Никто не оспорит, что танцпол это фактически площадка для знакомств с новыми людьми и получения безобидного удовольствия. Но их парные костюмы дают окружающим сигнал. Они — пара.       И Чуя категорически не хочет, чтобы на нем была пара чужих рук. И на Дазае.       К сожалению, не все, похоже, понимают это.       Накахара вздрагивает, когда чувствует, как чье-то тело обхватывает его, словно склизкая змея, прикосновение слишком насильственное, слишком неуклюжее. Его напряжение должно быть достаточным показательным знаком отступить, но, очевидно, незнакомец воспринимает это как сигнал к действию, двигая бедрами вперед, а рукой вниз по его груди. Его не на шутку раздражает влажное дыхание на своей шее. Освободиться самому не сложно, просто это немного бесчеловечно, поэтому Чуя почти прыгает от счастья, когда Дазай, оказавшись рядом, отталкивает парня в сторону. Это не столько спасение, сколько перехват.       К нему снова прижимается тело, но на этот раз — тело Осаму.       И это хорошо. Это прекрасно. Его руки охватывают талию рыжего. Его бедра прижимаются ближе. Его прикосновения лекарство для того пустого места внутри Чуи, которое жаждет этого, как чего-то осязаемого, как будто без него он не сможет дышать.       С каждым движением хватка на бедрах Накахары становится все крепче, но это только разжигает огонь внутри его, вырывая блаженный вздох. Он слегка поворачивает шею, в ожидании дальнейших действий парня.       Какими бы ни были мотивы, они испаряются в облаке тумана, когда он чувствует губы Дазая, призрачно скользящие по его коже — не касаясь, просто дразня. Призрачная надежда на то, что могло бы случится.       Чуя выгибается в спине, словно пораженный шокером.       Несправедливо. Как мало нужно Дазаю, чтобы заставить меньшего так извиваться, но Чуя без боя не сдастся.       С ускорением песни, он разворачивается, упираясь в бедра шатена, максимально прислоняясь к нему задом, контролируя трение и угол с жестокой точностью. Дазай может быть превосходным лжецом со смекалкой, опасным провокатором, но прежде всего он мужчина. Человек с телом, как у всех, и естественными реакциями, как у всех. Реакции, которые Чуя чувствует, прижавшись к нему сильнее.       Эрекция Осаму уже достаточна, чтобы он сделал выводы. Большой. Такой большой, что Чуя расстроен тем, что они сейчас на публике. (И не немного!!!)       Дазай опускает руку вниз, доходя до конца костюма, и оттягивает материал, позволяя ему болезненно шлепнуться на голую кожу Чуи. — Ты хоть понимаешь, — прошептал он ему на ухо, — сколько проблем ты доставляешь?       — Если я — проблема, — вздохнул Чуя, — то ты очевидный виновник.       Шатен раскручивает меньшего, наклоняясь к нему, оказываясь слишком близко к лицу. — Мы едем домой. — И просто уходит.       От эти слов Чуя мгновенно протрезвел, недоуменно моргая.       — Что...?       Дазай, не выдвигая никаких объяснений, хватает того за руку, ведя сквозь толпу. Они даже ни с кем не попрощались. Если бы не тревожное молчание ведущего, Накахара был бы в восторге. А так он чувствует себя странно, слишком странно.       Свежий воздух за пределами клуба не только отрезвляет его, но и делает молчание еще громче, так что, садясь в машину, а не в лимузин, рыжеволосый не может больше сдерживаться.       — Ты можешь просто поговорить со мной? — огрызается он, глядя на парня. — Если это было для тебя слишком или если я тебе и вовсе не нужен, то все окей, неважно. Я просто не могу терпеть это гребаное молчание.       Сидящий рядом удивленно на него уставился: — Ты серьезно так думаешь?       — Да я не знаю! Ты мне скажи!       Шатен что-то тихо шепчет под нос, и когда Чуя продолжает смотреть во что-угодно, но не в глаза, Дазай берет его за подбородок, заставляя посмотреть на него. — Если бы я мог, я бы трахнул тебя прямо тогда и прямо там.       Ого.       — Тогда почему ты этого не сделал? — Его голос дрожит. — Знаешь, для этого есть кладовки, к примеру. Держу пари, даже в гостиной была.       Глаза Дазая немного сужаются, отдергивая руку. — Ты действительно не такой, как я думал.       — Что это значит?       — Я думал, ты всегда отстранялся, потому что боялся, возможно, неопытен, но, кажется, я серьезно просчитался.       Чуя вскидывает бровь и, недоумевая, смеется. — Хочешь сказать, я шлюха?       Взгляда Дазая достаточно для ответа.       Ну нихуя ж себе.       Хуже всего то, что Чуя не возражает. Нет, отчасти ему это даже нравится.       — А как ты думаешь, что я делал с Тачихарой, когда пошел к нему? — Рыжил решил пойти в атаку, спрашивая дразнящим голосом. — Думаешь, мы всю ночь играли в Mario Kart?       Улыбка Дазая не очень доброжелательна. — Я думаю, ты сделал все, чтобы меня позлить.       — Бо-оже, — говорит Чуя, качая головой. — Да что ты! Я не боюсь переспать с тобой. Я боюсь того, что будет после.       — Ты не можешь заниматься сексом без обязательств?       — Да нет же, могу, но ты мой чертов типа брат.       Дазай явно не видит в этом никакой проблемы. — И?       — А если твоя семья узнает?       — Не узнает.       — Но что если они узнают? Всегда есть шанс, что случится какая-нибудь херня. Что тогда?       — Разберемся с этим, когда случится, — пробормотал Осаму, голос тягучий, как сироп. — Сейчас, мне кажется, ты просто ищешь оправдания.       Это не так. Правда. Это обоснованное беспокойство. Особенно учитывая и без того натянутые отношения Дазая с семьей. С его отцом, в конце концов.       — Я ненавижу тебя, — шепчет Чуя, задыхаясь от злости. — Я ненавижу тебя так сильно, что хочу выкинуть тебя в окно.       Пальцы шатена резко сжали его челюсть. — Скажи это кому-нибудь, на кого ты не бросался полчаса назад, как животное во время течки.       Чуя до конца не верит, но, кажется, он хочет поцеловать этого мудака.       Момент идеальный.       Дазай близко. Так близко, что до рыжего доносится запах виски, который шатен поглощал сегодня вечером, и сигарет, которые он выкурил — без него. Так близко, что ему даже виднеется родимое пятно парня под нижней ресницей. Так близко, что он только сейчас замечает, насколько темны его карие глаза и как легко потерять себя в них, если засмотреться.       Все, что нужно сделать второму, — это податься вперед. Сократить это гребаное расстояние.       И он приближается. Учащенный пульс меньшего отдается в висках, он дрожит, когда губы касаются его губ, так безумно медленно и легко... и Чуя, мать твою, задыхается от нехватки продолжения, когда ублюдок Дазай отстраняется.       Снова.       — Ты только посмотри, — говорит он. — Мы дома.       И они действительно уже были возле дома, но руки Чуи остаются сомкнутыми в кулаках, и тот зажмуривает глаза в жалкой попытке сохранить рассудок. Что, блять, он должен сделать, чтобы получить обычный поцелуй?       Поцелуй.       Всего лишь, блять, поцелуй.       Единственное, что ему нужно.       Парень вылетает из машины со скоростью света, ведь то, что они дома, означает прекращение глупых поддразниваний Осаму. А если нет, то Чуя сам устроит шоу и заставит того смотреть и не позволит касаться, чтобы показать ему, каково это. Ужасно. Ужасные ощущения.       В доме царит гробовая тишина. Если верить часам, сейчас чуть больше трех часов утра — или ночи, смотря с какой стороны посмотреть. Они молча снимают обувь и так же молча ... идут.       Оглядываясь, рыжий убеждается, что Дазай действительно идет за ним. Что это не недоразумение. Он идет за ним. Молча, но излучая самодовольство. Боже, никогда еще этот недлинный путь в его комнату не казался таким мучительно медленным, как сейчас. С каждым шагом воздух наполняется еще большим напряжением, к тому времени, как сзади него раздается звук закрывающейся двери, Чуя готов вспыхнуть.       Он смотрит на шатена, прислонившегося к двери, и тяжело сглатывает.       — Ты хочешь услышать правду? — спрашивает Дазай.       Опять эта дурацкая игра? Что на этот раз?       — Давай, — говорит Чуя и подавляет разочарованный вздох, — повесели меня.       — Правда в том, что видеть тебя в этом... — Парень слегка покачал головой. — костюме, ничегошеньки не делая при этом — было самым трудным, что мне когда-либо приходилось терпеть. Я хочу сорвать его с тебя, но также подумываю не снимать его, понаблюдать за тобой в нем, пока я вдавливаю тебя в матрас.       