Туда и обра... а нет, если б всё было так просто

      – Значит, это Риша тогда не шутила…       Того самого Ришиного сообщения Ктулха не нашла, хоть, вроде как, и пыталась. Было-то давно, месяц, что ли, назад. И возможно, было и не в ВК, может, не в сообщении, устно, в созвоне. Ай, какая разница уже. То есть, если честно, то мне любопытно. А кому, вот положа руку на сердце, не любопытно, как его хорошие знакомые обсуждают между собой? Я прямо обе положу. Любопытно. Но по словам Ктулхи, Риша была в формулировках загадочна, обтекаема, и иначе, чем остроумную шутку, её туманные намёки на мою истинную природу и нельзя было воспринять. Уж точно это не позволяло ожидать подобного явления в ночи… ха!       – Туша, фу! Не дам, я сказала!       Туша – домашнее прозвище Ктулхиной собаки Лины, сейчас теребящей хозяйскую коленку в надежде выпросить чего-бы-она-там-ни-жрала. В глазах – вся боль и безнадёга голодающих Поволжья, не меньше. Не люблю собак. Как можно любить этих хвостатых манипуляторов, что только голодные обмороки не изображающих при фигурах полной противоположности хозяйской, просто так всётки Тушей не обзывают. Я б ещё уточнил, что туша подразумевается тюленья… ладно, ладно, я несправедлив. Собачки ведут активный образ жизни, насколько возможно, жиры в долгих прогулках по местным ебеням растрясают, но потом растрясённое стремятся компенсировать. Вот и как людям не шутить, что собаки Ктулху объедают? Вторая – Милиса – ещё ладно, она чехословацкий влчак, соответственно поджарая. Но всё равно не до степени откровенно тощей, длинной, как жердь, хозяйки. Это в обоих случаях конституция, в Линином только большая любовь к жратве. Хотя, тут конституция тоже значима, любовь к жратве у Милисы развита не меньше, она вообще как хомяк или совесть, либо спит, либо грызёт. Вот уже вдвоём сидят прожигают Ктулху полными отчаянья глазами. Ну дааай хоть кусочек, хоть ложечку! Ну что тебе, жалко для любимой собаченьки картошки с грибами? Ктулхе жалко. Потому что собакам всякое солёное-перчёное вообще нельзя и потому что я это ей привёз. Ахуй от самого факта не мешает уплетать за обе щёки.       Ну а что. Должен и я пьяным хоть какую-то дичь творить? Хоть иногда пьяным дичь творить, а то обычно-то всё трезвым… Пьян я, конечно, весьма условно – полторашка до конца не уговорена и обильно закушена корейскими салатами, настроение прекрасное, картошка с грибами удалась на славу, остренькая и с поджарочками, угораздило меня об этом Ктулхе в чате написать… В ответ последовало ожидаемое нытьё, что вот у неё такой картошки с грибами нет, готовить не умеет, в магазин влом идти и там такой картошки с грибами нет тоже. Злой я пидор, какого хрена дразнюсь и картошечкой не угощаю. Не первый такой диалог в общем-то, таков наш стиль общения… Ну вот донылась, вот и притащил. Да, из Новосибирска. Да, в Рыбинск. Адрес, благо, знаю. И, благо, не настолько косой, чтоб улететь куда-нибудь в Ленобласть. Да, в пятом часу по нашему, в первом по их, это меня тем более не остановило б, Ктулха ж не спит. Что человек независимо от времени суток неслегка охуеет, когда в комнату ввалится, под мухой и с миской жратвы, тело, которое 5 минут назад было в Нске, тут уж несущественно, что входная дверь-то закрыта на замок – это мне в голову не пришло. Сказано – сделано, потом подумано!       Ктулху, конечно, нельзя назвать прямо флегматичным человеком, но каким-то образом никого из нас не увезли в больничку, ни её с сердечным приступом, ни меня с тяжкими телесными. Сидим вот спокойненько, она уплетает картошку, собаки лапами сучат, надеясь на подачку, практически обыденно так… почти. С закономерными вопросами.       – Не человек, а кто? Инопланетянин? Не, можно было догадаться. В смысле, конечно, никто б всерьёз не предположил. Но теперь многое понятно. То есть, это у вас маскировка, потому что ваш истинный облик невыносим для человеческого взора?       – Звучит круто, но не. Мы достаточно невыносимы сами по себе, по поведению, а на внешний вид удручающе человекообразны. Понимаю, что вы разочарованы, но ничего по вашей части, ни россыпи глаз, ни щупалец, ни рогов хотя бы. Так что это мой вполне настоящий облик. Ну, на сегодняшний день.       – Ну-у, так не интересно. И давно вы на Земле?       – 38 лет вот уже.       Мы знакомы (по интернету) уже несколько лет, бетим фикло друг друга, треплемся про кошек-собак (у меня кошки, у неё собаки), общаемся более чем неформально, я её называю Ктулхой – за великую непреходящую любовь к Лавкрафту и всему подобному, она меня – злобным пидором (это у неё нормальное обращение, она и бывшего так величала, ещё когда он не был бывшим, и собак порой, нет, этому совершенно не мешает, что это две суки), но – по-прежнему на вы. Это уже локальный мем своего рода, просто никто не желает перейти на ты первым. С Ришей тоже так было, но Рише это однажды надоело, а тут вот держимся, чем немало веселим народ.       – А… э…       Вот уже 38 лет мне официально-паспортно. На вид – года три как перестали спрашивать документы при покупке сигарет. Во мне метр шестьдесят росту, имидж тоже солидностью не отличается, то, что половина волос седые, тут уже погоды не делает, многие сперва за мелирование принимают. Так что шуточки плана «как давно тебе 38» и «ну во время сессии по глазам даже виден твой настоящий возраст» наше всё, только мало кто знает о доле правды в этих шутках. Что и логично, не те сведенья, чтоб был широкий круг посвящённых…       – Ровно 38 лет, как я прилетел сюда и закосил под человека. Не скажу, что безупречно, палюсь на самом деле регулярно, палился даже все годы, пока именно человеком и был… Ну, вы ж помните, в какой мы стране живём? Сюда нельзя просто прилететь, поселиться и делать вид, что так и надо. Нужны документы, просто куча всяких бумаг. Во вселенной очень немного более бюрократистых бюрократов, чем земляне-русские. Поэтому я просто превратился в младенца, внедрился, так сказать, качественно и основательно… ну, как мне казалось.       Ктулха замерла с не донесённой до рта ложкой.       – Превратились?! Как?!       