Риндо, немного вяло перебирая ногами, шёл по тротуару. Улицу освещало яркое солнце, палящее и заставляющее жмуриться от лучей. Несмотря на это, воздух был самой оптимальной температуры: ни холод, ни жара не чувствовались, позволяя комфортно насладиться погодой.
Идеальный зеленый газон подчеркивал текстуру деревянных оград вокруг домов. Риндо наблюдал за сухими листочками, что поднимал практически не чувствующийся ветер.
Он и не заметил, как дошёл до знакомой оградки. Перед глазами предстал их с Раном старый дом: сюда они впервые переехали от родителей. Ничего сильно выделяющегося: самое простое жилище, которое выбрали основываясь на скромном бюджете из скопленных Раном денег и добавленными финансами матери, которая была не против того, чтобы её сыновья находились от неё подальше. Светло-бежевые стены отдавали уютом и заботой. Риндо любил это место, оно ассоциировалось со старшим братом, с первыми блюдами, которые Рин учился готовить, с глупыми смешными шутками по вечерам, с вечерними просмотрами фильмов, с первой и самой большой влюбленностью, с самыми сильными чувствами и с поддержкой любимого человека.
Риндо открыл калитку, проходя вперед. Дверь была не заперта, так что звонить не пришлось. Внутри всё так же как и всегда было пропитано теплым светом, отчего комнаты становились в разы уютнее. В коридоре стояли массивные ботинки брата (
«новые?»), рядом с которыми Рин поместил и свои.
Младший заглянул на кухню. Работала кофеварка, что нарушило ощущение того, что должен готовиться чай: кофе в их доме пили редко. В остальном всё было привычно, разве что стол стоял чуть левее, чем обычно, да и третий стул стоял на месте: за столом. Обычно он стоял в гостиной, служа подставкой под книги Риндо: складывать читаемые книги на стеллаж ему не нравилось. А ели они всегда с братом вдвоем, так что третий стул был никому не нужен. Но сейчас он стоял здесь, выбиваясь из привычной картины.
Риндо прошел в гостиную. В воздухе летали крошечные пылинки, выделяющиеся на солнечных лучах. Взгляд тут же упал на место, где должен был стоять стул с книгами. Стула, как и ожидалось, не было. Вместо него стояла несуразная плетеная корзина, внутри которой лежали какие-то книжонки. Рин, заинтересовавшись содержимым, наклонился, чтобы поближе рассмотреть книги. Это оказались потрепанные иностранные издания: несколько на английском, несколько на китайском. Риндо не знал ни того, ни другого. Но внушительные семь томиков зарубежной литературы смиренно лежали на месте, уклеенные стикерами-закладками, которые Рин никогда в жизни не использовал.
Со спины послышались шаги, и Риндо выпрямился, повернувшись в сторону звука. В дверном проёме стоял Ран. Фиолетовые волосы с черными прядками не уложены, они добавляли брату какой-то детской беззаботности. Одна из черных прядей постоянно спадала на лицо, закрывая один глаз, из-за чего Ран старался сдуть её на место.
Смирившись с непослушными волосами, он посмотрел на младшего. Лишь сейчас Риндо заметил какую-то вещь средних размеров на руках у брата, замотанную в полотенце. Ран приветливо улыбнулся.
— Ринди, у меня для тебя сюрприз, — начал он, сделав шаг вперед и глянув на свёрток. — Я думаю, тебе должно понравиться.
— Что за сюрприз? — Рин улыбнулся в ответ, глядя в счастливые и ясные глаза брата.
— Помнишь, когда мы только переехали, ты предлагал купить собаку? — старший хитро улыбнулся, намекая на продолжение своей речи.
— Подожди, ты серьезно взял нам собаку? — в голосе Риндо появилось ребяческое воодушевление и искреннее удивление. В подростковом возрасте он насмотрелся фильмов, где семьи брали себе домашних любимцев. Ему ужасно хотелось завести щенка вместе с Раном, но старший отказывался, объясняя это недостатком времени. — Боже, Ран, я не думал, что ты когда-нибудь согласишься. Это… такой приятный сюрприз, я удивлен.
— Ты удивлен как-то слишком сильно, — Ран усмехнулся. — Неужели настолько неожиданно?
— Я от тебя столько наслушался о том, как много внимания нужно собакам и сколько с ними возьни, так что да, крайне неожиданно, — младший пытался заглянуть в полотенце, чтоб посмотреть на мордочку нового щеночка. В голове появлялись первые варианты клички.
— А ты про это? Ну, так с этой возьни не будет, она ведь мёртвая.
— Что?
Ран откинул полотенце с головы собаки. Впалые глаза были открыты, из них вытекала вязкая жидкость, чем-то напоминавшие слёзы. Язык высунут: ссохшийся, в тёмном налёте. Одно ухо, неестественно выгнутое, обнажало ушную раковину.
— Ран, что это? — к горлу подступила тошнота. Риндо всеми силами старался отвести взгляд от мертвого животного, но не выходило.
— Собака, — как ни в чем не бывало ответил старший. — От живой проблем полно, а эта спокойная. Гулять с ней не надо, кормить тоже. Удобно ведь?
— Ран, она… мёртвая, — старший глянул на животное, слегка пошевелив руками: бездыханное тельце неприятно зашуршало в полотенце. — Это мёртвая собака. Это не питомец.
— Тебе не нравится? — Риндо поднял голову, встретившись с холодным и разочарованным взглядом брата. Он смотрел на младшего, но взор проходил одновременно куда-то мимо него либо через него. — Не хочешь водиться с мёртвой? Как живая, так нам нравится; стоит начать слегка гнить, так интерес пропадет.
