Тишину комнаты в полумраке прерывали только тихие щелчки клавиш компьютера и еле слышные звуки из наушников. Единственный источник света — монитор, где мелькали различные картинки и локации. Утопленник вновь утопал в компьютерных играх, как было всегда до появления в особняке его соулмейта. Он мог часами, сутками и даже, наверное, неделями заседать, проходя очередную найденную игру. Такие вернувшиеся, уже позабытые всеми привычки не остались без внимания, в особенности, интересовался переменами сосед юноши. Джефф то и дело подходил со спины, молча смотрел в чужой экран, иногда нависал над блондином, а пару раз даже наушники с него снял, спрашивая что-то, однако, желания общаться призрак не имел, поэтому, раздражённо и кратко отвечая, он надевал обратно гарнитуру, возвращаясь к виртуальной жизни. Теперь уже непривычно было видеть его таким, потому что всего неделю назад он играл, конечно, в игры, но уделял время также общению с сожителями, Даной, коротким прогулкам и даже какому-никакому заработку, в котором, если честно, не было нужды. Не считая Джеффа, Лаумана вот уже пару-тройку дней никто не видел, потому что он и не выходил, только если иногда, и то ночью.
Дана всё это время ненароком ловила себя на мыслях о призраке, их последнем коротком диалоге, пыталась анализировать недавние события и столь резкие перемены в её (хотя, не только её) жизни. Что-то внутри подсказывало, что она поторопилась с выводами о том, что не испытывает ничего к Бену, хотя она и отрицала это, утопая в собственной лжи, да и разве есть сейчас какой-то смысл в этом осознании, если соулмейт днями и ночами торчит в своей комнате, не удосуживаясь даже на перекус выйти? Говорить о том, чтобы он зашёл лично к ней, и не стоило вовсе, хотя, помнится, он обещал это сделать. Видя переживания соседки, которыми она даже поделиться не желает, КлокВорк даже пыталась сама что-то сделать с беспечностью эльфа посредством разговора с ним (в конце концов, несмотря на его ребячество он неглупый и всё поймёт), но в тот момент Джеффа не было в комнате, а сам блондин даже не услышал стуков в дверь.
На крайний случай она хотела подговорить Тоби, чтобы поговорил с юношей он, как мужчина с мужчиной, оставалось лишь дождаться, когда он вернётся с очередного задания и отдохнёт денёк. В свои планы она посвятила лишь Джеффа, хотя, не общалась с ним особо никогда, просто предупредила, чтобы он, когда придёт прокси, оставил его наедине с игроманом.
А пока оставалось смотреть на то, как старания свести этих двоих медленно, но верно рассыпаются прахом, постепенно, каждый день. Одинцова старалась не подавать виду, не давать знать о том, что её это хоть капельку заботит, и, если быть честной, Натали вовсе не заметила бы этого в каждодневной суете, если бы не жила с ней в одной комнате.
Остальные жители особняка вроде как и не заметили таких, казалось бы, явных перемен, а может заметили, но проигнорировали, потому что им не было до этого никакого дела. Девушка не могла точно сказать, останется ли она тут, если перестанет вовсе общаться со своим соулмейтом. Вроде как, от этого быть родственными душами они не перестают, но Бену рано или поздно может просто напросто надоесть нахождение в доме не вписывающейся сюда девушки и, вероятнее всего, по его просьбе её вполне могут лишить права здесь находится, а ещё очевиднее, что лишат её жизни. Хотя, наладить отношения с Утопленником хотелось уже даже не из-за страха умереть, а потому что она просто-напросто соскучилась по их прежнему общению, по ощущениям, которые она испытывала от каких-то его действий, слов, взглядов. Обида продолжала жить в сердце, но, по крайней мере, она не стала ненавистью, что было, честно говоря, странно. Что-то внутри подсказывало, что стоит жить дальше, раз уж так получилось, что подругу к жизни вернуть невозможно, как минимум, она сама, живя с убийцами и маньяками, каждый день находится на волоске от смерти, и лучше было бы, если, помимо КлокВорк, она заимела здесь ещё одного близкого человека.
