***
Двери больничного отделения распахиваются с силой, ударяясь о стены коридоров, Намджун оглядывается, зорким взглядом ища поворот к нужной палате. Бежит и рвано дышит, влагу с глаз утирая пальцами. Шумит ботинками по ночному полуосвещенному родильному отделению, и шаги эти в голове его волной эха проносятся с оглушительной силой. Он простоял добрые полчаса у кабинета главврача родильного дома, вытрясывая информацию, пока напуганные врачи смотрели на него огромными глазами, скрывая лица под медицинскими масками. — У него всё было хорошо, беременность проходила без осложнений! — чуть ли не кричал он. — Вы сделали анализы? — Да, сэр. — Когда они будут готовы?! — Завтра, сэр… Он опирается рукой об угол коридора и видит, как рядом с нужной палатой сидит Чонгук, на руках покачивая своего сына, Чон Хви Мана. Тот грустно смотрит куда-то, голову отцу на плечо уложив, и глазки его детские, но слишком много для ребёнка понимающие, поднимаются на Намджуна, шире раскрываясь. Ман голову свою поднимает и слышно говорит: — Дядя Джуни! — Чонгук на слова сына оборачивается, встречаясь с другом взглядами, а Намджун устало ногами перебирает, подходя ближе. Пытается улыбаться маленькому да не может, выходит поломанной его улыбка. А Ман-и и сам не спешит радоваться. Мальчику вот уже шесть лет, эмоции чужие уже давно читать научился, да и в принципе у Тэхёна и Чонгука растёт очень восприимчивый и эмпатичный сын. Как восторженно он хлопал в ладоши, когда Джин и Намджун приходили в гости, как омега разрешал ему животик потрогать, как рассказывал, что тоже скоро родится малыш, и Ман с ним сможет познакомиться, поиграть. А потом дяде Сокджину стало плохо, да и врача ребёнок слышал. Расстроился и за дядей стал переживать. — Привет, мелочь… — выдавливает из себя Намджун, погладив Мана по голове, а тот всё грустно смотрит. — Привет, Чонгук. — Привет… — тихо говорит Чон, мальчика придерживая, а Ман-и вдруг вырываться начинает, ногами обутыми штаны пачкая. — Ман-и, ну-ка успокойся, — сын его всё же на ноги встаёт, подбегает к Намджуну и обнимает за ноги. А Намджун слезящимися глазами на него смотрит и руки кладёт на маленькие плечи. — Даже не понимая до конца, переживает и рвётся успокоить… — тихо говорит Чонгук и глаза на Намджуна поднимает. А тот ребёнка на руки подхватывает и садится рядом с Чоном, пока Ман его обнимать начинает уже за шею. Чонгук руку кладёт на плечо и смотрит грустно, обеспокоенно. — Мне очень жаль, Намджун… А Ким и слова сказать не может, лишь кивает. На душе пустота и лишь какой-то отдалённый тихий гул пронзает, словно лезвие ножа. Холодно от него, кровь застывает в жилах, а руки слабо дрожат. Он оглядывается на открывшуюся дверь, и Тэхён, замечая его и Мана, что обнимает альфу, губы поджимает. — Ман-и, иди сюда. Нам пора… — говорит он, подходя к Чонгуку, и сынок его, вдруг сильно-сильно сжав Намджуна в объятиях, послушно отпускает тут же и отходит. — Сокджин тебя ждёт. — Позвони, как поговорите, хорошо? — говорит Чонгук, а Намджун снова лишь кивает и взглядом провожает семью. И остаётся сидеть. Пошевелиться не может, сжатый весь внутри, и тело его напрягается всё сильнее, словно в тисках. Но мысль о том, что его Джин-и в палате один, даёт мощную пощёчину, и альфа встаёт шустро со скамьи и подходит к двери, резко распахивая. Видит Сокджина. Уставшего после операции, но с глазами, в которых искорка надежды проскакивает, как он поднимает глаза на мужа. Приподнимается осторожно, а Намджун к нему бросается, возле кровати на колени упав. Руками нежно и осторожно обнимает, жмётся ближе и всё же даёт волю слезам. И не знает, радоваться или горевать. Сокджин жив, а их ребёнок — нет… Омега рукой по его волосам проводит и смотрит виновато, хмурясь опечаленно. — Прости… — тихо говорит хриплым голосом, а альфа на него глаза поднимает и щеки касается. — За что ты извиняешься? — спрашивает полушёпотом. — Ты не должен… — Я больше не смогу… — перебивает его Джин, слёзы роняя. — Мне… Всхлип доносится до ушей Намджуна, и он Сокджина обнимает, поднявшись на ноги. Обнимает и чувствует, как от слёз мокнет рубашка, сам снова плачет, как ощущает ослабшие руки на своей спине. Словно росточки увядшие корешками под горы прячутся. А горы эти пытаются расти, прикрыть и защитить, да лишь плачут и трескаются. Отколовшиеся камни тяжким грузом летят в самое сердце, стоит Сокджину вновь всхлипнуть.***
Когда от твоего решения зависит твоя жизнь, мозг всеми силами просит тебя принять самое правильное и безопасное решение. Твой мозг любыми средствами добьётся от тебя выбора, который будет гарантировать сохранение жизни. Бывают исключения в виде повреждённого сознания, когда ты уверен, что смерть — это единственное верное решение. Или когда твоя жизнь и гроша не стоит, если на кону более важные люди. Сильнее держишься за жизнь, когда понимаешь, что она не только твоя. Намджун испытал это на собственной шкуре. Когда в его жизни появился Джин, его истинный омега, он стал более осторожным. Когда-то юный детектив всегда бросался в самое пекло, не страшась, встречался с преступниками в одиночку и без оружия, веря, что переговоры и его интеллект спасут. И спасали. Острый ум, логика и понимание состояния преступника всегда помогают в том, чтобы убедить. Либо же отвлечь, пока готовится план-перехват. Но после Джина стало страшнее. Потому что Намджун понял, что его жизнь теперь не только его. Ветер обдувает его кожу, отрезвляет. Здесь ветер всегда холодный. Даже занятно. На кладбищах холодно, тихо и ветрено. Как и полагается покоям смерти. Он стоит напротив парной могилы и задумчиво вздыхает, вновь вчитываясь в надпись на большом надгробии:«Любящая друг друга посмертно истинная пара
Мин Юнги и Мин Чимин»
«С нами всё будет хорошо»
До сих пор он вспоминает это дело. Не столько внешние ужасы десятка невинных жертв, сколько внутренние обстоятельства. Намджун увидел, что может сделать с человеком смерть любимого при самых ужасных обстоятельствах. Как по кусочкам из боли, страданий и психологических травм можно собрать обречённого. Таким в его глазах был Мин Юнги. Обречённым с самого начала, на плечи которого постепенно падал груз за грузом, отягощая существование и так помутненному рассудку. Ким Намджун периодически приходит к могиле Юнги и его мужа. Приходит подумать, вспомнить пережитые ощущения, которые помогли ему вырасти. Но какой ценой? Детектив грустно усмехается. Кажется, люди называют это гиперфиксацией, думает он. Увы, обречённому с самого начала сопереживать бессмысленно, только нервы потратишь зря. Но всё же вот он, снова здесь, смотрит на убранную парную могилу. Тэхён лично поручился следить за её состоянием. — Ты тоже здесь? — слышит он позади и оборачивается. Вспомнишь солнце, вот и лучики. Тэхён улыбается и держит в руках букет красивых цветов. Тихо подходит ближе и укладывает его для Юнги и Чимина, осторожно и бережно. Закрывает глаза и про себя что-то рассказывает. Наверное, про семью. Намджун улыбается. Тэхён — пример победы над обречённостью. Казалось, тоже вполне мог встать в ряды плохого конца, но вырвался и обрёл счастье. Боль у каждого своя, но всем даётся шанс выбраться. И кто-то, словно цветок, тянется в сторону солнца, а кто-то либо слаб, либо корни сгнили, и цветок не шевелится, опадая устало. — Прихожу сюда подумать. Не курю, как Джин забеременел, — устало говорит детектив. Тэхён, не оборачиваясь, кивает. — Шесть лет уже прошло… а воспоминания всё ещё свежи. Тэхён, как и многие остальные, уверен в официальной версии — Мин Юнги не справился со своим состоянием. Реабилитация прояснила взгляд на сотворённые вещи, и он не выдержал вины и боли. И покончил с собой. Но Намджун знает правду. Знает и тянет её за собой, так как отпустить не может. Волей не волей, он привязан к ней и вместе с ней либо вознесётся, либо утонет. Он знает, что Юнги убили северяне из-за возросшей опасности раскрытия подземных тоннелей. Возвращаясь к ценности жизни. Убить одного, чтобы спасти многих? Бред и эгоизм. Для кого-то этот «ненужный» человек был самым близким. Жизнь слишком относительна в плане ценности. Никогда не знаешь, какой человек кому близок, а кому не важен. Исход один — смерть производит толчки. Намджун иногда предавался фантазиям. Его любимым было размышлять, как бы он поступил на месте других детективов и полицейских в том или ином преступлении. И недавно задумался над делом про расстрел бродячих собак, ведь именно это и считает спусковым механизмом обрушения психики Мин Юнги. Ким гордо говорил у себя в голове:«Я бы сделал всё, чтобы ребёнку обеспечили психологическую помощь. Через это вполне можно было выйти на плохое отношение к нему со стороны отца раньше. Была бы возможность предотвратить начавшийся процесс. Проработай они ему травму на корню, сейчас не было бы отголосков о таинственном убийце. Не было бы многого. И он сейчас вполне мог быть живым»
Перерабатывать случившееся смешно, но Намджун всё равно иногда этим грешит, это часть его натуры. Анализировать и представлять, делать выводы и заключения. — Ты с Чонгуком приехал? — спрашивает он Тэхёна, что уже стоит рядом. Омега отрицательно кивает. — Он поехал с Маном в торговый центр, — Намджун снова улыбается. Чон Хви Ман уже большой мальчик, близится весна. Скоро он пойдёт в первый класс младшей школы. — Но они за мной заедут. — Понятно… Как на новой работе? Тэхён усмехается, слегка устало. Каким-то образом от рядового фармацевта он смог высоко подняться, спасибо за это, к удивлению, маме Чонгука и Юнги. После истории Юнги Тэхён ещё сильнее увлёкся своей профессией, начал углублённое изучение препаратов, влияющих на биохимические процессы головного мозга, центральную нервную систему и в целом стал развивать свои познания в этом направлении. Мама Чонгука, как врач-психиатр, внесла свою долю, приняла заинтересованного омегу к себе под крыло. Тэхён какое-то время после аптеки работал над тем, что подбирал лекарства для психически нестабильных пациентов, выявлял побочные эффекты лабораторным путём, а не через пациентов. Таким образом, набравшийся опытом, терпением и знаниями, Чон Тэхён стал одним из стажёров научно-исследовательского института в отделе фармакологии. Конечно, помимо стажировки он проходил дополнительные курсы, чтобы заполнить пробелы в знаниях, чтобы, имея при себе хорошее понимание таких наук, как химия, генетика и микробиология, в будущем уже встать в ряды ведущих учёных, что и создают новые лекарственные препараты. — Интересно, но временами трудно до жути, аж голова раскалывается. Однако любопытство побеждает, да и часть лаборатории теперь в моём распоряжении. Сун-хён мне очень помогает, — слабо улыбается Тэхён. — А вы как? Как Сокджин? Чонгук сказал, что он вышел на работу, но… Прошло около двух недель после потери ребёнка. Сокджина выписали, и он, как и полагается трудолюбивому сотруднику, практически сразу вернулся на должность после больничного. На душе скверно у обоих. Грусть и печаль разъедает их, но если раньше им приходилось с такими эмоциями справляться в одиночку, то сейчас они вместе. Разговаривают и обнимаются, поддерживают друг друга. Оба, и Намджун, и Джин, выросли в этом плане. Хорошо друг на друга влияют, от того и доверие стремительно растёт, а любовь всё крепчает. Никого ближе у них нет. Разве что родители, но те ещё не в курсе о произошедшем. Об этом горе, на самом деле, никому не хочется говорить. Да и молчать помогает тот факт, что и родители Сокджина уже давно живут в Дэгу, и родители Намджуна решили под старость лет таки перебраться в более спокойное и размеренное место. Пусан, конечно, не Сеул, но тоже утомляет своим потоком жизни. Из одной ужасной новости вырастает ещё одна. Наверное, самая несправедливая. Врачи сразу сказали им, что больше не получится. На поздних выкидышах часто диагностируют бесплодие. Сокджин от услышанного был ещё более подавлен и расстроен, но Намджун его собой заслонил от этой печали, помог встать на ноги, ведь ему не просто омега, что способен родить ребёнка, нужен. Ему нужен Сокджин. Его любимый Джин-и, рассудительный, умный, милый и сильный. Красивый и потрясающий. Из размышлений Намджуна выбивает звонок. Тэхён тянется за телефоном и отвечает. Кажется, за ним приехали. Омега своей улыбкой и словами «Хорошо, сейчас подойду» это подтверждает. Отключается и смотрит на детектива. — Джин в порядке, лучше, чем было. Мы поддерживаем друг друга, — говорит он тихо. — Но временами трудно. Мы уже неделю не можем получить результаты анализов, чтобы понять, что этому послужило… — Как это? — удивляется Тэхён. — Это странно… — Ну, если они продолжат в том же духе, то я воспользуюсь своими полномочиями, — Намджун хмурится. — Сейчас для меня самое важное — это вернуть покой в наш дом. — Понимаю… Джина понимаю, как никто другой, — Тэхен кивает и кладёт свою руку на плечо Намджуна. Он знает, каково это — потерять ребёнка. — Он сможет снова забеременеть? Не дожидаясь прямого ответа, Тэхён видит лишь, как детектив опускает голову и жмурится до боли и искр в глазах. Поэтому он не наседает, лишь молчит и делает шаг назад. — Ты ещё тут побудешь? — спрашивает Чон и, получив кивок, приближается и обнимает нежно. Намджун вдыхает смешанный запах мяты и хвои, расслабляясь. Всё-таки красивое сочетание, очень гармоничное и успокаивающее. — Тогда как обычно, если что-то понадобится, звони. До встречи… — Удачи вам. Чонгуку передавай привет. — Обязательно передам. Тэхён добр, Чонгук тоже. Это вызывает улыбку. Всё время поддерживают, помогают, словами и компанией, готовые прийти на помощь, если их попросить. Намджуну и правда нужна была помощь кое с чем, но рассказать об этом он не может. На пару мгновений можно остаться наедине с собой и своими мыслями. Всё же Намджун пришёл сюда не только для того, чтобы подумать. Это утверждение — чаще оправдание. Он ждёт одного человека. Уже знакомого и даже близкого, к которому смог втереться в доверие. Его приближающиеся шаги по сухой земле он и слышит, ругаясь в голове. Одного его тут не оставят. Никогда не оставят. Намджун, да и Сокджин — рассудительные и зрелые люди, и они понимают, с чем столкнулись. Чувство гордости за вещи, которые они делают для северян, безусловно подкрепляют и мотивируют, но другая сторона этой почти что безвозмездной помощи ужасная и страшна: смерть. Проболтаешься — убьют. Решишь предать — убьют. Уйдёшь без ведома — найдут и убьют. Из-за осознания, что каждый может быть северянином, либо приспешником этой тоннельной группировки, тревожность у Намджуна повысилась сильно. Вот уж действительно хорошая иллюстрация фразы «Шаг влево, шаг вправо — расстрел». Из такого невыгодного контракта с самого начала они хотели бы вырваться когда-нибудь… И одно условие об освобождении альфа выпросить смог. Рождение ребёнка. Намджун вздыхает. Бьётся об заклад, что извинения Джина были связаны и с этим. Этот малыш не только был ожидаем родителями для любви и заботы, но и для долгожданной свободы. Уйти на покой, тоннели похоронить в голове