***
Сладость малины от хрустящей карамельки перетекает на потрескавшиеся губы, заставляя в очередной раз обводить их языком. Из раза в раз и так до того момента как тонкий пласт на хрустит между зубами, крошится и оседает на вкусовых рецепторах терпким послевкусием. Ягодный запах и красный кончик языка остаются еще немного после. Малина: такая вкусная и ароматная, остается в памяти. Окрашивает душное лето новым цветом, придает тому закату новые особенности. Уголки губ трогает еле заметная улыбка, а полосатые щеки начинают слегка розоветь. Не от смущения. От приятного вкуса в рту и аромата сахарной ягоды. Фантик, такой крохотный в ладошке, остается не выброшенным. Сентиментальсность и озорная ухмылка в ареоле пламенного заката. Янтарные искры в веселом взгляде и обжигающее дыхание на коже. В памяти это все задерживается на дни и недели. Одинокая лавочка — теперь, как обязательное завершение любого дня. Острые плечи и волосы цвета шоколада. Красный сарафан по колено, что ярким пятном перед глазами мелькает. Девочка машет рукой, в припрыжку проходя в нескольких метрах, а в следующую секунду бросает какой-то крохотный предмет. Розовая обертка знакомо шелестит в руках и Наруто недоуменно оглядывается. Девочка без имени уже уходит и опять оставляет за собой вкус малины. Позже Наруто встречает её в академи, в одном классе и на несколько парт дальше него. Они не разговаривают друг с другом. Что-то незримое в нерешительном порыве его останавливает. Желание просто подойти и спросить, как дела, застревает в горле, но это от чего-то не мешает. Хуже не становится. Каждый день у него на парте леденец насыщенного бордового и пусть зубы уже немного побаливают. Узумаки начинает день с приветливого взмаха рукой и ягодного привкуса на губах. Но для себя решает, что обязательно угостит девочку с любопытными глазами и именем-проклятьем, как-нибудь в следующий раз.Crimson
6 декабря 2023 г. в 15:53
Каменные плиты в один ряд, что своей протяжоннсотью уходили далеко вперед и глаз, что не мог зацепиться за выгрывиранные имена. Расплывчетые иероглифи сливались в еле приметную штриховку, но одна надпись на всех перечеркивала любую путаницу.
Учиха
В какой-то момент улицы затопили собой темные одеяния скорби. В какой-то момент, впервые с окончания войны и нападения Къюби, количество убитых людей за раз возросло в безумном количестве.
От ученика академии до видавших, не одну войну, старцев. От элитных шиноби до когда-то счастливых матерей.
На заре, в один из дней когда рана нанесенная внезапным взмахом косы шинигами, только начала затягиваться, ветер треплет яркие кисти деревьев и поднимает волну травы.
У смерти алыми всполохами горят глаза и катана, что жадно впитывает кровавые реки сквозь молниеносные срубы.
Ласка в один миг становится голодным вороном, что крыльями своими — черными-черными — затмевает холодную луну, а после оставляет в сотворенном аду крохотное семечко. Питают его соленые реки. Расцветает оно с бешенно крутящимися запятыми и ненавистью на устах.
Она клеймом ползет по коже, ожогом и болью глушит всхлипы и отчаянные завывания. Губы — в кровь искусанные, синие, шепчат слова. От самого главного вопроса, до проклятий и клятв отмщения, которые колотой раной вонзаются в сердце и ни на секунду не умолкают.
Родные и знакомые. Лица смешиваются в памяти и остаются только окрарленным красным цветом дорожки. Брызги на оставленных стенах. Вмятинами на деревянном полу. Пухом из разрезанной подушки.
В тот момент он больше брата ненавидит только красный. Из цвета на раскрытом веере и главной гордости в радужках, он становится отвратительным — кровавым. Не бордовым или алым как отблеск шарингана, ни цветом раскаленных углей или закатного солнца, что порой обжигало.
В ту ночь Саске ненавидит красный, тишину безлюдного квартала и старшего брата. Трепетно любимого и обожаемого еще сегодня утром.
Добрая улыбка в воспаленном сознании покрывается трещинами и искажается в уродливый оскал.
Маленькие ручки дрожат в белесых покрывалах, а темные пятна на подушке и простыне опаляют тело и душат в собственном жаре. Голова готова развалится, расколоться — лишь бы только уйти от невообразимой боли и жестокой насмешки реальности.
Мечтой становится заснуть без единого сна.
А в глубине души, он в этом ни за что не признается даже самому себе, жалкая потребность и вовсе не просыпаться никогда.