Поймай меня

      Он проснулся с клокочущей яростью в груди. Сердце колотилось так сильно, словно он всю ночь бегал за нечистью по горам, совершенно не давая себе покоя. Метка на груди пульсировала сильнее обычного.       Он, словно не отдавая себе отчёта, резко поднялся с кровати и уже собирался покинуть цзинши, чтобы сделать что-то, чтобы хоть как-то унять этот странный пыл, этот выжигающий изнутри огонь. Кровь.       Ванцзи остановился — он не знал, что именно ему нужно делать и, поэтому решил избавиться от всего этого методом, который всегда помогал ему во время обучения, — медитацией.       Глубокий вдох. Медленный выдох.       Дыхательная гимнастика помогает настроиться. Алые капли одна за другой капают на землю.       Вдох-выдох. Про себя он повторяет правила Облачных Глубин. Это помогает отбросить все лишние мысли. Он отодвигает в сторону бушующий внутри огонь, словно бы возводит стену между ним и своими эмоциями, лишая его топлива; пламя затихает, ярость отступает.       Ноги по-прежнему словно бы зудят, хотят его куда-то понести, даже мышцы подрагивают, готовые вот-вот привести в движение всё тело.       Правила Облачных Глубин теперь звучат в его голове голосом его учителя и, по совместительству, дяди, о котором, проскакивает у Ванцзи воспоминание, говорят, что он способен даже из самого никчемного юнца сделать дисциплинированного и прилежного ученика.       Интересно, а Вэй Усянь стал бы послушным учеником его дяди и, возможно, его, Лань Ванцзи, другом?       Ладони неосознанно сжались в кулаки, он огромным усилием воли попытался выкинуть этого демона из своих мыслей, но выходило, откровенно говоря, ужасно. Тошнотворный металлический запах крови. Горячее влажное тепло, исходящее от вывернутых наружу органов. Страдания. Боль. Его руки сжимаются на чужом горле, он слышит хрипы, чувствует как короткие ногти царапают, разрывают кожу. Думаешь, это поможет? Ядовитый смешок, знаменующий победу над чужой жизнью. Чужое тело обмякает и падает на землю. Хочется умыться его ещё горячей кровью…       Ванцзи распахивает глаза, пытаясь отогнать наваждение. Что за чудовищные видения? Он панически осматривает свои руки и… Его сердце пропускает удар. Внутри словно что-то оборвалось; в глазах помутнело от осознания. Царапины. Свежие царапины. Вчера их там не было, точно не было. Он лихорадочно пытается вспомнить каждую мелочь вечера. Вот они с братом в источнике, вот брат видит метку, меняется лицом, говорит с ним, уходит, всё это время рядом маячит этот Вэй Усянь. Мешает ему одеваться и пытается подтрунивать. Идёт с ним до самой цзинши, а потом куда-то пропадает.       Нет.       Он вскочил, не в силах бороться с эмоциями.       Нет-нет-нет.       Тем человеком никак не мог быть его брат.       Брат бы никогда так быстро не сдался, сопротивлялся бы, смог бы победить… Ванцзи всё ещё смотрел на свои руки, словно они могли рассказать ему события этой ночи.       А вдруг Сичэнь не сопротивлялся, потому что верил, что он справится? Вдруг думал, что разум экзорциста пересилит демоническую метку?       Ноги Второго Нефрита подкосились, и он бессильно опустился на пол, по-прежнему не сводя уже практически пустого взгляда со своих рук. — Эй, Лань Чжань, чего ты так испугался? — Голос был совсем рядом, он весь сочился смешинками, как будто лучшая шутка в этом мире удалась. — Ты!.. — Экзорцист увидел перед собой улыбающегося демона, который довольно помахал ему рукой в знак приветствия. — Что ты сделал?! — Что я сделал? Может, лучше спросишь, что ты сделал? — Из его глаз посыпались алые искры.       