и, обнимая свою кровинку, продолжать жить без страха внезапной смерти. А шаги всё ближе. — Здравствуйте, — говорит Намджун, не поднимая голову. Этот ритм он уже знает и безошибочно определяет старика, что вздыхает хрипло. — Приветствую, — сухо говорит. — Как ваш ребёнок? — Его больше нет, — так же сухо и без эмоций. Альфа давно не говорит с этим человеком с радостью или злостью. Не хочет ворошить старый разум. — Выкидыш. — Понял… Не хочется смотреть в эти глаза. Не хочется вставать, хочется со скамьей срастись, пустить корни и обратиться в памятник скорбящий. Намджун украдкой смотрит на могилу Юнги и Чимина и тяжело вздыхает. — Сегодняшнее задание отличное от остальных, — тон сменяется более серьёзным, даже точёным, словно камнем в висок. — Семья попала к преступникам. Мама, старшая сестра и годовалый малыш. Намджун резко поднимается на ноги и оборачивается на старика. Грозно смотрит, вот-вот зарычит. Он и правда удивлён, хоть и показывает больше злости. Раньше если и были заминки, то лишь под землёй они возникали и там же на корню срубались. Пробравшиеся военные, отбившиеся от группы — это правда привычно. Но чтобы кто-то перехватил беглецов? — Как это случилось? — спрашивает лишь. — Кто-то оказался крысой. Связался с каким-то наркодиллером и пообещал женщин вместо денег. Сожалею о вашей потере и прекрасно понимаю, что с рождением ребёнка мы должны были вас отпустить, но раз уж у тебя есть необходимые полномочия, то именно тебе и твоему омеге мы решили дать это задание. Как он, кстати? Готов выйти на службу? — Намджун молча уходит прочь. — Постарайся найти этот притон. Альфа немеет. Женщина, старшая дочь и маленький ребёнок. Он помнит, как пару недель назад именно такую семью перехватил и вывел некий Чон Хосок. Неужели он предатель? Хотя выглядел по-доброму, и та самая семья его не боялась… Голос стучится, и если раньше он пробирался в голову, то со временем стал лишь обычным хриплым стариковским ворчанием. Ким Хва Су уже не вселял ужас, лишь жалость. Своим телом, походкой, частым дыханием. Ему явно недолго осталось, а Намджун слишком горд, чтобы всю оставшуюся жизнь бояться этого старика. Боится лишь его приемников, боится за Сокджина. — Я вас понял, — бросает он напоследок и покидает кладбище, резво перебирая ногами. На губах появляется улыбка, какая-то нервная, но гордая. Намджун верно прочитал беспокойство в глазах Хва Су. Руки даже дрожат слегка. Беспокойство за себя, необычайное доверие к нему… Предатель. Мыслительный поток запускается, и Намджун, не сдержавшись, садится в машину и открывает уже несколько месяцев как пустующую встроенную пепельницу. Резво достаёт из бардачка залежавшуюся пачку сигарет и закуривает. Первая мысль, промелькнувшая в голове, будоражит. Выстроенные в сторону личной выгоды приоритеты с жертвами и преданным доверием. Игнорирование приказов несмотря на обречённую гибель. Случай один, насколько известно Намджуну. Ему вполне могут чего-то не говорить. Но даже если и так, процент есть. Процент того, что это ничто иное, как фундамент сбоя в системе. Но Намджуну не до переворотов. Он не стукач, не праведник этой системы. Он не больше, чем заложник, которому угрожают лишением жизни. Детектив усмехается, стряхивая пепел. Единственное, что сейчас ему хочется в этой ситуации — наблюдать. Однако, наблюдая за пушинками пепла, что остаются в воздухе, он выпучивает глаза и смотрит в сторону кладбища. В его голове похожее осознание, как в тоннеле после встречи с Хосоком. Только в этот раз более подозрительное и даже с ноткой предъявления. И эта смесь постепенно тянется к сердцу, выискивая те самые посеянные семена злости, чтобы помочь им вырваться из почвы. Почему Ким Хва Су первым делом спросил про Ха Ныля?..***
— Господин Намджун. А можете рассказать о своём самом интересном деле? — спрашивает Ен Бок, закончив заполнять сегодняшний рапорт. Ничего интересного, лишь очередные рядовые дела. Хотя они всем отделом благодарны, что с закрытия дела шестилетней давности об Убийце не было ничего подобного, громкого и ужасного. Люди в гармонии и покое, никому ничего не угрожает. Но есть и обратная сторона в виде рутинной скуки. Намджуну это не ново, всё-таки прямо до приезда в Пусан он и проживал её. — Я знаю многие ваши расследования, но мне бы хотелось услышать ваши личные впечатления. Ен Бок — ранее юный опер, который дослужился до следователя и главного помощника Намджуна, умелый и проницательный парень, которого детектив заприметил именно на деле о Мин Юнги. Одной совместной поездки в тот злосчастный интернат хватило, чтобы понять — Ли Ен Бок смекалистый, чётко подмечает все возможные детали. Намджун даже ненароком видит в нём прошлого себя, когда тот только начинал свой путь детектива. Единственное отличие — Ен Бок по своей натуре не такой упрямый, хоть и не особо терпеливый. Однако компенсирует это внутренний стержень спокойствия и осторожности. Поэтому детектив совсем не против такого компаньона. Под его руководством также был отряд оперов, но за ними больше следит Ен. Намджун улыбчиво допечатывает отчёт на рабочем ноутбуке и, сохранив документ, откидывается на спинку своего стула, погружаясь в раздумья. Дел он и правда раскрыл много, все были чем-то интересны, у каждого расследования были свои изюминки и неожиданности, но ему было по силу распутать любой клубок, даже самый узловатый и запутанный. Он ещё немного думает, отбирая свои раскрытые дела в голове на воображаемых полках, и вдруг усмехается: — Наверное, убийство ученика в одной элитной школе для богатеньких, — Ен Бок удивлённо на него смотрит и вдруг устраивается поудобнее, ожидая продолжения. — Уверен, об этом ты не слышал, это одно из моих первых дел, лет восемь назад это было. Но оно очень поучительное, Ен… — И чем же? — Оно научило меня смотреть шире. Многие дела довольно узкие по кругу подозреваемых, но у некоторых более обширные масштабы, чем кажется на первый взгляд. Раз уж ты о нём не слышал и не знаешь итога, то смотри, ситуация такая! — детектив встаёт со стула и подходит к доске на колесиках, хватая мел с подставки. — Студент-выпускник, популярный и успешный сын миллиардеров, выделяющийся на фоне своего друга, главный соперник одного зубрилы. Ещё его достижения затмевают спортивные успехи главного спортсмена параллели. Парень эгоистичен, нарцисс, отшил даже главную красавицу… — Хм-м, уже четыре подозреваемых. Но они ведь школьники, — размышляет коллега. — Логичнее думать на родителей. Раз уж элитная школа «для богатеньких», то у детей вполне себе состоятельные родители, которые могут помочь в устранении, — Намджун тихо смеётся, но от ушей подопечного это не ускользает. — Что, разве я не прав? — Прав, очень даже. Но вот в чём дело, ты меня не дослушал. Про кого я не сказал? — Про родителей и учителей, — после небольших раздумий отвечает Ен Бок, поворачиваясь на стуле к Киму. — Кто его родители и какое мнение о нём было у учителей? — Учителя его хвалили за оценки, а с учителем МХК он общался теснее всех. Из-за родителей. Они владели музеем и в принципе славились своей любовью к искусству, что современному, что древнему. Отец, кстати, был помощником министра культуры. — Подождите, сэр, — Ен складывает руки на груди и осматривает заурядную схему на доске, которую Намджун наспех нарисовал. — Как можно сколотить миллиарды на одном лишь музее и покупке произведений искусства? Хотя раз уж они владели музеем, то это не только картины, но и статуэтки, скульптуры… — детектив поправляет юнца. Картин не было. — Ладно, но всё равно, не то чтобы выставки в приоритете по заработку. Конечно, есть экспонаты за сотни тысяч, но миллиарды… — Значит?.. — Намджун улыбается. Ему нравится, как работает мозг у его помощника. — Либо покупали за бесценок и продавали по высоким ценам, либо прикрывали настоящий бизнес. — Та-ак, подумайте ещё, следователь Ен Бок. Снова забыли кое-что очень важное. Юноша напрягается, хмурясь. Истина где-то рядом. Он вдруг глаза распахивает и спрашивает: — Стойте! Какие обстоятельства смерти? — Найден охранником на крыльце библиотеки при учреждении с ножевым ранением, успел истечь кровью до обнаружения и умер. Был поздний вечер, он засиделся, сотрудница его и выставила, чтобы закрыться, — Ен Бок хватается за голову, поражённо утыкаясь лбом в стол под смех детектива. — Даю подсказку! У кого ценятся произведения искусства? — У коллекционеров, конечно! Чёрт, да некоторые готовы всё своё состояние отдать за кусок супер-старого золота. — А теперь мысли шире… — может, это и кажется очевидным тому, кто уже знает исход, но следователь готов лезть на стену. Однако тут же выпрямляется. Ну уж нет! Он не сдастся. — Не замыкайся в кругу преступления, Ен… Ещё Намджуну очень нравится, как меняется взгляд людей, когда они начинают думать за пределами данных условий. Буквально видишь, как расширяется кругозор, как шевелятся извилины мозга. Воистину приятное зрелище, особенно если это, можно сказать, твой ученик. — Коллекционеры и их приближённые знают назубок, какое произведение искусства сколько стоит. По дешёвке можно было купить либо подделку… — отрицательный кивок от детектива отметает первую догадку. — Либо нанять тех, кто не смыслит в себестоимости произведений искусства… — снова нет. В голове Ен Бока щёлкает. — Замаскировать ценность под дешёвку? — Ты на верном пути! — вскрикивает восторженно Намджун. — Осталась последняя деталь. Последовательность купли-продажи у нас какая? — Договор, упаковка, транспортировка, оплата, передача… — перечисляет Ен Бок. — Раз это статуэтки, вазы и прочее, то… их нужно обернуть во что-то, чтобы они не пострадали при перевозке. — Та-ак!.. — Обёртка превращала реликвию в бесценок! — следователь срывается с места и подходит к доске, встав напротив Намджуна. — Именно! Что прочное, но лёгкое? Чему лёгкому можно придать любую форму? — Эээ… пластик… бумага? — Что хорошо помогает придать бумаге любую форму? — Пресс… — Ен Бок пальцами потирает подбородок. — Вода… — Сложи! — Что сложить? — Воду и бумагу! Ну, и ещё кое-что… Тишина, среди которой лишь Намджун слышит копошение чужих извилин. Он вопросительно пронзает взглядом Ен Бока, который поднимает одну бровь и спрашивает: — Папье-маше? — Бинго! — Намджун хлопает Ена по плечу и улыбается. — Ну, внутрь особо хрупких экспонатов они ещё делали слой из ваты, но ладно, ты догадался, молодец! Так вот, сборщики, что были частью этой авантюры, прятали экспонаты в папье-маше, складывали и выдавали за дешёвые поделки из папье-маше, стоящие практически ничего. Таким образом, отец погибшего, как я говорил ранее, помощник министра культуры, брал огромные деньги из бюджета, затем обманывал поставщиков, мол, да это же папье-маше, оно стоит то! Так почти все деньги из бюджета он забирал себе в карман, так и разбогател. А экспонаты всё равно попадали в музеи, поэтому никто не замечал подвоха. Коррупционная махинация чистой воды! И снова тишина. Уже какая-то неловкая, но Намджун этой неловкости не ощущает. Лишь Ен Бок вдруг хмурится и спрашивает: — Стойте, а что с сыном то? — А-а, его убил грабитель! — удивлённое разочарование на лице Ен Бока явно забавляет Кима, он этого не скрывает. — Хотел припугнуть, а погибший оступился на лестнице. Грабитель его подхватил, но забыл про нож в руке и ранил его. Погибший упал на ступеньки, получил ушибы головы, потерял сознание, так и истёк кровью до смерти. Пару дней спустя грабитель сам пришёл в полицию и признался. — И в чём же это дело поучительное? Вы мне вообще про другое расследование по итогу рассказали, сэр… Намджун глядит на часы и подходит в вешалке, снимая свое пальто, неторопливо накидывает его и все так же улыбается. И вдруг засучивает рукав рубашки, оголяя левое запястье. Почему-то захотелось посмотреть на свою фразу, что всё ещё играет самую главную роль в его жизни. «Так вы и есть тот крутой детектив из Сеула?» — Это дело поучительно в том плане, что за чем-то обыденным может скрываться нечто более масштабное. Найдя каплю, можно рано или поздно добраться до необъятного океана, — детектив Ким, довольно кивнув своему коллеге, вдруг кладёт около него на стол ключи от кабинета и снова хлопает Ена по плечу. — Я сегодня ухожу пораньше, мне нужно забрать мужа с работы, так что закрой кабинет, спасибо, — Намджун лишь на миг оборачивается в дверном проёме. — И помни, смотри шире! Дверь закрывается, оставляя Ен Бока в раздумьях, пока Намджун, уже торопливо, направляется на выход из участка.***
— А я тебе говорю, не так это работает! — Да ты просто слишком стар уже, чтобы разбираться, хён! — Ты сейчас по шапке получишь, щенок! — Ну и разбирайся сам, мне ещё стажеру лекцию проводить! Намджуна на стойке регистрации поджидает довольно занятный спор. Старый процессор компьютера Сокджина уже давно подавал признаки непригодности. Джин и Чонгук раздражённо, но в дружеской форме, переругиваются перед синим экраном. Альфа по итогу отмахивается и уходит, как он и говорил ранее, к коллеге-стажеру. Наспех здоровается с Намджун и уводит новичка за собой в отделение скорой помощи. Не только у него запара на работе. Срастить два и два Намджуну — палец о палец. Сегодня наведался к отделу, что выискивают наркопритоны, и передал анонимную жалобу, которую сам на коленке заполнил. В каком-то притоне держат девушек. Посеял семена и направился дальше, к Сокджину. Домой забрать, заобнимать и зацеловать, да рассказать про задание «со второй работы». Альфа подходит к своему омеге и нежно целует того в макушку, спрашивая: — Что у вас тут? — Катастрофа! Как раз закрывали лист по сотрудникам, и тут эта железяка решила умереть, — вздыхает Сокджин. — Мне нужно стоять здесь, пока не приедет мастер, сисадмины уже по домам разъехались, прости… — Да не страшно. Подожду с тобой. — Джун-и, можешь тогда сбегать в пищеблок? Рено-нуна всё никак не может добраться до меня из-за санитарных проверок, а передать что-то хочет лично. Я хотел сегодня как раз забежать, но эта развалюха… — омега усмехается и достаёт из кармана подписанный пропуск в больничные тоннели, а Намджун лишь кивает, принимая небольшой листок в руки. — В общем, я ей сказал, чтобы она тебе его передала, хорошо? — Конечно, без проблем. Спуститься по лестнице, показать охраннику пропуск, улыбнуться и идти несколько десятков метров вперед — это лучше и даже приятнее, чем в кромешной тьме фонариком себе освещать тропу, вдыхая запах мокрой земли, полной разных бактерий. Намджун доходит до пищеблока довольно быстро и, постучав, после позволения заходит и здоровается с сотрудниками, спрашивая про Рено-нуну. С ней его познакомил Джин, добрая женщина-омега, строгая, но заботливая, заведующая пищеблоком. Намджун проходит рядом с огромными металлическими столами и, наконец, находит Рено-нуну, что заполняет очередной отчёт. Любопытство лезет, Ким не знает, что за суматоха. Мало кто знал, о санитарных проверках особо не говорят, лишь сам факт этих проверок известен всем. Стандартная процедура безопасности репутации. — Доброго вечера, Рено-нуна! — говорит