Sonus | Звук

      Собрав последние капли решимости, Клэр выдыхает сквозь зубы и что есть силы дёргается. Ткань смирительной рубашки натягивается на каменных мышцах, почти слышится треск швов, но в последний момент натруженное тело не справляется и предательски обмякает.       Всё. Это предел.       Клэр с глухим стуком падает на пол и, скорчившись в агонии, пытается сделать вдох, но не может. Лёгкие и ноздри обдаёт нестерпимым жаром. «Дышать… боже, здесь нечем дышать». Она давится ярко вспыхнувшей паникой, когда в ушах начинает метрономом отбиваться пульс, а очертания комнаты — размываться в противно-белой пелене.       Грёбаный транквилизатор! Внутренние часы сломаны, и Уильямс уже не помнит, как давно её накачали лошадиной дозой этой дряни. Может, это было пару часов назад, а может, прошло уже несколько дней. Здесь время ощущается иначе — намного медленнее и невыносимее. Тянется так, что часы, минуты, секунды — всё сливается в одну бесконечную линию без начала и конца. Время течёт, прямо как густой мёд переливается с ложки в банку, или как лёгкое пёрышко летит с высотки на землю. Чтобы придумать сотни подобных сравнений, у Клэр вдоволь времени. Точнее, больше ей заняться и нечем, потому что сидит она тут уже чёртову вечность одна — связанная, с кляпом во рту и без посетителей. Не приходят даже, чтобы накормить или проверить, не умерла ли она от отчаяния.       Пока подскочившее давление нещадно бьёт по нервной системе, Клэр думает, насколько это всё иронично. Последний месяц нужда в тишине и покое была так сильна и первостепенна, а теперь желаемое оказалось в избытке. Настолько, что впору лезть на стену, сделать хоть что-нибудь, чтобы услышать хотя бы какой-то звук и уйти от этого давящего ничего. Как там говорят в народе?.. Бойся своих желаний? Что ж, теперь-то Уильямс окончательно убеждается в этом на своей шкуре.       Плотно прилегающая к лицу маска пропитывается слюной, вытекающей из открытого рта. Липко, противно и мокро. Клэр внутри выворачивает наизнанку от дискомфорта. Хотя, даже если бы этой маски не было, вряд ли она смогла бы обтереться плечом — резервуар физических сил опустошён. Все крохи без остатка были отданы на тщетные попытки высвободить руки. Наивно ли было полагать, что она сможет это сделать, пока по венам течёт убойный анксиолитик? Однозначно. Отчаянно ли было попытаться? Вне сомнений.       Когда с глаз спадает пелена и притуплённый болевой порог возвращается в норму, Клэр чувствует, как место укола на шее болит, зудит и пульсирует. Все эти чувства невольно заставляют мысленно возвратиться в прошлое, к тем событиям и решениям, которые привели её сюда — в белоснежно-белую камеру с мягкими стенами и полом, в абсолютное одиночество и молчание. Вереница картинок проматывается до того проклятого дня, с которого всё начало идти не по плану.       Ночной кошмар. Встреча с Баки и возвращение на базу. Частое упоминание в разговорах Капитана Америки и лечение Тони.       Выступление в «Сирене». Повсюду слышится свист и рукоплескание публики. Она поёт свою песню, вкладывая в неё все свои чувства.       И наконец видит Роджерса, сидящего прямо перед сценой, как будто так и должно быть. Как будто он не должен быть сейчас на задании или хотя бы отчитываться перед правительством. Но он всё же сидит здесь — в месте, о котором не должен был даже знать. В своей привычной манере, со своей идеальной прической и отутюженной одеждой. С печалью в глазах и немой фразой, читающейся в них: «Наконец-то я нашёл тебя».       На последнем слове голос опять предательски дрогнул, застряв где-то в горле. На самом деле Клэр не понимала, как она вообще сумела допеть песню и не убежать. Хотя, пожалуй, ответ у неё всё же был: в этом заслуга упрямства. Или боязни выглядеть трусихой, уязвлённой маленькой девочкой, которая не в состоянии контролировать свои эмоции. Клэр точно не знала, что заставило её выстоять. Но она уверена, что это было единственно верным решением.       