Обоюдо-честный обман

      Лондон, вокзал St Pancras, 1 января, 12:09. Один из вагонов поезда Лондон-Париж.       — Фу-уф! — Маринетт с наслаждением растянулась в высоком кресле с подлокотниками. — Последний рывок!       — И как только ты упихиваешь горы своего рукоделия в один-единственный чемодан…чик?! Фуф! — недовольно проворчала Алья, без особого успеха пытаясь разместить свою клажу на полке над сиденьями, в нишахпод сиденьями и даже чуть-чуть в проходе между сиденьями.       — Просто кто-то ездит туда и обратно со своим, а не пытается скупить половину привокзальных ларьков с сувенирами, — поддела подругу брюнетка.       — Эй-эй-эй! Посмотрела бы я на тебя, если б ты везла гостинцы неугомонным близняшкам, помешанной на спорте старшей сестре и слишком разборчивой в специях матушке!       — Забыла про папу, обожающего всякую живность.       — К моему неожиданному счастью, он предпочитает зверюг каких покрупнее, а таких ни в багаж сдать, ни отдельным местом в вагоне провезти! — фыркнула Алья. — Хотя будь процедура ветеринарной сертификации чуть попроще, я бы так легко не отделалась.       На самом деле, отъезд тоже вышел довольно неожиданным.       Во-первых, утром у их дверей комнаты обнаружился Горилла с планшетом наперевес.       Не известно, сколько мужчина простоял так в засаде, но, судя по тому, как он слегка «подтормаживал», кивая на их нестройное приветствие, мужчина мог и не спать вовсе. Тем не менее, значок вызова на планшете он нажал вполне уверенно.       Возникший на экране Габриэль Агрест — застигнутый, по-видимому, в момент переодевания, иначе почему бы ему быть без своего фирменного платка, да ещё и с парой-тройкой не застёгнутых пуговиц?! — принёс свои извинения за произошедшее вчера за ужином недоразумение, покаялся в несдержанности в вине и словах, попросил оставить обиды в ушедшем году, и так далее и тому подобное. А в качестве компенсаций он даже вызвался скромно позавтракать у себя в комнате, чтобы не портить остальным аппетит, и, кроме того, обязался при подготовке к ближайшему показу мод ознакомиться с любым платьем сшитым Маринетт (или хотя бы эскизом, сделанным ею), и дать шанс этой модели появиться на подиуме.       Сама Маринетт вообще-то честно хотела отказаться, но ушлая Алья заявила, что для восстановления доброго имени её лучшей подруги и подтверждения высокого социального статуса её класса, юной брюнетке будет предоставлен карт-бланш на однократное посещение закромов Габриэля с образцами и отрезами тканей, а всему остальному классу будет организована отдельная ложа на грядущем показе мод.       Судя по выражению лица Гориллы, после таких переговоров вернуться на должность парламентёра он больше не рассчитывал. (Чего уж там, он очевидно сомневался, выйдет ли живым хотя бы из комнаты своего работодателя, когда отнесёт туда планшет!)       Второй неожиданностью стало то, что Габриэль Агрест решил помиловать Гориллу подвезти девушек обратно до вокзала в Лондоне.       Параноидальная Алья даже прикинула, нет ли по дороге каких-нибудь «тёмных туннелей», чтобы в них «случайно» отказали тормоза, но, забегая вперёд, добрались они до места нормально, а Адриан наполовину в шутку, наполовину всерьёз заметил, что, «Просто Натали спустила бы с отца три шкуры за то, что «баланс убывших-прибывших не сошёлся».       Третьей — что сломалась машина, приехавшая за ними.       Хотя учитывая некоторые колдобины на «аутентичной дороге, мощённой ещё в тысяча шестьсот каком-то там году»…       Четвёртым — что ЛедиБаг пришлось по-быстрому очистить от акумы горе-водителя.       Хотя парень вообще-то легко отделался, потому как акуманизировался он озвученных Габриэлем планов засудить не только паренька, но и весь таксопарк — и мужчина ведь действительно сразу после угроз ушёл к себе (не иначе как консультироваться с Натали по поводу юридических формулировок), но, видимо отвлечённый шумом сражения, вернулся почти сразу после того, как ЛедиБаг очистила акуму.       