Нередко теперь ночные кошмары сменялись снами, где она по различным причинам всё же мирилась с соулмейтом, после этого обычно следовали различные фрагменты совместных прогулок, игр в компьютер, просмотра фильмов, но всё это рано или поздно обрывалось очередным страшным сном, к которым невозможно было привыкнуть, которые заставляли каждый раз, как в первый, вскакивать в холодном поту с кровати в попытках отдышаться, отойти, вернуться окончательно в реальность.
В комнате девушек в тусклом свете ночника велись задушевные разговоры, на которые КлокВорк еле как вывела соседку, едва уложив спать Салли, что в последнее время была огорчена тем, что не видит Бена, который единственный из всех был ей максимально близок, как старший брат, хоть и отмахивался он лениво от этой роли, от игр с девочкой и от насмешек над этим Джеффа.
— Ты же влюбилась всё-таки в него? — после какой-то беззаботной шутки со стороны девушки, резко перевела диалог в другое русло Натали, серьёзно смотря на подругу, ожидая правдивого и полного ответа.
Дана, начавшая было вновь что-то говорить, прервалась на полуслове, ошарашенно смотря на неё, не ожидая такого вопроса в лоб, тем более сейчас. Её глаза забегали по комнате в попытках найти что-то, способное отвлечь внимание на себя, чтобы ответ, как и вопрос, затерялись как что-то ненужное среди простеньких сплетен, шуток и историй. Но, как назло, ничего такого в радиусе метра, по крайней мере, не было, а неловкая пауза уже начала затягиваться, становясь давящей тишиной, напрягающей. На смену растерянности, на миг пришла агрессия. Какое ей вообще дело до её чувств? Не видно что ли, что ей вообще всё равно на этого… Бена?
Когда весь спектр эмоций от отрицания, до своеобразного принятия прошёл, девушка закусила губу, вовсе не желая отвечать, думая не над ответом, а над тем, как бы «соскочить» с неудобного вопроса, перевести тему, заболтать подругу, чтоб та и сама забыла о вопросе.
Ладно, если бы обманывала она только её, но ложными мыслями она затуманивала и своё сознание, даже самой себе не признаваясь порой в чувствах к кому-либо. Да, она хотела наладить общение, видеться и проводить время с соулмейтом, но слово «влюблённость» казалось чем-то страшным, слишком громким, откровенным и оттого неловким. Она сомневалась даже в симпатии к призраку, хотя все остальные, с кем общалась Одинцова, несомненно заметили её по отношению к Утопленнику.
— Не знаю, — собравшись с мыслями, светловолосая равнодушно пожала плечами, отводя взгляд, стараясь не встретиться им с сидящей напротив девушкой.
Той ответ явно не понравился, цокнув языком, она коснулась плеч подруги, призывая поднять взгляд, одновременно с этим думая, как бы поубедительнее приободрить её, заставить, в конце концов, признаться хотя бы себе, для начала, в том, что для окружающих уже давно очевидно.
— Знаешь. Тут только два варианта ответа: «да» или «нет», — спокойно проговорила русая, смотря в серые потухшие чужие глаза. — У тебя не так много времени, чтобы продолжать убегать от правды.
На самом деле, Дана частенько замечала, что подруга упоминает ход времени, её это пугало не меньше, чем внешний вид всех обитателей дома по началу, да и до сих пор. Например, она терпеть не могла смотреть им всем в глаза, у всех в глубине зрачка поблёскивало какое-то безумство, а глаза, как говорится, зеркало души, ей было нередко некомфортно из-за этого, а ещё от осознания, что на руках почти всех здесь, кровь сотен человек. Вот и сейчас, стараясь не смотреть на отсутствующий глаз и часы вместо него, она боялась взглянуть даже в обычный человеческий, а пересилив всё же себя, поёжилась, внутри себя ощутив беспокойство. В последнее время, ей ещё тревожнее находиться здесь, она не чувствует в себя в безопасности и, по идее, не должна, это логично в таком обществе. КлокВорк, может, и подруга, но кто знает, не придёт ли ей в одну особенно тёмную безлунную ночь идея прикончить соседку? Не было у неё уверенности ни в этом, ни в том, что так не сделает ещё несколько десятков человек из комнат рядом. Если люди, которые были тихими всю свою жизнь, о которых хорошо отзывались соседи, в конечном итоге убивали кого-то с особой жестокостью, ели людей или насиловали детей, чего можно было ожидать от тех, кто совершенно точно убийца?