Поэтому, когда прозвучал завершающий удар палочек по барабанам, она плавно поклонилась, поблагодарила публику и медленно сошла со сцены. Сохранять лицо. Не выдавать паники. Этим она руководствовалась и справлялась на отлично, пока не дошла до служебного помещения и не услышала знакомые шаги за спиной. А потом… Потом море вышло из берегов, тонкая нить лопнула, зеркало разбилось на тысячу осколков. Осторожное «Клэр» прозвучало совсем близко, словно возле уха. И всю напускную уверенность, всё наигранное спокойствие снесло ветром, обнажив первозданный дикий страх. Страх оказаться лицом к лицу с человеком, который занимал собой мысли и сердце, который так безжалостно растоптал её чувства о подошву своих старомодных ботинок.       Уильямс не выдержала: сорвалась и побежала к выходу, по пути стаскивая с себя парик. Слышала, как рванули за ней, как звали по имени, и лишь пуще прибавляла скорости. Когда лицо обдало прохладным ночным ветром, она с разбегу запрыгнула в свою машину и ударила по газам.       Память услужливо обрывается, не сохранив воспоминаний о дороге. Клэр помнит только, как тряслись тогда руки, сжимающие руль, как драло горло и хотелось кричать. Что было вне этого — просто выпало из реальности, словно и не существовало вовсе. Дальше она находит себя лишь на подсолнуховом поле.       Пальцы бездумно скребли землю, цепляя мелкие камни и корни растений. Уильямс часто и обрывисто дышала, так яростно рвала всё, что попадалось под руку, лишь бы не выпустить наружу крик. Давила его, глушила, топила в всхлипах и ими же захлёбывалась, но как бы ни старалась — голосовые связки прямо чесались от напряжения. В какой-то момент, когда руки нащупали вокруг грязное крошево из подсолнухов, она поняла, что, если не закричит, не выпустит всё, что накопилось внутри — взорвётся прямо на месте.       И тогда беззвёздную ночь прорвал дикий вой. Настолько сильный и громкий, что ещё не улетевшие на юг стрижи мгновенно вспорхнули с деревьев и унеслись подальше от эпицентра. Вырвавшаяся звуковая волна разлетелась в разные стороны, сметая и подминая под себя вереницу растений. Клэр кричала, кричала и кричала так долго, что рот начала заполнять струящаяся из носа и глаз кровь. Остановилась лишь, когда гортань пронзило острой болью и сознание отключилось.       В себя пришла уже на медицинской каталке, пришпоренная к железным ручкам. Она не видела, только чувствовала, как туго стягивают ремни предплечья и голени, как пахнет вокруг стерильностью. Расфокусированный взгляд пытался выцепить что-то знакомое — мебель, лица, знаки — но всё казалось чуждым, а голоса вокруг незнакомыми, тревожными и даже злыми. Не улавливая обрывков разговоров, Уильямс беззвучно хрипела от невозможности сказать и слова.       А дальше кто-то неаккуратно вонзил что-то острое в локтевой сгиб. Больно надавил, вытащил и опять ранил, но уже сильнее — в шею.       И наступила темнота.       Чем дольше Клэр пытается вспомнить, тем бо́льшее ускользает от неё. Где она? Зачем? Что с ней делали? Сколько она тут пробыла? Как бы ни напрягались мозги, вопросы так и остаются без ответа. Но почему-то это даже не беспокоит. Внутри — ни страха, ни жалости, ни злости. Словно всё происходит не с ней, с кем-то другим, а она остаётся лишь сторонним наблюдателем. Уильямс помнит свои чувства и переживания в воспоминаниях, но сейчас нет ни единого их отголоска. Сказывается на этом эмоциональная опустошённость или действие транквилизатора, она не знает.       Единственное, что ощущается, — это слабость, тупая боль в мышцах и инстинкт самосохранения. И, если быть честной, только это и помогает верить в реальность происходящего.       Не к месту в голове всплывает день, прямо противоположный сегодняшнему положению. День, когда её впервые коснулся запах свободы, отдающий морозом и хвойными иголками. Тогда тоже не верилось.       