Coven

В небольшой деревушке Западной империи творились ужасающие вещи. Но не все об этом знали. Тэхён проходит мимо стайки детей, столпившихся у церкви. Они его узнают и весело машут маленькими ладошками, пропуская вперёд. В руках Тэхёна корзина со свежей выпечкой, которую он принёс прихожанам небольшой церквушки их деревни. — Ты опоздал, — журит его старушка, выходя из храма, а сама стягивает платок с головы. — Хотел всех угостить и не уследил за временем, — уголки губ Тэхёна виновато опускаются, а сам он стягивает с корзинки хлопковое полотенце, позволяя женщине вдохнуть аромат горячего хлеба. Она недовольно цокает, но всё же берёт одну из булочек, аккуратно её сжимая в морщинистой ладошке, и бросает взгляд себе за спину, замечая, что всё больше людей направляются к выходу из церкви. — Больше не пропускай, — без тени улыбки говорит она и проходит дальше, одаривая крутящихся под ногами ребятишек мягким касанием макушек. Жители деревни после очередной службы буквально набрасываются на смеющегося Тэхёна, который только и успевает по очереди протягивать корзинку в загребущие руки. Горячий хлеб согревает, а аромат, что исходит от него, заставляет желудок предвкушающе урчать. Когда в корзине остаётся только одна булочка, Тэхён тут же делает шаг назад, а сам взглядом выискивает тёмную макушку. — Сегодня мне повезло, — раздаётся за спиной низкий голос, заставляя парня подпрыгнуть от неожиданности и неуклюже развернуться. Сын местного кузнеца слабо усмехается чужой реакции, опуская взгляд на корзинку. — Я могу взять? Тэхён смущённо кивает, позволяя забрать последнюю булочку. Он её, к слову, приберёг специально для него. — Как твои дела? — интересуется Чонгук, откусывая хлеб, а сам не сводит пристального взгляда с лица самого тихого парня их деревни. И самого красивого, но это по его скромному мнению. — Всё хорошо. — Получается справляться одному? На лице Тэхёна не проявляется ни одной лишней эмоции. Он свои слёзы уже все выплакал, поэтому сейчас только спокойно кивает, не позволяя даже усомниться в своих словах. — Получается. Мама успела многому меня научить, как видишь, никто не жалуется на отсутствие свежего хлеба в пекарне. Взгляд тёмных глаз сразу же смягчается. — Ты молодец, — улыбается Чонгук, — Моей матери только не говори, но после твоей выпечки другую уже есть совсем не хочется. — Заходи почаще, я тебя ещё накормлю, — смеётся Тэхён, а сам только сильнее сжимает в руках корзинку от смущения. Чонгук ничего пообещать не успевает. К нему подбегает одна из деревенских девчонок, хватая за локоть, а Тэхёна она одаривает игривым взглядом. — Мы собираемся у речки, — сладко тянет, прижимаясь грудью к парню. Мы — это деревенская молодёжь. Мы — теперь чаще всего исключает Тэхёна, которому с недавних пор приходится с утра до вечера корпеть рядом с печкой и пачкаться в муке. — Не идёшь? — спрашивает девчонка, вскидывая бровь, а сама цепляет длинными пальцами корзинку. Чонгук молча прослеживает за этими действиями, а затем переводит внимательный взгляд на растерявшегося Кима. — У меня дела в пекарне, — улыбается слабо Тэхён, а сам осторожно выдёргивает свою корзинку из чужой хватки, — Сегодня не получится. Он вежливо кланяется, разворачиваясь в противоположную сторону. Уходит. Сын кузнеца хмыкает, переводя тяжёлый взгляд на стоящую рядом болтающую девушку. Она раздражает.