громко Намджун женщине, а та радостно машет в ответ, отставляя документы и даже обнимает альфу. — Здравствуй, Намджун! Джин-и мне сказал, что ты зайдёшь. Ох, сейчас-сейчас! Женщина-омега поднимается и быстро забегает в комнату для персонала, где обычно обедают и оставляют свои вещи работники пищеблока. А Намджун пока рассматривает окружение. Некоторые продолжают готовить для ночных посетителей больничного буфета, запахи вкусной еды исходят отовсюду, и детектив даже сглатывает подступающую слюну. Он явно голоден. Взгляд его зацепляется за довольно обильно заставленный стол контейнеров с какой-то едой. Маркировка у всех совсем свежая, оставалось ещё несколько дней до выхода срока годности. — Вот, только не открывай! Это вам обоим сюрприз, — Рено-нуна протягивает бумажный пакет с каким-то свёртком. — В нужное время узнаете! — Хорошо, постараюсь сдержать своё любопытство, — смеётся Намджун, принимая пакет. И вдруг хмурится. — Рено-нуна, вы позволите вопрос? — Да, конечно. — Эти контейнеры свежие. Почему они здесь? — Ох, они мне уже всю голову проели! — ворчит женщина. — Всё было хорошо, но в какой-то момент к нам приехала санитарная служба и повелела изъять их. Это обычные наборы белковой диеты для пациентов. Белковая диета? И что с ней может быть не так? Намджун украдкой смотрит на стопку контейнеров и слегка напрягается. — Вам не сказали причины? — Нет, вообще ничего не сказали. Просто предъявили заявления, документы о снятии просят. Треплют и треплют, сил моих уже не хватает! Хотя именно за эту датировку я ручаюсь! При мне их готовили наши девочки. Жалко их, уволили тут же. — А кто их готовил? — спрашивает следом Намджун, ближе подходя к столу. По телу легким табуном проходятся мурашки. Это чувство знакомо каждому умелому и опытному детективу. Чуйка о том, что где-то рядом тайна, которую хочется разгадать, вот и копает дальше Намджун. — Хё На и Дауль. Одна с короткими волосами и челочкой, а другая крашенная рыженькая. Ты их точно видел, они не только готовили, но и периодически выходили на раздачу в буфет, — Рено-нуна вдруг грустит. — Бедные, так необоснованно, но скандально уволили. Их же могут никуда больше и не взять, проблемы с санитарией — очень серьёзная причина потери работы. Возьми! Намджун сверлит несчастные контейнеры взглядом и вдруг оборачивается к женщине, улыбаясь наигранно: — Надеюсь, они от вас отстанут. Вы всегда можете сообщить мне, если начнётся что-то из ряда вон выходящее за пределы закона. Кстати… я тут немного проголодался, так что… — Ни слова больше! — восклицает омега, смеясь. — Сейчас, подожди, положу тебе что-нибудь. Как только глаза Рено-нуны отворачиваются, Намджун оглядывается. Видя, как остальные поварихи заняты своими делами, он резко хватает один из контейнеров и пихает в пакет к свертку для Сокджина. А как только добрая заведующая отдаёт ему еще пакет с рисовыми пирожками, он поспешно благодарит ее и, пожелав удачного окончания смены, уходит прочь. И что это было? Ты только что стащил потенциально испорченный продукт? Для чего? Намджуну не впервой для личного осмотра брать какие-либо незаметные вещи. Грешно и грязно, он согласен, но личный покой для него на первом месте. Всё-таки подозрительно, слишком подозрительно.***
— Все в моём отделении такие заботливые… мне даже неловко. Намджун улыбается, выслушивая истории со смены своего мужа. Сокджина все коллеги поддерживают морально после потери, и ему даже приятно, не так одиноко. Они заворачивают к своему дому, и Джин достаёт из ног пакет от Рено-нуны, что все это время покоился внизу. Взгляд омеги цепляется за контейнер, и он радостно его достает из пакета, говоря воодушевленно: — О-о, это тоже Рено-нуна передала? — Намджун смотрит на мужа и испуганно дёргается. — А… это я себе взял… — Тогда я имею право стащить у тебя часть! — нежно мурлычет Сокджин. — Я это постоянно ел на работе, в рамках белковой диеты. — Что?! — Намджун от неожиданности даже резко тормозит, но ремни безопасности сдерживают их на месте. — Боже, осторожнее! — смеётся омега. — Ты это ел? — Ну да! Белковая диета — обязательный комплекс питания для беременных. Мне их даже бесплатно давали. Сокджин всё время до ухода в декретный отпуск ел то, что позднее, сразу после попадания в больницу, таинственные санитары попросили списать. С испуганным взглядом Намджун просит у Джина контейнер, а тот сам не на шутку напрягается. Редко он видит своего альфу поистине напуганным. — Эй, всё хорошо?.. — Не знаю… — забирая контейнер, Намджун достает ключ от машины и выходит, заметив стоящего около входа в их подъезд человека. Кажется, гонец. — Посиди здесь, я заберу передачку. — Хорошо… У Намджуна точно паранойя. Или же нет? Он пока не знает. Слишком мало зацепок, и все они ведут к разным вещам. Однако некоторые ниточки определённо образуют узелок, и это напоминает только начатую сеть, которую, он думает, ему по силу сплести. Альфа подходит ближе к человеку, что держал не, как ожидалось, небольшую папку, а довольно габаритную коробку, словно там была какая-то обувь. Видимо, не гонец, а просто доставщик, форма тому доказательство. — Доставка! — слышится женский голос. И правда. — Господин Ким Намджун? — детектив кивает. — Прошу вас ознакомиться с документами и поставить подпись. — Хорошо… — тихо говорит Намджун, кланяется и забирает планшет с документом, с, на первый взгляд, несильным желанием читает. Простая форма, которую клиент подписывает для подтверждения, что заказ был передан ему в руки в целости и сохранности. Всё бы ничего, но ни Намджун, ни Сокджин ничего не заказывали для того, чтобы им всё это принёс курьер. Альфа напрягается. Неужели теперь так доставляют передачки? К чему такие заморочки? Ответ в голову врезается с каждой прочитанной строчкой документа. Напечатана была и правда стандартная форма вручения заказа, если бы не одно «но». Форма была написана по правилам северного корейского. Выдают «северный» язык согласные, несколько букв пишутся отлично от привычного. Значит, всё-таки гонец, однако ещё больше вопросов это вызывает. Что за маскарад? Намджун ставит свою подпись на документе и, снова кланяясь, возвращает планшет доставщице, а та уже вручает ему коробку, что при передаче издаёт странный стук. Чего-то тяжелого… Сокджин не сдерживается и следом выходит, когда видит, как Намджун прислоняет коробку к уху. Вслушивается и снова слегка трясёт. — Намджун, что происходит? — а альфа, взяв коробку в одну руку, свободной из кармана достаёт телефон, наспех выискивая номер одного из своих коллег. — Хве, здравствуй! Извиняюсь за столь поздний звонок, но нам срочно нужен сапёр.***
Джин изначально был не в особом восторге от того, куда он ввязался. Лишь добрые и благодарные лица беженцев, которым он оказывал медицинскую помощь, грели сердце, пока угроза смерти агрессивно дышала в затылок. Да и Намджуна он бросить не мог одного в этом кошмаре. Особенно после того, как тот с полном ужасе доверил ему собственную жизнь. Так что Сокджин без колебаний продолжает нести на себе этот груз вместе с любимым. Омега нервно стоит в дверном проёме, то и дело поглядывая на мужа, который напряженно наблюдает, как прибывший сапёр осматривает посылку с помощью неизвестных приборов. И когда он облегченно вздыхает, Сокджин срывается к своему альфе, сжимая его руки своими, прижимается ближе. — Все хорошо, господин детектив. Взрывчатки здесь нет, можно вскрывать. Снова омега приближается к Намджуну, как только провожает коллегу. Альфа осторожно снимает скотч с коробки, хмуро оглядывая со всех сторон. Джин же вдруг серьезно говорит: — Так, ну всё! — подходит ближе, становится прямо напротив детектива и смотрит в поднятый намджунов взгляд. — Намджун, либо ты сам мне рассказываешь, что тебя тревожит, либо я тебя заставлю! Намджун не железный. Да, он альфа, он сильный и каждый день усердно трудится в полиции. В том то и дело, каждый день усердно трудится. Сокджину же тревожно и неловко. Он видит перед собой довольно уставшего мужа. Уставшего и напуганного. Омега вздыхает. Слишком много событий за такое короткое время, что наваливаются друг на друга. Поэтому Сокджин вдруг вздыхает и подходит ближе, обнимая альфу, лицо его пряча в своей груди. Слышится учащённое сердцебиение и гладит по голове. — Ладно уж… пойдём спать. — Нет, Джин-и, не сейчас… — пытается сказать Намджун, но его омега тут же руками его лицо хватает, заставляя поднять голову вверх. А сам смотрит слегка слезящимися глазами. Он переживает. — Пожалуйста… отдохни. Завтра с чистой головой всё сделаем. Я помогу тебе, у меня как раз завтра выходной, — и снова обнимает, целует в макушку, мельком посмотрев на практически вскрытую коробку. Сокджин всегда помогает Намджуну во всем. Дарит поддержку и опору, как и он ему. Но продолжать поддерживать без возможности отдохнуть он не может. Поэтому и просит мужа отложить эту глупую коробку. Детектив сдаётся. Ластится к омеге, вдыхая ромашку и собственный горный запах, окончательно растворяясь в родных объятиях. Сонливость и усталость вдруг давят со всех сил, Намджуну действительно нужно отдохнуть. — Ты прав… — тихо говорит он, отстраняясь. — Но один звонок мне нужно сделать прямо сейчас. — Джуни… — Один звонок, Ромашка, — улыбается детектив, набирая нужный номер. За эти шесть лет Намджун заимел в своем окружении много хороших людей, верных друзей и славных коллег. Люди не мешают, друзья всегда помогут, а коллеги поддержат и возьмут на себя часть расследования. Сейчас нужен один из друзей. Намджун украдкой оглядывается на так и не тронутый списанный контейнер и улыбчиво говорит в трубку: — Привет, Тэхён. Прости, что поздно, но ты просил позвонить, если понадобится помощь, — Джин удивлённо смотрит на альфу, а тот лишь подмигивает ему, но тут же хмурится, пододвигая к себе контейнер. — Ты говорил, что часть лаборатории в твоём распоряжении… Ничего, если ты там проведёшь небольшой анализ?***
— Ты хочешь, чтобы я проверил ложку творога, два яйца и кусок курицы? — сонно говорит Тэхён, смотря сквозь полупрозрачные стенки контейнера. Намджун же кивает, серьёзен, как никогда. Тэхён хмурится ещё сильнее. И ради этого он приехал к ним за два часа до смены? Помощь помощью, но он ожидал от детектива явно не белковый завтрак на анализ. — Намджун, не пойми меня неправильно, но это можно к диетологам отнести, я ведь не пищевые добавки делаю… — Тэхён, ну пожалуйста! Я знаю, что ты рискуешь рабочим местом и даже попробую смириться, если ты откажешь, но я уверен, что именно ты сейчас нам поможешь… — Намджуну явно неловко. На часах полседьмого утра, рабочий день что у Чона, что у него начинает гораздо позже, он тоже слегка сонный. — Обещаю, это первая и последняя просьба в таком плане, но мне очень нужно узнать, есть ли там что-то, чего быть не должно. — Типа что-то могли добавить? — Тэхён слегка сжимает контейнер и скептично вглядывается в полные надежды глаза альфы, но вдруг вздыхает. — Ладно, хорошо. Но, если там ничего не окажется, с тебя оплата за оборудование. — Без проблем, — облегчённо выдыхает Намджун. — Спасибо… — А если я что-то там найду, то ты скажешь, зачем всё это вообще. — Хорошо. Намджун на ногах с шести утра. Он правда после вчерашнего звонка Тэхёну тут же направился в постель со своим мужем, однако дольше поспать не удалось. Из-за любопытства и небольшого кошмарного сна. Ничем не примечательный сон, разве что переживания смешались между собой и детективу приснилось, что его приковали к стулу, а Ким Хва Су, крутящий в руке этот самый контейнер, ложкой отламывал еду и насильно совал одну за другой прям в глотку до нестерпимой боли. Под конец сна и глотку, и рот разъело что-то похоже на кислоту, и Намджун проснулся. Странный и даже параноидальный сон, но он довольно сильно заставил детектива ощутить какую-то бодрость от пробуждения. Оказалось, что проснулся не только он. Стоило проводить Тэхёна и уйти в комнату, что отведена под его кабинет, как он сразу видит своего омегу, что уже с интересом рассматривает содержимое коробки. Намджун сначала удивленно вскидывает брови на мужа, но потом пораженно вздыхает. Джин-и умный, а в их домашней аптечке всегда на случай чего лежат одноразовые медицинские перчатки. В них сейчас Сокджин и осматривает коробку, даже принёс вторую пару. Наполнение недурное. Несколько папок с документами. Странный тяжёлый звук, который он вчера услышал изнутри — это телефон, что запечатан в тонкий пакет. Видимо, чтобы не осталось отпечатков. На дне же сложенное письмо. Намджун подходит ближе, когда его муж отодвигает всё, решив сначала прочитать письмо. Разворачивает смятый лист бумаги, и они начинают вчитываться. По телу проходятся мурашки от, казалось бы, позабытых слов, но нет. Они чётким следом остаются в голове, пусть и незаметными были долгое время. «Да не станет наше построенное непосильным трудом примыкать к злобе, купаться в крови и нести содом в жизнь нашей прекрасной страны. Пусть и дальше несет в себе свет и добро. Потомки и чтецы, сохраните тайну, унесите в могилы, прошу вас. Пусть ваше спасение не потонет в реках жестокости… Ким Хва Су очернил имя собственного отца, потонув в страхе, маразме и недоверии. Осквернил своими же руками наше спасение, испачкал кровью невинных, что желали позабыть кошмары. Из-за него начались новые, более опасные вещи. Рыба гниёт с головы, но мы — плавники и хвост — не хотим поддаваться этой гнили. Отмыться не получится, лишь уничтожить. Стереть из истории. Нам нужна ваша помощь. Уверены, вам кажется, что нет смысла оказывать нам помощь, поэтому мы решили открыть вам глаза. Для начала возьмите телефон. Он заблокирован, код спрятан в этом письме. Телефон чист, там лишь файлы аудио-записей с диктофона…» Пока его муж держит письмо в руке, перечитывая первые строчки, Намджун, надев свою пару перчаток, осторожно раскрывает пакет и вытаскивает оттуда телефон, тут же нажимая на кнопку блокировки. И правда, код на телефоне стоит, просит шесть цифр. — В письме есть цифры? — спрашивает он. Сокджин оглядывает письмо и отрицательно кивает. — Значит, шифр, что переводит цифры из букв. — Никуда без шифров и головоломок, — усмехается Джин. — Может, A1Z26? Стандартный шифр, — говорит он, начав читать письмо сначала. — Смотри-ка, слово «свет» выделено… — Намджун прикрывает глаза в раздумьях. Проходит буквально несколько секунд, Сокджин всё это время неотрывно смотрит на мужа и ждёт. — 19…3, 6… 20. Он вводит код под свои слова и в изумлении улыбается, взглянув сначала на экран разблокированного телефона, а потом на омегу. Получилось! Телефон разблокирован. Намджун тут же залезает в файлы телефона, обнаруживая, что и правда единственное, что было — это несколько аудио. Джин продолжает читать письмо. «Женские голоса на первой записи — это кухарки, что работали в пищевом блоке вашей больницы. Их досье в голубой папке»Хё На и Дауль. Одна с короткими волосами и челочкой, а другая крашенная рыженькая, ты их точно видел, они не только готовили, но и периодически выходили на раздачу в буфет.