Сквозь гладь тонированного окна с бешеной скоростью проносились однообразные пейзажи. Припорошенные снегом поля, пустые дороги и деревья, деревья, деревья… Так много зелени и белого, что невольно начинало тошнить. Несмотря на это, Клэр отчаянно цеплялась ладонями за стекло и упивалась чу́дным для неё видом. До конца не могла поверить, но как губка впитывала, пыталась запомнить каждую деталь, потому что доселе видела только другой мир — мрачный и тёмный, с привкусом крови и голосом, шепчущем на ухо делать неправильные вещи.       Человек, сидящий за баранкой руля, беспрерывно разговаривал по телефону. Всё диктовал какие-то цифры, комбинации странных слов и слушал. Хотя, наверно, больше слушал. Шум мотора мешал чётко различить его и чужую речь по ту сторону; да и на самом деле концентрация после последней дозы наркотика была ни к чёрту.       Конечно, притупившийся страх умасливал дикий восторг от пребывания на воле, но Клэр была не глупа, чтобы на веру воспринять слова того человека на базе Гидры. Не могла же ей просто так, из ниоткуда, выпасть возможность спастись?       Или могла?..       Каким бы ни был ответ на вопрос, как бы не извратилась над ней судьба, Клэр не смела отрываться от окна и терпеливо ждала, когда мужчина закончит разговор. Прождала недолго. Наверное, когда машина выехала на большую дорогу и кончились деревья. Заговорила тихо, севшим грудным голосом, и водитель незаметно вздрогнул:       — Куда вы меня везёте?       Опять прозвучала телефонная трель. Мужчина бросил нечитаемый взгляд в зеркало заднего вида и отключил звук.       — В безопасное место, — кратко ответил он, и Клэр затылком почувствовала, как его глаза чуть ли не прожгли в ней дыру.       Напряжённая, она выжидала, надеясь на продолжение, но его не последовало ни через пару секунд, ни через минуту. За окном мелькнула дорожная вывеска «Добро пожаловать в Валдиз». Первое семя паники пустило свои корни.       — Кто меня выпустил? — продолжала она сыпать вопросами.       — Друзья, — не сразу последовал сухой ответ. Будто мужчина обдумывал, что сказать. Несмотря на явно позитивный смысл слова, тон его голоса ему противоречил и казался совсем недружелюбным.       Странно. Как же всё это до жути странно. Склонив голову набок, Клэр медленно прошлась ладонью по поверхности окна, каждым пальцем выводя кривые дорожки, по которым мелкими каплями стекал конденсат. На середине задержалась, выставив указательный, и обломленный ноготь пару раз постучал по стеклу.       — У меня нет друзей.       — Вы ошибаетесь, мисс Уильямс, — еле слышно сглотнув и придав уверенности голосу, сказал тот. Послышался треск синтетической кожи: мужские руки сжали обивку руля.       Опять мелькнула та же вывеска; семя дало росток. Клэр резко повернула голову и впервые за всю дорогу посмотрела незнакомцу в глаза.       — Тогда почему мы проезжаем одно и тоже место в третий раз?..       Противно заскрипели шины. Мужчина саданул ногой по тормозам, выворачивая на обочину. Мелькнул вытащенный из-за пазухи пистолет, но незнакомец не успел снять его с предохранителя. Ведомая каким-то импульсом, Уильямс кинулась вперёд и через подголовник сомкнула руки на толстой шее, под пальцами чувствуя пульсирующую жилку. Потребовалась секунда, чтобы решиться.       Салон оглушил противный хруст ломающихся костей.       Непомерным усилием воли она заставляет остановить в голове ураган картинок. «Нет, нет, нет, нет, нет… НЕТ! Не смей вспоминать это», — мысленно приказывает себе и жмуриться до боли в висках. Снова видеть ту сцену из прошлого всё также противно, как и много лет назад. Тот человек… Ох, боже, он был её первой жертвой, убитой не под влиянием гипноза или наркотиков. Первая осознанная кровь на руках, которая запустила после себя целую цепочку зверств. И Клэр соврёт, если скажет, что это не было сумасшествием. Даже не так, это было дикостью: будто с цепи сорвалось изголодавшееся по мясу животное, что начало сжирать всё на своём пути.       