Ктулхе лет 30. Вроде бы. Память на цифры у меня крайне хреновая, я собственный-то возраст вспоминаю с некоторой запинкой. Что официальный, что настоящий. Да и какое это имеет значение, когда обоим психологически лет по 15? Ну, в глазах добропорядочных обывателей-то. Мы бессемейные, живём как бирюки, точнее, у меня-то регулярно гости бывают, у Ктулхи с этим сложнее, две собаки в доме. Посвящаем досуг писанине, книжкам, сериальчикам, заботе о зверье, трёпу в интернете. Живём в своё удовольствие, взрослеть не хотим. В человеческую жизнь и люди не все так уж хорошо вписываются, сказала как-то Риша, примеров у нас, благо, навалом.       – Не буду врать, что легко. У меня на корабле есть специальное устройство, медицинский прибор, позволяющий менять биологические характеристики объекта. Одновременно в другое специальное устройство я выгрузил всю прежнюю память, потому что оставлять её в голове человеческого ребёнка было недопустимо. То есть, это я думал, что выгрузил всё, на самом деле не вполне чисто сработал, руки всё-таки из жопы, да… В своё оправдание могу сказать, что такого рода опыта раньше не было. Он вообще очень мало у кого есть.       Как это звучит, насколько шизофренично – разумеется, я не задумывался. Как всегда, меня в этом плане жизнь не особо учит. Да и Ктулху, с её вкусами и увлечениями, прямо потрясти и обескуражить не так-то легко. Потому, собсна, и дружим.       – Не поняла, то есть вы жили-жили, считая себя человеком, а потом вспомнили, кто вы такой?       – Ну, если грубо говорить, то да. Открыл хранилище со своей памятью, вернул свою настоящую сущность… Ой, вам, как анимешнику, должны быть понятны такие вещи. В аниме ж регулярно кто-нибудь куда-нибудь запечатывает душу, силу или ещё какую метафизику.       Хорошо, когда что-то можно объяснить вот так одним простым сравнением. Аниме всётки для Ктулхи более своя тема, чем для меня, я смотрел мало что и давно, и с анимешниками она тусила, кажется, подольше. С виду, на стереотипное восприятие, конечно, не подумаешь, ну, если не знать, что среди персонажей аниме разное бывает. Но больше она, пожалуй, напоминает рокеров 90х. Скидывала как-то фотки на фоне постеров, очень органично смотрелось.       – Так… А можно вопрос? Тупой, может, но уж извините. А зачем вы в такую страну прилетели? Ну, во всяких фильмах и аниме понятно – потому что в этой стране этот фильм или аниме сняли. Зачем думать, что эту Японию из космоса ещё разглядеть надо суметь. Россию-то хоть видно, да… Превратились в человека, притом не какого-нибудь богатого и знатного, это б ещё хоть понятно было, да ещё и от памяти отказались… Нахрена вам это всё понадобилось-то?!       Ох, люблю я этот вопрос. Прямо сколько слышу, столько тащусь.       – Да вот решил прожить одну жизнь, но счастливую.       Аж прямо чуть не подавилась.       – Это ж где вы раньше жили, что на Землю за счастьем полетели?       – Да зря вы так, нормальная у вас планета. В смысле, видал похуже. Вы её даже всё ещё не засрали окончательно, хотя, видит бог, старались. Но когда отправлялся, я всё-таки на другое будущее рассчитывал. Понимаете, о Земле я на тот момент особо ничего не знал… кроме главного, что это тот мир, где написали самую крутую на мой вкус фантастику. Как я мог не захотеть в такой мир?       Ктулха фантастику тоже любит, правда, в основном не такую, как я. Но больше она всё-таки любит фэнтези. Сугубая её любовь – это такая бородатая классика, как Толкин. Правда, тут Ктулха пошла путём нестандартным и угорает не по эльфам, а по гномам.       – Эээ, в мир фантастики?       – В мир, который в этой фантастике описан. Точнее, не совсем так… в предысторию. Ну, сами посудите, к рубежу тысячелетий я должен быть на пороге совершеннолетия, выбора профессии и вообще жизненного пути, а пути все будут сплошь прекрасные – к этому времени как раз уж точно начнётся строительство коммунизма по всей планете. Потому и для проживания выбрал ту страну, которая совершила такое дерзновение…       – Сильно вы, наверное, охренели, когда случилась Перестройка? А хотя, вы ж не помнили…       – Не помнил. Но охренел.       Минуту Ктулха молча в глубокой задумчивости жевала. Понимаю, такое ещё переварить как-то надо.       – И где ваш корабль?       – Да вон, в коридоре. Я на нём к вам и прилетел.       Ктулха медленно, аккуратно отставила в сторону почти пустую миску:       – Такой маленький космический корабль?       – Отнюдь не маленький. Просто понимаете, у него соотношение между внешним размером и внутренним не однозначная величина… То есть, внешний вид меняется по обстоятельствам. Встраивается в обстановку. Да, сложно это, с нуля объяснять про наши технологии…       – Я хочу это видеть!       Как сказал Задорнов, только русский человек может материться от восхищения. На самом деле он не прав, не только русский и не только человек, но вот в данный момент Ктулха это и делала, прохаживаясь вокруг пульта и вдоль стен с экранами. Рубка округлая в плане, в центре округлый же пульт, одно из немногих помещений, имеющих стабильный размер и местоположение – практически сразу за дверями, соединена с ними недлинным мостком-переходом, который можно перемахнуть за три больших шага, или даже два. В приоткрытые двери, за фигурой осторожно заглядывающей и нюхающей воздух Лины, виднеется полутёмный коридор обычной земной квартиры, в котором сегодня как бы появился встроенный стенной шкаф, дверцы которого открываются внутрь. И в процессе открывания, погружения их во внутреннее пространство, изжелта-белая краска с очень достоверными неровностями-потёками растворилась, проявился настоящий серебристый цвет… Ктулха едва не завизжала уже на этом моменте. А дальше – дребезжащий под ногами металлопластик мостка, по бокам перила – очень земного между прочим вида, уточним даже, совкового вида, такие и теперь можно увидеть в каком-нибудь бедолажном учреждении, не видавшем ремонта со времён Брежнева, такие же у лестниц вниз, которые идут влево и вправо сразу от входа, у лестниц наверх, тоже справа и слева от мостка, но уже с другого его конца. Собственно, у меня тут совковый дизайн всего, что только возможно – по стенам рубки панели с латунными четырёхугольными звёздами, на лестничной площадке второго этажа, куда сходятся лестницы и откуда начинаются коридоры – мозаика с шестерёнками на фоне космического пейзажа, кресла и диванчики, обитые кожзамом и начинённые поролоном, вошедшая сразу вместе с Ктулхой Милиса уже пробует один подлокотник на зуб. Влчак есть влчак, они всё оценивают прежде всего на зуб. Ктулха боязливо и восторженно тыкала деревянные и жестяные панели отделки стен и оборудования, бликующие голубоватым светом от колбообразной стеклянной трубы, выходящей из центра пульта в потолок, светящийся поршень сейчас замер у самого основания, приглушил сияние – пока мы там сидели, система в спящий режим ушла.       – Но как… - Ктулха мимикой и пантомимой пытается показать, насколько не вдупляет, как космический корабль, пусть и такой необычный, мог оказаться у неё в квартире, не в форточку ж влетел, но это меркнет в сравнении с вопросом, как он тут помещается. Понимаю, слов не хватает, - это же всё… какого оно размера?       – Точный размер невозможен. Какого надо. Количество и размеры помещений могут меняться, задаёшь изменения с пульта, и они перестраиваются. Я ж говорю, внутренние размеры с внешними не соотносятся. Ну типа – знаете, на сколько километров можно растянуть ваши нервы, сосуды, волокна, из которых состоят ваши ткани? А внешне ничо, компактненько. Внешние размеры это вообще фикция, это зависит от того, где приходится материализоваться…       Слово «материализоваться» я употребил не впервые, в этом плане пазл вроде сложился.       – То есть, вы там у себя стартуете, корабль как бы исчезает и появляется в другом месте? Как бы телепорт? Но при этом он может как бы… сжаться, если там, куда он переместился, для него мало места? Прямо вот настолько ужимается?       Да уж небось очевидно, что в коридоре типичной хрущёвки места для приличного корабля маловато, но при этом вот это всё не на территории соседей находится, они б, наверное, забеспокоились.       – Ага. Не просто ужимается, а принимает вид, который будет соответствовать времени и эпохе, мимикрирует, так сказать, под среду… Ну да, ТАРДИС перемещается не только в пространстве, но и во времени. Телепорт, без проблем нагибающий все 4 измерения.       Выражение глаз из-под крыла заправленных за ухо волос – бесценно.       – Брешете.       – Зачем бы мне это.       – Ладно, телепорт в пространстве – это понятно, это много где придумано, в фантастике-то… Но во времени! То есть, машин времени всяких разных в фантастике тоже как говна. Правда, не таких… Чтоб целый корабль-то… И куда вы летали, в будущее, в прошлое?       Сказать, не сказать, что это только часть возможностей корабля?       – Ну, начнём с того, что время, из которого я прибыл на Землю, по отношению к 20 веку было прошлым…       Ктулха наклонилась над панелью, пытаясь прочесть мелкие надписи возле некоторых тумблеров – едва ли ей это чем-то помогло.       – То есть как, вы просто где-то тут вводите, что хотите отправиться например в 1700й год в Венецию, нажимаете какой-то свой энтер и поехали?       – Ага, и размазывает меня по всему 1700му году и по всей Венеции! Нет, всё, конечно, не так. Для начала, просто ввести нужную дату через клавиатуру не получится, сами догадаетесь, почему? 1700й год или 2021й – это для создателей этой машины ни о чём не говорило. То есть, само по себе отсчёт от некой даты не проблема, лишь бы она в памяти машины имелась, но в нашем мире, знаете ли, никакого Христа не рождалось. Чаще нужную дату приходится выбирать кручением множества всяких тумблеров, гонять туда-сюда ползунки, открывать дополнительные экраны... С географией договориться, взяв местную координатную сеть или расчертив свою, не в пример проще, местоположение полюсов и экватора, по крайней мере, меняется реже, чем календари. Если летишь куда-то впервые – то это целый обряд. Ну понимаете, дата – это не год. Это с точностью до секунды. Сначала нужно увеличить масштаб – выделить хотя бы нужное столетие, потом… ну, можно ориентироваться по временным линиям, можно по календарю, точнее, календари тоже незначимы, по положению планеты относительно светила, я имею в виду…       – Временные линии – это вот это? – она опасливо ткнула в экран временных линий, который человеку мог напоминать экран медиаплеера.       – Ага. Разные временные отрезки по-разному насыщены событиями разного рода, что отражается в этих линиях, их виде, взаимодействии между собой. По фигурам, которые они образуют, можно узнавать те или иные исторические события. Можно даже ставить пометки, как бы отметки на шкале – здесь у нас то, сё… Но этого я не умею, и на временной шкале Земли тут всего несколько меток, где-то очень глубоко, много тысяч лет назад…       Ктулха совершила ещё полукруг туда-сюда вдоль пульта, косясь на кнопки и рычаги, помотала головой.       – Ну не, не. То есть вы хотите сказать, что у вас есть власть над всем пространством и временем, вы можете полететь в любую страну, в любое время, хоть к древним римлянам, хоть к тамплиерам… ну да, я в курсе, что вам что римляне, что тамплиеры нахер не сдались, я так, для примера… И даже на другие планеты. А вы торчите на Земле, в 21 веке, в котором никакого коммунизма. Почему не улетите куда-нибудь, не отправитесь путешествовать по вселенной?       – Потому что пиздюлей могу получить.       Не сразу, но вспомнила Ктулха, что чай я пью без сахара, я ей об этом говорил. Ещё более не сразу я сообразил, что чаем и сам могу угостить даже с большим успехом. Но не зашли мы вот в комнату отдыха, вообще до мысли об экскурсии по кораблю не дошли. Пожалуй, Ктулхе это всё сначала надо переварить. Картошку, ожидаемо, доела Лина. Вот сволочь. Ну ладно, там немного оставалось, большая часть всё-таки ушла в того, кому и предназначалось.       – И как вас зовут на самом деле? Ну, у вас же было какое-то имя до того, как вы прилетели сюда?       – Автор.       – Автор? Это что, имя такое?       Как-нибудь потом объясню, что у нас имеется некая расовая сложность с тем, чтоб называться каким-нибудь обыкновенным именем, вопрос непростой.       – И теперь вы, значит, обратно превратились в… как вы называетесь-то?       