«Обе уже мертвы…»Бедные, так необоснованно, но скандально уволили. Их же могут никуда больше и не взять, проблемы с санитарией — очень серьезная причина потери работы.
— Правильно ли я понял, что вы решили нас предать? — слышится знакомый стариковский голос из динамика телефона, Оба внимательно прослушивают первую запись. Намджун тянется за описанной голубой папкой, открывает и тут же видит, что первые два досье как раз об этих двух девушках. Глаза альфы в ужасе распахиваются, когда он всматривается в лица девушек. — Это вы всех предали, — следом женский голос. — Ваша паранойя проела вам все мозги. Северяне, ваши братья, обращаются к вам за помощью, не все шпионы! — Я помню эти рыжие волосы! — Джин пальцем тыкает в фотографию девушки в досье, Дауль. — Она почти каждый раз была на раздаче в буфете, когда я туда приходил. Она всегда была в маске, так что лица я не видел… Стой, это же… Намджун и Джин знают их. Никакие это не Хё На и Дауль.Меня зовут Чон Инхе. Это моя сестра, Ен.
Именно их они сопровождали шесть лет назад. Две молодые девушки, одна была с ребёнком на руках.Это наш младший брат Мин-и.
— Видимо, они что-то сделали против указаний, и их убили, — говорит тихо Намджун, а у Сокджина мурашки пробегаются по спине, он смотрит на телефон с записями. — В записке сказано, что она и Хё На мертвы. — Зачем тогда во все порции добавили? Сами себе могилу вырыли, — тишина. Слышится лишь чьё-то тревожное дыхание, затем снова голос подает старик Хва Су. — Думали, что вас никто не сдаст? Мы везде, дорогуши.Все было хорошо, но в какой-то момент к нам приехала санитарная служба и велела изъять их. Это обычные наборы белковой диеты для пациентов.
Нет, вообще ничего не сказали. Просто предъявили заявления, документы о снятии просят, треплют и треплют, сил моих уже не хватает! Хотя именно за эту датировку я ручаюсь!
— Рено-нуна рассказала, что санитарные службы попросили их изъять все готовые белковые завтраки, обеды и ужины… — Намджун говорит размеренно, пытаясь унять дрожь в голосе. — Одна из этих девушек всегда была на раздаче, когда ты брал себе перекус во время… Ком в горле перекрывает кислород, сердце сжимается, вот-вот лопнет от тяжести. Намджун пытается унять злобу, что рвётся наружу неконтролируемым потоком, а Сокджин, сложив все факты в голове, слезящимися глазами пронзает мужа, забыв, как дышать. Лёгкие словно набиваются стеклом, и лишний вздох их разорвёт. Он руки тянет в собственному животу и сжимается. «Хё На и Дауль прекрасно знали, что их никто не сдаст, потому что это было частью плана. Они сами на это решились и предложили затею. Хотели создать переполох, чтобы Хва Су заметил, что мы самовольничаем. Мы очень надеемся, что их жертва будет не напрасной. Они противились с самого начала, но боялись за своего брата, которого у них отняли и не давали увидеться, пока все просьбы не будут выполнены. Эти просьбы длились все эти шесть лет. А когда они с нашей помощью узнали о его судьбе, отбросили все страхи… Следующее досье вам знакомо, в нём для вас нет ничего нового…» Первая запись обрывается. Сокджин дрожащими руками нажимает на следующую. — Господин Хва Су, он психически больной, в его россказни про тоннели никто не поверит… — голос знакомый, даже слишком. Намджун напрягается, пытаясь вспомнить, но владелец сам выдает себя, облегчая ситуацию. — Как вы мне прикажете это сделать? Там везде камеры, я не могу просто прийти к нему в комнату, я не санитар и не медбрат, я его психиатр. Психиатр Юнги? И правда… следующее досье — полная копия личного дела Мин Юнги из психиатрической лечебницы. Намджун лишь слегка касается напечатанного текста и фотографии, вспоминая личное дело из интерната. Удивительная штука, время. Этот Мин Юнги совсем другой. С выбеленными волосами, угасшим взглядом, в котором бездна проглядывается не с танцующими бесами, а с тлеющей пустотой. Именно личного дела из лечебницы не хватало для полной картины. Намджун вздыхает и открывает следующую страницу. «Пациент активности не проявляет, уходит в себя, периодически случаются бредовые приступы, но агрессии нет. Редко идёт на контакт с санитарами и другими врачами, в основном разговаривает с лечащим врачом. Приступов галлюцинаций не проявляются, лекарственные препараты подошли…» — Я сказал, убить! Раз он додумался бродить по нашим тоннелям, убивать людей направо и налево, то как палец о палец убедит всех, что тоннели реальны. Он и так слишком долго там бродил, окропляя всё вокруг кровью. — Их нужно проверить. Пытать и бить, если потребуется, но выбить из них информацию! — Подозрительные… придётся подстроить обрушение в тоннелях. Все равно они все заминированы на случай высшей степени опасности. — Господи, да он поехавший… — со страхом в голосе говорит Джин. — Убивает всех, кого ни попадя, заминировал тоннели. Мы всё это время ходили бок о бок со взрывчаткой?! Аудио-записи сменяются одна за другой, но везде было лишь одно: жажда Хва Су стереть с лица Земли любого, кому он не доверяет. Голоса умерших людей из голубой папки. Намджун хватается за голову, в которой эхом бьется кровожадное «убить» в исполнении Ким Хва Су… Убить, убить, убить. Всех убить. «Последние досье с голубой папке связаны с вами…» Сокджин наспех открывает нужные страницы и бледнеет. Полное досье на них обоих. Фотографии, личные данные, адреса проживания и каждые смены должностей. — Как поступите с детективом, господин Хва Су? Почему вы согласились на его уговор о рождении ребёнка? Довольно безответственно и отлично от вашей позиции… — все тот же голос психиатра доносится из динамика на последней записи. Его Намджун действительно слышал недавно. Голос принадлежит Чон Хосоку. Он его запомнил ещё в тоннеле. Неужели это он делал все эти записи? Это его телефон? Как он оказывался рядом? Он что-то вроде правой руки? Кто этот Чон Хосок? Бинго. — Ким Наджун, детектив главного пусанского департамента, — говорит альфа, протягивая руку, которую врач пожимает с улыбкой. — Чон Хосок. Лечащий врач Мин Юнги, — ответ врезается в голову, а Намджун выпученными глазами смотрит на него. Освещение сменяется на полумрак тоннельных проходов, халат медленно испаряется в темноте, и перед ним психиатр Чон Хосок в чёрном комбинезоне с такой же улыбкой. — Я тоже проводник! Вот почему и имя показалось знакомым… Они уже встречались, но при других обстоятельствах. Намджун хмыкает самому себе. Один из его изъянов только что сыграл с ним шутку. Видимо, стоит заняться своей плохой памятью на лица. — Его нельзя убивать. Но и отпускать нельзя, — сухо говорит Хва Су. — И в том, и в другом случаях подключится полиция. А согласился, чтобы не возникло самодеятельности. Его, как слепого пса, вечно держать на привязи не получится, он рано или поздно начнёт брыкаться. — И что будете делать? Намджуну видится, как этот мерзкий кровожадный и утерявший все рамки разумного старик сидит прямо напротив него, взглядом пожирает, то и дело хрипит и дёргается. Ничего не мешает Намджуну пустить ему пулю в лоб прямо сейчас… Разве что Хва Су здесь нет, да и пистолета тоже. — Как будто впервой, серьёзно, Хосок-а! Что-нибудь придумаю…***
«Этими аудио-файлами мы решили показать вам истинное лицо Хва Су. Лицо спятившего старика, одержимого смертью и наследием своего отца, которое он обезобразил до неузнаваемости. После единичного случая предательства ему стало казаться, что многие, кто пробирается через тоннелей — засланные шпионы, которые хотят прекратить мирные переправы. Он никому не доверяет, находит точки давления и с силой их сжимает, тем самым заставляя спасенных выполнять его приказы. Любая ошибка — смерть. Мы бежали с помощью тоннелей, чтобы подобного кошмара с нами больше никогда не происходило. Но если раньше смерть лишь маячила на горизонте в виде соседей-стукачей и портретов вождей на стене, то сейчас она в прямом смысле дышит в затылок и когтями впивается в спину…» Длительное наблюдение иногда бывает чревато огромным чувством вины, смешанным с другими негативными эмоциями, зависит от ситуации. Намджуну не повезло, его вина смешана с яростью и постоянно растущим желанием мести. Он стоит на балконе и, докурив сигарету, со всей силы вдавливает её в пепельницу. Прошло два часа штудирования досье из голубой папки, прослушки записей до дыр и поисков любых упоминаний о таком человеке как Чон Хосок. Копать оказалось бессмысленно, о Хосоке была написана добрая часть первой половины письма. Теперь они с Сокджином знают в лицо всех мертвецов, каждый кусочек больного разума Хва Су и более-менее четкую последовательность событий. Согласно первой половине письма и некоторым документам все началось как раз в момент, как Юнги нашёл вход в тоннели и начал свою кровавую эстафету. Тогда Хва Су был не таким кровожадным и обеспокоенным, но при этом же он не знал, что в их подземном спасении завелся такой паразит. Проводники решили разобраться самостоятельно, потому что боялись разозлить хозяина, и у них почти получилось зажать Омежьего Убийцу в одном из тоннельных коридоров, чтобы убить без свидетелей, но ловкость и безумие Мина напугали их, они отделались ножевыми ранениями, пока Юнги в своем сознании сражался с каким-то монстром. Спустя время маньяком занялась полиция, но на неё особых надежд не взвесили, полиция — последний орган, который должен хоть как-то прознать про тоннели для переправы Северян. Примерно в то же время появился первый шпион. Подставной беженец, которому поручили разузнать все о таком способе бегства, чтобы в нужный момент захлопнуть это окно наглухо. Для правдоподобности к нему пристроили ещё одного беженца, из трудового лагеря. Этим беженцем и оказался Чон Хосок. Разлученный со своей семьей, что осталась в лагере, тогда двадцатилетний паренёк был ни сном, ни духом о том, с кем перебирается на свободу. Шпиона по итогу убили, а Хосока, напуганного травмированного трудовыми лагерями и публичными казнями Хва Су взял под свое подгнивающее крыло. Выходил и сделал своим самым близким доверительным лицом. Сыном даже. А тот в благодарность ухаживал за состоянием новоиспеченного папы, насколько ему могло позволить базовое медицинское образование. На родине Чон Хосок успел проучиться два курса на клинической психиатрии, прежде чем вместе со всей семьёй попасть в трудовой лагерь из-за попытки бегства младших сестер. О них, кстати, Хосок часто спрашивал, и Хва Су, узнав такой важный фактор, семена доверия и посеял, успокаивал Хосока, мол, сестры твои живы, у нас точно был приём похожих под описание, осталось их найти. Ложь и манипуляция, очевидно. Потому что их Хосок нашёл лишь спустя шесть лет, тех самых отбившихся девушек и маленького ребёнка, неизвестно откуда появившегося, хотя любые размышления насчёт появления этого ребёнка нагоняли мерзость и тоску. И после этой встречи он решил перейти в активную фазу, но до этого рановато. Хосок, наблюдая, как чужая паранойя нарастала, не мог мириться с хладнокровными убийствами в угоду чьего-то рассудка. Он сам недавно прикончил одного такого, а теперь прямо под носом начал расцветать подобный смертельно опасный бутон. И тогда начался разлад. Тоннельная организация переправы с Севера обросла пленниками и колючими минами, все считались врагами и за любой проступок могли просто умереть, шантаж в виде возможной гибели родственников усугублял ситуацию, но действовал. Однако не для этого они бросали свой дом и семью, разумеется, появилось много недовольных. Так и появилось внутреннее сопротивление. Которое постепенно готовилось перейти в наступление. Это началось уже совсем недавно, когда паранойя Хва Су дошла до крайностей, и стало страдать и погибать больше невинных. И в этот самый момент появился Ким Намджун. Детектив, полицейский пёс с длинным носом, который смог молниеносно докопаться до правды, застал Хва Су врасплох тем, что ему хватило лишь пары деталей для обнародования тоннелей. Сеульский детектив, что имел преимущество в виде знаний, но привязавшийся к истинному, из-за чего и побоялся идти на верную смерть, позволил нацепить на себя ошейник, встал под второе гнилое крыло, по другую сторону от Хосока. Паранойя и старческий маразм смешался в адскую смесь. Маньяк, потерявший рассудок, попал не в лапы полиции, а в психиатрическую лечебницу, где в мелких подробностях и при любом вопросе говорил про какие-то тоннели. Здесь и пригодился Чон Хосок как специалист, что стал его лечащим врачом, чтобы потом подстроить самоубийство. «Я раскаиваюсь за то, что совершил, моя кровь на руках мне не награда, как Хва Су, а тяжкий груз, с которым мне трудно, но не страшно идти до конца. К тому же, его жертва тоже не напрасна, как бы богохульно это ни звучало. Мин Юнги — жертва, случайно попавшая в цель, от того, я бы сказал, и связующая» А Хва Су, заимевший в своих лапах такой ценный экземпляр как детектив полиции, продолжал свои внутренние чистки, говоря сотруднику правоохранительных органов, что всё делается во благо. А Намджун то оказался полезным, и своего омегу пристроил, чтобы обеспечивать медицинскую помощь, на ранних стадиях вселять доверие, чтобы потом разбить маску нанятых шпионов, что хотят тоннели разрушить. Обеими руками вцепился, уверенно держался за правое дело, не замечал грязи, так как попросту не мог до неё дотянуться. Намджун всегда был уверен, что самоубийство Мин Юнги — это подстава, хладнокровное убийство. И Хосок, который, Джун уверен железно, написал это письмо и лично упаковал все документы, сам это подтвердил. «Когда находишься ближе всех к доброкачественной опухоли, первым