Клэр ненавидит Гидру всей своей запятнанной душой. За то, что извратила её суть; за то, что поселила в её сердце чернь, что ни сотрется никакими ванишами, делитами и бэкспейсами. От этого тошнит и выворачивает наизнанку.       Пожалуйста, пусть она сейчас находится не в Гидре. Черт возьми, она в полной мере заслуживает наказание, но только не в руках этих безумцев.       Громкие мысли прерываются звонким щелчком дверного замка. Из открытого проёма тянет сухим тёплым воздухом и слышится мешанина звуков — голоса, писки приборов, шаги и шелест бумаг. Следом в помещение заходят несколько человек. Несмотря на заторможенность, Уильямс оценивает положение скорее на уровне привычки. Трое мужчин, две женщины. В их движениях и позах сквозит настороженностью и солдатскими повадками. Руки одного из них покрыты перчатками и держат кипу документов, нижнюю часть лица скрывает маска. Взгляд цепкий, не пропускающий ни одной детали; Клэр готова поклясться, что он будто сканирует её изнутри. Остальные же кружат вокруг один за другим, держа на изготовке руки рядом с кобурой.       Та женщина, самая приметная из всех, садится перед девушкой на корточки и светит фонариком в глаза.       — Реакция на свет… в норме, — говорит она кому-то в коммуникатор на халате, и голос её грубый, с хрипотцой. Напоминает шелестящий ветер. Неприятно. — Пульс… учащённый. Видны следы сопротивления, швы на рубашке слегка надорваны, состояние мышц ослабленное — Банши пыталась освободиться. — Женщина чуть приподнимает голову Клэр, и она, как болванчик, падает обратно. — Действие препарата ещё продолжается. Как и ожидалось, она не представляет опасности.       Динамик трещит звуковыми помехами по ту сторону приёмника. Раздаются обрывки какого-то диалога, настолько смутного и тихого, что трудно было выцепить из слов логическую связь, а потом звук становится чище. Уже другой голос — четкий и ясный — прорывает поток бессмыслицы.       — Ведите этого мутанта в переговорную. За неё оставили большой залог.       — А что председатель? — «врач» силится сохранить спокойствие, но интонация всё равно выдает неприкрытое удивление. — От него был другой приказ и…       — Это и есть его приказ, — рвано прерывает незнакомец, и эфир вновь обрушивается помехами.       Убрав коммуникатор от лица, женщина неодобрительно качает головой и выругивается.       — Чёрт возьми… Вы слышали всё. Выполняем.       Несколько секунд замешательства сменяются вознёй: пока кто-то снимает с Клэр мокрую одежду, другие же выходят из камеры и возвращаются обратно с инвалидной коляской. Мир резко возвращается в вертикальное состояние, когда две пары сильных рук приподнимают её тело по обеим сторонам и взваливают на сиденье. Чужие пальцы — опять это неприятное ощущение –пробегаются по торсу и пришпоривают его к спинке, закрепляя широкий ремень вокруг. Уильямс делает сиплый вдох, когда запястья придавливаются автоматическими наручами. Коляска трогается с места.       Её везут длинным коридорам, через непонятные комнаты и залы, мимо людей в униформе, что кидают на неё косые взгляды. Глаза пытаются выцепить хоть какую-то символику на стенах, дверях, жетонах сопровождающих, хоть где угодно, но так и не находят. Она знает, что должна чувствовать страх от того, что ожидает где-то внутри здания. Знает, и непременно бы чувствовала это, но не может.       Когда последние, по её мнению, двери распахиваются перед процессией, Клэр понимает, что они пришли на конечную станцию. Огромный кабинет залит солнечным светом из панорамных окон. По периметру стоят вооружённые солдаты, а в центре возле длинного переговорного стола, на котором стоят две коробки, — двое мужчин в официальных костюмах. Один из солдат рапортует об их прибытии, и Уильямс почти с облегчением отметает самую страшную теорию.       «Это не Гидра»        — А вот и то, зачем вы пришли, мистер Роудс, — не скрывая недовольства, Таддеус Росс разводит руки в приглашающем жесте.       