На тему «а где корона» уже и до Ктулхи шутили. По нынешним временам шутка ваще заходит. Ну, если уж об этом, коронавирус этот самый наша иммунная система харчит, особо не замечая.       – А почему вы так на людей похожи?       – Это вы на нас похожи, мы древнее. Не знаю. Во вселенной куча рас, похожих между собой как две капли воды. Ну или капля воды и капля соляной кислоты. Потому что это внешне одно и то же, а внутренние различия значительные.       Ктулха хрустит крекерами, я их не люблю, собаки душевно маются теперь уже по крекеру. В конце концов, Лина нашла в коридоре кость, которую глодала до моего прибытия, и вернулась к этому процессу. Милиса, до сего момента не сводившая с нас своих хищных волчьих очей, проводила её взглядом с выражением «ебать я лох, я ж 10 раз могла эту кость отжать».       – Нда. А это и вы меня, получается, можете к себе в гости свозить?       Она потом объяснила, как у неё такой вопрос родился. Поутру ведь решит, что ей это всё приснилось – и картошка, и я, и ТАРДИС. У собак же не спросишь. А вот если спросить у меня про что-нибудь в обстановке моего дома, и совпадёт – значит, всё взаправду было. О том, что можно сфотать меня в интерьерах собственной квартиры, она как-то не подумала, фотик на глаза вовремя не попался.       – Запросто. Хоть к себе, хоть к этому вашему… Лавкрафту. Побазарите о древних богах, и ему приятненько, и вы душу отведёте, а то с нас по этой части собеседники по-прежнему так себе.       С нас – имеется в виду наша конфа Вконтакте, по обмену отзывами на фики и всякому околотворческому трёпу. Чаще прочих эфир занимаем мы своими пикировками, я обычно в роли бесчувственного быдла, не впечатляющегося ни красотой и величием гномов и всего, что с ними связано, ни красотой и величием Лавкрафтова слога.       – Круто звучит, только я вот английский настолько хорошо не знаю, чтоб на такие темы беседовать. В играх общаться – это немного другой уровень.       – Ну, такой проблемы вообще не существует. ТАРДИС генерирует телепатическое поле, позволяющее тем, кто находится в радиусе его действия, понимать друг друга, на каких бы языках они ни говорили.       – Чо?       – Ну а как. Все на свете языки учить – даже нашей продолжительности жизни не хватит. Нет, вы говорите на своём, а собеседник слышит на своём, как будто вы говорите на его родном языке не хуже его самого. И наоборот. Так что настоящая проблема – это адрес поточнее чем «где-то в Англии»…       На Ктулхино лицо любо-дорого было посмотреть.       – Автор, – новое обращение было для неё непривычным, но звучало вполне достаточно сострадательно-укоризненно, - какая Англия? Лавкрафт – американский писатель.       – Да?       – Ну, корчить из себя английского сэра он мог сколько угодно, а жил всё-таки в Штатах. Брюзжал по этому поводу. По любому поводу брюзжал, мизантроп был хуже вас. А кстати, где-то у меня был адрес, щас найду ту статейку…       Вот некому было в тот момент спросить, отлегло от жопы у меня что ли или как. Не настолько давно уже одну скатал познакомиться с любимой темой лично… Ай, да ладно. Всё ведь закончилось хорошо, передряги и до этого в жизни бывали, позабористее даже порой. Да и чем я тут рискую, чувак был, конечно, душевнобольной, но вроде тихий. Не говоря о том, что мне вообще не обязательно выходить из ТАРДИС… Да, этого лучше не говорить. Я и прошлый раз это планировал. Ну, пока можно наслаждаться эпичным зрелищем – как до Ктулхи доходит реальность происходящего. Всё-таки, даже то, что видишь собственными глазами, ещё требуется осознать и встроить в картину мира, а уж то, что можно в самом деле махнуть в другую страну и в другое время… Как дошло, в первый момент испугалась-застеснялась – ну не, не, как можно вот так просто заявиться к человеку, общительность и радушие которого обозначались отрицательной степенью, кто бы чего ни думал, она не такая наглая. С другой стороны – не каждый день такие предложения получаешь. Потом всю жизнь себя корить за минутную слабость.       – Так, надо переодеться… Так, вот без зубоскальства совсем никак, да?       Никак, конечно. Да, шуточки на тему «Ктулха собирается на свидание» опять же для узкого круга посвящённых, но тут достаточно и адресата.       – А достаточно большое зеркало-то у вас есть?       – Это зачем вам вдруг зеркало понадобилось? – крайне подозрительным тоном.       – Ну как, законы попаданческого жанра вроде требуют описывать своё великолепие в зеркале? Хотя, это не непременно попаданческого… Чо, мне описывать? У меня слог-то тово, нихера не лавкрафтовский…       Удивительно, но ничего в меня не прилетело. Впрочем, и описывать особо нечего – никакой реконструкторской помощью для мимикрии под эпоху мы тут не располагаем, так что оделась Ктулха нейтрально-рационально, в тёмные джинсы и водолазку. Может, он там к девушкам в джинсах и непривычный, но смущать мини-юбками тоже так себе вариант.       – Только это… блин… я не могу оставить собак!       – В смысле? Мы отлучимся на минуту! Ну, для собак это будет именно минута. Не важно, сколько времени мы проведём там (но лучше не сильно долго, я с собой только одну тетрадь конспектов взял. Правда, в ней три предмета. Но всё же) – материализоваться обратно мы можем сразу после того мгновения, как дематериализовались здесь. Понимаете? Засечём время и когда нужно будет выставлять данные для следующего перемещения…       – Да я поняла, о чём вы. Круто звучит. Типа, мы заскочили в эти двери и сразу выскочили – за эту минуту на самом деле прожили лет 10, облетели полмира, сразились с какими-нибудь чудовищами, набрали сувениров – а тут даже чай не успел остыть. Здорово б было так. А если что-нибудь не по плану пойдёт, если вы промахнётесь, и это сюда мы через 10 лет вернёмся? Скажете, вы не можете промахнуться?       Я скрипнул зубами. Ктулха ничего об этом не знает, но она сколько-то знает меня. Да, как распиздяя.       – Ну в таком случае заскочим обратно и переместимся в когда надо, очевидно же!       – Я даже в магазин бегаю редко и быриком, они не привыкли долго оставаться одни. Нет, нет, пусть на моих глазах будут. Что они вам тут, помешают?       – Да как сказать, могут и помешать. Они же у вас беспардонные, они и вам регулярно мешают. Запрыгнет ваше волчище на пульт, приземлимся где-нибудь в Древней Руси – не жалуйтесь потом! И вообще, ваш непризнанный при жизни гений был вроде кинофобом хуже меня, вы его хотите досрочно в гроб отправить? Кстати, раз уж об этом. Я полагаю, время нам надо выбрать поближе к дате смерти. Во-первых, так мы меньше чего поломаем… ну в смысле, если он просто в дневнике запишет о явлении некой странной девушки, то оно, может, и ничего, ему постоянно всякая дичь являлась, а вот если успеет роман на эту тему написать, то уже сложнее, а уж если вас увидит кто-то ещё… Во-вторых – к этому времени написано уже всё, что вы можете захотеть обсудить, и точно не получится, что вы спрашиваете о ещё не написанном и даже не запланированном.       – Не ну и сильно близко тоже брать не надо. Умирающему, мучающемуся человеку только меня с моими невразумительными восторгами, извините, и не хватало. Да и он-то умрёт, а мне потом жить, вспоминая его агонию? Спасибо, обойдусь без ранней седины.       Резонно. Возможность увидеть любимого писателя живым должна быть именно таковой, печалиться о его смерти и тут прекрасно можно. Я снова тоскливо воззрился на шкалу. Никаких цифр, да. Цветные пятна, сполохи диаграмм, сплетения временных линий – вот где-то здесь надо искать нужную точку. Благо, от нас она в общем масштабе не столь уж далеко.       В общем, с перспективой взять на борт ещё и собак я смирился. Немного подраматизировать, конечно, надо, но так-то не первый опыт такого рода и предыдущий ещё в памяти свеж. Нормально ж всё обошлось. Вот это «нормально ж всё обошлось» мной и руководило, ага. Немного подраматизировали и хватит, всего на тютельку масштабнее путешествия в другой город с миской картошки. Фигня, если коротко говорить. Нет, я не считал, что это прямо минутное дело, сколько им надо, чтоб наговориться о своём Кадате? Но выучить весь биохимический анализ крови я явно не успею. Короче, где-то на задворках сознания даже шевелилась смутненькая такая мысль, что это грабли. Но во-первых, ни во что ввязываться я тут не собираюсь, мне с этим типом говорить совершенно не о чем, я его не читал и не планирую, я планирую читать конспекты, это, знаете ли, кошмарнее, и с другими какими аборигенами языками не зацеплюсь тоже, живёт этот хмырь один, гулять не склонен, гости к нему ходят редко. Минимальные шансы встрять. Во-вторых – для меня пара пустяков… ну ладно, не пара и не совсем пустяков, но всё-таки тут у нас и карты нормальные, и фотографии дома, привязка села как будто как родная… а человеку приятно. Чо ещё подобного в её жизни случится?       – Ладно, мистер Спок, давайте, удивите меня.       Светящийся поршень скользнул вверх-вниз, приветственное гудение набирало силу и густоту – пока ещё «фоновое», свидетельствующее только о запуске двигателя, без начала перемещения. Ктулхе я сказал, что она-то вряд ли успеет выработать этот жизненно необходимый навык – по характеру гудения определять, стоим мы или летим, и если летим – туда, куда запланировано, или в тартарары (хотя иногда это оказывается одно и то же направление). А мне вот пришлось. Ну что ж, жмём энтер, в смысле, поворачиваем рычаг старта…       Тряхнуло нас в процессе всего пару раз. Зато сильно. Меня это особо не коснулось – я сидел в кресле у пульта, Ктулха, занявшая одно из пристеночных, выразилась кратко и ёмко, Лина, на которую, кажется, упала жопой Милиса – тоже.       – Это пространственно-временные дороги тоже не чинят, или вы водитель от бога, понятно, какого? Мы всё, прилетели? В смысле, сломались?       – Не, мы действительно прилетели.       – Так быстро?       – Мгновенно. Так и должно быть, к вашему сведенью. В общем, - я довольно демонстративно наклонился за валяющимся в ногах рюкзаком, - буду краток, пиздуйте к мечте.       – Эээ? – Ктулха была моментально подле меня, - погодите-погодите, а вы что, не пойдёте?       – Разумеется, нет. Нечего мне там делать. А тут есть чего. Вот, аускультация сердца, например. Давайте, удачи, постучите потом, когда всё, - я потянулся к клавише открытия дверей.       – Охренеть теперь! Ну а просто убедиться, что мы прибыли туда, куда надо?       – И вы это, типа, без меня не сможете? Разумеется, мы прибыли туда, куда надо! У вас есть сомнения? Идите и развейте их!       – Ничего, что я, может быть, боюсь?       – Чего? Он у вас вроде тихий был, не буйный. Не съест. В вас и есть-то нечего.       – Боюсь почувствовать себя глупо! Буду стоять столбом и просто пыриться. Я стеснительная вообще-то, если кое-кто забыл. Мне надо, чтоб рядом кто-то знакомый был.       Я кивнул на собак. Ктулха упёрла руки в боки.       – Ну знаете, что! Я и обидеться могу. Так! У вас же сегодня день рождения, да? И как вы можете отказаться от такого подарка – величайшего писателя всех времён и народов увидеть своими глазами?       Не то чтоб Ктулха не знала распрекраснейше, что нужен мне такой подарок примерно как ей вышивальный станок, но она ж не она б была, если б что-то такое не сказала.       – Вам что, сложно? Выйдем вместе, поздороваемся, как-то завяжем разговор – потом пожалуйста, отправляйтесь сычевать, если угодно.       Вставать мне, конечно, не хотелось. Совершенно не хотелось. Но и таких прямо аргументных аргументов не было. В конце концов, понять можно, не рядовая жизненная ситуация… Да и внешняя моя уверенность, что у меня прямо всё получилось идеально, была больше, чем внутренняя. Как уже говорилось, и у более опытных проколы случались такие, что превращались потом в анекдоты. Нет, если я ни с чем другим не спутал пики двух мировых войн и провал в пучке временных линий, показывающий значительные человеческие потери… А мог и спутать, вообще-то. На шкале таких пиков и провалов до ебени матери, серьёзно, выпиливание друг друга у человеков любимый вид спорта ещё с обезьяньего периода. Тут если я промахнусь на год, таких масштабных последствий не будет, всего лишь встретят с ружьём охуевающие новые обитатели дома… если успеют схватить ружьё, конечно. Если они есть, понятия не имею, как скоро после Лавкрафтовой смерти дом кто-то выкупил, и сейчас спрашивать тоже как-то не резон. Однако с первым же шагом за порог мои сомнения развеялись. Что мы прибыли туда и в тогда, куда собирались, мы как-то поняли разом.       