***
Маринетт не могла сказать точно, когда именно это произошло. Может, когда каламбуры глупого Кота стали казаться ей остроумными? Или когда она невольно стала засматриваться на подтянутую и возмужавшую фигуру Нуара, облитую спандексом? Но она абсолютно точно была влюблена в хвостатого напарника, вот прям по самую последнюю крапинку на своём костюме. Вот только, когда, спрашивается, успела? Может, когда поняла, что идеальный паинька Адриан не такой уж идеальный и, совершенно точно, никакой не паинька? Или, всё же, когда стала невольной свидетельницей его детрансформации?***
Маринетт не хотела раскрывать личность напарника. И подглядывать за ним тоже. Просто случилось так, что после победы над очередной марионеткой Бражника, она влетела в окно того же класса, что и Кот Нуар минутой ранее, ровно за секунду до исчезновения пятнистого костюма. Бесшумно приземлившись в самом конце класса и увидев напарника, стоящего к ней спиной подле учительского стола, пятнистая героиня хотела нырнуть за последнюю парту дабы не видеть его детрансформацию. Но в этот самый миг ярко-зелёная вспышка явила, ошарашенной божьей коровке, золотого пирожочка Адриан Агреста собственной персоной. Наверное, Маринетт так бы и продолжала стоять разинув рот, если бы вовремя не спохватилась, столкнувшись с ехидным прищуром зелёных глаз маленького котёнка, который тихо о чём-то переговаривался со своим хозяином. И поняв, что разоблачения её личности она боится гораздо сильнее, чем быть пойманной на разоблачении личности напарника, всё же пригнулась, прячась за последней партой. Нуар, вернее Адриан, продолжал разговаривать с Плаггом, явно за что-то перед ним извиняясь. — Держи свой сыр, маленький шантажист, — это было единственное, что удалось услышать Мари прежде, чем дверь класса захлопнулась за спиной парижского героя.***
Маринетт не помнит как вернулась домой, сославшись на плохое самочувствие и чудом избегая встречи с Адрианом, к которой она сейчас была совсем не готова. Не помнит, как носилась по комнате, причитая о том, что милый пирожочек Эдрикенс смог оказаться несносным Котом. Не помнит, как долго не могло проораться в подушку, как Тикки гладила её лапкой по щеке, говоря, что ничего страшного по сути и не произошло. Зато хорошо помнит, как ближе к полуночи в её комнату влетел чёрный прожорливый комок. — Эй, Леди Баг, выше нос! Или ты хочешь сказать, что разочаровалась в моём пацане? — Плагг, успевший слетать на кухню, лакомился сырной булочкой, сидя на коленях всё ещё всхлипывающей Дюпэн-Чен. — Нет, просто… просто это как-то неожиданно и так… так глупо. Пока я бегала за ним он бегал за мной в маске. А пока я в маске бегала от него он не замечал меня без маски. А теперь всё как-то запуталось что ли. — М-мням-ням, — котёнок облизнулся, проглатывая последний кусочек. — А по-моему сейчас всё куда проще. Ты любишь его, а он любит тебя. Ну вот и флаг вам в руки, домик на берегу моря, трое детей и хомячок. Хотя, как по мне, то лучше бы кота завели. — Любит? — на мгновенье щёки Маринетт залил нежный румянец, но тут же схлынул в свете одного значительного обстоятельства. — Он любит не меня, Плагг. Адриан влюблён в Леди Баг, а меня воспринимает только как друга. — Так в чём проблема? — котёнок смешно передёрнул усами. — Вот пусть Леди Баг и ответит на чувства своего напарника. А то я уже как-то устал от его бесконечных стенаний на тему несчастной любви к неприступной Леди. — Леди Баг, конечно же, могла бы ответить на чувства Нуара, — потупила взгляд Мари. — Но рано или поздно нам придётся открыть свои личности и я не знаю, что будет после и как он ко всему этому отнесётся. — А после время само покажет, главное, не затягивай с этим. А то на моего парня уже смотреть жалко, — лукаво подмигнув напоследок, чёрный проказник вылетел в приоткрытый люк. — Время покажет… — тихо прошептала Маринетт, глядя вслед удаляющемуся квами. И время показало.***