— Дело не в этом, — комок в горле усложнял говорение. — Просто… Умершие должны быть упокоены. Зачем мучать труп животного?
— Раз ты такой недовольный, то разбирайся с ней сам, — в голосе Рана появились жесткие злые нотки. — Можешь выбросить в бак, мне плевать. Я просто хотел сделать тебе подарок.
Ран бросил свёрток с трупиком собаки на пол, отчего послышался слабый хруст хрупких костей. Он быстро скрылся за дверным проемом. Риндо прошагал за ним, но брата он уже не увидел.
Оставлять мёртвое животное на полу гостиной было как-то аморально и, в конце концов, противно. Риндо вытряхнул незнакомые книги из кривой корзины и положил туда собаку. Она идеально подошла под размер, будто они были созданы специально друг для друга.
Взяв корзину в руки и прикрыв мордочку собаки полотенцем, Риндо ещё раз прошел в сторону, куда ранее ушёл брат. В доме стояла тишина, будто никого не было вовсе. Рин направился к выходу, по пути взглянув на кухню. На столе была опрокинутая чашка, что лежала в лужице вылившегося густого темного кофе. Два стула из трёх пропало.
Риндо вышел на улицу, вспоминая, где находится ближайшее кладбище: закапывать собаку поблизости от дома желания не было. Направившись в нужное направление, Рин обратил внимание на погоду: солнца не было, как и дождя, но под ногами были ручейки из грязной коричневой воды. В некоторых лужицах трепыхались белые голуби, что беспощадно пачкали свои светлые чистые перья.
Через несколько минут Хайтани увидел перед собой кованую кладбищенскую арку. Стояла плотная тишина, не пропускающая ни единого звука. Даже собственные шаги по гравию загадочным образом заглушались.
Риндо, пройдя достаточное расстояние, обнаружил небольшой кусок свободной земли, по размеру подходивший для маленькой могилки. Взяв лопату, что лежала неподалеку от соседнего захоронения, он принялся копать.
Рин почти закончил, как вдруг на плечо опустилась тяжелая рука. Он резко обернулся. Перед ним стоял старый мужчина с седыми волосами и плешивой бородой. Закралась мысль, что он подозрительно походил на собаку в корзине.
— Зачем ты копаешь тут яму? — хриплый старческий голос звучал удивительно спокойно и размеренно.
— Я хотел похоронить собаку, — Риндо зачем-то поднял корзину, откидывая полотенце и показывая трупик.
— Для чего тебе её хоронить? — дружески заинтересованная интонация старика выбивалась из общего окружения. Только сейчас Рин заметил карточку на одежде мужчины: это был гробовщик.
— Потому что она мёртвая, разве не понятно? — Риндо с сомнением смотрел на незнакомца, который начал прихлюпывать губами, размышляя над тем, что собирается сказать.
— Ты ведь тоже мёртвый, но себя хоронить не собираешься, — старик с пугающим спокойствием поднял на него светлые глаза и похлопал практически полностью выпавшими ресницами. — Тебе отлично походит этот питомец, нечего вам в могилу ложиться. Если только вместе.
— Я вообще-то
живой, — собственный голос дрогнул, а руки странно затрясло.
— Ты так уверен?
Жадно хватая ртом воздух, Риндо резко приподнялся и открыл глаза. Белые больничные стены, на ногах лежит такое же светлое одеяло. Стояла тишина. На кресле у окна сидел Санзу. Из-за действий Риндо тот повернулся к нему.
— Какой-то бред приснился, — пожаловался Риндо, потирая глаза. Он глубоко вздохнул и сделал паузу. — Как там Ран?
— Ран? — Санзу удивленно вскинул брови и нахмурился. — А что с ним должно быть?
— Он же… Мы ведь в больнице из-за него, — непонимающе пробормотал Рин, смотря на скептическое выражение лица Харучиё.
— Риндо, ты что-то путаешь, — Санзу встал и, пройдя к нему, наклонился. — Мы в больнице из-за
тебя.
— В каком смысле? — младший Хайтани перебегал глазами по комнате, то и дело задерживая взгляд на Санзу.
— В прямом, — Харучиё похлопал рукой по больничной койке, на которой, как оказалось, сидел Рин. — Это ведь ты умираешь. Причем здесь твой брат?
Риндо вновь открыл глаза, на этот раз от прикосновений к своим плечам. Он сидел в небольшом креслице, перед глазами была белая дверь и бежевые стены. Справа стояла больничная койка, на которой смиренно лежал Ран. Младший крепко зажмурил глаза, пытаясь разобраться с происходящим. Перед лицом появились розовые пряди и обеспокоенные глаза.
— Рин, всё нормально? — Харучиё произнес это полушепотом, оценивая реакцию Хайтани. — Ты так беспокойно спал.
— Я сейчас сплю? — уточнил Риндо, параллельно оценивая, насколько реалистичны прикосновения рук Санзу.
Вполне.
— Нет, ты не спишь, — Харучиё едва ощутимо погладил его по плечу. — Тебе что-то приснилось?
— Да… Кошмар какой-то, — Риндо протер глаза руками, на этот раз по-настоящему. Он ощутил на виске скатывающуюся каплю холодного пота.
— Тебе дали сильные успокоительные, ты был не в себе, — пояснил Санзу уже нормальным голосом. — От них может сниться всякая чушь, не обращай внимания. Успокаивайся.