В комнате было полутемно – освещалась она одной настольной лампой, а за неплотно зашторенным окном красовалась тёмная ночь. Ну упс. Про настройки суток я тупо забыл, и они остались теми же, что были при перемещении в Рыбинск, то есть, пошли через элементарный шаг… Однако хозяин дома, обретающийся в глубоком кресле за письменным столом, прямо напротив нас, не спал. По крайней мере, сейчас – не спал, до этого, может, и дремал, обдумывая какую-нибудь свою неописуемую жуть, судя по разбросанным по столу обильно почирканным листам, творческий процесс не особо успешно шёл. Узнаваем, чо. Уши у него такие… готические. Не, в таком скудном ночном освещении редко кто выглядит здоровым и бодрым, может, эти тени под глазами именно что тени… а может, нужно было всё же взять пораньше января. От чего там он умер, то ли Ктулха не говорила, то ли я не запомнил, точно не насильственная смерть, так что, вполне вероятно, болен он уже сейчас. Ладно, не лежачий, даже вон что-то корябать пытается – значит, не всё так плохо.       – Э-э, здравствуйте, - промямлила Ктулха, видя, что я ей на помощь не спешу, - вы только не бойтесь, мы пришли с миром. Мы не какие-нибудь чудовища…       Я неторопливо перебирал в уме остроты, которые мог бы по этой теме изречь, окончательно проснувшийся писатель так же неторопливо поднимался из-за стола…       – …сейчас вы, конечно, деприте, но вы же, наверное, знаете, что гениев вообще редко признают при жизни. Короче, не знаю, поддержит ли это вас как-то, но я хотела сказать, что в будущем вас будут обожать миллионы, даже в России у вас просто куча поклонников…       Гениально, фыркнул я, она приходит и с порога заявляет, что мы, мол, из России – когда на дворе 37й, на минуточку, год. Вот теперь сами будете откачивать своего неврастеника, пока он не отбыл в мир иной немножко раньше положенного, я это даже наблюдать не хочу…       – Ку-уда?! Я что, сама тут должна…       Я остановился на пороге. А чо не остановиться, постою попырюсь, такими я двери ТАРДИС не видел и вряд ли увижу когда-нибудь. В соответствии с обстановкой ТАРДИС должна была смимикрировать под межкомнатные двери, в принципе она это и сделала, но вот на дизайн этих дверей явно оказало влияние воображение Ктулхиного кумира. Створки под потолок, под какой-то тёмный металл, богато украшены судорожно и мучительно стиснутыми и переплетёнными руками с очень физиологично вздувшимися венами и мышцами, в промежутках какие-то рожи проглядывают, замок вообще разинутая в глубоком зевке пасть какого-то чудища. Мрачно, готично, богохульно.       Очень хотелось сказать «да». Всё-таки это её любимка вообще-то, а я для этой любимки едва ли не воплощение всего самого омерзительного. Но называть меня злобным пидором, может, даже и есть за что, а сострадания я однако же не лишён.       – Я его даже поднять одна не смогу!       – То есть вы думаете, я смогу? По щекам его похлопайте, водой полейте. Может, нашатырь тут где-то есть. Должен быть, он же вроде часто в обморок прилегал? Хотя, кто б ему его пихал, он же давно в разводе и живёт бирюком? Ох, ладно, пошёл за ручкой.       Мало ли, действительно, вдруг это не банальный нервный припадок, а инфаркт, инсульт… Точно не за таким опытом я Ктулху сюда вёз.       – Нахрена вам в такой момент ручка, заключение патологоанатома писать?!       – Она звуковая. Многофункциональное устройство, работает и как диагност. Будем знать, что с ним – поймём, что нам делать…       – В общем, я Татьяна, а это Автор…       – Автор чего?       – Да просто зовут его так! Я тоже считаю, что это не имя, а фигня какая-то.       – Его? Но… но позвольте… разве это не женщина?       Я глубоко вздохнул. Разевать вообще рот или пусть Ктулха сама как-то корячится? Её любимка, повторюсь. На мне обычная домашняя одежда – футболка и короткие штаны, не при параде отправлялся доставить картошку-то, то есть, выскакивая в гараж, плащ накинул, но сейчас он там, в рубке. То есть, некие признаки биологического пола вполне очевидны. Да и 20 век на дворе, тут формула «в штанах – значит мальчишка» уже прежней силы не имеет. Ну, объяснять, что я две первые жизни был мужчиной и смутная память об этом осталась у меня в жизни третьей, хотя я вроде как выгружал всё, я не собираюсь. Чо ему делать с таким знанием. Вообще, блин, 20 век! Да, первая его половина, сексуальная революция ещё впереди, но всё же. Этот к тому же человек творческий, в творческой среде меньшинств всегда хватало, а на начало 20 века их там было большинство. Сам-то женат сколько-то был, но тоже поговаривали всякое. И, так уж если говорить, мы не о моей скромной персоне сюда трепаться прибыли. Не о чем что ли больше.       Есть о чём. Вот Ктулха как-то и срулила с «у всех свои странности» (довольно быстро управилась, Ане в аналогичной ситуации пришлось посложнее) и перешла к изначальным планам. Как-то окончательно преодолев и свою стеснительность, и его заодно. А первые минут пять оба краснели и бледнели как пуританские новобрачные. Ну, первые после того, как он очнулся, бестолково поотпирался, но всё же выпил принесённый мной чай (пей, блядь, чо ты глаза таращишь? На кой хер бы мне упало тебя травить? Я эти алкалоиды и микроэлементы для своего развлечения что ли компоновал?). Не знаю, какого эффекта он ждал, наверное, видений более кошмарных, чем мы, нависшие над ним, или что сам от моего несомненно богомерзкого зелья превратится во что-нибудь неописуемое, но вынужден был признать, что ему всего лишь полегчало. А я с чистой совестью вернулся к биохимии. Надо б и у этого биохимию взять, посмотреть, какие показатели какими будут при том, чего насканировала ручка…       Забавно, кстати. Английский называют языком, в котором нет устного уважительного обращения, типа русского «Вы», только на письме можно отличить по наличию большой буквы, имеется в виду обращение ко множеству лиц, или к одному с неким подчёркнутым официозом. Называют, конечно, те, кто в языках шарит ещё хуже меня, но покритиковать всё западное хлебом не корми. Ибо это в корне неверно, нет в английском – «ты». Там множественное-уважительное применяется ко