Метка на груди уже давно болезненно пульсировала, но он только сейчас обратил на это внимание; боль немного отрезвила. Экзорцист мысленно произнёс заклинание, ограждающее душу от зла, — нельзя, чтобы этот демон и дальше творил на территории Облачных Глубин беспорядки и, если это понадобится, он, Хангуан-Цзюнь, откажется от всех идей, предлагаемых этим существом, и лично попросит самого сурового наказания для себя.       Видя подобную решимость в человеке напротив, Вэй Ин поднял руки в примирительном жесте. — Не злись, Лань Чжань, не злись. Я же просто решил подшутить над тобой, ха-ха! — Он залился наигранным смехом. — Но это всё в один миг может стать реальностью. — Его тёмная аура наполнила комнату, фальшивый смех оборвался; он медленно приблизился к замершему экзорцисту и положил ладонь на то место, где под одеждой пряталась метка. — Ей нужна кровь, чуешь? Кровь отрезвит, даст тебе искомое. — Немного погодя, он добавил: — Не важно, твоя или чужая. *       Кровь действительно отрезвляет. Метка словно чувствует страдания, пожирает их, растёт.       Ванзци калечит сам себя. Сначала незаметно — начинает с небольших порезов на бедрах, надеется, что через слои одежды никто не сможет долезть до его очередной маленькой тайны. С братом он больше не ходит к источнику.       Он всеми силами старается не избегать общения. Никогда не игнорирует брата. Отвечает терпеливо. Отказывается, правда, спускаться с гор, аргументирует занятостью. Он действительно стал подолгу сидеть в библиотеке, уносить иногда книги себе в цзинши, чтобы никто не смог его уличить в нарушении правил.       Режим сна он честно старался не нарушать. Первые пару дней. Он ложился ровно в девять, но уснуть не мог — через его мысли прорастала идея, не дающая покоя. Метка подстёгивала, вызывала тревожность.       Очередная бессонная ночь сменяла точно такую же. Он лил кровь, пачкая нижние одежды. С каждым разом приходилось раниться сильнее, чтобы насытить её. Мысли путались, голова болела то ли от усталости, то ли от кровопотери. Хотелось есть и пить. Пить — постоянно.       Вэй Усянь теперь не покидал его ни на минуту — даже удары духовной силы стали ему нипочём. Демон постоянно болтал без умолку. Возможно, голова болела из-за его болтовни. Он, как обычно, озвучивал свои нелепые идеи, к которым теперь, Ванзци ужаснулся с этого осознания, экзорцист прислушивался, обдумывал, опровергал или подтверждал, проверяя на собственном опыте.       Как-то раз Вэй Ин предложил Лань Чжаню поспать до обеда, но получил в ответ ледяной взгляд, которым в пору спасаться от летнего зноя. Мысленно экзорцист пытался оправдывать поздние посиделки за книгами, перечислял уважительные причины, чтобы совесть затыкалась, но аргументировать поздний подъём поздним отходом ко сну он не мог. Поэтому вставал всегда рано. Пытался делать вид, что всё идёт своим чередом. Выполнял некоторые дядины поручения: присматривал за младшими учениками, помогал заговаривать артефакты, обновлял защитное поле.       Дядя словно бы отказывался замечать ухудшения в состоянии своего младшего племянника, крайне редко оставался с ним один на один, чтобы обсудить его реабилитационные продвижения, всё чаще задавал типичные вопросы, вскользь касающиеся его здоровья и самочувствия.       Считал что ли, что он полон сил и энергии?! Сичэню каждый раз хотелось кричать от беспомощности при виде брата — щёки ввалились, под глазами появились чёрные круги, походка стала шаткой, иногда он замечал даже дрожь кистей брата, когда тот пытался держать какой-либо предмет. Ему казалось, что еще немного и будет совсем поздно. *       Вэй Усянь утверждает, что ночью мозг посещают гениальные идеи гораздо чаще, чем днём. «Именно поэтому вам, экзорцистам ордена Гусу Лань, так тяжело приходится в обучении — вы же подавляете способности собственных учеников, загружая их режимами сна и бесполезной зубрёжкой».       