пожинаешь её обращение в злокачественную». Хосок лично наблюдал за ухудшением ментального состояния Хва Су, грубо говоря, сам взрастил эту кровожадность. Вернее не стал срубать на корню, не стал спасать. «Зачем спасать того, кто добровольно в крови купается из-за собственных глупостей? Хотя я часто задумываюсь, что было бы, срежь я раньше эти корни…». Альфа усмехается. Чем еще плохо поверхностное наблюдение? Когда наблюдаешь, выбираешь себе однобокую позицию, из-за чего не видишь того, что происходит не то что за спиной, да и перед самым носом. Что ж, за «длинный нос» его водили довольно долго, и это изрядно бесит и раздражает детективное Эго Намджуна. Он смотрит на хмурое небо и даже не сразу замечает, как по окну стучит Сокджин с телефоном в руках, где на экране горел входящий вызов под именем «Тэхён». Последний кусочек, который позволит дальше прояснять картину и дальше читать письмо. От этого мурашки по коже, потому что Намджун и Джин как раз взяли перерыв на абзаце письма: «Прежде чем углубиться дальше, мы попросим вас дождаться звонка от Ким Тэхёна. Уверен, что вы додумались попросить его проверить белковый завтрак в лаборатории раньше, чем вскрыли письмо, господин детектив. Но можете взглянуть на первое досье из второй папки. Если первая открыла ужас верхушки наших тоннелей, то эта покажет вам, почему нам, сопротивлению, можно всецело доверять…» И правда, там оказался очень знакомый человек. На самом деле, лишь по имени, но указанное место работы явно указывало на то, что некий Ван Дон Сун — это тот самый «Сун-хён», которого упоминал Тэхён. Это пугает, но слова Хосока всё-таки слегка ободряют. «Во второй папке досье тех, кому можно доверять. Это наши люди, но не все, лишь важные. Нас больше, намного. Вы удивитесь, сколько там знакомых людей, мы позаботились, чтобы к вашим друзьям не подставили никого вредоносного. А также там некоторые документы, которые вам с Сокджином так упрямо не хотели выдавать…» — Они и правда везде… — обеспокоенно говорит Сокджин. Намджун отвечает на входящий звонок и ставит на громкую связь. — Намджун, привет, — говорит Тэхён, довольно серьезный тон воодушевляет. — Что ж, ты был прав, там и правда есть то, чего быть не должно. И я жду объяснений, где ты это вообще взял? Сун-хён помогал мне проводить анализ, и результат удивил и его. Я отправлю тебе документ по почте, но скачайте его прямо сейчас, нам нельзя отправлять такие важные файлы кому попало… — Что там? — спрашивает альфа, шепотом прося мужа открыть на его рабочем ноутбуке почту. Джин замечает входящее сообщение и быстро загружает файл с документом, кивнув Намджуну. — Всё, можешь удалять. А теперь объясняй, только понятным языком и не тяни, прошу тебя! — Если Сокджин-хён сейчас с тобой, то он тебе переведёт! — бурчит Чон в трубку и вздыхает. — На самом деле ничего сверхопасного, никаких ядов или чего-то ещё такого, но наличие гормональных стимуляторов в белковых продуктах в принципе странно, а таких сильных — вообще нонсенс. Я даже не знал, что можно такую горючую смесь создать. — Гормональных стимуляторов? — переспрашивает Намджун, а Сокджин округляет глаза от удивления, читая таблицу результатов. — Никогда не видел настолько сложное соединение для такого простого компонента… — говорит он. — Людям с правильным гормональным фоном их принимать не нужно, они для тех, у кого дисбаланс, а такие, я бы сказал, вообще противопоказаны многим. — Почему? — Ну, очевидно, у здорового гормонального фона они вызовут дисбаланс, — Тэхён задумчиво и тяжело вздыхает, перечитывая результаты с экрана компьютера из раза в раз. — Однако Сун-хён сказал мне, что именно эти ребята способны устроить полный коллапс в организме, если их принимать регулярно. Не хочу пугать, но такую штуку явно создавали не для профилактических лечений, это слишком агрессивное соединение… Сокджин приближается к телефону с напуганным лицом и хватает Намджуна за руку, а тот чувствует, как его муж чуть ли не трясется. Омега глотает образовавшийся ком в горле и спрашивает дрожащим голосом: — Чем чревато, если эти стимуляторы будет принимать беременный омега, Тэхён? — он и так знает ответ. И Тэхён его уже знает и сам начинает нервничать. А Намджун сжимает руку мужа и за талию обнимает, к себе прижимая. — Хён… — слышатся помехи, словно из рук Тэхёна кто-то телефон вырвал. Лишь отдаленно слышится голос Чона. — Сун-хён, эй! — Из-за запущенных нарушений гормонального фона на ранних стадиях беременности может случиться выкидыш! — Сокджин срывается на крик, вырываясь из объятий Намджуна, но тот его держит, не отпускает, прижимает ближе, пряча покрасневшее лицо в свою грудь, сам жмурится, слёзы пытаясь обратно в глаза вдавить. Больно, неимоверно больно. — Что мешает ему случиться на поздних сроках, если потреблять эту дрянь почти каждый день?! Намджун не слышит больше ничего, кроме рыданий своего мужа, что пробирают до дрожи. Правда же сверху гильотину спускает, срубая все рамки разумного. Лишь где-то на фоне помехи из диктофонной записи, шепчут, раздражая мозг и пуская по всему телу мощные импульсы, что сковывают, словно цепи.Как поступите с детективом, господин Хва Су? Почему вы согласились на его уговор о рождении ребёнка? Довольно безответственно и отлично от вашей позиции…
— Сволочь! Больной ублюдок! — кричит Джин, ногтями впиваясь в намджунову спину. — Ха Ныль, за что?! Он то здесь причём?!Его нельзя убивать. Но и отпускать нельзя. И в том, и в другом случаях подключится полиция. А согласился, чтобы не возникло самодеятельности. Его, как слепого пса, вечно держать на привязи не получится, он рано или поздно начнет брыкаться.
И что будете делать?
— Господин детектив, я успокою вашего друга, но он точно приедет к вам рано или поздно… Прошу вас ознакомиться с данными, что мы вам передали, до самого конца. — слышится незнакомый голос, но Намджун уверен, это Дон Сун. — Вы перешли грань, обратной дороги нет…Как будто впервой, серьёзно, Хосок-а! Что-нибудь придумаю…
***
Близится поздний вечер, шторы кабинета задернуты, создавая полумрак. Опустошенный взгляд оглядывает оставшиеся документы, тлеет в пепельнице, принесенной с балкона, очередная сигарета, о гордой завязке можно смело забыть. Намджун сравнивает файл анализа из лаборатории Тэхена и анализами из больницы, которые столько времени не могли оказаться в их руках, и лишь теперь понятно, почему. Текстовыделителем отмечены одинаковые химические соединения, что были обнаружены и в том злосчастном контейнере, и в организме Сокджина. Чем ещё чревато наблюдение? Можно не заметить, как из-за поверхностного наблюдения могут пострадать или погибнуть близкие. Самые близкие и родные. Очередное «самоубийство», оказавшееся хладнокровным убийством. Это ли чувствовали сестры, когда узнали о гибели их братика? Это чувствовал Мин Юнги, когда осознал, что погиб его любимый омега? Намджун не знает. Он ничего уже не знает. Он держит последнюю часть письма, читает уже в который раз последнее предложение и косится на часы. «Встретьтесь со мной в 00:00 около фонтана главной библиотеки. Прошу вас не опаздывать, я ждать не буду…» Время ещё есть, но Намджун, словно в тумане, сидит и не шевелится долгое время, а, услышав звонок в дверь, открывает её, пуская семью Чон, что таки приехала. Чонгук и Тэхён обеспокоенно смотрят на друга, что выглядит непривычно осипшим и потрепанным. Он кивает им и, бросив «Последите за Джин-и, я скоро буду», покидает квартиру. Из остальных файлов было ещё несколько досье. И правда, некоторых Намджун помнит и знает. Дон Сун — куратор Тэхёна, Пак Джунги — стажёр в бригаде скорой помощи Чонгука. «Хва Су попросил меня приставить наших людей к вашему окружению. Не переживайте, они на моей стороне, вашим друзьям ничего не угрожает. Я ручаюсь за них…» Голова Намджуна кипит, в душе разжигается смертоносное пламя, что дотла сожжёт любого, кто подойдет, кто дотронется, просто посмотрит. Под горами, что стоят всегда непоколебимо, магма течёт, что вот-вот вырвется, если не прожжёт, то пеплом вулканическим все покроет на своем пути. Намджун зол. Даже на таком далеком расстоянии он видит, что около фонтана кто-то был. Крепкие руки со всей силы сжимают руль, Намджун рычит и пытается утихомирить внутреннюю бурю.Успокойся…
Нельзя лезть в таком состоянии вообще куда-либо. Нельзя идти на поводу ярости, нельзя. Намджун открывает пепельницу и закуривает, не замечая, как по щекам стекают злобные горячие слёзы, что словно лицо и глаза обжигают. Вырывается горная магма, опаляя в первую очередь свое каменное укрытие. Его сына убили. Его мужу причинили вред. Убили много кого. И продолжают убивать. Намджун всё ещё не доверяет Хосоку. Ведь он позволил этому всему случиться. Поэтому, когда Ким тушит сигарету в пепельнице, глушит двигатель машины и выходит, уверенным шагом приближаясь к фонтану, он не подходит слишком близко, взглядом грозным смиряя фигуру перед собой. Точно он. Чон Хосок, который смотрит на него облегчённо, радуется, что его не проигнорировали. Внизу на фоне практически невозможно ощутить феромоны из-за слишком агрессивных запахов сырости и земли, но сейчас Намджун чувствует крепкий, даже терпкий запах горьких какао-бобов. Перед ним явно альфа, что теребит инстинкты внутри. Намджун хочет вцепиться, разорвать и сравнять с землёй всё это, но вдруг слегка расслабляется, когда слышит уже знакомый спокойный голос: — Спасибо, что пришёл… Улыбка Хосока сбивает с толку. Уродиться в такой змеиной норе, и при этом улыбаться, словно ты самый безобидный человек на земле. Намджун делает шаг вперёд и лишь спрашивает: — Вы без толики сомнения согласились убить моего сына?.. — горестно и вымученно получается, улыбка с лица Хосока пропадает. — Вы знали и могли это предотвратить… Много чего могли предотвратить… Зачем? — Эти приказы давал лично Хва Су… — отвечает Хосок и подходит ближе. — Да и подумай, тебе бы хватило смелости примкнуть к нам, если бы не такой мощный фактор? — снова шаг вперёд. Намджуна прижали к стенке. Хосок прав, не хватило бы. Он даже и не думал копать под такого опасного человека, не стал бы ворошить осиное гнездо чисто из любопытства. — Поверь, многие из нас понимают твою боль. Хё На и Дауль решились на диверсию после того, как узнали, их брата убили… Мальчика шести лет просто взяли и… — Хосок хмурится. Намджуну мерзко это слушать. Он знает одного шестилетнего мальчика, который счастлив со своими родителями, который добрый и искренний. Который не заслуживает смерти. Никто из них не заслуживает смерти… — Когда именно он начал всех выкашивать? Точный день. — Раз уж ты смог найти многое при расследовании дела Мин Юнги, то наверняка знаешь человека по имени Пак До Хён, — Хосок отвечает прямо и чётко. Ему нечего больше скрывать. Намджун ему кивает уверенно. — Как мне кажется, всё началось с него. Потому что он вынес тайну. После него подобных инцидентов не было около трёх лет. — А потом появился Мин Юнги, — продолжает Намджун. — Через до Хёна он и узнал про них, — он вдруг делает пару шагов вперёд становясь ближе. — Бояться, что вас выдаст шизофреник — это абсурд, буду честен. — Если бы я этого не сделал, они всё равно дотянулись до него, — взгляд Чон Хосока отдаёт лёгкой болью. — Прямо через мой труп. Понимаю, со стороны звучит, словно я выбрал свою жизнь, но дело не только в этом. Причина не в самом Мин Юнги, а в том, что свой человек запросто проболтался. И Ким Хва Су подумал, что и все остальные могут это сделать. Но если сначала это было редко и нестабильно, то в последние пару месяцев участилось до безобразия. — Почему ты сам его не убил? Ты ближе всех к нему, я это точно теперь знаю, — Намджун срывается и, приблизившись, хватает Хосока за ворот толстовки, трясёт и в глаза впивается, сдерживая рычание. — Ты просто мог его грохнуть самостоятельно! Причём здесь я? Причём здесь моя семья, мои друзья?! — Твоя судьба была предрешена, как только ты вошёл в библиотеку, Ким Намджун, — Хосок пытается держаться, но чужие феромоны на него давят, он прогибается. Глаз однако не сводит, стоит до конца. — Я с ним не на постоянной основе, меня тут же бы отправили вслед за ним, потому что часть всё ещё на его стороне. Тоже уверены, что вокруг есть так называемые крысы. Чистая паранойя, согласись. Их надо завербовать, чем я и занимаюсь. Наша задача — не братоубийство. — А какая у вашего сраного сопротивления задача?! Сейчас придушит. Не Хосока, так себя, чтобы не мучиться. Да не может, не один мучается. — Дать остальным увидеть, кого они слушались всё это время. Чтобы они же его и разорвали. — Решили в Цезаря поиграть?! К чему это вообще? — Хосок чувствует, как хватка Намджуна расслабляется, и он осторожно руку от себя убирает, слегка улыбаясь. По-доброму, без насмешки. — Решили сломить его, как он сломал всех нас. И меня, и тебя. Я, как и ты, наглотался этого яда сполна. Сначала сбежал я, спустя шесть лет мои сестры, хотя старик меня заверил, что они уже свободны, так и начал водить меня за нос. Увидев их, я понял, что медлить больше нельзя. В будущем хочу забрать и родителей, что всё ещё в трудовом лагере по шею опускаются в страдания. Но этого может не произойти, — Намджун видит толики грусти и даже скорби в лице Хосока. — Про одну вещь я через передачку сказать не мог, так как не был уверен. Но сегодня он отдал приказ, наверное, самый ужасный. — Что ужаснее гибели невинных? — Ещё больше жертв. Через два дня сюда прибудет большая группа, — ответ пронзает грудную клетку. — Ты знаешь, что тоннели заминированы.Нет.
Не говори этого.