Харучиё ещё немного посидел, обнимая Риндо, пока тот окончательно не отделался от неприятного осадка сна. Затем Санзу устало откинулся на спинку кресла, тяжело вздыхая: в отличие от Рина, он проспал от силы минут сорок. После долгого заполнения бумаг он вернулся к младшему Хайтани, которому только дали таблетки, чтобы успокоиться. Истерика оказалась сильнее, чем предполагала медсестра. После первой дозы успокоительных Санзу час просидел, пытаясь хоть чем-то помочь Риндо, но помогало мало. Тот лишь нервно зарывался в свои волосы, беспрестанно бубня несвязный бред про Рана. В конечном итоге, ему дали другой препарат, от которого он стал постепенно успокаиваться. По настоянию медсестры Харучиё несколько часов сидел рядом, пока Рин крепко не заснул. Но после этого легче не стало: собственный организм скручивало от зависимости. Последние четыре дня Санзу уверенно держался, не позволяя себя употреблять какие-либо вещества, надеясь, что после завершения операции он восполнит пропущенное. Обстоятельства сложились иначе, только вот собственному телу это было объяснить крайне сложно. Из острой необходимости смягчить своё ужасное состояние Санзу нашёл слабый, но всё же выход. Кофеин был так себе заменой привычных веществ, но за неимением иного подходил и он. Опустошив около шести стаканов кофе из автомата в коридоре и поймав на себе несколько удивленных взглядов работников больницы, Харучиё вернулся к стульям, на одном из которых мирно посапывал Риндо. Кофе верно ударило в мозг, устранив все возможные попытки сна.
Голова наполнилась навязчивыми мыслями, которые перебивали сами себя. Первое, что лезло в голову — Майки. То, что он нарушил приказ, глодало совесть, оставляя от неё пустые косточки. На борьбу с ненавистью к своему поступку выходило волнение за Рана. Что было сильнее — непонятно. С одной стороны, хотелось отправиться к Сано с подробным докладом и глубочайшими извинениями. С другой, в голове с каждой минутой укреплялась мысль, что оставить Риндо здесь одного он не мог. Да и из-за старшего разрывалось сердце.
Харучиё задумался, что разговоры о том, что люди начинают ценить что-то, когда теряют это, вполне правдивы. Только вот в его случае он надеялся, что он ограничился испугом, и терять никого не придется. Именно сейчас вспоминались все их бесконечные ссоры с Хайтани. Все вечера, когда Санзу ехал домой с мыслью, какой же Ран Хайтани заносчивый засранец. Все недовольства из-за шутливых издевательств Риндо. Всё вспоминалось, и теперь ужасно хотелось стереть все свои отрицательные эмоции из-за тех моментов. Харучиё смотрел на Риндо, что спал от действия таблеток. Он был похож на ребёнка, которого заставили пережить самый страшный сценарий своей жизни. Впрочем, возможно так и было. За стенкой, в палате, лежал Ран. От мысли, что его жизнь может оборваться в любой момент, бросало в дрожь. В такой момент он уже не был заносчивым засранцем. Он был человеком, который поддерживал Санзу во все те времена, когда ему было плохо. Человеком, который хоть этого старался не показывать, но ужасно переживал после всех наркотических приходов и очень старался как-то избавить его от них. Человеком, что искренне верил в него, когда тому нужны были силы для Бонтена.
От собственного бессилия в ситуации тряслись руки. Отвлек звонок телефона: Такеоми. Одного взгляда на измученного Риндо хватило, чтобы выключить звук. Вполне вероятно, если бы Манджиро соизволил позвонить лично, то Санзу бы не выдержал и всё-таки уехал. Игнорировать старшего брата было в разы проще, хоть неприятное ощущение и оставалось, оседая где-то внутри.
Санзу снял свой пиджак, укрыв Риндо и закрывая его окровавленную рубашку. Что он скажет ему, когда тот проснётся? Конечно, он никак не может повлиять или что-то изменить, но было чувство, что на нём есть какая-то ответственность за младшего Хайтани. Ответственность перед Раном, ответственность перед собой. То, что старший бы хотел, чтоб Харучиё присмотрел за Ринди в такой сложный период, можно было не сомневаться. Но кроме того, позаботиться о нём хотелось и самому. Риндо, вечно довольный с Раном и чувствующий себя с братом как за каменной стеной, не знал, как жить одному. Рин оказался без привычной опоры, так что любое неверное действие могло привести к падению в пропасть. Харучиё решил, что постарается всеми силами оградить Риндо от этого падения.
Через несколько часов пришла медсестра, сообщив, что они могут зайти в палату. Харучиё попробовал разбудить Риндо, чтобы переместить его из коридора. Тот толком не проснулся, но в состоянии полудрёмы всё-таки смог дойти, не без помощи Санзу, до кресел, сев в которые, тут же уснул обратно. Харучиё вернул свой пиджак на место одеяла и, оставив Риндо отдыхать, прошёл к койке, где лежал Ран.
Лицо ужасно бледное: старший и так всегда отличался светлой кожей, но теперь она была болезненной. Привычно спокойный. Хотелось увидеть его улыбку, услышать смех или даже глупую шутку. Хоть что-то, что бы показало в нём жизнь. Но палата была пропитана грузной тишиной, в которой Санзу слышал лишь свое дыхание и стук сердца, которое разошлось то ли из-за кофе, то ли из-за тревоги.
Санзу подумал. Такие моменты в фильмах всегда казались ему какими-то глупыми и наивными, он всегда молча смеялся над такими поступками, но сейчас, оказавшись в таком же положении, он понял, что ничего смешного в этом не было. Появилось желание сделать также. Что-то сказать.