🌒🌒🌒

Тэхён вновь идёт с тяжёлой корзинкой в руках, правда, теперь на улице совсем темно, а изредка встречающиеся на дороге люди лишь тихо здороваются, спеша попасть домой после трудового дня. Им, уставшим и замёрзшим, совсем не до юного пекаря, который в отличие от них спокойно проходит к одному из стоящих домиков, заходя во двор. Дверь тут же распахивается, впуская гостя внутрь. Старушка, что встретилась ему сегодня у церкви, теперь вся облачена в чёрное и восседает во главе деревянного стола. Тэхён тут же ставит на него корзинку и позволяет одной из женщин накинуть на свои плечи мантию. — Ты за эти несколько месяцев три раза пропустил службу, — шепчут ему быстро на ухо, — Глава очень недовольна. — Очень, — тут же раздаётся громкий голос старушки, от которой никогда ничего не скроешь, — Чем ты думаешь, глупый ребёнок? А Тэхён, наверное, и правда глупый. И ребёнок. Ему даже нет и восемнадцати лет, а он окружён взрослыми людьми, знающими уж поболее, чем он сам. Его здесь быть не должно. Но несмотря на это, он молча проходит к столу, занимая один из свободных стульев. Тот, на котором обычно сидела его мать. — Мне всё ещё тяжело, — сглатывает Тэхён, ловя на себе парочку сочувствующих взглядов, — Когда вижу его, не могу контролировать свои действия и слова. — Чхве Уён, — понимающе тянет старушка ненавистное имя, а на её лице отражается отвращение, — Мы все через это проходим. Терпим. И ты терпи. — Это сложно. Старушка цокает. — Зачем нам опять вести эти пустые беседы? Я уже устала тебе повторять. Жаль, что Лиён не успела тебя подготовить. — Маме было не до подготовок, когда она выкашливала кровь, — жестко припечатывает Тэхён, бросая на главу короткий взгляд, — Где было ваше могущество тогда? — Твою мать забрала болезнь, — вздыхает старушка, бросая на парня смягчившийся взгляд, — Если бы её и можно было спасти, то пришлось бы прибегнуть к магии настолько чёрной, что отмыться мы бы никогда уже не смогли. Она этого не хотела. Не хотели и мы. Тэхён кивает, ничего больше не произнося. Так он извиняется за то, что каждый раз поднимает эту тему на собрании ковена. Когда семеро человек, наконец, собираются за столом, один из мужчин пододвигает принесенную Тэхёном корзинку. Он быстро заглядывает внутрь, обнаруживая внутри несколько кинжалов с небольшими печатями на рукоятках, а под ними бумажный лист, на котором нарисовано детское лицо. Мужчина хмурится. Узнаёт. Ребёнок — один из сирот, что часто сбегал из приюта. Всегда в увечьях и всегда хромой. — Это он тебе приснился? Тэхён кивает, пробегаясь взглядом по рисунку, когда его кладут в центр стола. — Каждый раз они всё младше и младше, — цедит сквозь сжатые зубы женщина, что сидит по правую руку от Кима, — Уён уже совсем обезумел. — Не пойман — не вор, — хмыкает старушка, бросая тяжёлый взгляд на собравшихся, а за её спиной две девушки уже вносят клетку с голубем и ставят её также на центр стола. — Давайте надеяться, что хотя бы этот мальчишка жив. Мы сможем его найти, — ровный голос старушки внушает надежду, пока мужчина достаёт из корзины принесённые кинжалы. Надежды нет только у Тэхёна. Он знает, что живые ему ещё никогда не приходили во снах.