Поначалу Маринетт изо всех сил пыталась вести себя с Нуаром, как ни в чём не бывало. Но каждый раз после его очередного каламбура она вспоминала, что под маской ушастого балагура на самом деле скрывается стесняшка Адриана. И с её губ вместо привычного упрёка срывался очередной смешок. Со временем, она перестала одёргивать руку, когда напарник пытался её поцеловать к вящей радости последнего. Мари знала, что напарник почувствовал перемены. Она была уверена, что уже совсем скоро её Котёнок наберётся смелости, чтобы пригласить её на свидание. На которое она, естественно, согласится. И кто знает, к чему оно их приведёт… Но, похоже, случайное открытие чужих личностей вошло у Дюпэн-Чен в привычку.***
Это был один из тех дней, когда неугомонная мамочка-Сезер в надежде помочь подруге сблизиться с любовью всей её жизни (даже не подозревая, что её подруга или, вернее сказать, альтер эго её подруги, и так прекрасно с этим справляется) затащила их с Нино домой к Агрестам под предлогом подготовки совместного проекта. Возможно, её судьба… вернее, ИХ судьбы сложились бы несколько иначе. Возможно, они с Котом ещё не раз выступили бы против Бражника. И возможно, смогли бы его рано или поздно загнать в угол, отобрав Талисман. Возможно, они с Котом сходили бы на тысячу свиданий, а после жили долго и счастливо. Возможно, мама потешалась бы над тем, как Том пытается научить зятя замешивать тесто. Возможно, Алья или Нино могли бы стать крёстными для их детей. Возможно всё могло быть иначе… Если бы Маринетт в особняке Агрестов случайно не забрела не в то крыло в поисках туалета. Или забрела чуточку позже. Всего на каких-то десять секунд. Но госпожа Судьба распорядилась иначе. Маринетт казалось, что она шла абсолютно правильно, так, как и сказал Адриан. Но всё равно заплутала средь бесконечных коридоров и колонн. А проклятая ванная комната для гостей всё никак не находилась. Сейчас идея воспользоваться личной уборной Адриана не казалась ей такой уж смущающей. Хоть в Леди Баг превращайся и лети домой справлять нужду. Но в этот момент где-то позади неё раздался звук льющейся воды. А в следующий момент послышался звук открывающейся двери и голос неизменного ассистента мсье Агреста. — Да, Габриэль, я знаю, что Талисман нестабилен. Но у Эмили осталось не так много времени. Эта капсула не сможет сохранять её вечно и чем больше проходит времени, тем меньше у нас шансов. Прошу, позволь мне… — по мере того, как женщина удалялась от колонны, за которой притаилась Мари, тем тише становился её голос. Не смотря на разыгравшийся интерес к услышанному, Маринетт сначала всё же проскользнула за ту самую дверь, из которой только что вышла мадам Санкёр. А потом, расхаживая по уборной, она долго не могла прийти в себя и решить, как ей реагировать на всё услышанное. Эмили… капсула, которая сохраняет её… Но больше всего героиню волновали слова о нестабильном Талисмане. Что всё это могло значить? Но сейчас делать какие-либо выводы было рано. Да и кроме того, ей надо было возвращаться к друзьям пока они чего не заподозрили. Этот день ей едва удалось усидеть в кругу друзей, скрывая нервозность. Но по возвращению домой, маленькую квами ждал не самый спокойный вечер.***
Маринетт мечется по комнате, строит тысячи теорий и теряется в догадках о том, как её кумир и по совместительству отец её напарника может быть связан с Талисманами. Возможно, Бражник напал на него и теперь угрожает его семье, то есть, Адриану? А возможно, Габриэль является хранителем одной из шкатулок, как тот индеец в Нью-Йорке? Но причём тогда здесь Эмили Агрест, она ведь погибла в автокатастрофе? Или речь о какой-то другой Эмили? Почему Натали говорила, что у них остаётся мало времени? И как вообще во всём этом замешена мадемуазель Санкёр? Чем больше Маринетт металась, тем больше у неё появлялось вопросов. В итоге у неё так разболелась голова, что не оставалось ничего кроме, как согласиться с мудрой квами, о том, что нельзя делать поспешные выводы пока не станут известны все детали. А для этого ей было необходимо тщательнее присмотреться и к самому Габриэлю, и к его помощнице. Но сделать это надо незаметно и, не вызывая подозрений. На помощь приходит безоткатная Алья Сезер, готовая ради счастья лучшей подруги чуть ли не каждую неделю выдумывать очередной совместный проект. Так у Маринетт появились возможность и предлог довольно часто бывать в особняке. А чтобы следить за мсье Агрестом под иллюзией невидимости (благо, Хранитель не стал задавать вопросов по поводу того, для чего ей понадобился кулон