Джеймс отвечает ему сдержанным кивком и оборачивается. Клэр успевает лишь смазано поймать его взгляд, но даже этого достаточно, чтобы прочитать в нём немой укор и сочувствие. На секунду даже кажется, что мужчина вздрагивает, хотя она до конца не уверена в своей способности тонко подмечать детали. Но реакция коллеги шита если не белыми нитками по чёрному, то однозначно серыми — его самые плохие ожидания оправдались. Тем не менее, переведя взгляд на госсекретаря, Роуди дёргает щекой и складывает руки на груди.       — Знаете, за сокрытие такой важной информации я вообще не должен был отдавать её вам, но мистер Старк внёс достаточно большой залог, — Росс медленным шагом подходит к окну и жестом приказывает солдатам и остальным сопровождающим покинуть кабинет. Остаётся только доктор, всё также держащая в руках документы. — … и вам всем несказанно повезло, что он всемирный герой.       — Премного благодарен, мистер Росс, — Роуди сначала провожает взглядом выходящих, специально игнорируя слова политика, а потом продолжает, когда двери за ними закрываются: — Так же нам всем несказанно повезло, что именно благодаря Клэр Тони сейчас жив. Нельзя исключать её вклад в нашу всеобщую победу. И развяжите уже её, наконец.       Последняя реплика теперь предназначается единственному оставшемуся человеку из штатных, но женщина в ответ даже не дёргается, вытянувшись по струнке и упорно смотря перед собой.       — Не думаю, что это будет целесообразным. Вряд ли Банши сможет стоять на ногах ближайшие пару часов, поэтому Вам придётся транспортировать её так, — учтиво отвечает за неё Росс, с лёгкой ухмылкой поправляя лацканы пиджака, хотя в голосе его нет ни капли учтивости. Более того, он просто пышет самолюбием и гордостью, что смог поймать и обезвредить «потенциально опасного сверхчеловека».       — Клэр совершила ошибку и достаточно отплатила за неё, но подобное отношение… — Джеймс обводит рукой коляску. — …противоречит принципу гуманности. Она человек, а не дикое животное.       — Вынужденная мера, — перебивает его Таддеус, но всё же кивает доктору, одобряя указания Роудса. — Это был вопрос безопасности не только окружающих, но и самой мисс Уильямс. И, кстати, я очень сомневаюсь, что она сама руководствовалась принципом гуманности, когда совершала разгром на улицах Нью-Йорка и госугодьях.       Женщина по-солдатски отдаёт честь и оставляет на столе начальника документы. Быстрыми и ловкими движениями она расстёгивает многочисленные ремни, а затем снимает шумоподавляющую маску. Когда руки Клэр безвольно свешиваются с подлокотников и онемение сменяется покалыванием на кончиках пальцев, она облегчённо мычит и кренится в сторону. Жёсткие пальцы доктора удерживают её тело на месте и прислоняют его к спинке, фиксируя.       Роуди наблюдает за этим почти без эмоций (в прошлом навидался и худшего), но после того, как видит стекающую с губ коллеги слюну и её взгляд, балансирующий на грани осознанности и бессознательности, его лицо всё же поражает недоумение.       — Боже, чем вы её накачали? Она же как овощ.       — Транквилизатор для нелюдей. Кстати, спасибо ещё раз, что сокрыли от нас эту информацию, — госсекретарь саркастично улыбается уголком губ и проходит обратно к центру стола, на котором лежат бумаги. — Подавляет выработку гормонов, отвечающих за эмоции, а также ослабляет опорно-двигательную систему. Но не беспокойтесь, она в ясном уме и прекрасно понимает, что происходит с ней.       Роуди одновременно виновато и недовольно поворачивается к Клэр, воспользовавшись паузой в диалоге. Взгляд его красноречиво говорит: «мне жаль, но мы оба знали, что правда всплывёт». Нет сомнений, что Росс и остальная верхушка правительства не пустят эту ситуацию на самотёк. И если сам он отделается, максимум, отстранением на пару-тройку недель, то главный вопрос заключается в том, какие санкции теперь ожидают Уильямс в будущем… Он предупреждал её о последствиях, но она всё равно настояла на фальсификации данных.       