Аламо

Чуть южнее от Долины Симаррон, за рекой, между горами растянулась ещё одна долина. Не такая знаменитая, как владения Спирита, но тоже небезызвестная. Называется эта земля Долина Межгорья, и там тоже живет табун диких лошадей. Сейчас лето, солнце печет не щадя никого, и поэтому вожак перевел табун поближе к реке. Он не боялся, что сын Спирита разгневается и прогонит их - нет, у них был старый договор, заключенный ещё их отцами. Жеребята межгорного табуна играли у воды, поднимая тонну брызг, и заливисто ржали, когда кто-нибудь из их компании падал в воду, не удерживаясь копытами на скользкой гальке. Старый вожак, жеребец темно-серой масти, с усталостью наблюдал за играми жеребят, особенно следя за своим сыном, рыжим, с широкой проточиной жеребчиком. Конь устало вздохнул и медленным широким шагом направился к баловникам. - Малыши, - ласково окликнул их вожак. Жеребята сразу притихли и воззрились на жеребца, – вылезайте из воды. Река всегда холодная, простынете ещё. - Но папа, сейчас жарко, мы не замерзнем! – Воскликнул рыжий жеребёнок, ударив копытом по воде. - Нет, Бен. Не спорь со старшими. Живо из воды. – Жеребец прижал уши и сощурил глаза. Жеребята с вздохами уныло вышли из воды. Бен подошел к отцу с прижатыми ушами и вызовом в глазах. - Ну, и чем нам теперь заняться? Бегать под солнцем нам не очень нравится, а под деревья нельзя. – Сказал он, смешно мотнув головой, убирая с глаз длинную легкую темно-рыжую челку. - Ну… - Протянул вожак, задумчиво смотря в карие глаза сына. И тут его осенило. – Хотите узнать историю основания нашего табуна? - Нашего табуна? – С интересом проговорила соловая Дейзи, подходя поближе к жеребцу. - Дядя Буллет, а история интересная? – Спросил вороной Тополь, смешно наклонив голову. - Она интересна, как и любая другая история, - ответил Буллет, кивнув, – и вам решать, будете вы её слушать или нет. - Будем! – Хором ответили жеребята с интересом в глазах, открыв от предвкушения рот. Вожак с улыбкой мотнул головой в сторону пасущихся кобыл: - Тогда собирайте весь табун, ибо мало кто знает эту историю так хорошо, как я. Жеребята неровным галопом направились к матерям, на ходу повизгивая и напрыгивая друг на друга. Буллет неспешным шагом направился следом, на ходу вспоминая начало истории их табуна. Глава 1. Пегий жеребец. Однажды в пограничный пост, заправляемым Полковником, привезли клейдесдалей для помощи по перевозке людей и провизии, а также для повышении силы местных пойманных мустангов. Одним из клейдесдалей был Рафаэль - гнедой жеребец с широким «фонарем» на голове, передними «носками» и пушистыми длинными щетками. Именно этот жеребец стал самым лучшим на посту. Он был конем полковника и всегда вез его на себе на показах начальства. Но сердце этого гиганта было отнюдь не каменным: он был влюблен в Гретту – кобылу-мустанга, рыже-пегую, невысокого роста. Гретта была скромной кобылкой, сторонившейся других лошадей, и когда Рафаэль только начинал ухаживать за ней, она всегда испуганно отходила от него. Но вскоре она поняла, что этот добродушный толстяк не хотел причинить ей зло, и приняла его в своё сердце. От их любви родился жеребёнок – гнедо-пегий жеребец с двухцветной гривой. Его имя - Аламо. И именно он - отец нашего табуна. Поначалу Аламо был обычным конем на пограничном посту, выполняющим типичную работу верховой лошади: он не получил от своего отца всю мощь, хотя и обычным мустангом нельзя было назвать. И его жизнь так бы и продолжилась, если бы в этот пограничный пост не привели дикого мустанга редкой масти. С этого дня я и начну наш рассказ... Аламо ленивой рысцой возвращал своего наездника домой. Он и ещё две лошади только что закончили патрулирование территории. Индейцев они не встретили, и патрулирование было скучной и утомительной прогулкой. Аламо зевнул и причмокнул губами, предвкушая скорейший сон в широком деннике. - Эй, Аламо, смотри не засни! – Со смешком проговорил конь караковой масти. Его звали Старина Джек, и он являлся одной из самых старых лошадей на посту. - Не засну, Старина, не