всем, и к президенту, и к первоклашке. Как раз очень почтительный такой язык, ни разу не фамильярный. А уж о том, что вообще-то «ты» там есть, но по редким-исключительным случаям, и в этих случаях, кстати, и в русском применяется «ты», знают и вовсе не только лишь все… Так вот, интересно понаблюдать работу телепатического поля. Человеческие переводы с английского на русский заменяют «Вы» на «ты» по мере надобности там, где общение неформальное – между членами одной семьи, друзьями. Представлять страшно, как заебались корректоры, вводившие эти дополнительные настройки в программу телепатического поля, а сделать это пришлось – такие косяки при переводе слишком палевны, мы и так регулярно палимся как минимум идиомами и жаргоном. Как бы ни мощна была машина, как бы ни велика была скорость вычислительных операций – языки, как и люди, содержат в себе многовато парадоксов. Так вот, обращения Лавкрафта переводятся стандартным для русского вежливым «Вы», применяемым в общении малознакомых людей, но так было не сразу. Первое время у него вырывалось «ты», и есть у меня подозрение, что это то самое почти потерянное «ты» английского, с этого-то станется…       Не, ну как журчат. Из последних сил держусь от того, чтоб что-нибудь брякнуть про любовь с первого взгляда, возвращать внимание к себе не хочется, я тут старательно мимикрирую под обои. Нет, не прислушивался, у меня тут пировиноградная и молочная кислоты и значение их определения. Так, на физиономии иногда взгляд бросал, больше на его – Ктулхину из-за волосни не очень видно. Подмывало иногда встрять, попросить повторить персонально для меня ту антибольшевистскую статейку, кидала её Ктулха давно, ни хрена не помню. Но нафиг надо. Какая может быть злость к душевнобольному, всю жизнь боявшемуся не тварей, приходящих к нему по ночам, а других людей, перспектив взаимодействия с ними, жизни вообще… Были у него, конечно, какие-то друзья, какое-то время была даже жена. Но умер в одиночестве. Очевидно, что к этому субъекту нужно явиться в роли необъяснимого явления, чтобы ему было сравнительно комфортно. Хороший ты парень, Говард, когда надо осознать свои коммуникативные проблемы как не самые в общем-то серьёзные.       Впрочем, по беглому предварительному заключению можно даже сказать, прогрессирует на глазах. Писатель скотинка честолюбивая, мизантропия мизантропией, а комплименты послушать не откажется. Весь, конечно, иссмущался… ну, терпи, чувак, наша творческая конфа это три года слушала, послушаешь уж… о, серьёзно, два часа уже? Это первой очнулась Ктулха. Время, дескать, позднее, лишать кумира законного здорового сна она не собиралась, всё-всё, мы выметаемся. Кумир немедля ответил, что полуночничать для него обычное дело, а сейчас и вовсе чувствует себя небывало бодрым (в этом вина даже не нашего вторжения, а конкретно моя, с моим тонизирующим чаем), но прекрасно понимает желание гостей… тут он не был уверен, предполагать ли за нами потребность в сне, выглядим мы, конечно, до ужаса человекообразно, но что невозможного для сверхъестественных существ принять человеческий облик, если им это зачем-то понадобилось? Я как-то удержался от напоминания, что всю дорогу его сверхъестественная хуйня была просто эпически ленива, тысячелетиями спала. Я ждал, к чему они придут. Ну, Ктулха, разумеется, сообщила, что она лично спать не хочет совершенно, да и я вряд ли – хотя сейчас вроде как сессия, вынуждает какого-то режима придерживаться, но завтра воскресенье… это я не сказал ей, что мы можем не спать куда дольше, чем люди, да. Тут другая проблема – нужно выгулять собак. В общем, он должен признать, что давно не имел столь интересной и приятной беседы, и сейчас готов переключиться на осмысление произошедшего и попытки описать неописуемое, и в этом ему очень способствовала бы надежда иметь продолжение этой беседы. Не непременно завтра, однако если это возможно…       Ктулха обратилась ко мне. Да, Ктулхе нелегко. Просить меня катать её сюда на каждые выходные, пока какой-то стороне это не надоест? Просить о том, чтоб остаться здесь? Ведь сказал же я, что мы вернёмся в её квартиру в тот момент, из которого отбыли, словно никуда не отлучались, даже если проведём тут неделю? Я пока позанимаюсь этой своей диагностикой, не важно, которой, это, если подумать, хороший метод – нырять вот так куда-то на недельку, чтоб явиться на следующий день в универ таким подготовленным, чтоб сразу всё сдать. Читерство, конечно, но чо поделать. Это, кстати, и правда хорошая идея-то.       Но надо выгулять собак. Выгуливать их по ночному Провиденсу она, если честно, очкует. Заблудится, надо будет искать с собаками, а собаки с ней вместе заблудились. А если они, в пути до каких-нибудь местных ебеней, разгавкаются и народ перебудят? Не очень хочется общаться с полицией Штатов 37го года, знаете ли. Радушный хозяин даже героически готов сопровождать в прогулке, чего с ним, надо сказать, давно не бывало… Что делать, короче? Закатать губу или можно что-то придумать?       – Ну, собак можно сводить на собачью площадку, я её не убирал, - сказал я, когда мучительный процесс подбора Ктулхой слов завершился, - а когда, где и с кем спать – решите как-нибудь без меня…       – Собачью площадку? Где, какую вы тут собачью площадку увидели?       – Не тут, а в ТАРДИС. За оранжереей. Там всякие эти приблуды есть – мостики, шины, если, конечно, ваши твари таким увлекаются, вы ж обычно просто шароёбитесь по кушарям…       – Ещё и оранжерея?!       Да, она ж даже комнату отдыха не видела, сидела тут с обморочным, пока я за чаем бегал. Но лестницы-то наверх и вниз видела, должна осознавать, что рубкой всё ну совершенно не ограничивается. Ага, вот, процесс осознания пошёл. Люблю этот момент.       Короче говоря, собак пошли выгуливать вдвоём. Ктулха и её предмет обожания, в смысле. Это чо, самое стремительное излечение от кинофобии в истории человечества, или просто Ктулхины питомцы недостаточно похожи на каких-нибудь адских псов? Или наоборот, достаточно похожи, чтоб желать понаблюдать их подольше, повдохновляться? Как я всё-таки дальновиден и предусмотрителен, что велел Ктулхе взять с собой поводки. Я это, конечно, велел на предмет того, чтоб если начнут слишком активно интересоваться оборудованием, привязала их где-нибудь вон там. Если диван сожрут – это куда переживаемее потеря, чем если кабель какой-нибудь перекусят.       