Его мысленные рассуждения запинаются на середине и ненадолго откладываются, когда автоматические двери с пшиком впускают в кабинет человека, который, по его мнению, сможет сгладить конфликт.       — Да вы просто монстр, мистер Росс, — непринуждённо изрекает Чёрная Вдова, по привычке занимая стойку — скрещенные за спиной руки, вздёрнутый подбородок и вызов в глазах. — Превращение в овоща в обмен на подавление человеческих эмоций? Как же гуманно. Может, именно поэтому происхождение Клэр держали в секрете?       — Следите за языком, Романофф, — недовольно цокает госсекретарь, раздражаясь от язвительности слов агента. — Вы все подписали Заковианский договор, включая мисс Уильямс, а он подразумевает дачу биометрических показателей. Каково же было наше удивление, когда мы сравнили пробу крови в прошлом месяце и полученную после задержания! Если бы не мистер Старк, вашу подругу ждал бы трибунал.       — Мы понимаем, что совершили преступление, но вы бы не смогли этого сделать. Клэр и её способности — слишком ценные ресурсы, чтобы так быстро пустить их в расход, — Наташа хмыкает и складывает руки на груди — неосознанный жест неприязни, хотя сейчас он выражает её вполне объективное настроение.       — Именно этот «ценный ресурс»… — Таддеус изображает пальцами воздушные кавычки. — … уничтожила поле подсолнухов на границе Нью-Йорка. Одним чудом пострадали только хозяйственные угодья, но даже так ущерб составил несколько миллионов долларов. А если бы там были люди? Да и как же мы могли забыть о её ночной гонке? Она спровоцировала несколько аварий на перекрёстках 6 авеню и 43 улицы. Есть пострадавшие в тяжёлом состоянии. Поэтому у нас есть все основания для судимости.       Безучастно слушая дискуссию, Клэр не отпускает лёгкое чувство, словно череп щекочут пёрышком изнутри, но в какой-то момент оно резко сменяется болезненным уколом в висках. Веки рефлекторно схлопываются, и в темноте сами собой яркими вспышками появляются картинки. Визг шин по асфальту. Желтое брюхо такси таранит легковушка. Зажатая между ними, молодая женщина надрывно кричит от боли. С губ слетает свистящий выдох, пока кожу атакует стадо мурашек: она вспоминает, господи, она действительно всё вспоминает. Первая эмоция после пробуждения давит глухо, но всё же ощутимо. Сердце терзает вина.       — Я… — впервые подаёт голос Уильямс, сделав над собой громадное усилие, но воспроизводимый звук тонет в хрипах саднящего горла и кажется нечеловеческим. Во рту чувствуется вкус крови. Корпус интуитивно поддаётся вперёд, но вездесущие руки доктора оттягивают тело обратно. — Я… не… Я не хо…       — Молчи, — Наташа резко прерывает подругу, кинув на неё нечитаемый взгляд, и продолжает дальше сама: — Клэр подверглась сильному эмоциональному потрясению. Вы и так знаете, что эмоции сверхлюдей влияют на их способности. Вся наша команда была свидетелями её стойкости и самоконтроля. И только это позволило ей взорваться не в центре города, а выехать из него и выплеснуть энергию на безлюдной местности, чтобы избежать больших жертв.       — Я не понимаю, вы оправдываете нарушение ряда законов примером невероятной стойкости? Ничего из этого не стоит совершённого ущерба государственной собственности и человеческим жизням, — возражает госсекретарь, хлопнув ладонь по дубовому столу.       — Не оправдываю, а прошу учесть её желание минимизировать потери, — спокойно отвечает Романофф, не поддаваясь на провокацию политика. — А фальсификация образцов крови лишь уберегала её от ваших загребущих рук. В мире ведь больше не осталось нелюдей, к которым вы имеете доступ, верно? И что вы сделали, как только узнали, кто она? Я более чем уверена, что ваши учёные провели пару несанкционированных тестов.       