засну. – Фыркнул Аламо, встряхнув головой и задрав нос повыше. – Лучше за собой присмотри. Плетешься как старая колода, даже копытами по земле шаркаешь. - Ну, я и есть старая колода. – Ответил Джек, с шумом вздохнув. – Старею я, не чета теперь вам, молодым. - Эх, Джек, ты ещё всех нас переживешь. – Сказала темно-рыжая кобыла Брит, задорно заржав. - Пережить-то переживу, да только если у вас есть ещё шанс выбраться на волю, то у меня его явно не будет. – Грустно ответил жеребец, вздохнув ещё глубже. Аламо и Брит не знали, что ответить и промолчали. Среди лошадей наступила тишина, прерываемая разговором наездников и резким звоном подков, когда те попадали на камень. Вскоре показался пограничный пост, и наездники послали лошадей, ускорив ход. И тут Аламо решил прервать тишину: - Джек, а какая она, воля? - О, это самое прекрасное, что может быть у коня. – Благоговейно ответил Джек, прикрыв глаза и улыбнувшись. – Если конь свободен, то он имеет крылья. Он способен летать над травой, обгоняя реку и орлов. Бег коня на свободе неописуем, его нужно просто увидеть, Аламо. Когда ты свободен, ты становишься сильнее, меняется твоё сознание, и чувствуешь, что можешь всё. – Тут жеребец замолчал и повернул голову к юному пегому. В его темно-карих глазах таились грусть, усталость и… сочувствие? – Только вот тебе это вряд ли испытать, Аламо. - Что? Почему? – спросил Аламо, непонимающе взглянув на старика. - Ты домашний, Аламо. Домашним родился, домашним и умрешь. – Сухо ответил ему Старина, отвернувшись. Аламо заржал и, прижав уши, яростно фыркнул на жеребца: - И это говорит мне мустанг, который имел крылья, да только дал их себе обрезать! Старина Джек всхрапнул и с оскалом повернулся к жеребцу: - Ты не знаешь, что там произошло, и не тебе, бескрылому, судить меня, мустанга! Аламо яростно заржал и уже собирался укусить старого жеребца, как тут его одернул наездник, силой прижав поводьями уздечки его голову к шее: - Тише, Аламо, что это ты взбесился? – с удивлением спросил солдат, ослабляя повод и похлопывая коня по мускулистой шее. – Успокойся, милый, мы уже почти приехали. Аламо лишь фыркнул и бросил на наездника взгляд а-ля «ты меня достал». Брит со вздохом покачала головой. - Аламо, ты так быстро выходишь из себя. – Сказала она, легко касаясь носом щеки пегого жеребца. – Если так будет продолжаться, Полковник может приказать пристрелить тебя. - Мне здесь не место, Брит. – Спокойно ответил кобыле Аламо, задрав голову и раздув ноздри. – Этот пограничный пост будто держит меня в клетке. Мне тяжело дышать там, тяжело двигаться, тяжело жить. - Нам всем тяжело там и жить, и дышать. – Ответила кобыла. – Там мало условий для жизни лошадей. Но это не значит, что ты должен быть свободной лошадью. Согласись, Старина Джек был прав: ты домашний, и ты не знаешь жизни вне поста. Смирись с этим. – Кобыла отвернулась и направила свой взгляд на деревянный высокий забор, окружавший их «дом». Аламо ускорил шаг, обогнав лошадей. Его дыхание стало тяжелым, но не от бега. Он задыхался от несправедливости, от непонимания, от безысходности. - В моей крови смесь дикого мустанга и полудикого тяжеловоза. – Сквозь зубы прошипел Аламо, переходя на легкий галоп. – И мне не место здесь, за деревянными стенами поста! Я уйду, я чувствую это! И никто меня не остановит! – Аламо почувствовал посыл наездника и с ржанием рванул карьером к воротам. Солнце перешло в зенит и нещадно пекло землю пограничного поста. Никто не понимал, почему нужно было строить именно посреди каньона, где солнце пекло так сильно, что никто не мог работать. Однако сделанного не воротишь, и солдатам с лошадьми пришлось привыкать к этим условиям. Аламо стоял в длинном деннике рядом с отдыхающим отцом и наблюдал, как Полковник очередной раз проводит учения конного отряда. Зрелище синхронно двигающихся ног лошадей усыпляло, и Аламо зевал, широко раскрывая рот. Смотря, как лошади перестраиваются в пять шеренг, он краем глаза уловил какое-то движение у ворот. Переведя взгляд, он увидел, как солдаты с силой тащили какого-то незнакомого