Кот, кстати, тоже явился на сражение поразительно быстро, а на все вопросы Леди отбрёхивался, мол, очень уж ему понравились виды Лондона, и что он надеялся ещё раз полюбоваться столицей Британии с высоты часовой стрелки. «Но и старинный замок, в принципе, тоже подойдёт.»       — О-онгх! — блаженно растеклась по соседнему сиденью Алья, посидела так секунд десять, а потом решительно выпрямилась. — Ну всё, можно и отдохнуть! — и вытащила откуда-то планшет.       — Алья! — Маринетт постаралась, чтобы голос звучал укоризненно, но вышло всё равно боьше похоже на усмешку.       — Ну что, «Алья»?! У нас тут, между прочим, недавно была атака акумы в непосредственной близости от меня! При практически полном отсутствии других свидетелей! И чтоб я, да упустила такой шикарный контент для ЛедиБлога?! Или, тем более, чтобы его залили в сеть какие-то там Грэм де Ванили?! — возмущенью блогерши не было предела. Она пробежалась пальцами по экрану. — Нет, ну правда! В кои-то веки я была за границей, да так, чтобы акума напала на ту же страну, и вот те на! У меня украли всю мою славу!       — Но ведь фото и видео всё равно оказалось именно на твоём блоге, — попыталась утихомирить подругу Маринетт.       — И что?! Я, между прочим, всё ещё хочу получить звание «репортёр месяца»!       — Аль! — фыркнула Маринетт. — Во-первых, предыдущий месяц уже закончился, а этот только-только начался. Во-вторых, ну не будь ты такой жадиной! Дай и другим хоть раз выиграть! Сколько ты там раз уже получила награду? Пять? Шесть?       — Семнадцать, — сумрачно буркнула девушка.       — Ну и куда тебе столько?!       — Ничего-ничего, они виртуальные, много места не занимают! — насупилась она. — И вообще! Что за дурной тон?! Стоило отлучиться из Парижа, как у меня воруют корону! — она ещё несколько раз чиркнула пальцами по планшету. — На вот, полюбуйся! Мой заслуженный приз в чужих руках! — она развернула к собеседнице экран, демонстрируя изображение героической пары, замершей у циферблата главных часов Лондона и всей Британии. Задумалась на секунду и расплылась в гаденько-сладкой ухмылке и протянула планшет настойчивее. — А ты действительно полюбуйся! Какая замурчательная пара!       — А-халь-я! — вырвался у брюнетки нервный смешок, но планшет она и вправду взяла. — Вот уж от кого — от кого!       — Ты про моё восхищение героями? — она изобразила задумчивость. — Так, вроде, оно со мной с первых байт в ЛедиБлоге…       — Я про внезапно подхваченный тобою котомбуризм головного мозга, — фыркнула Маринетт.       — А что такого?! — захлопала глазками девушка. — Разве весь такой галантный, сильный и гибкий юноша в обтягивающем чёрном котстюме не заслуживает права ма-а-аленькой личной свободы в виде тематических шуток, основанных на его героическом образе?       — Весь такой галантный, сильный и гибкий юноша, может, и имеет на это некоторое право, а вот у тебя я «обтягивающего чёрного котстюма» точно не припомню!       — Мне продемонстрировать, когда мы вер…       — НЕТ! — рявкнула Маринетт в ужасе, уже не уверенная, что подруга просто шутит. — Нет. Тем более, что мне казалось, что тебе больше идёт красный.       — О, так ты хочешь, чтобы я продемонстрировала тебе обтягивающий красный костюм?!       — Мнгх! — Маринетт просто двинула подругу локтем в бок. Та увернулась, но намёк явно проигнорировала.       — Нет, ну а правда! Весь такой обходительный…       — Когда не в бою.       — …самоотверженный…       — Скорее «самоубийственный».       — и воспитанный…       — Тут я вообще промолчу.       — …думаю, он бы составил отличную парю любой заинтересовавшейся в ней девушке.       — Даже тебе? — фыркнула Маринетт.       — М… — прижав пальчик к щеке, та изобразила задумчивость. — Как знать, как знать… Может, если я всё-таки раздобуду пресловутый обтягивающий красный…       — Алья, — на губах Маринетт появилась мягкая улыбка, потому как она догадалась, что подруга просто подтрунивает над ней, вольно или невольно сбрасывая собственное напряжение. — Знаешь, мне почему-то кажется, что героические сердца и так уже заняты искренней и сильной любовью, даже если она иногда и безответна.       — Уверена, если бы ты поставила себе это целью, последний пункт ты вполне смогла бы изменить, — подмигнула блогерша.       — Алья! — голос брюнетки стал чуть твёрже. — Даже в тот безумный раз, когда я назвалась фанаткой Кота, чтобы не ранить его чувства, я всё равно воспринимала его как воспитанного гостя в нашем доме и пекарне, мужественного защитника, и даже как по-своему привлекательного юношу, но ни разу в качестве потенциального возлюбленного. Да, мне с ним комфортно и уютно, но скорее как с братом!       — Однако даже столь «сестринское» отношение отнюдь не мешает тебе признавать его привлекательность! — на лице девушки появилась коварная ухмылка. — И знаешь, не поверю, что окружающие не заметили между вами вообще никакой искры, иначе бы кое-чей папаша не начал изображать из себя садовника-экстремала со средневеково-затворническими представлениями о целомудрии. Так что, определённо, что-то между вами было!       — О да, цветочек вышел на зависть любому агроному! Да и совмещение образов Чудовища и великана из «Джека и бобового зерна» тоже было весьма… — вдруг произнесли сбоку.       — ЧТО??!!?! — шарахнулась в сторону Маринетт, едва ли не выдавливая собой стекло поезда и таращась на…       — Ну, я в том смысле, — попытался объясниться Адриан, — что тема розы, берегущей жизнь — или, в нашем случае, акуму — звероподобного человека взята явно из сказки о «Красавице и Чудовище», но вот сам гигантский стебель, поднимающийся выше облаков, отсылает нас к…       — Ты что, видел, как происходил тот бой моего па… акуманизириванного с Котом?!       — Ну… э… — почему-то замешкался Адриан. — Не помню точно, сколь полной была трансляция с вертолёта от вездесущей Надьи Шаммак, но, знаешь, это довольно массивное растение, растущее посреди Парижа, чтобы взять, да вот так просто не заметить его… И… эм… — парень стушевался ещё больше. — Я, разумеется, никак не могу знать, что именно послужило причиной конфликта, но подозреваю, что твой папа как-то неверно истолковал визит Кота к вам, а потому расстроился, когда Кот объяснил ему, что между вами ничего нет. Потому как по-своему действительно несправедливо, что герой был вынужден отказать такой обаятельной, талантливой и вежливой девушке с золотыми руками и любящими родителями…       — Обаятэльнуо-ой… — кажется, Маринетт уже поплыла. — … талантлэуой…       — …но просто так уж сложилось, что сердце юноши в тот момент уже было занято. А так, конечно, да! Уверен, будь Кот свободен — обязательно обратил бы внимание на такую девушку.       — ЧТО?! — Маринетт словно в прорубь окунули. В Сибири. Сразу метра на четыре ниже льда. — Погоди-погоди! Ты хочешь сказать, что Кот бы и я…       — ДА! — торжествующе воздела вверх кулак Алья, но тут же задумалась о чём-то и как-то подозрительно покосилась на блондина. — Кста-а-ати… А с чего бы это столь важные персоны, да столь свободно разгуливают по салону поезда? Тем более, без охраны! Месье что, не боится того, что его занесло в сектор для столь «нереспектабельных» пассажиров?!       — Эм… ну… вряд ли можно назвать «нереспектабельными» тех, у кого теоретически могли бы быть ненулевые шансы с одним из Защитников Парижа и… — он перехватил тяжёлый прищур рыжеволосой. — Н-ну, на самом деле, папа сам попросил меня немного прогуляться, потому что совершенно неожиданно на вокзал прибыла тётушка Амели, причём с шейным платком отца… Он, видимо, обронил его, а она — вот ведь добрая душа — не поленилась привезти его к поезду! Надеюсь, это добрый знак… — парень уже буквально не мог стоять на месте. — Пойду-ка я, кстати, проверю, не успели ли они опять из-за платка поцапаться. А то, как знать, вдруг мир в новом году немного перевернулся, и эти двое уже не так сильно враждуют между собой, а?! — и парень поспешно скрылся из виду, даже не подозревая о том, откуда у тётушки вообще оказался платок отца.        (Автор: Не вдаваясь в подробности, за зажигалкой Габриэль таки успел сходить, а вот убежать от Амели, предложившей, «пока дети разошлись», сыграть в покер на раздевание, «а, может, и на украшение какое» — нет. Другой вопрос, что шельмовали оба напропалую, а Габриэль умышленно слил первый раунд, чтобы создать у соперницы иллюзию победы, чтобы затем отыграться по-крупному… Но тут весьма некстати к отцу заглянул Адриан с просьбой извиниться перед Маринетт за необоснованные обвинения. Учитывая, что в помещении всё ещё была Амели, перед которой мужчина предпочитал отыгрывать Мудрого Успешного Француза, Адриану повезло дважды. Хотя, с другой стороны, войди он спустя пару раундов, да будь при нём телефон наготове, мог бы выбить и куда как лучшие преференции для себя и друзей за нераспространение фоток папаши в одних трусах, зато с Брошью мотылька в зубах.)       — Поверить не могу! — пробормотал парень себе под нос, проходя между креслами. — Алья шипперит меня-Кота с Маринетт!       — Поверить не могу! — практически в те же самые секунды выдохнула и Маринетт. — Адриан шипперит меня-меня с Котом!       И только Алья сидела, самодовольно улыбаясь тому, что её собственный маленький план по сведению Нетти с Нуаром начал действовать!       И ещё немного тому, что Адриан в пылу спора не сшипперил её саму с Феликсом!

***

      Родовой замок Грэм де Ванили, 1 января, 12:28. Шотландский зал.       Кованая кочерга привычно лизнула руку холодом, и Феликс невольно поёжился.       Поразительно, как может измениться восприятие всего за несколько дней!       И дело даже не в том, что перед визитом французских неженок им с матерью пришлось основательно протопить залы, а потом ещё и поддерживать неоправданно высокую температуру, чтобы эти теплолюбивые создания, чего доброго, не простыли («Ага, а обливающимся по́том хозяевам — терпи!») — а теперь в залы возвращалась вполне законная и привычная зимняя прохлада, с которой Феликс успел сродниться за время своей жизни в замке.       Так что вздрогнул он вовсе не от прикосновения металла к коже, а от скрежета кочерги, прошедшейся по пеплу и почти остывшим углям в камине.       От скрежета, вырвавшегося на свободу и захватившего всё помещение.       Впервые за долгие, долгие годы Феликсу было не просто неуютно в родной обители. Ему было пустынно!       И если с первым огонь, который он намеревался развести, ещё мог справиться, то вот со вторым…       Зазвенел телефон, разрывая тишину и отбрасывая скрежет кочерги куда-то на задворки коридоров.       — Алло? — он поспешно бросил щепу в чёрный зев камина и взял трубку.       — Дорогой, — раздался из динамика довольный голос матушки, — а я уже всё. Представляешь, ещё даже минут пять до отправления осталось!       Феликс понятия не имел, откуда у матери оказался шейный платок Габриэля, но догадывался, что как потеря, так и возврат оного являются частью какой-нибудь новой интриги против зарвавшегося швеца-закройщика, возомнившего себя модельером и посмевшего породниться с их семейством.       Другое дело, Феликс даже в бреду не мог представить, зачем для этой поездки матушка выбрала вечернее платье с декольте, доходившим чуть ли не до пупка… Но он ведь наверняка и сам поймёт всю тонкость этой игры, когда немного подрастёт… верно?       — Похоже, дядя Габриэль был не особенно многословен? — произнёс юноша, отгоняя несвоевременные мысли.       — О да, кажется, за вчера он растратил месячный запас красноречия. Обошёлся в основном суровыми взглядами и междометьями, — Амели неопределённо хмыкнула. — Ну, раз уж я всё равно здесь, и у нас даже осталось пара минут до отправления… Может, хочешь сказать что-нибудь кому-то из отъезжающих?       — Ма-ам! — укоризненно фыркнул Феликс, прекрасно понимавший, на что намекает собеседница. — Я, конечно, формально из поколения «замкнутых на гаджетах», но я получил достаточно хорошее образование, чтобы понимать ценность личного общения по сравнению с разговорами по телефону.       