Он болтает без умолку. Лань Чжань поднимает на него тяжёлый уставший взгляд и думает, что свернуть чужую челюсть ему не составит никакого труда. Можно даже выбить пару зубов. Мысль о демоне, захлёбывающемся собственной кровью, немного унимает раздражение экзорциста. Он опускает взгляд на анатомические карты с чётко прорисованными духовными линиями, и мысли его снова закручиваются в практически неконтролируемый вихрь.       Порезы саднят; болью откликается каждое движение.       Боль не даёт провалиться в муторное забытье.       Экзорцист берёт кисть, делает наброски, сверяется с анатомическими картами, снова делает набросок.       На своём схематичном рисунке размещает духовные линии, отмечая некоторые их пересечения.       Назойливая болтовня притихает; Вэй Ин заглядывает через плечо Лань Чжаню с любопытством. Медлит и молчит, ожидая разъяснений или хотя бы пары слов, от которых станет понятно, но нет. В цзинши воцаряется блаженная тишина. — У тебя появилась идея? — Не выдерживает демон.       Ванцзи кивает.       Вэй Ин ненадолго исчезает, даря счастливые минуты одиночества, словно позволяя закончить мысль, описать тезисно идею.       Он появляется вновь, когда Ванзци практически падает от усталости прямо на свои записи. — Хочешь задушить в демонах злобу? Тогда ищи способ загасить ненависть в людских сердцах. — Усмехается Вэй Усянь. — Кота в мешке не удержишь.       Тяжесть опускается на плечи экзорциста большим тяжёлым камнем — глыбой. Мысли, вихрящиеся и живые, теперь приносят только боль, разрывая голову изнутри; невозможно унять их, смысл слов ускользает, словно мелкие песчинки сквозь пальцы. Ему хочется усмирить своё бушующее сознание, утихомирить мысли, вновь обрести спокойствие, сопровождавшее его в жизни, но медитации больше не помогают. Всё же он делает попытку выровнять дыхание, но воздух, казалось, царапает нёбо, вызывая приступ удушливого кашля.       Пелена застилает глаза, фигура демона мутнеет и троится, усиливая дурноту. Снова хочется что-то сделать: закончить заклинание или помчаться на ночную охоту — не важно; всё тело словно покрывает множество насекомых — зуд такой, что хочется вывернуться наизнанку или содрать с себя всю кожу голыми руками, сделать больнее. Экзорцист обхватывает плечи руками, пытаясь стянуть верхнее одеяние и дорваться ногтями до кожи.       Метка болезненно пульсирует, удушая жаждой крови.       Резкий удар изнутри успокаивает. Всё нетерпение, необузданное желание что-либо сделать исчезают. На их место приходит осознание, спокойствие. Вэй Ина рядом не оказалось — в цзинши сейчас необычайно тихо.       Сознание экзорциста, всё это время боровшееся, отрицающее энергичные позывы к действиям, умолкает. Что-то внутри Ванцзи рушится, ломается. Он слабо ощущает чужую волю, диктующую ему идти. Но послушно идет. Берет с собой меч.       Голос, велящий ему спуститься с гор, теперь звучит не над ухом, а внутри головы. Непривычно; Ванцзи почти смирился с надоедливым присутствием демона рядом, но теперь того не оказывается рядом, и экзорцист ощущает… одиночество?       Хочется увидеть брата, чтобы это сосущее чувство прошло, но не подчиниться не удается. Ванцзи понимает, что им движет нечто, но сил бороться нет; пульсация демонической метки утихает, принося спокойствие уставшему телу. Покой.       Он чувствует, что в груди зарождается тепло, словно разгорается огонь, распространяется на всё тело, делая его сильнее, крепче, тверже. Но чем ярче сияет это пламя, тем слабее становится сознание. Последнее, что видит экзорцист, перед тем, как окунуться в мрачное и густое безвременье, — это граница защитного барьера Облачных Глубин, которую он переступает.