жеребца во внутрь поста. Жеребец был редкой буланой масти, высок, мускулист и не прекращал сопротивляться веревкам, отчаянно пытаясь вырваться на свободу. «Дикий мустанг…» - подумал Аламо, навострив уши. Сон как рукой сняло, он неотрывно наблюдал за действиями новенького. Вот он застыл, наблюдая за кавалерийским полком, и в полном шоке заржал: - Что вы делаете?! Одна из лошадей остановилась и ответила ему: - Это учения… - Она не успела договорить, сзади её подтолкнул другой конь. Буланый с удвоенной яростью начал вырываться из рук солдат. - Ну же, ну! Давай! – прошептал Аламо, нервно перебирая копытами. Жеребцу почти удалось вырваться, как тут раздался выстрел. От резкого незнакомого звука жеребец остановился, как вкопанный. Аламо вздохнул. Полковник всегда умел навести порядок на пограничном посту. - Что-то ты там увидел такого интересного? – Пробасил голос справа. Рафаэль поднял лобастую голову, широко зевая. – То топчешь, как слон, то вздыхаешь глубоко. Поспать уставшим коням не даешь. - Извини, отец. – Пробормотал пегий, наблюдая, как нового жеребца поставили между деревянными колышками и закрепили веревками. – К нам привезли новенького мустанга. - Новенький? – Рафаэль выглянул из денника, с любопытством осматривая буланого жеребца. – Хорош собой. Наверняка Полковник положил на него глаз. – Тут он хохотнул, увидев, как мустанг придавил уже укушенную руку Мерфи. – Да ещё и с характером. Такого им будет трудно приручить. - Если вообще смогут. – Сказал Аламо, с улыбкой смотря, как буланый издевается над Мерфи. – А гриву ему всё-таки постригли. - Но не подковали и не поставили клеймо. – Давясь смехом, сказал Рафаэль. – Ох, Мерфи, стареешь, старина! Аламо лишь фыркнул и помотал головой. Наблюдая, как жеребца пытались приручить, он смеялся вместе с отцом. Глаза Аламо горели: он понял, что именно этот жеребец способен уйти отсюда, и хотел во что бы то ни стало поговорить с ним. Когда Полковник приказал привязать жеребца к столбу, Аламо был готов выпрыгнуть из денника и облизать его усатую морду, ведь столб находился рядом с его местом. Проснувшись ночью, он увидел, как жеребец с грустью смотрел на небо. - Вспоминаешь кого-то? – Прошептал Аламо, надеясь, что жеребец не услышит его. Но буланый повернул к нему уши и обернулся. - Да. Свою семью. – Ответил он, зло посмотрев на Аламо. – Зачем ты спрашиваешь? - Просто не знал, как начать разговор. – Аламо решил честно отвечать коню. – Моё имя Аламо. Как зовут тебя? - Спирит. – Ответил конь, подходя к пегому настолько близко, насколько позволяла веревка. – Зачем ты говоришь со мной? - Я хочу выбраться отсюда. – Горячо прошептал Аламо. - Я чувствую, что моё место не здесь, не в этом жарком, пыльном пограничном посту. Я хочу вырваться на свободу, найти свои крылья! - Но причем тут я? – Непонимающе спросил Спирит, нахмурив брови. - Ты первый конь, которому удалось быть незаклейменным и сбросить всех наездников. Я чувствую, что именно ты сможешь сбежать отсюда. - Если я смогу сбежать, то сбегу со всеми, кто здесь находится. – Гордо сказал буланый, роя копытом землю. - Не все хотят уходить. Многим нравится находиться здесь, под покровительством людей, а кто-то просто отчаялся. – Аламо мотнул головой в сторону привязанного к коновязе Старины Джека. Спирит задумчиво посмотрел на старого коня, потом вновь перевел взгляд на Аламо. - Я лишь дам им шанс. – Медленно проговорил Спирит, задом отходя обратно к столбу. – И им решать, уйти за мной или нет. Так же, как и тебе. Подумай хорошенько, хочешь ли ты свободы. – Спирит отвернулся от пегого жеребца и прижался головой к столбу, готовясь ко сну. - Я… - Начал говорить Аламо, но осекся и задумался: а может, жеребец прав? – Я… Я подумаю. На второй день после прихода Спирита привели ещё одного новенького. Им оказался индеец племени Лакота. Аламо в тот момент помогал отцу перетягивать телеги с древесиной из одного конца поста в другой и не смог рассмотреть индейца получше, но в его душе загорелся огонек при виде пленного, и он понял: он поможет Спириту сбежать и освободить