— Ран? — в голосе всё ещё были нотки сомнения. Харучиё толком не говорил с ним по душам, а сейчас хотелось вывернуть всю душу наизнанку, но он держался. Не было понятно, для кого он сохраняет этот напускной более менее спокойный и серьёзный вид. Вероятно, для самого себя, ведь если бы он позволил чувствам вылиться наружу, то собраться обратно, к моменту пробуждения Риндо, он бы уже не смог.
— Ран, ты, наверное, меня не слышишь. Чёрт. Хотел бы я, чтобы ты слышал. Пусть бы у тебя была потом коллекция поводов простебать меня, но блять слышал, — Харучиё вскинул голову к потолку, чувствуя, как к глазам подступают слёзы, а голос начинает дрожать. — Как ты так умудрился? Сам же всегда говорил, что нужно быть внимательнее во время стрельбы. Сам должен был быть внимательнее. Чтоб я сейчас тут не стоял и не думал о том, как сильно хочу, чтоб ты поговорил со мной, — слёзы предательски покатились по щекам. — Я обещаю проследить за Риндо, чтобы он не натворил глупостей. Мы ведь оба знаем, что он может что-то выкинуть, да? А ты пообещай, что потом очнешься, — из груди вырвался истерический смешок. Санзу сделал паузу, собираясь с мыслями.
— Господи, Ран, не смей, блять, умирать. Риндо этого не переживёт. Просто не сможет, для него будет это ударом, который он не сможет вынести, понимаешь? А я пиздец как не хочу терять тебя, а вас обоих тем более. Вы два самых близких мне человека, какого чёрта всё это происходит сейчас? Этого вообще никогда не должно было случиться, — голос дрожал. Харучиё прикусывал губы, будто это хоть как-то бы помогло вернуться в строй. — Ран, прошу тебя, только блять живи. Больше ничего не нужно. Просто живи.
Санзу стоял в темной палате, пытаясь выдержать всё то, что происходило внутри. Отвращение к себе из-за ослушания Сано, остатки беспокойства после угона, переживание за жизнь Рана, тревога за Риндо, превышенная доза кофеина и стучащая по мозгам зависимость. Хотелось, чтобы Ран обнял его и сказал, что он со всем справится, а Риндо, как и прежде, посмеялся, сказав, что у Санзу всегда всё получается и даже слишком хорошо. Больше всего поддержки хочется в те моменты, когда её ждут от тебя.
Простояв так ещё почти полчаса, Харучиё всё-таки сел в кресло рядом с Риндо. Он убрал упавшие на лицо фиолетовые пряди и поправил одеяло-пиджак. Постаравшись поудобнее расположиться в креслице, он попробовал уснуть. Через какое-то время поверхностный сон всё же пришёл.
Проснулся он от дернувшегося плеча Риндо, на которое он положил голову, пока дремал. Прогнав пелену с глаз, он осмотрел Рина. Тот беспокойно водил глазами под закрытыми веками и приоткрывал рот, что-то безмолвно проговаривая. Харучиё решил, что оставлять его в таком состоянии не стоит, но и будить его не хотелось. Санзу сходил ещё за кофе, хоть желудок был против, и сел, приглядывая за Риндо. Когда того прошиб холодный пот, было принято решение разбудить его.
— Как там Ран? — спросил Риндо, окончательно успокоившийся после дурного сна. Он смотрел на Санзу, будто боясь самостоятельно подойти к Рану и увидеть всё своими глазами.
— Он всё ещё в отключке, — ответил Харучиё, повернув голову к Рину. — С ночи ничего не поменялось.
Риндо молча кивнул, вновь устремив взгляд в пол. Просидев так минут десять, он всё-таки встал и медленно прошёл к больничной койке.
Фиолетовые глаза вмиг стали бездонными, будто в них можно было поместить все человеческое страдание. Он не плакал: все слезы остались во вчерашнем дне. Теперь в этом взгляде была лишь бесконечная боль. Риндо осторожно, будто он мог всё сломать одним движением, накрыл руку Рана своей. Он присел на корточки и склонил голову, не отпуская руки. Прикрыв глаза, Рин ушёл в свои мысли.
Харучиё показалось, что он увидел какой-то новый уровень связи между братьями. Риндо наверняка мысленно говорил со старшим, и почему-то появлялось чёткое ощущение, что Ран его понимает. Будто это прикосновение руки выстраивало надежный мост между двумя сознаниями. С закрытыми глазами рядом с братом Риндо внешне казался удивительно спокойным, сродни моментам, когда он находился под защитой Рана. Но вот внутри младшего было лишь разрушающее опустошение.
Просидев так какое-то время, Риндо поднялся. В этот же момент в палату вошёл врач, попросивший оставить их с пациентом одних. Санзу и Риндо вышли в коридор.
— Тебе бы переодеться, — заметил Харучиё, глядя на рубашку и костюм в кровавых пятнах.
— Было бы неплохо, — такого убитого голоса Санзу у Рина ещё не слышал. Безысходность, поглощенная трагедией.
— А есть хочешь? — Харучиё постарался смягчить собственный голос по максимуму.
— Не знаю, — бросил Риндо, смотря в одну точку на стене.
— Давай я схожу за едой и сменной одеждой, а ты пока посидишь здесь, ладно? Я постараюсь побыстрее, потом вместе поговорим с доктором, — проговорил Санзу, ожидая ответа Хайтани. Тот лишь коротко кивнул и сел на стул неподалеку.