А чувствовала ли она себя в безопасности хоть с кем-нибудь из здесь живущих? Вполне возможно, это была Салли, прокси Слендера, что, казалось, просто выполняли свою работу, не имея к этому, как думала Одинцова, особой страсти, и, возможно, Бен. По крайней мере, он был её ровесником, с теми, кто, вроде как, наравне с тобой хотя бы по возрасту, приятнее и спокойнее общаться, потому что кажется, что они такие же, как ты. И отчасти так и было, Утопленник не блистал особыми знаниями, разве что, был мёртв и, наверное, потому его изредка посещали более взрослые тягостные мысли. Во всём остальном он был наравне с ней, а иногда даже более ребячески вёл себя, чем сама девушка. Следом за воспоминаниями о Бене, пришли раздумья и о том, что можно использовать в качестве ответа на поставленный вопрос. Она испытывала влюблённость разок в средней школе, хотя, не могла утверждать, что это именно то чувство. Тогда она была окрылена, ей хотелось делать всё и сразу, появился резко энтузиазм ко всему, который увеличивался от контакта с объектом воздыханий, она чувствовала себя, наверное, лучше всего в тот период, всё казалось таким неважным, кроме того мальчика из параллели. А если сравнить эти ощущения с тем, что чувствует она сейчас?
Её, непременно, тянет почему-то к Лауману, с ним вроде легче, чем с остальными обитателями, он забавно шутит, с ним весело, в какой-то степени спокойно, но в тоже время… С ним временами опасно, страшно, больно и обидно. Он всё время бросается из крайности в крайность, слишком груб, язвителен, остёр на язык, совершенно точно лишён сочувствия, жалости и, может, души. Эти две противоположные стороны запутывали сероглазую, если бы не отрицательная часть характера, она совершенно точно и бесповоротно на самом деле втюрилась бы в блондина по уши, потому что даже по внешности он подходил отчасти под её типаж, некоторые его привычки были достаточно милы, даже язвительность, что являлась отрицательной чертой характера, притягивала внимание, была забавной.
Однако, Дана вовсе забыла, что у неё самой характер и поступки даже не тянут на статус благопристойных. Она также, как Утопленник, вела себя с ним не совсем вежливо, грубо, проявляла свою вспыльчивость, а недавно вовсе впервые за жизнь ушла в запой, ведя себя как полнейшее животное, у которого отсутствуют хоть какие-то моральные принципы. Чувство вины уже не впервые приходило к ней, но ответом на вопрос подруги это всё быть не могло. Хотя…
***
-… в конечном итоге, я ничем не лучше его самого, но он своими отрицательными чертами характера притягивает и отталкивает одновременно, вот, — на выдохе произнесла девушка, заканчивая длинный и мучительный для себя монолог.
Но она мысленно похвалила себя за то, что смогла высказать это всё без особого проявления эмоций, будь то раздражение или печаль. Теперь же она ожидала, наверное, вердикта, итога своего рассказа, что подведёт не она, а подруга, как на приёме у психолога. Возможно, услышать «приговор» было легче от других, чем самой себе вынести его, поэтому она уставилась в ожидании на девушку, в предвкушении и позабыв о пугающем безумстве чужих глаз, ведь сейчас только она способна помочь распутать этот клубок мыслей, размышлений и чувств.
Натали всё это время внимательно слушала девушку, кивала иногда, словно и правда была психологом, разве что, не записывала дословно за ней. Сейчас она подвисла, стараясь действительно разобраться в чужих мыслях, чтобы помочь, поддержать и дать совет. А ещё она всё же была рада, что наконец смогла вытянуть всё это из закрывшейся в себе соседки, а это уже дорогого стоило.