Лисы да ещё и на такой долгий срок), себя вполне оправдал предлог похода в уборную из-за чрезмерного количества выпитой газировки. У Маринетт ушло около двух месяцев прежде, чем ей удалось докопаться до правды. Как обычно, наложив на себя иллюзию невидимости, героиня прижалась к дальней стенке лифта и старалась даже не дышать лишний раз, чтобы не выдать своего присутствия, пока они спускались в тайное убежище. Не веря собственным глазам, Дюпэн-Чен смотрела на то, как Габриэль нежно поглаживал пальцами по стеклу, под которым покоилось тело Эмили Агрест. — Я знаю, что виноват перед тобой, Эмили. Если бы не та авария, то это всё равно бы случилось рано или поздно. Я не должен был разрешать тебе пользоваться нестабильным Талисманом, который медленно высасывал из тебя жизнь, — мужчина прижался лбом к холодному стеклу, зажмурив глаза. — Но я обещаю тебе, Эмили, что скоро мы снова будем вместе. Ты, я и Адриан. И всё у нас будет, как прежде, как до этих злосчастных Талисманов. Ещё немного и Камни Чудес этого облезлого Кота и его Букашки будут моими. И тогда, Эмили, я верну тебя. Я верну нашему сыну мать, которой ему так не хватает. Которой нам не хватает. Эмили… Зажав рукой рот, чтобы не закричать, по-прежнему скрытая иллюзией Леди Баг, попятилась назад. Она остановилась лишь когда уперлась лопатками в прозрачную стенку лифта. Быстро нажав на кнопку, она нырнула в кабину, не заботясь о том, что её могут заметить. Чего, кстати не произошло, возможно, потому, что не смотря на потрясение, добравшись наверх, она всё же догадалась отправить лифт обратно. И на этот раз, переваривать такую правду в компании друзей она была просто не готова. Сославшись на то, что родители срочно просили помочь её в пекарне, Мари покидает особняк. Но на этот раз, вопреки ожиданиям Тикки, её хозяйка не металась по комнате и не пыталась выпустить эмоции, закрывшись лицом в подушку. Маринетт практически сразу же по возвращению завалилась на кровать, заворачиваясь в одеяло, как в кокон. Она продолжала лежать, сжавшись в комочек, не реагирую даже не мельтешащую перед ней квами. Тикки надеялась, что на утро сможет хоть как-то разговорить хозяйку. Но и утро не принесло никаких изменений. Сказавшись больной, Маринетт осталась дома, заверив взволнованную мать, что это легкая усталость и недомогание и, что не стоит из-за этого вызывать врача. Всю неделю она провела в постели и лишь изредка спускалась вниз, чтобы поесть. Рвущейся проведать подругу Алье пришлось наврать, что она очень больна и не хочет её заразить. А на все вопросы Тикки она отвечала односложно. — Я не знаю. Мне надо подумать. А подумать было о чём. Судьбе-злодейке было угодно сделать врагами самых близких людей на свете. А человек, которого она до этого считала отъявленным негодяем и мерзавцем просто хотел вернуть свою жену и мать своего сына. Разве она не сделала бы для любимого человека то же самое? Разве не попыталась бы она вернуть к жизни Адриана, даже ценой жизни другого человека? Да. Пусть это эгоистично и не достойно героини, но всё равно… Да. Сто тысяч раз «да»! И разве могла она после этого осуждать Габриэля? Пожалуй, сейчас она понимала Бражника, как никогда в жизни.***
Когда неделя истекла и настало время снова идти в коллеж, Маринетт чувствовала себя полностью опустошённой и выглядела примерно также. Ребята и учителя смотрели с сожалением на «не до конца выздоровевшую» Дюпэн-Чен, в то время, как она бросала сочувственные взгляды в сторону Агреста-младшего. Адриан был подобен солнышку, что своим теплом грело всех без исключения. Даже такую злюку, как Хлоя. И это ещё если не брать в расчёт то, что он делает для горожан, как герой Парижа. Но проведя довольно много времени на домашнем обучении (а точнее, в заточении в особняке), он жаждал наверстать упущенное. Всё то, что для других ребят было обыденным или казалось нудным и скучным для Адриана имело смысл и казалось чём-то экзотическим. И не смотря на то, что он всегда был окружён множеством людей, в душе он был очень одинок. Ему были необходимы дружеские поддержка и внимание. Но ни один друг никогда не сможет заменить самого близкого и дорогого человека. Никто и никогда не сможет заменить маму. Маринетт глубоко вздохнула, прекрасно понимая, какую реакцию она вызовет у своей квами. Но свой выбор она уже сделала. И ничто не сможет его изменить.***
