Бумажная акула

Руки Гуннхильдр сильные, с ярко выраженными мышцами, все в шрамах. Подушечки пальцев грубые, шершавые, будто наждачная бумага лижет до краснеющих ссадин. Ногти иногда поломаны, пальцы срастаются некоторые неправильно, кривовато. Иногда ладони рыцарки потеют неловко так, совсем редко. Но всё это становится неважным, когда Джинн выходит из личных купален. Шлейф цветочный, едва уловимый, тянется за ней, как красивые ваксы, жидкие такие, хаотичные. Волосы светлые наливаются тяжёлым предрассветным золотом, с них капли крупные спадают на остывший пол деревянный. Глаза её обычно уставше прикрытые, ресницы не трепещут. Влажное полотенце, специально нагретое на минералах, законно лежит на впервые за долгое время расслабленных широких плечах, прикрывает обнажённую грудь, немного торс. Джинн вдыхает полной грудной клеткой ночной воздух, скользит взглядом по окну: редкие фонари освещают дремлющие улицы. И, отчего-то, вся усталость, накопленная за эти две с половиной недели непрерывной работы, сама собой начинает рассасываться. Её липкие прикосновения начали смываться ещё с первым прикосновением к горячей воде; её знойное дыхание испарялось с каждым вдохом пара; в конце концов, её удушающая хватка ослабляться начала ещё когда Джинн погрузилась в ароматные от соли воды по подбородок. Гуннхильдр медленно проходит к своему рабочему месту и выуживает с полки повыше расписную красивую бумагу. Из Ли Юэ, кажется, доставлена? Её горячие после ванной пальцы трепетно и осторожно проводят вдоль листа, она щупает, будто изучает. На миг замирает, смотря в никуда. Выглядит так… инфантильно, непохоже на себя, слишком несобранно, слишком… Просто слишком. Вода оставляет на столешнице капли, которые Джинн смахивает ребром ладони. А затем плавно сгибает квадрат до прямоугольника.

***

— Почему акула? — Джинн почти подпрыгивает в кресле, поворачивается почти мгновенно слишком резко, из-за чего слышит смешки. Немного конфузится и прячет лицо за ладонью, выдыхая что-то вроде «Лиза». — Дорогая, — закончив посмеиваться над до комичного робкой иногда рыцаркой, Лиза прислоняется к двери спиной, закрывая её. Слышится щелчок замка, но Гуннхильдр решает сделать вид, что ей послышалось, — почему вдруг местные дети решили осыпать тебя фигурками из бумаги? Джинн немного растопыривает пальцы, чтобы можно было посмотреть на внезапно вторгшуюся ведьму. Аромат синих роз начал медленно доходить до неё, а значит, у неё не так много времени для здорового мыслительного процесса. Что ж. — Я не придаю этому значения, мисс Минси. — Убирает руку от лица, старается следить за мимикой и тембром голоса. Судя по стрельнувшему по ней зелёному насмешливому взгляду, получается так себе. Лиза тянет задумчивое «м-м», проходит вглубь кабинета. Розы пахнут лишь слаще с каждым шагом. Джинн старается не смотреть вперёд, на ковёр за столом, старается не пялиться на поступь ведьмы, не прислушиваться к каждому вздоху и каждой брякнувшей о бёдра безделушке. Пытается игнорировать тяжесть книги, что висит за поясом и покачивается в такт плавным движениям. Вместо этого рыцарка по инерции начинает поглаживать края листков в какой-то стопке. Ведьма в свою очередь стоит рядом со столом, не смотрит открыто долго, осторожно крутит в руках фигурку акулы. Линии точные, изгибы, выверенные будто по нескольку раз, заставляют хотеть провести по ним пальцами. Аккуратные, без лишних вмятин и неровностей. Бумага шелестит по подушечкам пальцев приятным материалом, будто специально для оригами создана. Да ещё и причудливые морские сюжеты нарисованы. Ведьма снимает перчатку и, будто изучающе, скользит пальцем