— В общем и целом, — спустя ещё некоторое время тишины, что казалось Дане мучительно долгим, бесконечно тянущимся и тягучим. — Ты, можно сказать, что влюблена, но сама это признать не хочешь, потому что у тебя только одно представление о таком чувстве, оставшееся со времён средней школы, ты просто не учитываешь суровые реалии жизни и то, что любовь может быть болезненнее, чем что-либо, особенно с таким, как Бен. Никто не обещает, что будет легко, но, вероятнее всего, если и ты и он наконец определитесь, ты сможешь отдалённо почувствовать ту же эйфорию и счастье, что раньше, но и этого не могу обещать. Если ты ещё не поняла, жизнь это череда страданий, которые разбавляются изредка счастливыми моментами и воспоминаниями, а уж что счастье для тебя, решать только тебе. Признай, по крайней мере, свои чувства, и тебе уже станет полегче.
Девушка внимательно вслушивалась в чужие слова и то, как красиво было всё это сказано, правда немного напоминало слова психолога, Оулетт смотрела в ожидании реакции на неё, а она даже не знала, как можно на такое отреагировать. Почему-то отчасти она была рада этой влюблённости, но, услышав о страданиях, также быстро потух только разгоревшийся энтузиазм. Сероглазой абсолютно точно не нравилась болезненная любовь, но она поняла, что с такими людьми, как здесь, чего-то лучше не построить. Они, по большей части, здесь все с психологическими травмами, а Утопленник может и похуже, чем некоторые, всё же, умер в детстве, возможно, и при жизни не был особо счастлив, нечего удивляться теперь тому, что он так себя ведёт и такую личность выстроил для окружающего мира.
Внезапно стало до безумия жаль всех живущих здесь, в особенности Лаумана, потому что он уже ассоциировался с чем-то своим, родным. Хотелось поговорить с ним, показать, что он достоин любви, заботы, что теперь, когда она тут, она не позволит ему и никому здесь, жить в полной тьме своих проблем, захотелось стать для всех и каждого лучом солнца, что будет давать надежду на лучшее каждый день.
Увидев, как задумчивые и тусклые прежде глаза, вновь загорелись, стали такими же, какие были только при попадании сюда, Натали усмехнулась, довольная произведённым впечатлением. Иногда, от нечего делать, она читала что-то из местной библиотеки, в том числе, сюда попадали откуда-то книжки про психологию, понимание людей, что завлекали внимание девушки и наконец пригодились на практике.
— Я думаю, сделаю всё возможное, чтобы остаться здесь живой и сойтись с человеком по судьбе, — наконец, заговорила Дана.
Её раньше часто пугали, что если она не сойдется с соулмейтом, она не станет счастлива более ни с кем, в это было легко поверить, потому что примеров в реальной жизни было куча, разве что, никто не учитывал, что столько же людей жили не с родственными душами и всё равно были вполне себе рады. Однако, вся эта тема интересовала девушку, ей всегда хотелось провести жизнь именно с соулмейтом, это казалось таким классным и загадочным, и вправду начать отношения с тем человеком, которого судьба уготовила именно для тебя, с твоим человеком, каким бы он ни был.
Признанная влюблённость проснулась и теперь, чтобы оправдать ожидания, окрыляла, затуманивала здравый смысл, разум, все возможные логичные мысли, а ещё заботливо надела розовые очки, чтобы скрасить серые будни.
Одинцова хотела прямо сейчас пойти в комнату к Бену и докопаться до него, поговорить также по душам, коснуться его, обнять, пусть даже он подумает, что она свихнулась, казалось, что от одного прикосновения и взгляда нужного человека, жизнь тут же наладиться.
— Не увлекайся особо этими ощущениями, ни ты, ни я не знаем, как поведет себя Утопленник, готов ли он общаться как-либо с тобой и в каком он расположении духа сейчас. Он непредсказуем, влюблённость это хорошо, но не забывай всё же про трезвый и чистый ум, — видимо, поняв, к чему привёл их разговор, прервала мечты Даны КлокВорк, всё ещё беззлобно усмехаясь, смотря на девушку так, словно она её ребёнок, только-только ощутивший это чувство и не знающий, как с ним совладать.
Улыбнувшись смущённо, русая кивнула, заправляя прядь волос за ухо. Теперь, с невидимыми крыльями за спиной и розовыми линзами незримых для других очков, она почему-то верила, что всё обязательно будет хорошо.