Постаравшись уложиться в пятнадцать минут, Харучиё приобрел в ближайших магазинах еды и футболку со штанами. Вернувшись, он увидел всю ту же картину, Риндо даже смотрел в одну и ту же точку. Санзу отправил его в туалет переодеться, а испорченный костюм оставить в пакете, который позже отправится в утиль.
Доктор вскоре вышел из палаты, на этот раз он смог привлечь и внимание Риндо.
— Что с моим братом? — тихий голос звучал как-то особенно печально.
— Ранение тяжелое. Вам повезло, что вы успели перехватить машину скорой помощи. Сейчас у нас есть шанс спасти его, но очень многое зависит от него самого.
— Когда он очнется?
— Нельзя сказать наверняка. Мы надеемся, что он очнется, делаем всё возможное для этого. Мы тщательно следим за его состоянием, и как только что-то изменится, мы тут же сообщим вам.
***
Риндо устало старался держать глаза открытыми, будто в этом была большая надобность. В не самом удобном кресле тело затекало, заставляя то и дело менять положение, хоть мышцы от этого болеть не переставали.
— Не хочешь поехать домой? — спросил Санзу, видя, как измучался Рин. — Отдохнешь хоть нормально.
— Нет, не хочу.
— Ран всё равно пока не пришел в себя. Я отвезу тебя на несколько часов, а затем привезу обратно. Если хочешь, побуду с тобой или наоборот сам уеду обратно в больницу.
— Нет, просто не в этом дело, — Риндо поправил волосы и взглянул в сторону брата.
— А что тогда?
— Просто.. Ран спит, а значит я должен быть рядом, — Хайтани проговорил это как факт, за которым явно скрывалась какая-то история. Санзу честно старался усмирить врожденное любопытство, поэтому лишь вопросительно взглянул на Риндо, оставляя решение за ним: рассказать или промолчать. Рин откинулся на спинку кресла и всё же заговорил.
— Когда мы были подростками, — начал Хайтани, полностью погружаясь в свои воспоминания. Харучиё будто стал случайным слушателем, — мы переехали в отдельный дом от родителей. Он был почти пустой, поэтому Ран решил обставить его согласно нашим желаниям. У нас остались родительские деньги, так что Ран начал выспрашивать у меня, какой я бы хотел видеть свою комнату: он хотел сделать ее идеальной. Я что-то говорил, он выполнял мои желания. Через пару месяцев у каждого из нас были комнаты мечты. Когда-то после этого кое-что изменилось. Мы поссорились с каким-то мудаком, возомнившим себя самым крутым. Мы его здорово поколотили, а он видимо обиделся. Не знаю, откуда он узнал наш адрес, но ночью он пробрался в мою комнату, пока я спал, и хотел меня задушить. Своеобразная месть Рану. Я, конечно, проснулся раньше, чем он успел что-либо сделать. Да и Ран тут же прибежал. Я думал, мы тогда на второй срок нарвемся в каталажку, он его чуть не угробил. Чувак превратился в кусок мяса, он не помер только потому, что я оттащил Рана. Того придурка мы просто выкинули за дверь, а Ран в ту ночь сказал, что ближайшие дни переночует со мной, мало ли что. В родительском доме у нас были разные спальни, хоть и сидели мы, как правило, в одной, ночевали порознь. А тут день за днём и оказалось, что в одной комнате комфортнее. В результате мы сделали одну общую спальню. Сначала ради «защиты на случай опасности», ну а потом уже…сам знаешь. Так что я не могу оставить его спать одного, ведь сейчас как раз случай опасности. Впервые за столько лет.
Санзу опешил от неожиданно разговорившегося Риндо, выдавшего за остальное утро дай бог слов двадцать. Говорить о прошлом ему было явно легче, чем о настоящем. В воспоминаниях брат был счастливым и здоровым, чего нельзя было сказать про нынешний момент. Рин тихо хмыкнул и улыбнулся краешками губ, видимо, продолжая что-то вспоминать. От этой слабой улыбки в груди Санзу что-то щемило.
— Я всё равно думаю, Ран был бы не против того, чтобы ты немного отдохнул, — аккуратно сказал Харучиё, заглядывая в фиолетовые глаза.
— Скажу больше, он наверняка бы заворчал и отправил домой спать, чтобы я не обсиживал больничные кресла, — вполголоса ответил Риндо. — Может, съездим потом. Ближе к вечеру. Или если доктора будут заняты здесь. Хорошо?
Риндо посмотрел на Санзу, будто решение действительно оставалось за ним. Харучиё коротко кивнул и ободряюще потрепал Риндо по плечу.
— Санзу, — начал Хайтани, поклонив голову, — спасибо. За то, что помог и за то, что сейчас со мной.
Харучиё вскинул глаза на Риндо. Он не ожидал услышать подобных слов. Во-первых, потому что Рин никогда не был щедрым на благодарности. Во-вторых, ему казалось, что Хайтани сейчас просто не в состоянии произносить такие вещи. Санзу проводил взглядом Рина, прошедшего к койке, где лежал его брат.
— Ран всегда говорил, что ты хоть и ведешь себя временами как вредный подросток, но на тебя можно положиться. Он считает тебя хорошим человеком, Санзу, — Риндо обернулся на Харучиё и медленно кивнул. — Он тоже благодарен тебе. Просто пока не может сказать это. Но потом обязательно скажет, когда очнется. Обязательно.
Риндо глубоко вдохнул, отводя взгляд. Говорить о состоянии Рана было выше его сил. Каждое слово отдавалось ноющей болью и тоской. Хотелось думать лишь о моментах, когда они были счастливы. Но было сложно устроить это, когда перед глазами лежал брат в бессознательном состоянии.