Мужчина сначала открывает рот в возмущении, но быстро одёргивает себя и на секунду отводит взгляд. Наташа же не сдерживает довольную ухмылку — она дёрнула верную ниточку.       — Вопрос нелюдей — это вопрос безопасности страны, — собравшись, медленно проговаривает Росс и опирается двумя ладонями в стол. — Эта раса представляет потенциальную угрозу, если не сдерживать и не управлять ей. Заковианский договор возник не на пустом месте, мисс Романофф. Все мы прекрасно знаем причины.       — Вы правы, мистер Росс, — наконец вмешивается Роуди, выставив руку. — Но также опасны Мстители и все остальные, кто имеет сверхспособности. Не важно, нелюдь она или нет; Клэр была под нашим контролем, а мы подконтрольны вам.       — Это всё ещё не отменяет факта её преступления, если вы не забыли о нём, — пытается вывернуть тему разговора политик, чувствуя, что теряет контроль над ситуацией. — Мне не нравится положение дел, но вернёмся к непосредственной причине нахождения здесь всех нас. Да, мистер Старк внёс залог, но с нашей стороны условием для освобождения было занесение Банши в регистр нелюдей и ограничение её сверхспособностей. Доктор Кенсен, прошу.       Упомянутая женщина кивает и забирает со стола примеченную Клэр ранее маленькую коробку. Внутри неё оказывается матовый чёрный футляр продолговатой формы. Пальцы доктора открывают его и поддевают оттуда металлический браслет, поблёскивающий в свете солнца.       — Наша последняя разработка — внутри браслета препарат NIS-67. Создано исключительно для мисс Уильямс, — декларирует Росс, пока его подчинённая распаковывает устройство. — Замедляет активность мутагенных клеток, превращая нелюдя практически в человека. К сожалению, не в наших силах перестроить ДНК — уж слишком велики изменения, но даже этого хватает, чтобы подавить его действие.       — Как же Клэр будет работать, если лишится способностей? — скептично отзывается Наташа, приподняв левую бровь.       — Мистер Роудс уведомил нас, что на данный момент мисс Уильямс в отпуске. А когда он закончится, мы сами будем контролировать, в каких заданиях нам понадобятся силы Банши. С этого момента каждая миссия будет получаться в штабе ООН, инвентарь выдаваться строго под подпись. И только когда все формальности будут соблюдены — браслет выключится на период выполнения работы. Это самые смягчающие последствия для неё, которые мы смогли предложить.       Под спич Таддеуса доктор Кенсен закрепляет на запястье вышеупомянутое устройство и набирает на его гладкой поверхности замысловатую комбинацию цифр. Звучит писк активации, и в это же время кожу пронзает острая, но короткая боль. «Это иглы?» Спустя полсекунды Уильямс чувствует странное ощущение: мир будто замедляется и теряет свою чёткость. Еще спустя некоторое время она понимает, что не может разглядеть ни вывеску соседнего офиса в окне, ни надпись на бейджике Росса, его инициалы и должность. Это… это странно. Так видят обычные люди? И, подождите, почему стало так тихо? Взгляд невольно начинает бегать по комнате, а сама она старается напрячь слух. Те фоновые звуки, что разносятся в других комнатах в этом здании, становится трудно разобрать.       — Надеюсь, теперь под контролем государства мы сможем избежать подобных инцидентов, — выдыхает госсекретарь и сводит руки за спиной. — Если больше нет никаких вопрос и возражений, вы свободны. Личные вещи мисс Уильямс в этой коробке, — он указывает подбородком на стол. — Будем ждать Банши здесь же через пять дней.       Пока Клэр лихорадочно пытается понять, что с ней происходит, Роуди переглядывается с Наташей, осознавая, что этот бой был заранее проигран. Не зря её держали в изоляторе несколько дней и тянули с ответом. По крайней мере, рассуждает Джеймс, могло быть и хуже. Они отделались малой кровью за всё содеянное.       — Спасибо, мистер Росс, — с трудом придает он голосу нотки благодарности.       Наташа же воздерживается от ответа, хватает упомянутую коробку в руки и выходит из кабинета. Росс на её действия только хмыкает, вновь отворачиваясь к окну.

