Грязь неприятно стягивает лицо, а со взмокшего лба рябиновая паста норовит стечь прямо в глаза. Тэхён морщится, но только крепче сжимает зубы, когда женская рука тянет его за волосы, заставляя вскинуть голову. Глава ковена пристально всматривается в его глаза, но, к сожалению, ничего нового в них не находит.
— Закончили, — вздыхает она, наконец, выпуская парня, а сама голой пяткой стирает линию одной из нарисованных фигур на полу.
Тэхён молча берёт из тазика с чистой водой полотенце, оттирая всё то, что уже пытается въесться под кожу. Ещё один непонятный ему ритуал, кажется, снова с треском провалился. Ожидания неоправданны, правда, сам Тэхён даже не догадывается, что именно от него хотят. Старуха, как и всегда, в подробности не вдаётся, но за последние несколько недель всё чаще вызывает его к себе, обмазывая то кровью, то соком свежих ягод. Тэхён всё терпит, вымывая последствия ритуалов из волос, и лишние вопросы никогда не задаёт. Если все его мучения хоть как-то помогут им в их деле, он пойдёт на всё.
Старуха даёт ему пару минут, чтобы привести себя в порядок, а сама идёт к двери, резко её распахивая.
— Как верная псина, — едко тянет она, впиваясь взглядом в спину сидящего на её крыльце парня.
Чонгук хмыкает, медленно поднимаясь на ноги.
— Как адская гончая, — поправляет он, окидывая главу тяжёлым взглядом, который тут же смягчается, стоит Тэхёну только показаться на пороге.
— Давно ждёшь? — улыбается Ким, вкладывая руку в чужую большую ладонь.
— Только пришёл.
Губы старухи искривляются. Врёт. Был здесь с самого начала.
— Поменьше бы проводил время с этим юнцом, — ворчит она, — Толку от наших встреч было бы куда больше.
— Кто-то же должен вымывать ему кровь из волос, — улыбается Чонгук, касаясь испачканной светлой пряди.
— Это сок рябины, — шепчет Тэхён, смущённо отворачивая голову, а глава ковена закатывает глаза, взмахивая рукой и прогоняя пару со своего крыльца.
— То, что твоя мать состоит в моем ковене, не значит, что ты можешь приходить к моему дому, — всё же говорит она, встречаясь взглядом с темными глазами.
Чонгук вежливо кланяется, но старуха от этого только большее свирепеет.
Тэхён всё ещё не понимает, что произошло между этими двумя, но его любой вопрос обычно быстро заминается и той, и другой стороной.
Он позволяет сыну кузнеца вывести себя из чужого двора, а затем, взявшись за руки, они бредут к дому Кима, негромко переговариваясь и обсуждая сегодняшний ритуал старухи.
— Пока ты себя нормально чувствуешь, то всё хорошо, — внимательно выслушав парня, отвечает Чонгук, закрывая за ними дверь, а затем сразу же притягивает пискнувшего Тэхёна к себе, зарываясь носом в чужую шею.
— Я всё ещё липкий от рябины, — хнычет Ким, пытаясь оттолкнуть от себя темноволосую макушку, — Дай мне нормально всё с себя смыть.
Он замирает, когда чувствует, как губы, касающиеся его шеи, растягиваются в ухмылке.
— Я помогу, — шепчет Чонгук, проводя языком по сладким полосам, а руками крепко сжимает талию Тэхёна, который с каждой секундой дышит всё тяжелее, — Мой язык всяко приятнее, да?
Ким всхлипывает, откидывая голову назад, цепляется пальцами за чужие плечи, то ли пытается оттолкнуть, то ли наоборот притягивает, пока сам давится вырвавшимся стоном. Чонгук прижимает его к входной двери, пробираясь ладонями под рубашку, исследуя горячее тело, нетерпеливо касаясь сосков, но нежно проводя по ним подушечками пальцев. Тэхён в его руках дрожит и слепо тычется в его губы, тут же затягивая в мокрый поцелуй со вкусом рябины. Чонгук этим вкусом упивается, отстраняется на секунду, чтобы незаметно прикусить собственную губу, и вновь лезет к Тэхёну, который даже не обращает внимания на металлический привкус, смешавшийся с рябиной. Чонгук знает, что этого ничтожно мало, но не отказывает себе в маленькой слабости. После ночного обряда его кровь переполнена магией, ею хочется поделиться.
Он напоследок прикусывает мягкие распухшие губы и возвращается к шее, жадно её вылизывая, чувствует возбуждение Тэхёна и тихо смеётся, когда парень начинает бесстыдно тереться о его ногу.
Чонгук отстраняется и заглядывает в чужие помутневшие глаза, довольно облизываясь. Находит сразу же в них то, что уже неделями так отчаянно ищет старуха. Зелёные глаза Тэхёна покрыты чёрными крапинками. Так красиво, что он не выдерживает и оставляет на каждом по короткому поцелую.
Тэхён, уловив чужую смену настроения, недоуменно отстраняется, тут же чувствуя накатившее смущение из-за собственного поведения. Чонгук ласково ему улыбается.
— Что это за выражение лица? — он поддевает пальцем чужой подбородок, заставляя взглянуть на себя.
— Ничего, — бурчит Ким, — То ты набрасываешься на меня, то как с ребёнком нежишься.
— Не нравится, когда я нежусь? — смеётся Чон, быстро облизывая губы и наблюдая, как чужие глаза снова становятся полностью зелёными.
— Мне не нравится, как ты всё прекращаешь. Будто бы резко понимаешь, кто перед тобой и желание тут же исчезает.