На спину опустились сильные руки. Харучиё прижал Риндо к себе, заботливо обнимая. Этот небольшой жест заставил Рина одновременно немного успокоиться и ощутить всю ту пустоту, которая лишь разрасталась с каждой минутой. Санзу помогал не сойти с ума, держал разум в нормальном состоянии. Риндо обнял его в ответ, уткнувшись в плечо. Попытка почувствовать себя защищенным от ужаса реальности. Желание ухватиться за ниточку понимания и уверенности в будущем. Хотелось обнять человека, который, несмотря на собственные проблемы, помогал ему.
— Он обязательно очнется, Рин, — прошептал Санзу. — Всё будет как прежде.
— Можно тебя кое о чём попросить? — начал Риндо, освободившись от объятий. Его глаза потемнели, а брови нахмурились. — Я знаю, что это ужасная просьба, но я прошу тебя о ней. Если Ран… если что-то пойдет не так, и я не смогу, мне не хватит сил, расправиться с собой… Ты поможешь мне с этим?
— Риндо, — Санзу испуганно выдохнул и положил ладонь на щеку Хайтани, — даже не думай об этом. Это то, чего твой брат, и я тоже, хотели бы меньше всего. Не хорони ни Рана, ни себя раньше времени. Всё будет нормально, я обещаю.
Харучиё не мог ничего обещать. Ему самому было ужасно страшно, но Риндо это знать не следовало. Пусть он оставался при мысли, что Акаши уверен в хорошем исходе событий целиком и полностью. Если это помогало ему хоть как-то, значит это было верным решением.
— Так, всё, — неожиданно произнес Санзу ободряющим голосом, — прекрати думать о плохом. Вообще прекращай думать, ничего хорошего это не принесёт, — Харучиё даже попытался улыбнуться, но получилось смято и не особо правдоподобно. — Давай поговорим о чём-то другом?
— О чём? — Рин, казалось, был не против отвлечься, но явно не знал на что.
— Хм, ну, например, как думаешь, Коконой ещё долго будет на меня дуться? — Санзу выбрал первую отстраненную мысль, которая только пришла в голову. Он вернулся в кресло и пригласил сесть рядом Хайтани.
— Не знаю, честно говоря, — Риндо заставлял себя втянуться в разговор. Думать о вариантах исхода ранения брата было уже невыносимо. — Я как-то с Коко не особо общался, чтобы делать выводы о его поведении.
— Я тоже, поэтому и спрашиваю, — Харучиё прикусил губу и после небольшой паузы продолжил. — Он вообще последние дни как-то изменился. Точнее, после того как вы устроили ему мелодраму в реальной жизни. Раньше он какой-то нелюдимый был, я думал, он просто ненавидит нас всех общим скопом. А нет, он, оказывается, вполне нормальным может быть. Если бы ещё вышестоящих не избивал, вообще цены бы не было.
— Согласись, его тоже понять можно, — Риндо тоже постарался улыбнуться, но вышло ещё хуже, чем ранее у Санзу. — А что касаемо изменений, то я его в чём-то понимаю. Когда столько времени изнываешь от любви к человеку, а потом тебе дают возможность быть с ним, это сильно меняет жизнь и тебя самого.
— Понимаешь? — спросил Санзу и тут же осёкся. Вопрос явно касался Рана, и было неясно, готов ли Рин говорить об этом.
— Ещё как, — Риндо искренне улыбнулся, чем немало поразил Харучиё. — Я сначала год боялся, что мне нельзя испытывать что-то к Рану, а потом ещё полгода страдал от того, что ужасно хотелось быть с ним. Ну, в романтическом плане, просто так-то мы всегда вместе были, от этого даже было ещё тяжелее. Каждое утро просыпаешься, а он весь такой милый и растрепанный лежит рядом. Я пялился на него по несколько минут как маньяк, а сделать ничего не смел.
— И в какой момент ты что-то сделал? — Санзу понял, что младшему было приятно говорить об их с братом историях. Вероятно, таким образом он чувствовал, что всё как прежде, и Ран живой и здоровый, такой же как в воспоминаниях.
— Я? Ничего, — Риндо увидел замешательство в лице Харучиё. — Я был слишком стеснителен перед ним, чтобы рассказать о своих чувствах. Поэтому я сделал странную вещь: начал вести личный дневник. Сколько всего я туда понаписал. Хранил его в своём ящике комода и вот уж не знаю как, но в один прекрасный день Ран его нашел.
— Он всё прочитал?
— Как он сказал, да. После того момента он сам сделал первый шаг, если можно так выразиться. Я был готов сгореть со стыда, но одновременно был несказанно счастлив, что теперь мы сможем быть более близки. После того момента я тоже немного изменился: просто после полуторагодового мучения это сродни божественному подарку.
***
Дом братьев Хайтани. Риндо семнадцать лет.
Риндо закрыл за собой входную дверь и крикнул о своем возвращении Рану. В ответ вместо привычных «привет», «ну как» и «а что так долго» было пустое молчание. В доме стояла абсолютная тишина, которой никогда не было. Ран даже когда засыпал вечером в гостиной, то оставлял телевизор включенным. А если уж он не спал, то грохот откуда-то из глубин дома был обеспечен.
Почему царило безмолвие — неясно.
Риндо снял верхнюю одежду и прошел на кухню, Рана тут не было, что в прочем не удивительно, так что он попил воды и направился в спальню, чтоб переодеться и заодно проверить наличие там брата.
В комнате Риндо тут же заметил длинные косы и спину Рана: он сидел на кровати и неотрывно глядел куда-то вниз или на свои руки, рассмотреть было сложно.