остальных. Таща телегу рядом с отцом, он невольно задумался: а как отреагируют на его побег родители? - Отец? – Начал Аламо, когда они стояли, ожидая погрузки древесины. - Что тебе, Аламо? - Как бы ты отреагировал, если бы я сбежал на свободу, в прерии? – Быстро выговорил Аламо, не смотря на отца и прижав уши. Рафаэль пожал плечом и ответил: - Я бы отрекся от тебя. Сердце Аламо ухнуло и рухнуло в копыта, но ни одна эмоция на морде жеребца не показала этого. - Ясно. – Коротко ответил он, отворачиваясь и посмотрев на Спирита. Буланый от скуки дергал веревку, надеясь, что она когда-нибудь порвется сама. Аламо догадывался, что его отец скажет что-нибудь такое. В конце концов, он был одним из лучших жеребцов в пограничном посту, сам Полковник ездил на нем. И пегий догадывался, что его отец будет ждать от него таких же успехов. Осталось узнать мнение матери, что будет довольно-таки сложно, ведь жеребцов держали отдельно от кобыл. Но такой шанс представился, когда плац, где стоял Спирит, разделили на три части. В первую запустили несколько кобыл, во вторую жеребцов, а в третьей остался Спирит. Аламо подошел к забору, разделявший кобыл и жеребцов, и мягко заржал: - Мама! Можно тебя на минутку? Гретта перестала разговаривать с одной из кобыл и рысцой подошла к Аламо. - Сынок, что-то случилось? – Обеспокоенно сказала Гретта, потеревшись щекой о шею своего "жеребёнка". - Нет, мама, всё хорошо. – Ответил Аламо, нежно коснувшись носом щеки матери. – Я просто хотел у тебя кое-что спросить. - Конечно, дорогой, я слушаю. – Гретта навострила ушки, неотрывно смотря в серые глаза сына. - Как ты отреагируешь, если я сбегу отсюда на волю? – Быстро проговорил Аламо, зажмурив глаза, ожидая резкий ответ. - Я сбегу вместе с тобой. – Спокойно ответила Гретта, улыбнувшись. - Яс… Погоди, что? – Аламо помотал головой и с шокированными глазами посмотрел на мать. - Я сбегу вместе с тобой, сын мой. – Медленно повторила Гретта, улыбнувшись ещё шире. – Я слышала твой ночной разговор со Спиритом. И я поняла, что ты прав: нам не место здесь. И поэтому я сбегу вместе с тобой. – Кобыла сдержанно рассмеялась. – В конце концов, кто-то же должен объяснить тебе, как жить на воле. - Но как же отец? – Аламо непонимающе наклонил голову. Его мать, его милая скромная мать сейчас искрилась энергией, в её глазах плясали азартные огоньки. - А что твой отец? Он ручной тяжеловоз, который видел прерии только в щелях между досками в вагоне поезда! – Зло фыркнула Гретта, прижав уши. Но тут её глаза погрустнели. – Я люблю его, да. Но, Аламо, любовь можно найти и потерять, без неё можно прожить. А свобода - это воздух для мустанга. Без неё жизнь – не жизнь. Аламо улыбнулся, и прикоснулся белым носом к рыжему носу матери: - Я понимаю, мама. Я рад, что ты приняла мою сторону. - А я рада, что ты больше пошел в мустанга, чем в клейдесдаля. – Хихикнула кобыла и отошла к подругам. – Я буду рядом с тобой, сын мой, когда мы уйдем из этого душного места. Будь готов бежать долго и быстро, потому что за нами будет погоня. - Я знаю, мама. Я готов. – Сказал Аламо, кивая головой. Пегий жеребец обернулся к Спириту. Тот раздражался, смотря на причмокивающего индейца. В конце концов, буланый повернулся к надоедливому человеку задом и зло фыркнул на него. Аламо усмехнулся и перевел взгляд на отца. Сейчас ему помогал другой его сын от другой кобылы – Макс, гнедой мерин, который полностью пошел в отца, ничего не взяв от светло-серой матери Луны. Они вдвоем тащили нагруженную телегу и о чем-то тихо переговаривались. Аламо сморщил нос и поспешил отвернуться. Отец уже нашел ему замену и найдет замену его матери, когда она уйдет вместе с ним. - Я готов. – Прошептал Аламо и вытянул морду навстречу слабому ветерку. Его сердце бешено стучало в груди, в ногах чувствовался прилив сил, а глаза излучали лишь уверенность. Он почувствовал чей-то внимательный взгляд и, обернувшись, встретился со светло-жёлтыми глазами Спирита. Буланый жеребец быстро кивнул и отвернулся. Аламо понял: Спирит одобрил его решение. И они готовы сбежать.