— Маринетт, но объединение ваших Камней Чудес очень опасно! — маленькая квами во все глаза смотрела на свою хозяйку, единственную на её памяти, что решилась добровольно отдать свой Талисман неприятелю. — Тикки, Габриэль не собирается захватывать мир. Он просто хочет вернуть маму Адриана, — девушка потёрла виски, чувствуя, что этот разговор начал её изрядно утомлять. — Но, Маринетт, — Тикки всё ещё отказывалась верить в услышанное. — Ты хоть понимаешь, что в таком случае… — Хватит! Хватит, Тикки, слышишь? — ударив ладонями по столу, Мари резко поднялась на ноги, теряя терпение. Её решение продуманно и обсуждению не подлежит. — Я больше не желаю слушать ни единого слова! Ни твои доводы, ни разговоры с Хранителем, ни что на этой чертовой планете не заставит меня передумать! Единственное, что мне нужно, так это немного времени. — Да, хозяйка, — квами грустно склонила голову. — В книге о Талисманах есть одно заклинание, которое может отсрочить полное исполнение другого заклинания почти на сутки, — Тикки говорила тихо, нервно подёргивая усиками. Сегодня был первый раз, когда Маринетт повысила на неё голос.***
Очередной визит в особняк Агрестов в воскресенье под предлогом очередного совместного проекта. И как только мсье Агрест верит в то, что им задают столько проектов? Но не это сейчас волнует Маринетт. Шкатулка с письмом, что лежат в сумочке, в которой прежде пряталась Тикки, казалось, жгли прямо сквозь ткань. Ей пришлось уже дважды выходить якобы в уборную, но исполнить задуманное так и не получалось. Модельер под наплывом небывалого вдохновения чуть ли не с самого утра не покидал свой кабинет. Удача улыбнулась ей ближе к ночи. Когда мсье Габриэль спустился вниз выпить чашечку кофе, она смогла, наконец, прошмыгнуть в его кабинет. Ни мальчишки, что рубились в приставку, ни Алья, которая решила покорять скалодром, так и не заметили её недолгого отсутствия. Зато заметили, что за окном и правда стало темно, когда она якобы случайно заметила это после своего возвращения. Опасаясь, что строгий отец Адриана из-за столь позднего времени может рассердиться, друзья спешно попрощались, покидая особняк.***
Ночь у Маринетт выдалась долгой. Она не знала, удастся ли Тикки уговорить Габриэля прочесть то заклинание и будет ли у неё время со всеми попрощаться. Поэтому, чтобы не тратить драгоценные минуты зря, сев за стол, она вооружилась блокнотом и ручкой. В конвертах с надписью «Маме и папе» а также «Алье», лежали практически эдентичные письма, в которых она рассказала всё, как на духу и просила простить её за этот выбор. Когда же она взялась за третье письмо, то в комнату сквозь стену влетел рой неоново-белых божьих коровок, что всего на мгновение окутали её тело, а после исчезли также неожиданно, как и появились. Ощутив мгновенную слабость, Мари повалилась на пол, тяжело дыша. Голова кружилась, внутренности стянуло в тугой узел, а каждый вдох давался неимоверно тяжело. Но она всё ещё могла дышать. А это значит, что Тикки всё удалось. Габриэль прочёл заклинание и теперь у неё есть почти сутки, чтобы всё завершить. Превозмогая боль, она снова села за стол. Строчки плыли перед глазами, а буквы расплывались в непонятное нечто. В мусор летели один листок за другим. И нет, не потому, что Мари практически не видела, что писала, а потому, что просто не могла найти подходящих слов для человека, ради счастья которого пожертвовала всем. Но в итоге коротенькое «Будь счастлив, Котёнок» было упаковано в третий конверт с надписью «Адриану». Закусив от боли губу, Маринетт удаётся преодолеть расстояние до кровати, чтобы забыться коротким и беспокойным сном. Она знала, что поскольку «обмен» не был завершён полностью из-за того заклинания, о котором говорила Тикки, то они обе будут чувствовать сильную слабость в течении следующих суток. Что ж, это не такая уж и большая жертва в сравнении с человеческой жизнью. Когда на утро Сабин поднялась разбудить дочь, то была не на шутку обеспокоена её здоровьем. Уж очень часто она стала хворать. Но Маринетт снова удалось успокоить мать, сославшись на болезненный цикл и сказав, что завтра