Вот это... это правда, намекающая на лучшее развитие событий для Чуи.       — Почему бы не сделать и то, и другое? — спрашивает он, преодолевая расстояние, чтобы встретить стоящего напротив поцелуем.       Немного ошеломляюще — перейти от совершенного ничего к такому: руки Дазая обхватывают его лицо, губы парня скользят по губам другого со жгучей настойчивостью, их бедра качаются в такт, создавая характерное трение. Накахара обхватывает его шею, в то время руки шатена блуждают по его лицу, скользя вниз по всему телу, пока не встречаются с голой кожей, лаская заднюю часть бедер, проскальзывая под костюм и сжимая ягодицы. От сего действия Чуя полностью теряет рассудок, еще больше прижимаясь к парню.       Его сердце бешено колотится, когда Дазай поднимает его, заставив обвить ноги рыжего вокруг своей талии. Чую так несут не впервые, но это первый раз, когда он так высоко над землей, первый раз, когда он целуется с этим мужчиной, и первый раз, когда его бросают на кровать, как мешок, вызывая тихое "уф", которое дает пробиться искре здравого смысла.       — Мы должны быть очень тихими, — шепчет Чуя, когда Осаму опускается коленями на край кровати. — Ни единого звука. Твоим родителям нельзя знать, что я тут с кем-то трахаюсь.       После минутного раздумья Дазай издает: — Будем в моей комнате.       — Чего?       — Они ничего не сделают, если я буду трахаться с кем-то в своей комнате, — говорит тот с ухмылкой, а затем делает задумчивое выражение лица: — А вот твоя кровать достаточно шумна. Поверь, я знаю.       Ладонь, ухватывающая его запястье, выводит Чую из раздумий о том факте, что ему досталась кровать, в которой Осаму с кем-то спал. Рыжеволосый, спотыкаясь, поднимается на ноги, вскоре останавливаясь у двери. — Подожди. У тебя есть презервативы?       — За кого ты меня принимаешь?       — А смазка?       — Да, Чуя.       Чуя одобряюще кивает, после чего они выходят за дверь, бесшумно, на цыпочках поднимаются по лестнице и направляются в комнату по правую сторону ступенек, в которую голубоглазый еще ни разу не заходил. К Дазаю. Не успевая оценить комнату — единственное, что он уловил — она довольно темная и большая, — его толкают внутрь помещения. Не то чтобы он возражал. Время для осмотра комнаты найдется позже, или завтра, да вообще в любое другое время. Просто не сейчас.       Дазай наклоняет голову меньшего к себе, делая поцелуй глубоким и грязным. Обычно Чуя не отводит должного долгим поцелуям, ибо не получает от них умопомрачительных искорок, но... когда человек хорош в этом, — смутно рассуждает парень, гоняясь за губами шатена, как за глотком свежего воздуха, — это даже лучше, чем мастурбация.       А Дазай хорош.       Он неторопливый и тщательный, и каждый раз, когда Чуя требует большего, он отказывает ему, что, как бы безумно это ни звучало, делает происходящее в тысячу раз горячее. Он задыхается от желания, когда их языки сплетаются в жарком танце.       Каким-то образом, рыжий не знает точно, как, они добираются до кровати Дазая — огромной, усланной черными простынями — и, усаживаясь на его коленях, он качает бедрами в такт скольжению их губ, пока руки шатена исследуют его голую кожу.       Чертов костюм, однако...       Чуя отстраняется от парня, обдавая прерывистыми вздохами щеку Дазая. — Я помню, что говорил, мол мы можем не снимать костюм, но ради бога, пожалуйста, сними его, блять.       — Эх, неудобно?       — Да он давит мне все!       Дразнящая усмешка Дазая отдается в груди. — Тогда давай снимем. — Кареглазый вслепую находит молнию на спине и тянет ее вниз.       Когда давление на тело Чуи ослабевает, до него доходит — он действительно сделает это. Переспит с Дазаем. С человеком, которого ему придется видеть следующие 11 месяцев, с которым он живет. Это же может испортить ему рабочий год. Это может разрушить отношения Дазая с его семьей. Это, вероятно, самая глупая вещь, которую он сделает, но ни одна клетка в его теле не хочет останавливаться.       