— Ты чего задумался? Не откликаешься, будто тебя дома нет, — начал Рин, параллельно сменив футболку на домашнюю. — Я крикнул, а ты не ответил. Ало, ты вообще меня слышишь?
— Риндо, нам надо поговорить, — начал старший, не поворачиваясь.
— О чём? — беззаботно спросил Рин, ожидая темы об ужине или фильме на вечер.
— Я кое-что нашёл. Случайно, — Ран выставил руку, держа в ней блокнот. Младший был готов поклясться, что его сердце остановилось на несколько секунд. Щеки и уши в мгновенье покраснели, а дыхание сбилось. Захотелось провалиться под землю или просто убежать. — Я прочитал, что тут написано. Наверное, это не очень правильно, читать чужие записи, но ты уж прости.
— Прочитал? Всё? — Риндо надеялся всем сердцем услышать «нет», хоть где-то глубоко-глубоко в душе зарождался интерес, что будет, если он ответит положительно.
— Да, всё, — Ран встал с кровати и прошел к комоду, недалеко от которого стоял Рин. Старший всё ещё не смотрел на него, но теперь Риндо мог рассмотреть эмоции на его лице: тот был подозрительно спокойным, в то время как у него самого начинали трястись руки. Ран стоял в полуметре от него, отчего легче переносить стеснение и панику не становилось.
— И? — младший ожидал скандала, разговоров о том, что он ненормальный и ужасный. Чего угодно, учитывая, какие записи были в дневнике.
— Удивлён, что ты можешь написать что-то более длинное, чем двустрочное сообщение с пятью опечатками в слове из четырёх букв, — Ран сдержанно улыбнулся. Он так делал лишь тогда, когда пытался сдержать эмоции. — Ты сейчас лопнешь, Ринди, выдохни хотя бы.
— Ты так ничего не ответил, — сказал Риндо, но всё-таки выдохнул. Хотелось уже услышать вердикт, не важно, хороший или плохой. Ждать было невыносимо томительно.
— А, так ты про это, — будто вспомнив о дневнике, бросил Ран. Он оттолкнулся от комода и подошел к брату, сокращая расстояние между ними. Одна рука уперлась в дверь, закрывая путь с одной стороны. На его лице всё же появилась широкая улыбка, которую он так старательно прятал. — Ты правда так думаешь? Ну, также как написал в блокноте?
— Да, — на выдохе произнес Риндо, сгорая на месте: от стыда и от горячего дыхания Рана, ощущаемого на коже.
— А я всё ждал, когда же ты признаешься. А тут такая находка и такой повод поговорить с тобой напрямую, — Ран в видимом удовольствии растягивал каждое слово.
— Ждал? Ты знал всё это время? — испуг продолжал смешиваться с влечением, создавая поистине невообразимый фонтан чувств.
— Не знал, но догадывался. Знаешь ли, сложно не заметить, как человек, с которым ты живешь, то и дело раздевает тебя глазами. Ты ведь даже не старался это скрыть.
— Вообще-то старался, — смущенно попытался оправдаться младший.
— Правда? Прости, этого я не заметил, — Ран наклонился вперед: кончик его носа прикоснулся к лицу младшего. Риндо почти не дышал, не веря тому, что происходит сейчас с ним. — Ты написал, что каждый вечер мечтаешь поцеловать меня. Когда я выхожу из душа, —
вторая рука опустилась на талию. — Когда я расплетаю свои волосы, —
губ коснулось прерывистое дыхание. — Когда я обнимаю тебя перед сном.
Аккуратный, но уверенный поцелуй. Тонкие нежные губы Рана прикоснулись к губам младшего, в момент заставляя его растаять и тихо простонать. Он без сомнений ответил на поцелуй, приоткрывая рот и давая брату большее пространство для действий. Язык Рана тут же соприкоснулся с его. С каждой секундой поцелуй становился всё более страстным и собственническим. Риндо был готов остаться в этом поцелуе навсегда, но легкие требовали воздуха.
— Ринди, я…
— Подожди, поцелуй меня ещё раз.
Рану не нужно было повторять дважды. Его руки блуждали под футболкой брата, на память повторяя узор татуировки, с каждым движением выдавливая из брата блаженный вздох. Через пару минут губы Риндо покраснели и распухли от жадных поцелуев и прикусываний.
— Что ты хотел сказать? — опомнился Рин, впрочем, от удовольствия уже не помня ни себя, ни всего сказанного до этого.
— Что я этого очень долго ждал и явно не напрасно, — Ран уткнулся в шею младшего, вдыхая запах его тела. — Какой же ты невероятный, Ринди.
— Я люблю тебя, — фраза вырвалась сама, получившись слишком быстрой. Решив, что пути назад уже нет, Рин решил дополнить предложение, сделав его более конкретным и обдуманным. — То есть, не как брата. Точнее, и как брата и как парня.
— Я знаю, Ринди. Я тоже тебя люблю. Абсолютно во всех смыслах этого слова.
***
Харучиё и Риндо просидели за беседой ещё около часа. Риндо ещё немного порассказывал о брате и о смешных моментах связанных с ним. Вскоре он даже смог чуть забыться, и разговор ушёл в обсуждение повседневных дел и, что странно, шуток про Коко и всякие милые глупости про их с Инупи отношения.
Разговор прервал врач, пришедший для осмотра. Выйдя в коридор, Санзу услышал вибрацию телефона.
Такеоми: выйди в больничный дворик. Жду.