🌒🌒🌒

Кто-то еле слышно ругается себе под нос, когда заклинание поиска не срабатывает. Тэхён отводит взгляд от мертвой птицы. Шестое собрание и шестой ребёнок, которого найти теперь не сможет никто. Шестой ребёнок, чью пропажу в приюте не заметят, чью пропажу не заметит никто, кроме семерых людей, собравшихся этой ночью под полной луной. Дом пропитывается горечью и злостью от собственного бессилия. Мантии слетают с плеч. Кто-то уходит кипятить чай, а кто-то оттирать кровь с пола и стола. В корзинку небрежно закидывают мёртвую тушу, завернув её предварительно в несколько полотенец, чтобы капли крови по дороге не оставляли след. Тэхён на чай не остаётся и тихо со всеми прощается. Глава ловит его уже у самого выхода. — Будь осторожен, прошу тебя. Закопай и беги домой. А вообще, лучше бы ты остался с нами ненадолго выпить чаю. Я вижу, как ты нервничаешь. — Я вам бесполезен, — шепчет Тэхён, — Мне снятся мёртвые. У нас никогда не будет шанса спасти кого-то. — Мы сможем спасти их души, когда поймаем и предадим суду их убийцу. — Для его поимки нужен живой. Мёртвые не говорят. — С нами — нет. А с тобой? — Они молчат, — Тэхён сжимает в пальцах ручку корзинки, — Я стараюсь, но у меня не получается. Они меня не слышат. — Ты научишься. Не кори себя, нужно время чтобы проработать твой дар. — Это проклятье. — Пока ты будешь себя уверять в этом, ничего не получится, — жестко припечатывает глава, — Помни, что проклятье убивает. Уён — это проклятье. А ты — надежда. Старушка оставляет на макушке парня мягкий поцелуй и только вновь повторяет. — Будь осторожен и не попадись. Тэхён кивает и выходит из дома, быстро оглядываясь по сторонам. На улицах деревни пусто, а до леса быстрым шагом пару минут. Он уже совсем не боится, когда заходит в чащу, в темноте идёт по выученной наизусть тропинке. Одного похода с одним из членов ковена было достаточно, чтобы запомнить путь. Все последующие Тэхён проделал в одиночестве. Этот исключением не стал. Он останавливается, когда подходит к свежевырытой ямке и опускается на колени, ставя рядом корзинку. Руки вновь пачкаются в земле, когда он загребает её, скрывая под толстым слоем мёртвую птицу. На лбу проступает испарина, а ветер пробирается под тонкую рубаху и внезапно приносит за собой тихие шаги. Пальцы, испачканные в грязи, немеют, и от страха в глазах собираются слёзы. Это его конец. В корзинке призывно поблёскивает кинжал, и Тэхён понимает, что лучше умереть от собственных рук, чем во время пыток, вытягивающих страшные секреты. Шаги стихают, а за спиной он чувствует чужое присутствие. Близко. Насколько? — Мне сегодня, и правда, везёт, — раздаётся наконец знакомый голос, а по щеке Тэхёна скатывается слеза. Чонгук смотрит, как дрожащая рука тянется к корзинке, и он тут же её перехватывает. — Что собрался делать? — буднично интересуется сын кузнеца, присаживаясь рядом, — Птица и так мертва. Тэхён дрожит, молча смотря перед собой. Ему страшно. — Как тебя такого эта сумасшедшая старуха отправляет в лес одного? — Чонгук подхватывает его под коленями и под спиной, поднимая на руки, только чтобы через пару секунд усадить под одним из деревьев. Он бросает взгляд на совершенно неумело закопанную яму. — Ты знаешь, что если бы не я, — он тычет пальцем в очень уж заметную горку земли, — Давным бы давно спалили ваши странные увлечения. — О чем ты говоришь? — шепчет Ким, наблюдая, как парень начинает притоптывать землю. — О том, что если уж закапываешь что-то, не будь дураком и делай это правильно. — Я и делал… — Нет, это я за тобой уже пятый раз переделываю. — Зачем? — Мать попросила приглядеть за тобой, — поворачивается к нему Чонгук, а затем подходит ближе и садится напротив, — Тебе ещё многому предстоит научиться. — Откуда ты знаешь о нас? Твоя мама состоит в ковене, но ты — нет, — шепчет Тэхён, пытаясь найти ответы в тёмном взгляде. — Пару лет назад мне стало любопытно, куда уходит по ночам мама, и куда отец её так спокойно отпускает. Скажем, увиденное меня очень заинтересовало. Я долго наблюдал за ними, пока отец не поймал меня однажды входящим ночью в дом. Дождались маму, и ей пришлось объясняться. — Тебе не было страшно? — Страшно? — Чонгук наклоняет голову, чуть ухмыляясь, — Тогда ещё они, конечно, такой ерундой, — он намекает на зарытую за своей спиной птицу, — не занимались, но мне, что тогда, что сейчас плевать. За мать только переживал, боялся, как бы её ни поймали, а потом она сказала, что у них пополнение. А точнее то, что ты пришёл на место своей матери. Вот уж я был удивлён, тебя среди этих чудиков я и не представлял. Тэхён тяжело сглатывает, совсем запутываясь в происходящем. — Почему ты не в ковене, если знаешь всё? — Я для вашего ковена не подхожу совсем, — Чонгук касается пальцами чужой щеки, мягко её поглаживая, очень давно хотел это сделать и сейчас устоять был не в силах. Тэхён на секунду прикрывает глаза, наслаждаясь аккуратным касанием, но всё ещё не может успокоить рой мыслей. — Почему ты не подходишь нам? — Ваша старушка меня боится. — Боится? — Не бери в голову, — палец соскальзывает с щеки на пухлые губы, медленно их обводя, а у Тэхёна в голове теперь точно пусто, — Сейчас я здесь, только чтобы проследить, что ты нормально доберёшься домой. — Почему не показался раньше? — шепчет Ким. — За тобой и просто наблюдать приятно, — улыбается Чонгук, — Но этой ночью ты уж совсем потерянным выглядел. А я люблю твою улыбку. Сегодня у церкви ты мне улыбался. Хотя, судя по тому, что творит наш многоуважаемый Чхве Уён, у церкви нужно плакать. — Нельзя, — качает головой Ким, — Ты знаешь. — Знаю. Но знай и ты, — шепчет Чонгук, наклоняясь к пылающему лицу Тэхена и касаясь кончиком носа чужого, — Когда по вине этого человека ты прольёшь слёзы, я его убью. Не если, а когда. Тэхён вздрагивает, вжимаясь спиной в дерево. В этой ночи от Чонгука веет чем-то очень далёким от хорошего. — Что ты такое говоришь? — Тебе снятся мёртвые, — улыбается сын кузнеца, — А мне снишься ты. Не говорит, что в этих снах Тэхён под ним мечется на простынях и сладко стонет. И не скажет, что в этих снах Тэхён становится главой самого сильного ковена в столице Западной империи, а Чонгук его кровавой тенью. Сейчас он только мягко касается чужих губ и позволяет дрожащим пальцам путаться в своих волосах. Всё будет. Тэхёну для этого нужно просто Чонгуку улыбнуться.