уже всё пройдёт. Что ж, по крайней мере, хоть тут она не солгала. Завтра и правда всё пройдёт. Когда за Сабин закрылась дверь, Мари извлекла из сумочки Талисман Кролика. Мастер, кстати, и на этот раз не стал спрашивать зачем ей понадобился очередной Талисман, полностью доверяя пятнистой героине и её выбору. А выбор её был, ой, как непрост. Дюпэн-Чен прекрасно знала о цене, которую придётся заплатить за желание. Мастер Фу много раз повторял, что в мире всегда должно поддерживаться равновесие. Если один цветок вянет, то где-то в этот миг распускается другой. И если кому-то даровать жизнь, то это будет означать, что у кого-то эту жизнь придётся забрать. А как героиня, Маринетт не могла допустить того, чтобы пострадал совершенно посторонний человек. Но она очень хотела, чтобы Адриан был счастлив. Счастлив со своей семьёй. Пусть даже и без неё, без своей Леди. Её Котёнок сильный, он сможет найти новую Леди, которую будет любить и без пятнистой маски. Но это будет уже после, а сейчас, она должна была убедиться, что всё сработало. И поскольку, она была очень слаба из-за проведённого ночью обряда, да, и серьги удачи уже были не с ней, то пришлось действовать несколько иначе. Призвав Флаффа, она открыла портал во вчерашний день и вызвала из кроличьей норы ту Маринетт, которая ещё не успела оставить свой Талисман в особняке Агрестов. Перевоплотившись, Дюпэн-Чен вчерашнего образца отправилась на встречу к Мастеру.***
— Скажи, Багибу, — с затаённой надеждой Кот смотрел в её глаза. — Теперь, когда Бражника не стало мы… мы можем сбросить маски? Казалось, что он боялся шевелиться, боялся моргать, боялся, даже, дышать, чтобы не спугнуть момент. Её сердце дрогнуло. — Завтра, Котёнок, — она робко улыбнулась, делая шаг вперёд. — Всё будет завтра. Обхватив лицо Нуара руками, Мари оставила на его губах короткий прощальный поцелуй. Быстро отстранившись, она тихо всхлипнула, на бегу выпрыгивая в распахнутое окно. Но, на её счастье, ошарашенный внезапным поцелуем, напарник не заметил ни тихого всхлипа, ни слёз, катившихся из-под пятнистой маски. Оказавшись на улице, Дюпэн-Чен притаилась на соседней крыше. Когда напарник покинул Мастера, она последовала за ним. Вскоре героиня в алом оказалось у особняка Агрестов. Аккуратно заглянув в дом через неплотно зашторенное окно, она видела, как Адриан плакал, обнимая мать, а рядом сидел потрёпанный, но улыбающийся Габриэль. — Будь счастлив, Котёнок, — тихо прошептала в пустоту Божья Коровка, покидая свой пост.***
— Ты сделала правильный выбор, — вздохнула девушка в супергеройском обличии, глядя на свою копию, что лежала на постели, плотно закутавшись в одеяло. — Я знаю, я знаю, — грустно улыбнулась та, легонько сжав руку своего двойника. — Иди, тебе пора, — махнула она головой в сторону открывшегося портала. — Да, пока, — тихо шепнула героиня, подходя к норе. — Нет, — так же тихо ответила Маринетт, наблюдая за тем, как за спиной её копии захлопывается временной портал. — Прощай.***
Этим вечером в особняке Агрестов царило необычайное оживление. Прислуга суетилась, вычищая и без того идеально отдраенный до чиста дом и готовя праздничный ужин по поводу возвращения своей хозяйки. А невесть откуда налетевшая пресса, чуть ли не в окна лезла, пытаясь взять интервью у только что вышедшей из комы мадам Агрест. Друзья Адриана и деловые партнеры Габриэля обрывали телефоны, чтобы удостовериться в правдивости разлетевшихся слухов. А вечером, когда Эмили смогла самостоятельно встать с постели, всё счастливое семейство Агрестов собралось в большой зале за празднично накрытым столом. А в этот самый миг на другом конце города, в комнатке с уютным балконом, над одной из самых популярных пекарен в Париже, Маринетт Дюпон-Чен почувствовала, как тело от нестерпимой боли выгибает дугой. Она знала, что такова была цена за счастье. Счастье светловолосого идола, что стал для неё смыслом её недолгой жизни. Цена, которую она заплатила не задумываясь. Васильковые глаза широко распахнулись, чтобы в следующее мгновенье сомкнуться навечно. — Будь счастлив, Котёнок… Слова срываются с потрескавшихся губ прежде, чем тело юной Дюпон-Чен рассыпается на мириады светящихся искр, что медленно оседают в воздухе невесомой золотой пылью.