Риндо, хоть и не специально, но увидел сообщение. Сознание вновь вернулось в реальность, в страшную и неприятную. Настигло и понимание того, что Харучиё всё это время был с ним, хотя у него наверняка полно своих дел.
— Санзу, прости, — тут же начал Риндо, понизив голос. — Тебе надо идти. Я не могу просить тебя оставаться.
— Тебе просить и не нужно. И без твоих просьб останусь, — ответил Харучиё, добродушно кивнув. — Я пойду поговорю, ты пока посиди здесь. Можешь выпить кофе, он тут неплохой.
Санзу быстро вышел во дворик, где на скамейке уже находилась темная фигура Такеоми. Он выкуривал сигарету, несмотря на знак запрета курения на территории. Харучиё присел рядом и поздоровался.
— Я думал, ты принципиально теперь со мной разговаривать не хочешь, — буркнул Такеоми, затушив сигарету.
— Я был занят, — таким же равнодушным тоном бросил младший.
— Кто бы сомневался. Впрочем, я тут не для этого. Ты когда собираешься вернуться?
— Куда? — Санзу нахмурил брови. Брат вечно объяснялся кое-как.
— В офис. Ты ведь так там и не появился.
— У меня были причины не появиться. Я сделал это не по собственному желанию.
— Разве?
— Я имею в виду, что были важные обстоятельства, которые я не мог игнорировать, — Харучиё недовольно хмыкнул. — Ты говорил с Майки?
— Нет. Он говорил только с Какучо. Какучо же сказал, что Сано был подозрительно лоялен ко всем. Он не просил найти тебя, но дал понять, что желает поговорить с тобой.
— Срочно? — уточнил Санзу, непроизвольно желая услышать отрицательный ответ.
— Нет. Он поговорит с тобой тогда, когда ты сам соизволишь явиться. Когда это, кстати, будет?
— Не знаю, — раздраженно ответил Харучиё, отводя взгляд.
Такеоми помолчал, а затем достал из кармана зип-пакетик с двумя таблетками, протянув их Санзу. Подумав, он взял таблетки.
— Как состояние? — спросил старший Акаши, скептически оглядывая усталый вид брата.
— Хреново. Очень, — ответил Санзу, разламывая одну из таблеток напополам. Оценив получившиеся две половинки, он положил под язык меньшую из них, а оставшиеся полторы вернул Такеоми.
— Вот это уже было неожиданно, — вскинул брови Акаши старший, принимая обратно пакетик.
— Мне хуево, но закидываться сейчас я не буду. И в ближайшее время тоже. Хотя бы постараюсь, — Харучиё прикрыл глаза, чувствуя, как во рту растворяется таблетка. — Это просто чтоб не сдохнуть от ломки. Мне сейчас не до этого.
— Я в ахуе, что ты и до сегодняшнего дня просидел без наркоты. Ты ведь с начала разработки операции трезвый был. Или нет?
— Был. Лучше бы не был, — Санзу потер глаза. — Сейчас бы полегче было. Голова раскалывается, тошнит с утра.
— Ты же в больнице ошиваешься, попросил бы таблеток. Там и наркоты полно, с твоим авторитетом мог бы и их позаимствовать, — Такеоми усмехнулся.
— Я блять там не ради таблеток, и ты это прекрасно знаешь, — оскалился Харучиё, раздраженно посмотрев на брата.
— Точно, ты няньчишься с младшеньким Хайтани, он ведь сам, видимо, ничего сделать не может.
— Завали ебало, Такеоми, и знай своё место.
— Я разговариваю с тобой не как с замом главы, а как с братом, — парировал старший Акаши.
— Брат из тебя тоже хреновый, так что мои слова остаются теми же. Не пересекай границы.
— Я думал, ты уже прошёл ту фазу, когда принято ненавидеть старшего брата.
— Я тебя не ненавижу. Просто мне не нравится, когда ты пытаешься строить из себя доброго родственника. Потому что ты не такой.
— Снова думаешь, что я что-то испортил в твоей жизни, — констатировал Такеоми, глядя на недовольного младшего.
— Сложно так не думать, когда воспоминания о детстве остаются яркими, — бросил Санзу, чуть поморщившись. — Я достаточно насмотрелся на тебя в роли паршивого воспитателя, Такеоми. И я знаю, как ты относишься ко мне, как относился с самого раннего моего возраста. Я не получал слов поддержки раньше, не хочу видеть твоего участия в своей жизни и сейчас. Прошло то время, когда у тебя был шанс наладить всё это. Да и что-то мне подсказывает, что этот шанс не нужен тебе.
—Тогда были совсем иные обстоятельства, Харучиё.
— Не нужно говорить мне об обстоятельствах. Скажи мне, когда в нашей жизни были более благоприятные обстоятельства? Оу, их не было, верно. Просто в некоторые моменты ты мог бы вести себя более радушно. Но ты прав, сейчас другое время. И сейчас я не нуждаюсь в каком-либо внимании с твоей стороны. Так что давай останемся в исключительно рабочих отношениях.
— Не боишься остаться одному?
— Я не один, Такеоми. Чего я бы не сказал о тебе. Закроем эту тему.
— Как там Ран? — Акаши старший перевел разговор в другое русло, понимая, что беседа скоро закончится.
— Плохо, — без особого желания сообщил Харучиё. Почему-то говорить об этом с Такеоми не хотелось.
— Ясно, — Такеоми встал со скамьи и направился в сторону выхода. — Я пойду. Если решишь приехать в офис, просьба — напиши об этом мне. Просто чтоб я был в курсе дел. Договорились?
— Да, — Санзу, не задерживаясь, тоже поднялся и направился в больницу, не оборачиваясь.