— Он хочет активировать взрывчатку и подорвать некоторые коридоры. Не все, ведь для обрушения не нужно минировать каждый угол, земля всё сделает сама. Но ему всё равно, что над ними город. Так что пострадают не только мои братья и сестры, но и твои близкие. Тоннели хоть и глубоко, но стоит им обвалиться, они потянут за собой то, что на поверхности. — Почему не на границе? Тоннели ведут и в другие города. — Потому что здесь его много, кто предавал. Здесь людей не жалко, он уверен, что в Пусане предателей по горло. Проще говоря, эту точку он хочет убрать. — И здешних приспешников? Беженцев? Здесь невинные люди! Подрыв не пройдёт незаметно, город пострадает! — Ты думаешь, ему есть до этого дело? — риторический вопрос. — По его приказу убито уже столько людей. Думаешь, его совесть загрызёт? Наоборот, — Чон Хосок покрывается скорбью. — Ему как раз и нужно много людей. Чтобы из других городов тоже поняли, что будет, если рассказать лишнее. Безумие. Полное абсолютное безумие и содом. Намджун ушам своим не верит, отшатывается от Хосока, хватаясь за грудь. Перед глазами мелькали все и всё. Добрые ребята и коллеги из участка. Джин. Тэхён. Чонгук. Множество горожан, что благодарили его за восстановление мирной и спокойной обстановки. Намджун чувствует, как Хосок его по плечу хлопает и вдруг медленно шагает в сторону машины детектива. — Давай прокатимся в одно место.***
Хосок поворачивает машину на обочину. Уехали они за город. Всё ещё едут, и все это время Намджун лишь смотрит перед собой, пытаясь собрать все по кусочкам. Кусочки острые и горячие, ранят и причиняют боль, невозможно собрать такой колючий пазл сразу. От довольно резкого торможения он трясет головой и выглядывает из окна машины. Перед ним ничего нет. Лишь поля, электростолбы и ночная гладь. Он оборачивается к Хосоку с непонимающим взглядом. — Зачем мы сюда приехали? — Я хочу тебе показать, что я понимаю твою боль, — Хосок отстегивает ремень безопасности и открывает дверь. — Вылезай. Делать нечего, Ким выходит следом. Ждёт, когда Хосок пойдет первым, а тот без страха спину свою подставляет. Не думает даже, что у детектива может быть с собой пистолет или еще что-нибудь, чтобы напасть со спины. Хосок ему доверяет?.. Может, и Намджуну стоит довериться? Они спускаются с обочины в поле, Хосок достаёт из кармана небольшой фонарик, подсвечивая землю. Намджун замечает, что виднеется свежая перекопанная почва. — Что здесь зарыто? — спрашивает лишь. — Наши люди… все, кого он беспричинно посчитал предателями, — тихо говорит Хосок. — Можешь считать это братской могилой. Этот полевой участок принадлежит мне, да и никто не станет соваться сюда, просто проедут мимо. Плевать, чьё поле, если оно не твоё и погоду тебе не портит, — Намджун ступает на проседающую землю и напрягается. — Хва Су сказал мне полностью избавляться от трупов, но это бесчеловечно. Земля пропитана смертью, Намджун чувствует, что его начинает мутить. Вот-вот кто-нибудь вырвется и схватит за ногу. От одной мысли, сколько там тел, хотелось выть, ведь участок перекопан практически полностью. Намджун не знал, даже не пытался узнать. И это осознание обрушается раз за разом тяжёлой волной, придавливая к земле. Он буквально чувствует чей-то сапог на собственной шее и приставленное к затылку дуло пистолета. Хосок же приседает и, пощупав землю, вздыхает тяжело. — Во время инструктажа собираюсь проиграть аудио-записи, — говорит он, обернувшись. — После них даже самые проеденные мозги захотят лично приложить руки к смерти Хва Су. — Ты знаешь… Намджун и правда долго думал об этом. Эти тоннели унесли столько жизней, столько судеб перечеркнули. Не лучше ли действительно стереть их существование с лица Земли? План хороший и правильный. — Мне кажется уже не такой плохой идеей уничтожить эти тоннели к чертям… — признаётся он Хосоку. А альфа встаёт на ноги и подходит ближе, хмурясь. — Но не таким ужасным путём… из-за одного человека обрушать спасение для нескольких тысяч людей — вот что бесчеловечно. Нужно уничтожить именно то, что и делает эти тоннели опасными. — То есть ты с нами? — Хосок снова улыбается. Эта улыбка каким-то образом вселяет надежду. Огромную и такую недостающую в последние дни. Намджун кивает. Осматривает братскую могилу и продолжает: — Но я всё ещё не совсем понимаю, что требуется именно от меня? — Закрепи за собой доверие Хва Су, иначе вам несдобровать. Он направил мушку на тебя и Сокджина, — от этих слов Намджун лишь усмехается. Ещё бы. А Хосок ему кивает на выдохе. — Он ожидал, что ты после потери сына отчаешься и станешь более покладистым. А твоя пассивная агрессия его наоборот испугала. Так что он вполне может отправить тебя на ту группу и подорвать вместе со всеми. А если поймёт, что ты доверенное лицо, то этого не случится. Я подал ему идею назначить и тебя проводить инструктаж вместе со мной. — И как мне закрепить его доверие? — Он поручил тебе вернуть моих сестёр, которых я у тебя перехватил. Выполни эту просьбу, но… я тебя прошу… — Хосок смотрит с болью в глазах. — С ними годовалый малыш. Не отдавай его. Спрячь, а Хва Су скажи, что он умер. Я дам тебе координаты, где они. Намджун опускается, сгибая ноги, и касается рукой почвы, под которой лежит множество тел тех, до кого добралась одержимость Хва Су. Детектив мотает головой и говорит: — Скажу честно, план хорош, но этого будет недостаточно. Все эти шесть лет я был на мушке, лишь пару месяцев назад он мне, наконец, поверил. Так что я не думаю, что передача твоих сестёр отвернёт от меня подозрения полностью, — Хосок же задумчиво опускает голову. В словах детектива и правда есть смысл. — И идея с растерзанием своими же неправильна! Его приемники и так убивали, собирая кровь на руках. Достаточно с них. — А что тогда? — разводит руками Хосок. — Как говорится, критикуешь — предлагай. А Намджун на него оборачивается и показывает хитрую улыбку. — Поверь, мне есть, что предложить.***
Одно из приятных вещей — чужое счастье благодаря твоим усилиям. Для многих это воистину прекрасное чувство, когда ты постарался, и это сделало кого-то счастливее. От этого самому на душе становится спокойнее. Множество таких лиц Намджун, да и Сокджин, видели, переправляя людей. Эти улыбки, полные благодарности, слёзы счастья, искорки надежды на лучшее будущее… Всё это разбивается о братские могилы, документы и упрямый лоб одного старика. Но лица сестёр Хосока он не забудет, наверное, ещё долго. Не только из-за таких же радостных эмоций, но и вечная благодарность за спасение малыша. Было страшно брать такую кроху на руки, руки словно перестали слушаться, альфа боялся сделать лишнего. Раны от гибели Ха Ныля всё ещё неустанно болят, но каким-то странным образом убаюкиваются, когда Намджун поглядывает на кроху Чон Бума. Сестёр он передаёт лично Хва Су, заодно, возможно, в один из последних разов смотрит на него с такого близкого расстояния. Раньше нужды не было, но сейчас Киму захотелось рассмотреть это лицо как можно детальнее. И правда, эта знакомая дымка безумия скапливается в чужих глазах, пока Хва Су улыбается. Он уже видел этот взгляд у другого человека, который так же, обрубая чужие жизни, брел с окровавленными руками в надежде зажить спокойно. Доверие закреплено. Хосок, стоя рядом с охраной старика, не подавал вида, хотя в душе был очень взволнован. Но никто не должен знать, что эти девушки — его сёстры. Это понимали и он, и они, и Намджун. Поэтому с таким же серьёзным лицом он выводит их из помещения, закрывая за собой дверь. — Через два дня ночью прибудет большая группа, поэтому нам нужны люди на переправу, — говорит Хва Су. — Твой омега оправился? Нужны и медики. — От этого не оправишься, господин Хва Су, — отвечает Ким, хмурясь злобно. Он и раньше в этих глазах не видел искреннего сочувствия, а, узнав правду, заметил еще и припрятанное ликование, из-за которого хотелось наброситься на него прямо сейчас и разорвать. Поток мыслей о том, как уничтожить этого паразита, заполоняет разум. Можно просто подойти и свернуть шею, крикнуть прямо в лицо о том, что он все знает. Либо, крича это же, просто повалить на землю и избивать до смерти. Выхватить у охраны оружие, пристрелить. Намджун жмурится и не может избавиться от этих навязчивых мыслей. Они в мельчайших деталях вновь и вновь мелькали, становясь все отчетливее. И это зрелище, эти напуганные глаза Хва Су, его кровь на руках… все это вызывало удовлетворение. Этим же это зрелище и пугало. Детектив из последних сил держится и продолжает: — Я буду без него. А ещё, господин Хва Су… Джин сейчас будет нужен в другом месте. А Намджуну сейчас нужно сказать лишь несколько слов. Он делает шаг в сторону старика и говорит: — Я бы всё-таки хотел провести инструктаж с Чон Хосоком, если вы не против. — Позволь узнать причину, — недоверчиво чеканит Ким Хва Су. А Намджун подходит к нему ближе и достаёт из кармана телефон, который обнаружил в коробке вместе с папками и заветным письмом. Словно это было в прошлой жизни. Время нынче для него летит с огромной скоростью. Детектив показывает аудио-записи Хва Су и отвечает: — Среди ваших и правда есть предатель. И это именно Чон Хосок. Это он перехватил тех девушек. И я могу предоставить другие улики, — Намджуну очень забавно наблюдать, как Хва Су, будучи настолько удивлённым, отшатывается в испуге и хватается за заболевшее сердце. Детектив вновь сокращает дистанцию. — Я предлагаю дождаться дня операции. Намджун точно знает, что его идея придётся этому подонку по вкусу. — И лично приведу его к вам, чтобы вы посмотрели в глаза тому, кому доверяли больше всех. А предлагаю сделать это именно в день операции, чтобы увидеть в глазах главного предателя ужас и осознание от того, кого именно он попытался обмануть.***
Лишь подъезжая к дому, детектив начинает полностью понимать, на что вообще согласился. Он смотрит на малыша, завёрнутого в красивую тёплую попону, и вдруг вздыхает: — Что же я им скажу?..Ответ очевиден.
Правду и ничего, кроме правды.
Умалчивание чревато долгими рассказами. Кажется, что важна каждая деталь, однако на деле можно укоротить свой рассказ в несколько десятков раз. Сокджин слишком разбит, чтобы это понимать, поэтому, увидев, как обеспокоенные друзья начинают забрасывать его вопросами, он обессиленно сдаётся и выкладывает всё, что может, насколько ему позволяло состояние. Выворачивает свою душу перед ними, показывает самые потаённые уголки, которые до этого мог разделить лишь с Намджуном. Он это делает, потому что чувствует, что это необходимо. А его мужа пока нет рядом, и неизвестно, когда он вернётся. Сокджин знает, что он отправился на встречу с Чон Хосоком. А Тэхён с Чонгуком никак не ожидали услышать такую историю. Хорошо, что они смогли отвезти Мана к маме Чонгука, ребёнку такое не то что выслушивать нельзя, нельзя находиться в такой гнетущей атмосфере. Джин лежит на коленях Тэхёна, а тот по голове его гладит, с ужасом смотря на своего мужа, что шокирован не меньше. — По итогу эти твари убили его… нашего Ха Ныля… убили… — говорил как в бреду Сокджин, устало моргая глазами, опухшими от слёз. Омега вдруг подняться пытается, но так ослаб, что едва не падает, Тэхён успевает его подхватить. — Вот что за запах я тогда запомнил. Запах этих тоннелей? — на выдохе спрашивает он. — Ими пользовался и Юнги? Он точно знал, что там. Сам запер дверь на засов, когда скинул меня в подвал… — Но откуда он про них прознал? — Чонгук вспоминает эту тьму прохода, из которой тогда великим спасением выглянул Джин. Так, словно знал, что делает. И всё после его рассказа встаёт на свои места. — Его друг, Пак До Хён, — тихо отвечает Сокджин. — Он через них сбежал с Севера и хранил секрет. Но в какой-то момент рассказал об этом Юнги и оставил ключ с картой. Глаза Тэхёна в ужасе поднимаются на Чонгука. Он вмиг понимает, как всё на самом деле было шесть лет назад. — Значит, он не покончил с собой… — только и говорит. — Его убили, потому что он знал про эти ходы… — Поэтому мы вам и не говорили. Потому что сами были под подозрением столько времени. Узнай они, что вы в курсе, убили бы и вас, — Сокджин таки усаживается на диване. От искреннего рассказал ему становится хоть немного, но легче. — Когда примерно ушёл Намджун? — Сразу, как мы зашли, — Чонгук оборачивается на входную дверь прихожей. — Сказал последить за тобой, пока не вернётся. — Прошло уже больше двух часов… — Тэхён вдруг слышит звонок в дверь. — Чонгук, открой и принеси воды! — громко говорит омега. Чонгук подрывается, слегка ватный и ещё не до конца пришедший в себя. Голова кругом. Тоннели, Юнги, Северяне, сопротивление… Что за ад происходил у них прямо перед носом? Чон смотрит с обидой, пытаясь наружу вытащить понимание, но пока что выходит слабо. Видит Намджуна, у которого что-то в руках, в узористый плед укутанное. Чон хмурится и лишь говорит: — Джин-хён нам всё рассказал, — и уходит на кухню, как и просили, за водой. Намджун лишь вздыхает и, сняв ногами ботинки, испачканные в грязи, проходит осторожно. Слышит голоса Тэхёна и Сокджина, боясь приближаться, но не тут то было. Малыш Бум вдруг просыпается. В коридоре проносится детский плач, от которого все в квартире дёргаются. — Что за?.. — бормочет Сокджин. Оба поднимают глаза на стоящего в дверях Намджуна, который сам пугается, когда ребёнок начинает кричать громче. Что за чёрт? Галлюцинации? Сокджина настолько вымотан, что ему уже что-то видится? Однако и Тэхён замер, широко глаза раскрыв. А Намджун даже не знает, что сказать. Как объяснить, что явился в дом с чужим годовалым малышом, которому явно не по душе, что его разбудили. И как вообще его муж отреагирует после того, через что прошёл… Хочется под землю провалиться, руки опускаются, но под руками он чувствует тепло чужих. Нет, не чужих. Самых, что ни на есть родных, мягких, но сильных, более сильных сейчас, чем, наверное, он когда-либо был. — Дурень… — шепчет Сокджин, перехватывая свёрток. — Кто так детей держит?.. — Намджун пошевелиться боится, а его омега уже берёт малыша к себе на руки и в личико всматривается. Ребенок плакать тут же перестаёт, нового человека увидев. Красивого и интересного. Нет теперь времени плакать, нужно рассмотреть, насколько возможно. Новый человек ромашкой пахнет и горами отдаёт, как и прошлый. И Сокджин маленький комочек осматривает, видит, что тот успокоился, и слегка улыбается. — Привет, малыш… ты откуда тут взялся? Расплакался, что мой муж неудобно взял тебя, да? — Сокджин уже смотрит на мужа и серьёзнее становится. — Одну руку под голову, вторую под попу. А теперь быстро говори, откуда он, не то я сейчас упаду в обморок! Потрясений мне на сегодня достаточно. Нет грани восхищения Сокджином, Намджун это точно знает. Каждый раз в этом убеждается. Наблюдает, как он, слегка покачивая малыша, продолжает с ним разговаривать, разворачиваясь. По телу мурашки проходятся, глаза щиплет, и детектив отворачивается, рукой прикрывая лицо. Трогательно… прекрасно и так правильно… Намджун наблюдает, как его омега с малышом на руках усаживается обратно, а Тэхён тут же отмирает, всматриваясь в маленькое личико. И тянет палец, который любопытный малыш сжимает в своей крохотной ручке. Альфа вздыхает и опирается о дверной проем, облегчённо закрывая глаза. — Чонгук, кажется, вода нужна Намджуну… — тихо говорит Тэхён, когда видит ещё более шокированное лицо своего мужа. А Чонгук лишь вздыхает и протягивает несчастный стакан другу. — Помнишь парня, что мелькал на записях? — спрашивает Ким, выпивая до дна. Джин ему кивает. — В день, когда ты попал в больницу, я переправлял небольшую группу. И двое девушек с ним… — он указывает на малыша. — отбились. Их перехватил он, Чон Хосок, это оказались его сёстры. Он знал, что Бума, кстати, его зовут Бум, разлучат с ними и позже даже убьют, поэтому он попросил его спрятать… — Чон Хосок? — удивляется Тэхён. — Так же звали лечащего врача Юнги. — Ага… — Намджун устало усмехается. — Они везде, как паразиты. Твой хён из лаборатории — тоже их человек, — альфа к Чонгуку поворачивается. — И твой стажёр тоже. Но не бойтесь, они на нашей стороне, всё хорошо. Хосок специально их к вам поставил, чтобы вы были в безопасности в случае чего… О Боги… — детектив хватается за голову и даже тихо смеётся. — Простите, мне очень странно от того, что теперь это можно обсуждать с вами, — признаётся он. Вытирает пот со лба и сползает на пол. — Я так устал… Хорошо, что будет время отдохнуть. — Отдохнуть? — Перед последним делом, — Намджун руку Чонгука видит перед собой, но она вдруг раздваивается, как и всё остальное вокруг, в ушах слышится звон. — У меня два дня на передышку… — Вот эти два дня на это и потратишь! Пойдём, тебе надо прилечь, — Чон его руку хватает и тянет за собой, помогая встать.***