в открытый рот акулы, слегка надавливает, но как только ощущает сопротивление бумаги, то просто останавливается. Джинн покраснеть себе позволить не может, поэтому максимально стоически сжимает руки в кулаки, до скрежета ткани перчаток. Лиза замечает, снова издаёт смешок, после чего подходит к магисторке со спины, вращая несчастную композицию из бумажки меж пальцев. Книга бряцает о столешницу, когда Минси опирается на свободную руку и немного нависает над Гуннхильдр. Та не поворачивается, не смотрит в ответ. Лишь дышать пытается носом, а не сквозь стиснутые зубы. — Очень, — Лиза наклоняется ближе, звучит тише. Её взгляд направлен на акулу, а внимание — на рыцарку, — изящные, — ещё ниже. Джинн игнорирует табун мурашек на спине, — изгибы. Совсем над ухом. Рядом. Близко. Трепетно и почти бесшумно, бархатно и притягательно. Так, как умеет только Лиза. И демонстрирует только ей, только Джинн. Фигурка оказывается прямо перед Гуннхильдр, тонкие пальцы за хвост поворачивают её мордой к магисторке, после чего Лиза спокойно отстраняется, выходит из-за стола и спиной пятится к закрытой двери. — Мисс, — хрипит изнурённо, почти кашляет Джинн. Быстро сглотнув накопившуюся слюну, она поправляет свой тон и пробует снова: — Мисс Минси, у вас какое-то поручение к… — всё-таки запинается, потому что Лиза наконец-то смотрит прямо в глаза. Всё так же ласково, бархатисто и бесконечно влюблённо. У Джинн слова все напрочь застревают где-то на корне языка, она на автопилоте хватает пальцами бумажную акулу и, будучи в чувствах, сжимает её слишком сильно. — Ох, — наиграно ли? звучит Лиза, замечая, как мнётся игрушка, — а мне она понравилась. Дверь закрывается с другой стороны. В кабинете продолжают витать будто сине-пурпурные лепестки роз. В голове Джинн лишь дурман и странная, навязчивая идея. Несмотря на всю бумажную волокиту, идея, посетившая светлую голову примерно в полдник, так и осталась там. Напротив, она лишь укоренилась и пустила корни, и Джинн, несмотря на уже привычные чувства усталости и измотанности, не смогла отказать себе в осуществлении своей затеи. Солнце клонится к горизонту, в кабинете приятный медный свет, которым в обычное время уставшая магисторка наслаждается в тишине и медитативном сидении в кресле. Однако сегодня её привычный распорядок вечера несколько изменился. Светлые глаза будто подсвечиваются изнутри той самой детской забавой, когда натворила какую-то шалость и ждёшь, пока её кто-то обнаружит. Джинн стягивает плотные перчатки, чтобы лучше чувствовать материал и шершавую структуру, вытягивает из небольшой папки в сумке цветной лист с, иронично, фиолетовыми-голубыми-малиновыми разводами. Бумага приятно шелестит, соприкасаясь со столешницей, в воздух взмывает запах целлюлозы. Гуннхильдр делает глубокий вдох и медленно выдыхает, наслаждаясь данной минутой. Проводит всей ладонью по периметру листка, будто разглаживает его, заостряет внимание на каждом из четырёх углов, после чего осторожно, плавно-плавно делает первый сгиб. Бумажные разводы под пальцами приятно скрипят, поддаются легко, ведь Джинн занимается этим слишком давно. Её движения не механически-быстрые, напротив, плавные, будто вязкие. За минуту Джинн складывает заготовку для дальнейшей работы, не слыша совершенно, как отворяется её дверь. А так плавно и бесшумно её открывает только одна девушка в Ордене. Лиза открывает было рот, чтобы произнести какую-то привычную для такого времени фразу, но вовремя замечает, как рыцарка склонилась над столом и явно что-то делает. Ведьма медленно подходит сбоку, чтобы не привлекать особо внимания. Перед действующей магисторкой Ордо