— Исчезает? — приподнимает бровь Чонгук, тут же хватая чужое запястье и крепко сжимая, тянет к собственному паху, — С тобой это желание не исчезнет никогда, — тихо шепчет в чужое ухо и прикрывает глаза, чувствуя, как тонкие пальцы обхватывают его член сквозь ткань.
— Тогда почему ты остановился? Ты же хочешь.
— Так, как я хочу, ещё не хочешь ты, — выдыхает Чон в чужие губы, — Не торопись, Тэхён. У нас впереди ещё много времени.
Ким недовольно морщит носик, но в который раз принимает поражение и тот факт, что после ухода Чонгука ему вновь придётся в одиночестве стонать в подушку.
— Обещаешь? — цепляется он за рукав чужой рубахи и оставляет на острой скуле мягкий поцелуй.
— Я обещаю тебе вечность, — шепчет Чонгук, касаясь губами чужой ладони и осторожно закрывает за собой дверь.
🌒🌒🌒
Ещё на подходе к дому он замечает, что в столовой горит свет, а в окне крутится мать, перетаскивая кастрюли. Чонгук нежным взглядом окидывает женщину и раскрывает калитку, вступая во двор, но в это же мгновение ощущает чужое присутствие. Он не вздрагивает, но отступает назад и разворачивается, встречаясь взглядом с главой ковена.
— Какая встреча, я думал, что в вашем возрасте положен какой-никакой сон, хотя понимаю, что ночная жизнь вам привычнее, — вежливо улыбается Чонгук, складывая руки на груди.
— Оставь это притворство для остальных, — выплевывает старуха, — Держись от Тэхёна подальше. Я знаю, чем ты занимаешься. Я глава ковена, я вижу то, что он в тебе увидеть не способен.
— И что же вы знаете? — всё ещё улыбается сын кузнеца, лишь на секунду обернувшись через плечо, проверив, не видит ли их его мать.
— Ты учишься чёрной магии, — качает головой она, — Безумец. Чернокнижник, — сжимает кулаки старуха, глядя с отвращением, — Я видела мужчину из столицы на прошлой неделе. От него смрадом несло за версту. У него занятия берёшь?
— Только книги, — признаёт Чонгук, пожимая плечами, — А вы чем от меня отличаетесь? Магия одинакова для всех.
— Мы ради своей людей не убиваем. Мы не отрекаемся от Бога в пользу дьявола. Мы не хотим зла.
— Детали, — цокает языком парень, — Между прочим, это вы не пустили меня в свой ковен, пришлось учиться самому.
— Чернокнижником может стать только тот, кто был рожден под чёрной звездой. С чего бы вдруг я пустила тебя в ковен? Таких как ты нужно держать подальше.
— Матери моей то же самое говорите?
— Чтобы не позорить её, я ни слова не сказала. Она такой удар не переживёт. Ты загубишь родных. И загубишь Тэхёна.
— Благодарю вас, глава, за такую заботу о моих любимых, — кланяется, — Доброй ночи.
Старуха резко делает шаг вперёд, не желая отпускать его, не получив ответы.
— Зачем же тебе он? Что ты удумал? Увидел в нём сильную магию?
Чонгук медленно наклоняет голову в бок, пристально рассматривая чужое перекошенное от ненависти лицо. Решает сказать правду, не видя смысла что-то утаивать.
— Тэхён был бы моим, даже будь он простым человеком, был бы моим, даже если бы к ковену не имел никакого отношения, — Чонгук улыбается, вспоминая, как всё детство бегал за сыном местных пекарей, наблюдая за ним исподтишка, — Буду ли я использовать Тэхёна ради магии? Нет. Я буду использовать магию ради него. Всё, чтобы сделать его счастливым.
— Когда он узнает, какую тьму ты несёшь в себе, то никогда тебя не примет.
— Если вам будет легче, то успокаивайте себя этим, — мирно кивает Чонгук, а потом резко вытягивает руку, хватая испуганно захрипевшую старуху за шею, — Но если узнаю, что пытаешься настроить его против меня, узнаю, что причиняешь ему словами боль, я выжгу твои глаза, вырву сердце и прокляну твою душу на вечные муки. Запомни это, глава.
Женщина падает на землю, хватаясь за обожженное горло руками. Страх парализует тело. Когда этот безумец успел овладеть такой сильной магией?
Чонгук поправляет рубаху и приглаживает волосы, возвращая былой непринуждённый вид.
— И ещё попрошу вас, — вновь вежливо тянет он, — Пока я не покончу с Чхве Уёном, поддерживайте Тэхёна, научите тому, что знаете. Когда проводите ритуалы, рассказывайте для чего они, чтобы он запоминал. Он жаден до знаний, — улыбается Чонгук.
— Почему ты всё ещё не убил Уёна? — хрипит старуха, не поднимая глаз с земли.
— Это слишком просто. Я хочу, чтобы Тэхен видел, как торжествует
справедливость. К этому он должен прийти сам, но с вашей помощью.
Глава ковена медленно поднимается с колен, когда парень, наконец, скрывается за калиткой, махнув на прощание рукой. Ожоги на коже от чужой хватки причиняют невероятную боль, но даже она не может хоть на секунду погасить чувство страха, поселившееся в каждой клеточке тела.
— Адская гончая, — шёпотом признаёт она, смотря на Луну.
🌒🌒🌒
В эту ночь Тэхён впервые в своём сне слышит детский плач.
Мёртвые не говорят?