Осаму помогает ему с верхней частью костюма ангела. В районе бедер он сидит слишком туго, посему шатен тянет его вниз для поцелуя, заставляя встать парня на четвереньки. Затем ловким движением стягивает этот проклятый костюм.       В комнате вовсе не было прохладно, но оставшись только в латексном белье, гарантировавшему, что ничего не выпадет, по позвоночнику Накахары пробегает дрожь.       — Ты собираешься так и быть в одежде? — пробормотал он, нетерпеливо стягивая рубашку Дазая.       — Тебя смущают повязки?       Он полагает, что в этом есть что-то возбуждающее; абсолютный контраст между ними, но... — Можешь не снимать бинты, мне все равно, — бормочет он, — но рубашку убери. Штаны можешь тоже оставить.       — Чуя жадный.       — Кто бы говорил.       Дазай все же подчиняется ему, позволяя меньшему снять с себя рубашку, чтобы тот мог, наконец, обрисовывать торс Дазая своими пальцами. И правда, жадный. Он чувствовал его прикосновения на танцполе. Он видел его сотни раз дома. Но это совсем другое.       Намного лучше.       Чуя опускает руку вниз по животу и резко останавливается, когда дыхание Дазая слегка сбивается. — Неприятно не получать желаемое, да?       Опираясь на локти, шатен задорно вглядывается в его лицо.       — Думаю, я переживу.       Улыбаясь, Чуя наклоняется и захватывает его губы, наслаждаясь каждым прикосновением. — Я хочу быть сверху, — шепчет он спустя пару минут. — Можно я буду сверху? — Он наивно хлопает ресницами; жаждет смыть эту самодовольную ухмылку с лица Дазая.       Хоть и она едва уловима, но все же присутствует в его голосе: — Ты правда хочешь этого?       Чуя кивает в нетерпении, пытаясь впиться поцелуем в кожу шеи Осаму. Конечно хочет. Нереально хочет.       — Тогда продолжай, — говорит ему Дазай. — Я не буду тебя останавливать.       От этих слов его кровь вскипает. Чуя отстраняется от его шеи, осматриваясь. — Где смазка?       — Тумбочка. Верхний ящик.       Чуя преодолевает это расстояние ползком, покачиваясь вперед-назад, и достает лубрикант. Оборачиваясь, Дазай протягивает руку, чтобы подтянуть парня ближе — но затем резко останавливается: — Твоя травма...       — Забей, — пробормотал рыжий.       Взгляд Дазая полон сомнений и очень раздражает. — Если тебе больно, просто скажи.       — Просто не... не затягивай надолго. — Чуя невесомо дёрнул ногой. — А теперь заткнись.       Говорить о травмах ног вовсе не сексуально.       Шатен хватает Накахару за бедра, придвигая его вперед. Оказываясь на близком расстоянии, он оставляет серию поцелуев на его животе, проскальзывая под пояс трусов парень обхватывает возбужденный орган меньшего, вызывая у того стон наслаждения.       Рука Дазая такая крепкая, такая теплая...       — Сними их, — говорит ему Дазай, прежде чем взять смазку.       Чуя не против такой смены динамики. Он молча избавляется от нижнего белья возвращаясь в предыдущее положение и подавляя стон, вызванный ощущением грубой ткани брюк под ним на его голой коже. Ему любопытно, как Дазай может отнестись, если завершить дело сейчас, хотя он так же взвинчен и нуждается в продолжении ... и все же провокативно молвит:       — Давай, Дазай, - намекая говорит он. — Члены твоей семьи — ранние пташки.       — Ты всегда такой нетерпеливый, да?       — Дазай...       — Ш-ш-ш, — рыжий замолчал не от робкого приказа, а от поглаживающего головку пальца, деликатно массирующего плоть — легкое прикосновение, но и этого достаточно. — Ты и вправду неопытен, не так ли?       Дазай, похоже, не собирается вводить в него этот гребаный палец, посему Чуя решается сам этим заняться. С такого положения это нелегко, да и, к тому же, это не член — легко промахнуться, — но он все равно добивается своего, покачиваясь на нем, с шипением глядя на Дазая. — Ч-что ты хочешь услышать, придурок?       — Ты представлял себя верхом на мне, лежа ночью в постели? Мечтал о том, чтобы вот так же поскакать на мне?       Блять.       — Да-а, — выдыхает он, потому что так оно и есть. — Еще, прошу.       