Фавониус, перед Джинн Гуннхильдр, под её обычно уверенными и сильными руками, лежит бумажная, почти готовая фигурка. Бумага будто испускает лёгкий пурпурный свет из-за падающего на неё света, пальцы, что трепетно сгибают каждый угол, не дрожат от целого дня утомительной работы как бумажной, так и физической. Лиза давит в себе вздох то ли восхищения, то ли зависти. Пальцы ведут вдоль хребта, немного разворачивают, сгибают линию хвоста. Плавно, завораживающе. Вокруг них так тихо, что Минси готова поклясться: она слышит каждый шорох от прикосновений подушечек пальцев к бумаге. Тихо щёлкают ножницы, Джинн осторожно, будто не дыша вовсе, расправляет акулу, поправляет какие-то несовершенства, после чего, наконец, поднимает взгляд. И столбенеет. Она смотрит на Лизу, Лиза на неё. — До чего нелепо, — насмешливо вздыхает Джинн, прерывая затянувшуюся тишину между ними. Девушка позволяет себе вольность и откидывается на спинку кресла, устало потирая переносицу и сильно жмурясь. Она слышит, как Лиза снова подходит со спины, как наклоняется. Внутри что-то натягивается, а затем звонко лопается, потому что розовый аромат просачивается в лёгкие слишком стремительно. — И всё же, — тихо произносит Лиза, пока что не беря в руки новую фигурку. Смотрит на Джинн, — почему акула? Взвесив все за и против, все желания и степень своей усталости, Гуннхильдр тянется рукой к ведьме, поворачиваясь в кресле. Лиза охотно подаётся ближе и позволяет чужой руке лечь на свою щёку. Они выглядят сейчас, как те самые влюблённые идиотки. Вот только им не по шестнадцать, да и обе могут похвастаться своими интеллектуальными способностями. Джинн отвечать на вопрос не спешит, лишь большим пальцем поглаживает невероятно приятную на ощупь кожу, забвенно смотря в яркие зелёные глаза. А затем как-то так получается, что рыцарка привстаёт с места и, наклонив широкую ведьминскую шляпу назад, нежно целует. Ничего крышесносного, ничего вопиющего. Просто так обычно целует Джинн Гуннхильдр: ласково, нежно, бесконечно обожаемо. Её губы слегка обветрены, и Лиза думает, что обязательно подарит ей завтра какой-нибудь бальзам для губ. Шляпа соскальзывает на пол, Минси оказывается на коленях Гуннхильдр, поцелуй не углубляется ни на йоту. Просто бесконечное одуванчиковое вино, льющееся прямо в горло, щекочущее гортань и совсем немного — лёгкие. Лиза закрывает глаза и просто поддаётся внезапной ласке от обычно зажатой Джинн, руки кладёт на сильные плечи и чувствует, как запах качественной и, кажется, ароматизированной целлюлозы проникает в неё вместе с многочисленными поцелуями. В голове возникает свежее воспоминание: магисторка плавно, но с нажимом давит пальцами вдоль линии сгиба, придавая фигурке новые грани. Бумага скрипит почти жалобно, но поддаётся точь-в-точь, как задумано. Однако сейчас руки Джинн осторожно сжимают талию ведьмы, поглаживают и не заходят дальше, не опускаются на бёдра, не поднимаются на спину. Ничего. Просто внезапная волна нежности, которая выбивает из колеи. И только Лиза решает как-то изменить ход ситуации, как Гуннхильдр отстраняется и протягивает что-то. Минси опускает взгляд. На ладони магисторки лежит новая бумажная акула в красивых, фиолетово-малиновых тонах. — Без какого-либо умысла, — шепчет Джинн, запоздало отвечая на вопрос, откидываясь на спинку кресла и запрокидывая голову. Ведьма смотрит на игрушку, затем на девушку. На игрушку, на девушку. — Просто думала о синем. На последнем предложении Лиза не может сдержать смешка, наклоняется вперёд и почти ложится на паладиншу, посмеиваясь гортанно куда-то в изгиб шеи и плеча, в пальцах осторожно сжимая бумажную акулу.