Лавкрафт пошёл переодеваться для прогулки – он, вообще говоря, всё это время в домашнем халате был, а в чём ещё быть дома во втором часу ночи-то, халат длинный и просторный, как какая-нибудь средневековая хламида, плыть в таком по собственному дому, воображая себя вариацией на тему графа Дракулы – само то, а гулять, пусть даже и не выходя из дома – уже не очень, а я тем временем, не дожидаясь, когда Ктулха закончит обозревать комнату отдыха (чо тут обозревать, господи боже, она маленькая и обстановка в ней предельно приземлённая) слистнул «карусель» клавиши на оранжерею.       Сами по себе отъезжающие стенные панели уже не шок – мы так же сюда вошли из рубки, я нажал неочевидную на первый взгляд клавишу и стена разошлась, являя соседнее помещение, назначение которого очевидно по кресло-кушеткам и столу. Удивилась в том плане, что в соседней стене имеются обычные такие, нормального вида двери.       – А, ну это душевые.       – А почему у них нормальные двери, а тут такие, словно у потайного хода в замке?       – Не знаю. До меня так сделано.       – Кем?       – Что-то – заводские настройки, что-то – бывшей командой…       Ктулха заглянула в душевую, присвистнула. Не знаю, что хотела этим сказать, свистеть там не с чего, всё простенько и утилитарно – небольшое помещение с душевой кабиной в дальнем конце, на пути к ней по одну сторону от двери шкаф с полотенцами и вешалками для одежды, в которую планируется переодеваться, по другую – зеркало и шкафчики со всякими надобностями, типа лосьонов для зубов. И отделка, опять же, отнюдь не барокко.       – А в других стенах тоже что-нибудь открывается?       – Да. Вот так – туалет…       – Круто… Но как-то всё у вас простенько, я чего-то более пафосного ожидала. От корабля-то, рассекающего время и пространство, как нож масло.       Я пожал плечами.       – Крутость в функционале, а не внешнем антураже. Дизайн несёт отпечаток моей личности, как единственного теперь пилота…       – А, вот почему тут всё так… ну, просто это так на советскую плитку похоже. У нас в детстве такая же лежала.       – А чего вы хотели, я ж совок. Зловещий и богохульный, можете так этому своему и сказать. Да, раз уж разговор зашёл, слушайте инструктаж. В душ вам, может, и не приспичит до возвращения, а в туалет – запросто. А чо там с удобствами у этого аристократа недоделанного, мы ж не знаем. Так вот. Бачка, как видите, нет, вода тут не используется – нет надобности. Под унитазом, на глубине сантиметров 20, стоит расщепитель. Который, собственно, всё расщепляет. Под всё я подразумеваю абсолютно всё – что туда упадёт, будь то продукты жизнедеятельности или смартфон. Если что-то уроните, оно будет утрачено навсегда. Так что ничего не роняйте и собак сюда не пускайте. Они, по идее, морды дотуда и не досунут, при всех стараниях, но мало ли, вдруг досунут лапу. Они у вас любознательные. Туалетная бумага не используется тоже, вон видите крышечка? Откроете её, там салфетки. Их после использования кидать тоже вниз. Как видите, всё просто.       – О да. Я так понимаю, у вас и всё остальное тут так же просто?       Пуститься в дальнейшие экскурсы я не успел – явился Лавкрафт. В костюмчике и с тростью. Кажется, ещё и надушился. Джентльмен, хуль. Что ж, повёл всю процессию через аллеи, залитые нежным розоватым светом – сейчас тут режим утра – в нужную сторону. Вообще в оранжереях сейчас тоже присвистывать не с чего, флора достаточно однообразна, новые саженцы разрастись как следует ещё не успели. Но да, непривычного это, наверное, впечатляет. Если не замечать элементы каркаса вверху и тут и там кокетливо выглядывающие трубы и прочие детали внизу, можно принять за настоящий парк. Несколько запущенный, хотя как сказать, покрытие под ногами в состоянии куда лучшем, чем среднестатистический российский асфальт.       – Что это за растения? Я не ботаник, конечно, но чот мне кажется, они инопланетные?       – Большинство да, но есть и земные. Вон, например, клёны. Те самые клёны, которые выживут, разрастутся и заполонят собой всё, только дай им волю. Не, тут не заполонили, на соседних квадратах почва для них оказалась неподходящая. Да и на своём вон берёзам ничего не сделали. Берёзы тоже не слишком прихотливы, на крышах всяких старых зданий они ж иногда до приличной высоты вырастают. Ну, приличной для того слоя земли, которым могут там располагать.       Ктулха на всякий случай шарахнулась от низко свисающих ветвей, усыпанных длинными и узкими, как у ивы, листьями и продолговатыми двухцветными ягодами, напоминающими мультяшно вытаращенные глаза.       – Скажите сразу, у вас что-то ещё более хтоническое тут есть? Не, я не спорю, по ситуации прямо…       – Борщевика нет, если вы об этом, раффлезии тоже. А эта фигня безобидная. В смысле, на Акатене как у нас те клёны, растение-паразит, но здесь ведёт себя вполне прилично.       – Это вы специально собирали из разных миров растения, которые могут жить в условиях космических путешествий?       – Не, если создать подобающие условия, а это сложно, но всё-таки возможно, то выращивать тут можно практически что угодно. Правда, для этого уже нужны отдельные боксы, потому что другой температурно-влажностный режим, другой минеральный состав, симбионты всякие… Просто основной массив был эвакуирован, а это всё – то, что выросло из семян, которые успели нападать, и где-то вегетативно из корешков. Из нового я с той поры добавил кое-какие цветы…       Мы остановились перед полупрозрачной матовой стеной с дверью – тоже вызывающе обыкновенной по внешнему виду дверью.       – Вот смотрите. Нажимаете так – дверь открывается. Там внутри аналогичная клавиша. Двери в комнату отдыха оставлю раздвинутыми. Дог-бокс вон, видите, кислотно-зелёненький такой? Разберётесь.       А я пока, раз такое дело, тоже переоденусь. Не, ну а чо? Наша традиционная форма выглядит хоть немного солиднее и готичнее, чем футболка с няшным принтом и штаны в мелких дырочках от кошачьих когтей…