— Хва Су согласился, чтобы я провёл инструктаж с тобой, — кивнул Намджун, когда подошёл к Хосоку. — Серьёзно? — удивился тот. — Как ты это сделал? А Намджун ему лишь улыбнулся. — У меня свои методы. Как-никак я полицейский пёс.***
Смелыми шагами в кромешной темноте он идёт навстречу неизвестному. Он слышит шёпот и рычание. Оборачивается и чувствует чьё-то присутствие. Запах ему знаком. Запах смерти, сырости и пороха. Это место обильно и неустанно напаивают кровью, словно какое-то Божество с бездонной жаждой, чавкает и хлюпает, требуя всё больше и больше. И оно, как верили с самого начала, именно в обмен на эту кровь и разрешает пройти по своим владениям, прийти к спасению и обрести свободу. На деле — смесь из паранойи и мании преследования, беспричинный страх за тайну предков. Наверное, он сам своей смекалкой подлил масла в этот огонь. Разгадал загадку тоннелей за считанные дни. Если он смог, то смогут и другие. Так, наверное, подумал хозяин. И начал чистки, а самого догадливого прижал к себе, с каждым днём укорачивая цепь. Держи друзей близко, а врагов еще ближе, так вроде говорят. Он боится. Очень боится. Поэтому всё сделает сам. — Я тоже пытался всё сделать сам… — слышит он знакомый голос во тьме. Поднимает глаза и видит, как под легкий свет от фонаря выходит его давний знакомый. Ну, как знакомый… один безумец, что оказался не в том месте не в то время, однако сполна заплативший за то, что открыл для себя эти подземные ходы. Даже исполняя свою волю, не трогая хозяев, сам себе могилу вырыл, так ему казалось. — Что из этого вышло? Ты сам знаешь. — Мы с тобой разные, — усмехается детектив. — Ты на стороне безумия, я на стороне гения. — Ты сам говорил, что мы две стороны одной и той же монеты. Да и я бы сказал, что ты бродишь уже где-то на грани. Рядом со мной, — твердит он и руки свои кровавые в стороны разводит. — Я тебя не виню, как в этом месте и не сойти с ума? Еще и в твоём положении. Он уверен, что это место послужило усилению рецидива. Когда внутри тьма рвётся наружу, нужно оставаться при свете. А этот безумец самовольно окунулся на самое дно тёмного омута, прямо в объятия демонам. Свет в тоннелях зажигается, слегка ослепляя. Намджун, привыкнув глазами, снова смотрит перед собой. Он сидит на стуле в светлом кабинете. Напротив него, в смирительной рубашке, не шевелясь, сидит Юнги. Пятна крови давно высохли, один из рукавов пропитался тёмным гноем. Первые слова истинного все-таки никогда не заживут и будут терзать даже после смерти. Юнги бледный подобно бездыханному телу, и уставший, но глазами все так же сильно пронзающий. На шее красуется багровый синяк от удушья, повторяющий контур ремней, которыми связывают буйных пациентов. Таким его Намджун и видел в последний раз. — Знаешь, чем точно гений и безумец схожи? — спрашивает он, чёрными глазами впиваясь. — Мы оба почему-то уверены, что должны быть одни. Хотя люди вокруг неустанно твердят совершенно обратное. Мы уверены, что одному легче. И мы оба отгораживаемся сами, разве что характеры разные. Ты решаешь это трезвым умом, я — одурманенным. Ты пытаешь высокопарными беседами, а я — зовом голодным и злым постоянно. В этом и забава. Хотя твой ум тоже всё сильнее туманится этим зовом, что забавляет не меньше. — Что ты хочешь мне этим сказать? Юнги хмурится и закатывает глаза, словно спрашивают у него какую-то глупость, чем очень раздражает Намджуна. — Ответь на вопрос, — говорит Мин. — Ты же знаешь, что, если в паре истинных умирает один, то второй, оставаясь живым, постепенно теряет рассудок? — Знаю. Это всем известно. Оставшийся жить сходит с ума из-за обострённых инстинктов, — отвечает Намджун. — Это случилось и с тобой, но свой рассудок ты начал терять раньше, смерть твоего истинного просто ускорила процесс. Ты стал самым настоящим психом. Юнги резко выпучивает свои чёрные глаза и срывается, телом приближается к Намджуну. Настолько резко и быстро, что детектив вздрагивает от испуга и хватается за спинку стула, чтобы встать. А Мин вдруг звонко смеётся, вздымая голову вверх, и смех его эхом проносится по всей комнате, а стены в ответ устрашающе дрожат. Откидывается обратно и вздыхает, снова направляя безумный и при этом любопытный взгляд на гостя. — Я мёртв, Ким Намджун! Чего трясёшься? Что я тебе сделаю, я в смирительной рубашке, — снова смешки, Намджуна нервирует, что Юнги над ним насмехается. Однако от вмиг сменившей безумие серьёзности по телу, заставляя встрепенуться, пробегают мурашки. — Вместо того, чтобы бояться меня, лучше подумай и снова ответь. Настолько трезво, насколько можешь, — он слегка наклоняет голову. — Что мешает инстинктам пошатнуть рассудок, если у истинной пары умрёт ребёнок? Не критично, но это явно выбьет из колеи ваши целые и неповреждённые головы. Если у омег инстинкты давят в сторону печали и депрессии, у нас они толкают прямиком в пучину ярости… кровожадности даже. Эдакое биполярно-семейное расстройство. Вы одно целое, но на разных полюсах. Намджун широко открытыми глазами смотрит на Юнги. Он и правда заметил за собой, что стал чаще и сильнее злиться. А его навязчивые мысли о смерти Хва Су так и вообще что-то из ряда вон выходящее. Оппонент его довольно улыбается. — Приятно было представлять, как этот старик захлёбывается в крови, которую ты и выпустил? — Юнги наклоняется на стол, ближе к детективу, улыбаясь ещё шире, до самых дёсен. — Волей-неволей, ты подступаешь к моей грани. И, так же, как и я, почему-то решаешь идти к ней в гордом одиночестве. — Он этого заслуживает… — Мало того, что не слушаешь, так ещё и оправдываешься!.. — тянет Юнги, дёргая головой. — Мне плевать, кого ты там хочешь прикончить, я тебе о другом толкую. Ты один туда в таком состоянии идти решил. А ещё говоришь, что мы разные. — Что плохого в том, чтобы спасти дорогих людей? Ты сам шёл по этому пути и сейчас переубеждаешь меня и предлагаешь взять с собой всех родных и близких в этот Ад?! — Намджун с утробным рыком поднимается со стула. Тот падает с оглушающим стуком, а руки его упираются в стол. Он исподлобья смотрит, как Юнги отодвигается усмешливо. Ким закрывает глаза, пытаясь усмирить злость. Рычит сильнее, ее всё труднее контролировать. — Уму-разуму меня учить вздумал? — продолжает он, не смотря на Юнги. Словно не на него кричит, а на самого себя. Но слова этим в его душе не откликаются, не ему они направлены, и он это знает прекрасно. — Мог бы тогда в собственном мозгу порыться, дать отпор своему безумию! Но ты не справился! И в этом то мы с тобой и разнимся. Я с этим справлюсь, ясно тебе?! Последние слова кажутся вымученными, эхом они ударяются о стены кабинета. Намджун открывает глаза и видит, что никого за стулом напротив уже нет. Юнги ушёл. Лишь отдалённо слышится его тихое, даже какое-то жалобное: — Не совершай мою ошибку. Вокруг меня все мертвы, а рядом с тобой есть много живых.Поэтому я и не один.
***
Намджун открывает глаза и поднимается, резко вздыхая. Голова кружится, он замечает стакан воды на прикроватной тумбе и делает несколько глотков. Если не считать небольшой мигрени, жажды и голода, чувствует он себя лучше. Намного лучше. Отдохнувшим. Он слышит отдаленные голоса и звуки, поэтому встаёт с кровати и оглядывается. Кажется, его переодели, на нём домашняя футболка и длинные шорты. Ким подходит к двери, чтобы сразу же отправиться на кухню. Он очень хочет есть, словно вечность пролежал. Открывает дверь и натыкается на проходившего около неё Чонгука, что тут же улыбается облегчённо. — Проснулся… — говорит он спокойно. А Намджун пугается не на шутку. Видимо, отсюда и голод с жаждой. Столько он проспал? — Ты спал около полутора суток. — Ничего не случилось? — Приходил Чон Хосок. Передал вам с Джином письмо, а также некоторые вещи для Бума. Вот чёрт… около полтора суток. Намджун прикидывает примерное время, смотря на открытое окно. Вечер. Скоро нужно выдвигаться. Времени осталось немного. Детектив чувствует дрожь. Если усталость удалось искоренить, то переживания — ни коем образом. Где-то внутри копошатся отголоски странного сна, а на сердце словно тиски, что вот-вот сожмутся. Чувствует он, как выросшую панику вдруг словно за глотку хватает слепая ярость, одними лишь руками душит и валит обессиленную эмоцию на землю. Он видит это рвение, так будет с любыми преградами. Всех их он пройдет, растопчет, но пройдет дальше. Чонгук видит, как что-то его друга нервирует, и лишь руку на плечо кладёт, спрашивая: — Всё хорошо? Тебе плохо? — Нет, просто всё так навалилось. Вернее, наматывалось много лет в огромный снежный ком, который по итогу меня размазал… — говорит Намджун, в голосе его слышится рычание. — Я так злюсь, Чонгук… так злюсь и так хочу, чтобы это всё уже закончилось. Улетучить гнев можно удивлением. Чонгук это знает и поэтому неожиданно лишь пальцем ставит довольно больной щелбан своему другу. Тот округлившимися глазами на него смотрит, опешив. — Сам ведь шесть лет назад хорошие слова сказал мне, чтобы ярость усмирить. Точно, что ты там говорил, я не помню, но смысл всё ещё в голове. Твоя ярость сейчас никого не спасёт, Намджун, — говорит ему Чонгук, хмурясь слегка. И вдруг за руку берёт осторожно. — Пойдём, лучше посмотришь на кое-что. Если это не какое-то магическое снадобье для решения всех проблем или машина времени, то Намджун ещё сильнее расстроится. От собственных мыслей смешно, чувствуется сильный упадок, раз лишь такие фантастические способы дают надежду. Намджун покорно следует за Чонгуком, опустив глаза. Вслушивается в урчание живота. Его ещё бы обрадовала большая тарелка еды, да… Они подходят к гостиной, и до ушей Намджуна доносится тоненький, но звонкий детский смех. Он поднимает глаза и видит своего омегу. Он улыбается, держа смеющегося малыша на руках, играется с ним и светится таким прекрасным и тёплым светом, что и голод, и злость мгновенно растворились. Намджун округляет глаза и приоткрывает рот от изумления. Его Джин-и такой красивый и прекрасный. Был таким всегда, но сейчас именно эта улыбка так необходима, так желанна. Бум, чужой ребёнок, сейчас смотрится так правильно, таким родным и сокровенным комочком, который омега к себе прижимает. Это то, что должно быть! Они этого достойны, так почему судьба распорядилась по-другому? Потому что прежде позволила им встретиться? Намджун не знает, он не обращает внимание на скапливающиеся слёзы в глазах, делает шаг вперёд. Картина перед ним проносит по телу долгожданный штиль. Буря рассеивается, и на замену приходит лишь попутный ветер. Вот за это нужно бороться. Не мстить и не идти по головам, чтобы все враги на пути пали. Нужно бороться, чтобы он вернулся домой, к семье, которая ждёт его и которая встретит с улыбкой. Сокджин поднимает глаза на альфу и сам облегченно вздыхает. А Намджун ближе подходит, садится рядом и сам, как маленький ребёнок, зарывается в объятия к омеге, обвивая его руками. — Смотри, Бум-и, кто тут у нас проснулся! — говорит омега. Намджун чувствует, как малыш, смеясь, ножкой пинает его в плечо. Влажными глазами он смотрит на ребёнка и вдруг хватает его, оплетая пальцами, за малюсенькую ступню. Замечает, что на ребёнке новенькая одежда. Вязаный, закрывающий всё тело комбинезончик мягкого синего цвета, также на рукавах и подоле была вышивка жёлтыми нитками, таким же цветом были и маленькие пуговки. — Я понимаю, что Джин-и очень хороший, но он и мой тоже, понятно? — говорит он с наигранной обидой и целует мужа в висок. Долго и с любовью, снова прижимает к себе. — Откуда такой наряд? — Ну… — мнётся его муж, но все же вздыхает и слегка улыбается. — Это тот сюрприз, который ты принял от Рено-нуны. Она связала его для Ха Ныля… Когда я взял из твоих рук Бум-и, сразу почувствовал, что он замёрз. Поэтому… Намджун не выдерживает и обнимает мужа вместе с маленьким. И Джин отвечает ему, кладя одну руку на плечо альфе. Бум-и между ними поглядывает на взрослых и тоже цепляется за обоих, отчего те удивляются, но сразу же смеются. — Я так переживал, что тебе может стать плохо, что я его принёс… а ты так светишься… Поразительно. — Он очень смышленый… — говорит Джин. — Да и я думаю, что годовалый ребёнок не оценит моей истерики, ему с собой бы разобраться. На секунду я и правда ощутил ужас и печаль, но потом мгновенно стало легче. Может, это родительский инстинкт, не знаю… — Сокджин хотел ещё многое сказать, но отвлекает его громкое урчание, что доносится из желудка его альфы, поэтому он срывается на смех и, слегка успокоившись, продолжает: — Тэхён на кухне уже должен был закончить готовку. Я хотел сам, но Бум на его руках начинал канючить. Так что иди поешь. — Чонгук сказал, что приходил Хосок. Оставил письмо и… Сокджин вздыхает, целует его в лоб и уже более строго говорит: — Иди поешь. Остальное потом.***