Дазай безмолвно выполняет его просьбу. Просовывая второй палец, он притягивает парня ближе, крепко держа за подбородок, затем, целуя, говорит: — Ну же, покажи мне, как ты скачешь на моих пальцах.       В голове меньшего происходит небольшой переполох.       Сместившись, он упирается руками в тело Дазая, задавая быстрый, неглубокий ритм, не достаточно точный, чтобы задеть простату, но достаточный, чтобы открыться перед лежащим во всей красе. А судя по ощущениям ранее, половой орган шатена совсем не маленький, от одной только мысли об этом рыжий в невероятном предвкушении. Жар внизу живота требует чего-то большего, чего-то, что достигнет простаты, и отправляя его за грань, но Чуя не может остановиться прямо сейчас, пока Дазай смотрит на него вот так.       — Еще, — шипит он, а мелкие струйки пота скатываются вниз по груди. — Мне нужно...       Осаму добавляет третий палец, отчего Чуя опускается ниже, ловя грубые толчки. Поначалу ритм неуклюжий, да, но тем не менее проникновение глубже. Его ноги трясутся от усилий и желания, сжимающего все его внутренности, но, черт побери, это так приятно.       В момент, когда Дазай нащупывает ту самую точку, Чуя замедляется, позволяя себе отдышаться, а затем подается вперед, запутываясь в его волосах. — Все, все, — переводя дыхание, он продолжает, — Я готов — я-       А этот ублюдок снизу только и улыбается. — Готов, говоришь?       Волосы Дазая мягкие, шелковистые, Чуя вцепился в их болезненной хваткой. — Да, — шипит он, отвечая на вопрос с яростной решимостью, — Блять, да.       — Раз уж ты так просишь... — Дазай кивком указывает на свой костюм. — Бумажник в кармане. Презервативы там.       Пальцы немного дрожат, ища заветную вещь в штанах Дазая, пока, наконец, не нащупывают грубые очертания бумажника и вытаскивают его, торопливо открывая. Он резко замирают, когда шатен делает три точных толчка, утыкаясь в простату, прежде чем вынуть пальцы. Бросив на него пристальный взгляд, Накахара привстает на колени, ловким движением расстегая ремень, после чего так же ловко справляется со своим бельем.       Снимая трусы, Чуя чувствует себя ребенком в рождественское утро, который распаковывает свой подарок. Каким бы нетерпеливым он ни был, у рыжеволосого все еще достаточно сил, чтобы насладиться этим моментом. Он нежно поглаживает свою эрекцию, ощупывая ее, смотря при этом на Осаму, отчего в горле пересыхает от голодного блеска, который он находит в его широких черных глазах.       — Наслаждаешься?       — Очень, — пробормотал Чуя, наконец-то опуская белье шатена. От этого зрелища он непринужденно сглатывает.       Да-а.       О да, он получает огромное удовольствие.       На мгновение он раздумывает, стоит ли помочь тому тоже поймать эту каплю наслаждения, потому что не сделать этого было бы преступлением, но Накахара изнывает от желания быть трахнутым, почувствовать его внутри себя. Остальные практики отставим на потом, — видимо, он уже решил, что сие действие вовсе не на один раз. Но действительно, разве он мог не повторить когда-нибудь еще?       Чуя обхватил всю его длину, медленно поглаживая, а затем большим пальцем смахнул выступившую струйку естественной смазки, слизывая.       Рука, лежащая на бедре голубоглазого, слегка сжимается, побуждая к делу.       Чуя не медлит — да и не смог бы, даже если бы захотел.       Нанесши смазку, пару раз проходится движениями сверху вниз, прежде чем надеть презерватив. Дазай молча наблюдает, только изредка бормоча несколько нечленораздельных похвал. Вскоре рыжий приподнял бедра и навис сверху, ощущая как кончик скользит между его половинками — даже этот невесомый предварительный вкус сводит его с ума. Он медленно опускается, чувствуя каждый сантиметр Дазая внутри себя. Но его терпение лопается.       Тихо выругавшись, в момент, когда таз Дазая встречается с ягодицами Накахары, второй наклоняется вперед, проглатывая эти бездыханные проклятия в поцелуе. Положив руку на его перевязанную грудь, он вдавливает шатена в кровать, еще больше сбив его дыхание.       Чуя снова смещается, выгибая спину, и упирается руками в бедра Дазая, задавая угол движения, заставляющий видеть искры каждый раз, встречаясь с его тазом.       