***

***       Роуди не составляет труда выкатить коляску вместе с Клэр на улицу и посадить последнюю в машину. Больше проблем приносит уворачивания от толпы зевак, назойливых репортеров и вспышек их камер возле выхода из департамента, даже несмотря на усиленную охрану. Мужчины и женщины с бейджиками разномастных компаний не упускают момента, чтобы сунуть под нос свой микрофон и задать пару провокационных вопросов. С одной стороны, Джеймс понимает, почему они здесь: никто не откажется упустить сенсацию — особенно касающуюся Мстителей. Это их работа, им за это платят. Масло в огонь подбавляет то, что выходка Клэр навела слишком много шума в народе, хотя правительство и пыталось как можно тщательнее скрыть этот инцидент. С другой стороны — это не может не нервировать. Особенно — в сложившейся ситуации.       Пока тяжеловесные охранники в солнцезащитных очках отгоняют информационных ищеек, Наташа успевает кивком попрощаться с Роудсом, сесть за руль и быстро уехать с площади Организаций. Отстранённо наблюдая за происходящем, Клэр только лежит и больше не предпринимает попыток заговорить. Слишком ошарашена, слишком сбита столку; слишком болят голосовые связки. Хотя вопросов после случившегося у неё накопилось достаточно, в добавок к тем, которые возникли ещё в камере. Однако Романофф даже не собирается нарушать воцарившееся молчание в салоне, и Клэр не понимает, злится она или просто у неё нет желания выяснять что-то в дороге.       Поездка получается молчаливой, а путь свободным. Машина редко останавливается на светофорах, часто поворачивает на перекрёстках, лавирует в потоке других. Пока в голове проносятся сотни сумбурно сформированных мыслей, в затонированном окне проносятся верхушки зданий, бизнес-высоток и дорожных знаков. Но когда вид постепенно меняется, сменяясь мостовыми конструкциями, Клэр запоздало осознаёт, что Наташа везёт её точно не домой. Не в состоянии открыть рот, Уильямс остаётся только вопросительно замычать.       Чёрная Вдова отвечает не сразу — наверно, всё-таки злится. Мельком взглянув в зеркало заднего вида, она поправляет козырёк кепки и сворачивает с моста.       — У тебя больше небезопасно. Вокруг постоянно кто-то ошивается из СМИ. Может, не только оттуда. Поэтому едем в Квинс. Там есть моя старая квартира, на первое время останешься там.       Точно, она совсем не подумала об этом. Хотя Клэр вряд ли вообще думала о том, что будет после того, что она сделала. Потянувшись к носу, негнущиеся пальцы скорее не сжимают, а еле гладят переносицу. Ей всё ещё кажется, что она видит дурной сон и вот-вот проснётся. Даже несмотря на то, что с момента злополучного пробуждения в камере прошло бог знает сколько времени.       — Клэр, — тихо зовёт Наташа.       Уильямс чуть наклоняет голову, чтобы встретиться с ней взглядом в зеркальной поверхности. И почему-то ей кажется, что это было плохой идеей.       — Ты в дерьме.       В голосе Романофф совершенно отсутствуют хоть какие-то намёки на интонацию, которая помогла бы истолковать эмоциональную окраску её слов. Она просто констатирует факт, как будто читает муторный отчёт или сводку новостей в утренней газете. Сухо, четко и однозначно.       Сердце пропускает всего один удар, но этого хватает, что следом зайтись в бешеном ритме.       И почему-то в этот момент — ни находясь в камере, ни на оглашении наказания — а именно сейчас, растянувшись на заднем сидении собственной машины, до Уильямс наконец-то доходит осознание сложившейся ситуации. Оно накрывает стремительно и безжалостно, лавиной снося все преграды, мешающие до этого принять действительность и цену своим поступкам. Ни Таддеус Росс, ни ООН теперь никогда не оставят её в покое. Она вечно будет под прицелом их пушек и глаз. Один неверный шаг, взгляд или слово — и она пропала.       Взгляд медленно переводится с глаз подруги на крышу авто.       Чёрт возьми, она и вправду в дерьме.