«Сбор на инструктаж в 23:00. Я за тобой приеду. Со мной приедут знакомые лица твоим друзьям. Они будут с ними и твоим мужем на случай опасности…» Одна единственная пуля в магазине. Навевает воспоминания. Однако тогда не было никакой цели, лишь способ припугнуть. Теперь же эта пуля предназначается для одного конкретного человека. Никакой больше крови на руках. Лишь эту он понесёт с гордо поднятой головой. — И всё-таки ты дурень… — говорит Сокджин, обнимая альфу что есть мочи, сдерживая слёзы. — Но я знаю, что тебя сейчас не переубедить, — Намджун пойдёт туда один. А его Джин-и останется в безопасном месте. Подальше от этого ужаса, который, к счастью, сегодня и закончится. — Пожалуйста, вернись… — шепчет он на ушко и, отстранившись, в глаза смотрит, пальцами щеки его оглаживая, смотрит с горечью и надеждой. — Вернись ко мне, ладно?.. Мокрый поцелуй, отчаянный, но не прощальный. Сокджин верит, что его муж вернётся целым и невредимым. Ярость тает от его касаний, на раскалённых от магмы, треснувших от боли горах расцветают ромашки. Они всегда там были, им никакие катастрофы не страшны. Они там будут цвести до самого конца. «Дальше мы поступим следующим образом…» От нажатия кнопки открывает бардачок в машине. Чон Хосок следит за его движениями спокойным и смиренным взглядом. Намджун зарывается рукой и хватается за холодную рукоятку. Вытаскивает тяжёлый пистолет и проверяет магазин. Всего один патрон. Последний и для конкретного человека. — Как говорится, критикуешь — предлагай. Намджун оборачивается на Хосока и показывает хитрую улыбку. — Поверь, мне есть, что предложить, — говорит он. — Разыграем сценку. Надеюсь, у тебя всё хорошо с актёрской игрой… — А потом я его пристрелю, — заканчивает Намджун, укладывая руки на руль. Намджун оружие не любил и всё ещё не любит. Но сейчас другого выхода нет.***
— Приветствую вас всех, — громким голосом говорит Хосок. Перед ним небольшой отряд знакомых ему лиц. Всех он когда-либо встречал, все они являлись проводниками, что вместе с беженцами выходили через тоннели на свободу. Все они знают подземные коридоры идеально и могут пройти их даже при полном отсутствии освещения. — Буквально через несколько часов вам предстоит проводить группу беженцев. Информации, откуда они, мало, известно лишь то, что все они — теперь уже бывшие заложники трудовых лагерей, насчитывается их около сорока человек. Всего будет 4 подгруппы, на каждую по три проводника, двое медиков и один сопровождающий. В помещении тишина, все слушают внимательно. Здесь Намджун в первый раз. Он бывал в этом своеобразном подземном штабе, но эта комната ему не знакома совершенно. Старенький проектор загорается, показывая карту города, где чёткими линиями прямо на зданиях и домах вычерчены тоннели. Отмечены красным четыре выхода. — Через эти выходы вас будут ждать перевозчики… — продолжает Хосок. На экране резко сменяется изображение, показывая одну за другой фотографии братской могилы, которые приводят всех в тихий ужас. — Которые потом этих невинных людей убьют и пристроят к остальным мертвецам. Этого мы допустить не можем. Хватит смертей, хватит крови. Хосок умеет себя подать. Излагает мысли чётко и верно, пробиваясь в голову и искореняя малейшие сомнения. Намджун смотрит, как лица людей меняются, появляется печаль, которая неким образом только даёт сил. — Среди вас есть те, кто познал горечь и ужас больных решений Ким Хва Су, — глаза Чона устремляются на Намджуна, и тот еле заметно кивает. — Вам обещают свободу и безопасность, на деле вы круглосуточно на прицеле, и лишь одному старику решать, жить вам или нет.! А ваши родные умирают без причин, просто чтобы поломать вас, породить ужас и бессилие в ваших душах! — на экран возвращается карта, на которой уже были другие пометки. — Не знаю, осведомил ли вас господин Хва Су, но тоннели заминированы. И устройство их активации находится у него в руках. — Что за чёрт?! — выкрикивает один из проводников. — Хочешь сказать, что мы всё это время ходили около взрывчатки? — Именно, — отчеканил Хосок. — И, поверьте мне, если ему что-то взбредёт в голову, то он не побоится подорвать вас вместе с беженцами. Потому что для него вокруг не осталось людей, что ищут спасение и свободу. В его глазах мы все предатели, которые хотят раскрыть эту тайну и опорочить его. Хотя он сам уже давно все опорочил, и себя, и эти тоннели, и своего отца, что их создал. — И ты предлагаешь всё равно проводить там беженцев?! Это безумие! — Я предлагаю обойти заминированные коридоры. Путь будет дольше, но безопаснее, вы выйдите наружу, уже к нашим перевозчикам. А ещё я попрошу вас забыть прежние правила, — Хосок подходит ближе к людям. Они ему доверяют. Появляется надежда, и они за нее хватается. — Все двери в тоннелях открыты, замки сняты. Поэтому, пожалуйста, сдайте свои ключи. Также возьмите новые карты, что лежат рядом. Там указаны маршруты безопасных ходов. — А если что-то пойдет не по плану? — Вам выданы рации, о любых своих перемещениях и казусах докладывайте мне.***
— Как они так сразу тебе поверили? — спрашивает Намджун, когда отряды уже были отправлены. Они остались вдвоём. Считанные минуты до начала, и от этого нервно. Но любые сомнения уже давно пора отбросить. — Я дал им прослушать записи заранее, — усмехается Хосок. — А это так, подпитка и немного свежей информации, — Ким подходит к нему ближе, наблюдая за каждым движением. Как он высыпает со стола ключи в рюкзак, как потягивается и с доверием смотрит в ответ. — Что ж, теперь наша очередь. К свободе. — К свободе… — повторяет Намджун и вдруг замахивается, нанося удар прямо по лицу. Подхватывает опешившего Хосока за плечи и со всей силы ударяет в живот, валит на землю под стоны боли. — Расскажем Хва Су, какой замечательный план ты придумал. — Чего?.. — только и успевает спросить Чон, как слышит отворившуюся дверь. Видит, как Ким Хва Су заходит в гордом одиночестве. Еле перебирает ногами, охрану свою оставив снаружи. — Что? — Не думал, что моя правая рука окажется главным предателем, — хрипит он, сверху вниз смотря, как поверженный закипает от злости. — Ты меня очень расстроил, Хосок. Но спасибо, что детально рассказал план-перехват. Мои перевозчики обязательно спустятся в тоннели и позаботятся о твоих людях. Забери у него рацию. Чон пытается вырваться из хватки Намджуна, но тот держит крепко, да больнее руки заламывает, поднимая его на колени. Забирается в карман, вытаскивая устройство. — Ты меня предал! — рычит Хосок, брыкаясь. — Он просто знает, кого стоит слушать. Я своих точно не убиваю просто так. А ты, будучи крысой, таки убил тех ни в чём неповинных девушек. Обманул их, — усмехается старик. — Девушек? — Намджун снова на Хосока смотрит. — Тех, которых я привёл тогда?.. А Хосок лишь бешеными глазами его пронзает. Убил своих собственных сестёр? Которых сам же перехватил, которых попросил защитить, уверял, что их не тронут… — Сейчас мы просто дождёмся сигнала и избавимся от остальных твоих подопечных, — В помещение заходят верные псы-охранники, один из них держит в руках, как понимает Ким, устройство активации мин в тоннелях. Он мигом достаёт свободной рукой пистолет и приставляет к виску Хосока, не сводя со старика взгляд. — Я думаю, в этом нет необходимости, сэр. Просто убьём его и всё. — Бешеная крыса уже укусила здоровых, господин детектив. Любого, кто мыслит отлично от нас, нужно убрать. — Это безрассудно, господин Хва Су, — стоит на своём Намджун. — Мне всё равно, кто прав, а кто нет, но лишние жертвы здесь определённо не нужны. Взрыв тоннелей потянет за собой город! Из рации, что находится в другой руке Намджуна, вдруг издаёт помехи, и слышится судьбоносное: — Группы в тоннелях. Начинаем переправу. — Здесь я решаю, кто со мной останется, господин детектив, — чеканит Хва Су, словно каждую частичку собственной власти смакуя на языке. Смотрит в глаза Хосока и нажимает кнопку активации. Это конец. Намджун жмурится, ожидая оглушительные взрывы, доносящиеся издалека вперемешку с криками и оторванными конечностями. Как обрушится почва, как этот хаос выберется на поверхность, утащит за собой город, жилые здания и мирных жителей. Время показать свое истинное лицо давно настаёт прямо сейчас. Поэтому он, усмехнувшись, поднимает голову, всматриваясь в удивленную физиономию старика и улыбается. — Упс… — говорит Хосок. — Кажется, кто-то успел обезвредить мины, — смешок прямо в лицо, снизу, к верхушке гниющей головы, что повелась на этот замечательный номер. Огромный номер, где каждое сказанное ранее слово было ложью и актёрской игрой. — Хорошо, что мы обучали сапёров, согласитесь, дедуля Хва Су. — Вам и правда стоит быть повнимательнее, — подхватывает Намджун, теребя в воздухе обеими руками, чтобы он точно заметил. В одной всё это время был пистолет, а в другой рация. Рука с пистолетом направляется прямо на того, кому единственная пуля в магазине и предназначена. — Простите, но ваш «господин детектив» снова смог подобраться. Всё так, как он и говорил ему ранее. «Чтобы вы посмотрели в глаза тому, кому доверяли больше всех. А предлагаю сделать это именно в день операции, чтобы увидеть в глазах главного предателя ужас и осознание от того, кого именно он попытался обмануть» Этот ужас и осознание он видит в глазах Ким Хва Су, который в самый нужный момент проглотил наживку и доверился ему больше всех. И из-за этого оказался на мушке, коей сам угрожал столько лет. Хосок руки из-за спины выводит и перехватывает пистолет, стреляя точно в голову. Проносится эхо выстрела и громкий удар обмякшего тела, упавшего безжизненно на холодный пол. Намджун даже понять не успел, как из его руки так быстро выхватили оружие. А Хосок вздыхает и говорит: — Не нужна тебе кровь на руках… Ещё Бума воспитывать. Кстати, хорошо бьёшь, — Хосок, потирая скулу, поднимает большой палец охранникам. — Парни, отлично сработали! — Да мы ничего и не сделали. — И на том спасибо. — Стой, что?.. — Намджун сейчас действительно не понимает. — Да, прошу, пусть Бум-и останется у вас. Мои сёстры его хоть и берегли, но они ничего не смыслят в детях, да и молоды ещё. — Да стой ты! Перевозчики! Представление отыграно на «отлично», но несколько вопросов у Намджуна все же есть. Непредвиденным для него оказались два момента: перевозчики Хва Су и участь сестёр Хосока. Хосок видит эти сомнения и поспешно отвечает: — Никаких его перевозчиков нет. Все они уже давно слушают меня. А сёстры мои живы, но пришлось изрядно попотеть, чтобы он поверил, что я их убил. — Почему ты мне этого не сказал? Хосок поднимается на ноги и протягивает ему руку, помогая встать. Он осматривает помещение, напоследок прислушивается. Тишина его успокаивает, поэтому он лишь по-дружески стукает Кима в плечо и отвечает: — Не твоя эта борьба. Ты сполна натерпелся. Но спасибо за номер… Лучше подумай, какую кроватку купить для Бума, а то я у вас её не заметил. Ты теперь отец, хочешь ты этого или нет, твой муж тебе точно люлей отвесит, если не будешь участвовать в жизни малыша на все сто процентов. Неожиданные помехи рации пугают обоих, но и Хосок, и Намджун облегченно вздыхают, когда слышат лишь хорошие известия. Все четыре группы выведены. Все целы и невредимы, без проблем и происшествий. Не успев простоять и минуты, Намджун валится обратно на пол, обессиленно и устало. Все смотрит перед собой и спрашивает: — То есть это всё? — Всё… — выдыхает Хосок. — Что теперь будете делать? — Это тебя уже не касается. — Думаешь, все пойдут за тобой? Вы продолжите переправы в этом городе? — Ким Намджун! — повышает голос Хосок и садится на корточки прямо напротив него, карими глазами вглядываясь. Виднеется в этих глазах все такое же сильное добро и надежда, которая не угасала все это время. Ким это заприметил ещё с первой встречи. Через любой ужас и страх этот огонек пройдет. — У меня нет этой штуки, как у людей в чёрном, поэтому я просто скажу это. Но лишь один раз. Тебя это больше не касается. Ты свободен. Забудь сюда дорогу. И, пожалуйста, живи. Простые фразы, которые он уже не ждал услышать. Но вот они, чёткие и искренние, и противиться им смысла нет. — Я тебя ещё увижу? — спрашивает он. А Хосок усмехается. — Ну, Бума мы с сёстрами будем навещать. Только так. И это всё? Цепь обязательств так легко спала с его шеи? Так легко получилось освободиться? Привыкший к этой ноше, он не может поверить в такой конец, но все равно смеётся недоверчиво: — Нет, здесь явно какой-то подвох! — Друг, ты слишком широко мыслишь. — Я детектив… — ни грамма сомнений в хосоковых глазах, он точно знает, что делает. Этим глазам можно доверять. В них не страшно и не мерзко смотреть. Намджун сдаётся и снимает с себя этот тяжкий груз. — Широко мыслить — это моя работа, — и снова он усмехается. — Хотя, если так подумать, не мысли я широко, не ввязался бы в этот кошмар. Однако… не обрёл бы и счастье.***
Чем чревато широкомыслие? Несмотря на расширенный кругозор, начинаешь искать во всем подвох. И как бы тебе ни старались сказать, что временами всё может оказаться гораздо проще, ты не отстанешь, пока не докопаешься до истины. Потому что ты уверен, что это единственное, что тебя удовлетворит. Намджун действительно хотел самостоятельно выстрелить в Ким Хва Су. Хотел одним выстрелом освободиться и принести месть за эти шесть лет страха и подвешенного состояния. Но лишь спустя время понял, что Хва Су не достоин того, чтобы хоть кулаком получить от него. Хосок тоже это знал, поэтому и выхватил пистолет, сам нанёс решающий удар. Как он и сказал, это борьба не Намджуна. Ким знает точно, что Хосок многих деталей не рассказал. Но вместо того, чтобы вновь цепляться, он впервые решает опустить руки. Потому что лишь сейчас это не проигрыш. Это его выбор. И он выбирает больше не приближаться к переправам беженцев. Он уверен в Хосоке, в его взглядах и решениях. Он выбирает, наконец, свою жизнь. Хосок действительно, как и говорил, иногда приходит вместе с сёстрами проведать Бума. Они больше не говорят о тоннелях. Теперь их разговоры лишь о пустяковых тягостях жизни. — Он такой маленький! Мне трудно с ним… — говорит Ман, дуя губы. — Твоим родителям тоже было трудно с тобой, — усмехается Сокджин, сидя напротив малыша Бум-и, то и дело тиская его за щёчки или перебирая ручки. — Кто-то недавно хотел себе братика или сестрёнку, — говорит Тэхён, поглаживая сына по голове. Чон Хви Ман же на папу смотрит и уверенно говорит: — Я всё ещё хочу, просто пусть появится сразу моего возраста! Будет мне помогать математику делать. Звонкий смех мужа ласкает уши, Намджун наблюдает, как он радуется от забавных фраз. — Попроси дядю Джуна, — альфа, что все это время расслабленно сидит на диване, откинувшись на спинку, чувствует, как несильно Чонгук, что рядом усаживается, дёргает его за ухо. — Он у нас самый умный. — Ты посмотри, какие хитрые у тебя родители, Ман-и! — смеётся Джин. — На дядю Джуна такую ношу повесить, — малыш Бум на папу глядит и вдруг издаёт странное бурканье, очень близкое по интонации к сказанному омегой. — Правильно, Бум-и, ты тоже ворчи на них! Скажи: «Это мой отец, и мне он будет помогать решать математику, когда я пойду в школу!». Мелкими шажками, постепенно, они усмирят все свои тревоги. Они постараются жить. Ведь теперь нет никаких преград и тягостей, которые могут им помешать.