О боже.       Ему слишком хорошо. Он чувствует себя достаточно наполненным. Руки Дазая как сталь впились в его талию. Мысль о том, что вскоре могут появиться синяки, заставляет его зашипеть, откинув в наслаждении голову назад и продолжая насаживаться. Синяки делают его живым. Синяки показывают, что он что-то чувствует.       Из него вырывается стон, отчего грубая рука вмиг закрывает ему рот.       — Тише, — тихо говорит ему Дазай, — помнишь?       В ответ Чуя издает жалкое шипение. Где-то в голове, да, он помнит, но сейчас это потерялось в ощущениях того, что он скачет на члене Дазая, мчится к пропасти, которая кажется такой близкой и в то же время такой далекой.       Большим пальцем шатен очерчивает контур губ Чуи в безмолвной просьбе. Рыжий без колебаний впускает палец в рот, нежно посасывая. Точно так же, как он бы выделывал это с членом Осаму.       С новым пылом в крови Накахара увеличивает темп, насаживаясь на орган быстро, глубоко и совершенно безумно, издеваясь над самим собой.       Он близок. Он чувствует, что близок. Тихие хныканья, вырывающиеся из его гортани свидетельствуют об этом. И когда Дазай обхватывает его бедра, приподнимая и держа неподвижно, меняет ритм, с каждым толчком задевая простату, высасывая из него все жизненные соки, рыжий в миг напрягся, и через несколько долгих, блаженных мгновений кончает.       Настолько бурно, что ему приходится зажать рот рукой, дабы не разбудить весь чертов дом — и еще сильнее, когда Дазай продолжает толкаться. Пока Чуя приходит в себя от сокрушительного оргазма, шатен трахает его, его толчки жестоки и дики в погоне за собственным оргазмом, кровать под ними издает истошные звуки, на которые они оба не обращают внимания. Уж слишком далеко они зашли, чтобы их заботили такие мелочи. Ноги рыжего обвились вокруг торса другого, спина выгибается дугой от перевозбуждения. Наслаждение сбивает с толку, так чертовски хорошо.       Ритм Дазая сбивается, и через три глубоких толчка он напрягается, а бедра слегка подергиваются, расплываясь в наслаждении. Рыжий откидывается на матрас. Либо он сейчас потеряет сознание, либо заснет. Это немного дезориентирует. Дыхание все еще не восстановилось. Проходит несколько долгих, блаженных минут, прежде чем оргазм начинает перетекать в потную, мерзкую реальность.       — Господи, — бормочет Чуя. — Мне нужна вода.       Выйдя из него, Дазай выбрасывает использованный презерватив в урну, а Чуя находит на тумбочке бутылку воды, выпивая половину за считанные секунды. Теперь необходим душ. Он даже не беспокоится о том, что может кого-то разбудить.       — Чу-уя.       — Что?       — Тебе стоило быть ковбоем.       Чуя поворачивается к нему удивленно уставившись.       — Понял? Ну, типа, тебе нравится...       — Да, блять, я понял, — бормочет он и наносит, легко шлепая шатена. — Ха, ха. Очень смешно. К слову, у тебя есть что накинуть?       Осаму демонстративно осматривает свою комнату. — Ну, не знаю... Есть ли? В моей комнате, где, по идее, находятся мои вещи?       — Боже, просто дай!       — В качестве небольшого сувенира? — спрашивает этот идиот, но, к счастью, он все же поднимается за футболкой в груде выглаженной одежды на стуле.       — Нет. — Чуя ловит брошенную ему часть одежды, продевая ее через голову. — Я просто не хочу идти в свою комнату, светя всем, чем можно. И в этот гребаный костюм я тоже втискиваться не собираюсь.       — Как скажешь, Чибик.       Футболка велика — по крайней мере, для него — поэтому идеально прикрывает его бедра.       Схватив свои вещи, Чуя смотрит на Осаму, копающегося в шкафу в поисках чего-нибудь надеть, весь в этих причудливых бинтах. Рыжий колеблется, обхватывая ручку двери. Должен ли он что-то сказать? Стоит ли им вообще обсуждать это?       — Ты знаешь, где выход, — непринужденно сообщает Дазай, избавляя их от неловкости.       Ну, вот и все, хотя Чуя, конечно, не жалуется. Он хотел чего-то простого, он и получил. Это прекрасно.       — Спокойной ночи, говнюк.       И спасибо тебе за оргазм.       — Спокойной ночи, Чуя.