***
Утопленника, играющего до сих пор и пока даже не планирующего ложиться спать, почему-то резко кольнула тонкая острая игла совести, которая не появлялась уже долгие годы, обходя наглого призрака стороной. Появились мысли о соулмейте, но, не изменяя своим привычкам, блондин отмахнулся от них, как от назойливых мух, хотя, желание подумать на тему всего этого появилось, пока слабое и маленькое, но всё же.
Ещё где-то в голове прочно засела мысль, что сегодня-завтра что-то точно произойдёт и это что-то или поможет ему, или окончательно запутает, вгоняя всё дальше в вязкую тьму запутанностей, одиночества и ненависти.
В мыслях о Дане он всё чаще начал испытывать эти чувства, потому предпочёл просто-напросто вовсе ней не думать, убивая время за играми, охотой и ночными вылазками на прохладную освежающую и отрезвляющую улицу. Хотелось, отчего-то, поиздеваться над девушкой, поиграться, но в то же время просто находиться рядом и, если уж в конце концов он сдастся и примет её, то будет совмещать, создавая болезненные и приятные воспоминания одновременно, а может временами уходя в какое-то одно направление. Это знал и он, и все те, кто находился достаточно близко к нему.
Джефф нередко шутил, что даже он сам не столь бессердечен, а Утопленник даже не пытался доказать, что умеет, на самом деле, любить. Ну не умеет и не умеет, чё бубнить-то. Иногда даже выставлял это напоказ, гордясь, как своей заслугой, потому что временами это было ему выгодно. А то, что не умеет нормально относиться к людям, обычно не мешало. В особняке все привыкли и терпимее относились к его выкидонам, а с кем-то новым знакомиться он не планировал, именно поэтому считая, что такое отношение сойдёт и для Даны, раз уж она живёт теперь с ними, хотя, кажется, многие уже успели прочитать пару нотаций о том, что она немного отличается от всех них по статусу и, раз уж так вышло, что он соулмейт обычной девушки, ему придётся быть хотя бы с ней другим.
Он же для себя решил, что из принципа никогда полностью не уберет из общения с ней свой холод, язвительность, обидные колкие фразы, шутки и, временами, абсолютную апатию ко всему, что с ней связано. Такой уж он человек, вернее, не совсем человек, но всё же. Ему всё это вообще не надо, вот пусть она и терпит, раз не на ком больше отыгрываться.
Джефф знал, что сосед, даже если будет временами добр и нежен по отношению к Одинцовой, всё же в любой момент может проявить свои шипы, не убирая их до тех пор, пока не насладится вдоволь чужими страданиями. У всех здесь по разному проявляются психологические проблемы, все знают про это и вместо того, чтобы что-то сделать (а в общем-то, и нечего делать, их уже не примут в нормальное общество, чтобы они имели возможность проработать все травмы с психологом), привыкли к особенностям друг друга и научились уживаться с ними, как со своими, так и с чужими, поэтому каждый мысленно пожелал удачи новенькой жительнице, как только она оказалась здесь, КлокВорк, наверняка, знала, что в будущем так и будет, поэтому из жалости (а может и не потому, а от добрых побуждений и интереса) взяла под свою «опеку» девушку.
Лауман довольно потянулся, после лениво возвращаясь в прежнее положение. Отчего-то он знал, что Дана в конечном итоге захочет прожигать свои годы с ним, будет терпеть все подводные камни, а эта мысль уже пошевеливала садистские наклонности у призрака, разве что, помимо обычного насилия, коим он владел, он использовал по большей части моральное, устоять против которого даже сложнее, чем против физического. Бен просто ждал, надеясь, что чуйка не подводит и что-то впрямь случится в ближайшее время. Ну, а к чему это приведёт он, кажется, догадывался, оттого уже был в предвкушении нового дня, усмехнулся и выключил компьютер со всей остальной техникой, вставая на затекшие ноги и идя до кровати, на которую лёг, после уставившись в потолок и руки под голову подложил. Стоит попытаться уснуть, время так будет идти гораздо быстрее.