Они обменялись смешками.       Со стороны Амели послышался характерный гудок и свисток, оповещающий о том, что поезд тронулся, а наивная добыча уверилась, что самое страшное уже позади.       — Когда выдвигаешься? — голос Амели стал серьёзным. Впрочем, так происходило всегда, когда они говорили о деле.       — Думаю, стоит дать им немного расслабиться и забыть о «лотерее» со всем этим культурным обменом, — уклончиво ответил юноша, мысленно прикидывая список дел перед отъездом. — Опять же, неплохо бы разобраться с той машиной, которую брали и не вернули Агресты.       — Надеюсь, ты не собираешься марать руки об эту рухлядь? — в голосе женщины послышались брезгливые нотки.       — Нет, конечно, — фыркнул Феликс. — Тем более, что нам будет по-своему выгодно, если их цепной пёс на какое-то время покинет свою будку и не будет ходить хвостом за Адрианом. Ну а если во время своего визита к нам этот громила пересечётся с тобой…       — Это подкрепит уверенность Габриэля в том, что наша затея провалилась.       — Именно, — кивнул Феликс. Он прикусил губу. — Хотя у нас в любом случае будет некоторая задержка из-за аксессуаров…       Он машинально вскинул правую руку раскрытой ладонью к себе и потёр большим пальцем надетое на безымянный палец кольцо. Вернее, целых два кольца.       Да-да, внутри его «официальной» печатки, в заранее предусмотренном желобке таилось одно из двух их семейных Колец. И для него было действительно значимым, что матушка разрешила ему не просто оставить кольцо у себя, но и носить его. Как взрослому. Как Наследнику!       Что ж, традиции в их семействе всегда были достаточно продуманными, чтобы даже в случае невозможности прямого их исполнения, всегда можно было назначить того «хранителя», что сбережёт саму суть традиции, а затем и возродит её с новым размахом и мощью, подобно тому, как даже из одного тлеющего уголька можно раздуть неистовое пламя. Сохранилась бы хоть одна достаточно жаркая искра…       — Кстати, об аксессуарах, — голос матушки вырвал его из раздумий о своём новом статусе и том, как его реализовать. («Удастся ли вообще?!») — Мы не успели вчера переговорить, но, думаю, ты понимаешь, что у нас появилось ещё одно дельце.       — М? — протянул Феликс, стараясь, чтобы голос звучал выжидающе, а не удивлённо.       — Ох, дорогой, уж при мне-то можешь не скромничать. Тебе ведь, определённо, понравилась одна из наших давешних гостий…       — Ну, не знаю-не знаю, стоит ли придавать столь большое значение этому… — как можно небрежнее ответил Феликс, чувствуя, что ступает на тонкий лёд. Матушка любила говорить намёками и полутонами, и это был явно подобный случай. –Сердечные чувства всегда столь непредсказуемы и непостоянны, особенно в моём возрасте… — потому что в кои-то веки он совершенно не понимал, куда и с какой целью клонит матушка!       — Однако в это раз шарм явно возник не на пустом месте, — в голосе Амели звучали хитрые нотки.        «Одно из двух: либо она считает, что я не понимаю, о чём она, и потому ещё активнее подтрунивает, чтобы щёлкнуть меня по носу — тогда у меня проблемы; либо считает, что я как раз понял, о чём она. И тогда проблемы у меня просто астрономические!»       — Какая стать, какие скрытые таланты, какая напористость… Да и фамилия намекает на серьёзные семейные связи… — продолжала расписывать она одну из двух.       — А уж какие штаны… — добавив в голос сарказма, бросил он пробный шар.       — А почему бы и нет? — неожиданно легко согласилась женщина. — Можешь, конечно, считать довод смехотворным, но штанишки и впрямь вышли на загляденье. На самом деле, осталось лишь чуть-чуть отшлифовать этот алмаз, и мы получим бриллиант чистой воды. А уж учитывая уже имеющиеся у неё завязки в медийной сфере…       Феликс почувствовал, как на лбу выступили крохотные — (ха-ха! да, ооочень смешно!) — бисеринки пота. Его сознание буквально разрывалось на части, мечась от одной версии к другой, и что-то подсказывало ему, что ставка в этом вопросе гораздо выше, чем просто неправильный ответ и насмешка матери над отсутствием проницательности.       — Опять же, близость к Адриану… — голос из динамика звучал чуть задумчивым, словно собеседница на том конце линии тоже взвешивала все за и против. — Знаешь, а пожалуй, у твоей заграничной стажировки только что поменялись приоритеты.       — Только не говорите, матушка, что мне придётся ещё и демонстрировать на местности навыки охоты на лис? — мысленно выдохнув, он сделал свою ставку.       — Ну нет, засчитывать тебе это очко я не буду, — хохотнула Амели. Разумеется, она не собиралась вслух подтверждать его правоту, чтобы не испортить всю соль игры, но, с другой стороны, и не щёлкнула его по носу за явную ошибку. — Во-первых, потому, что идея установки радиомаячка в любимый платок Габриэля была и впрямь очевидной. Во-вторых, идея эта очевидна даже Габриэлю, так что свой любимый платок он в лучшем случае сожжёт. Эх, хотела бы я видеть муки выбора на его лице в этот момент! — мечтательно вздохнула женщина. — Ну и, наконец, в-третьих, есть способ и получше, как заставить Габриэля расстаться со вторым колечком.       — М? — и вновь лучшей его тактикой оказалось «многозначительное» мычание. Разве что ещё неожиданно дрогнувшей рукою ещё раз подгрёб старые — наверняка уже потухшие — угли поближе к щепе.        «В крайнем случае, всегда скажу, что параллельно что-то делал и не расслышал». Хотя похоже, сегодня матушка была в добром расположении духа. Ну, или просто слегка подыгрывала ему.       — Верно, «М»! — как ни в чём небывало, согласилась она, и вдруг в её голосе зазвучала сталь. — Мендельсон! — она разве что зубами не клацнула. — Который прозвучит для Габриэля погребальным маршем!       — Свадьба?! — опешил Феликс.       — Или, как минимум, намёк на неё, помолвка, — подтвердила Амели. — Девчонка уже сейчас имеет потенциал, чтобы разрушить репутацию и карьеру Габриэля, а из его сыночка Адриана не вьёт верёвки сама или руками общих друзей лишь потому, что, во-первых, этот клинический идиот сам не понимает намёков, даже когда ими тычут ему в нос, а во-вторых, таким бревном потом ещё поди, воспользуйся.       Женщина ненадолго перевела дух, и продолжила уже спокойнее:       — На наше счастье, девочка амбициозна, хватается за любые возможности к продвижению, да ещё и весьма увлекающаяся натура. Уверена, нам не составит труда привлечь её какой-нибудь заманчивой перспективой, а потом и перековать по живому в абсолютное оружие, заточенное специально против семейства Агрестов!       Феликс был готов поклясться, что в конце фразы матушка плотоядно заурчала.       — Н-но… Свадьба… Да хотя бы даже помолвка?! — вырвалось у Феликса.       Он машинально вскинул руку к затылку, куда пришлась несостоявшаяся «пощёчина» Альи под «омелой», и даже словно бы почувствовал отголосок той боли.        «Мне кажется, она весьма красноречиво обозначила, что шансов у меня с ней нет…»       — Думаешь, ты ещё молод для брака? — фыркнула Амели, возвращая юношу к реальности. — Дорогой, Ромео и Джульетта к семнадцати успели уже не только обвенчаться, но и умереть! — от смешка матушки у парня по спине пробежали мурашки.       — Вообще-то, я скорее о том, что у неё уже есть определённые сердечные пристрастия, — заметил Феликс.        «Матушка, разумеется, составила поверхностные досье на всех гостей, но вряд ли досконально изучала их, не считая на тот момент сколь-нибудь значимыми.»       — И что с того? — усмехнулась женщина. — Сам же говорил, что «сердечные чувства столь непредсказуемы и непостоянны». Ну сам подумай! Любая девушка в здравом уме предпочтёт юного английского лорда, воспитанного в вековых традициях предков любому выскочке с «модной» профессией!       — И всё же свадьба…       В иной ситуации Феликс сказал бы «это серьёзно», ибо свадьба — действительно мощный инструмент, предназначенный для решения задач династических масштабов, а не для удовлетворения сиюминутных хотелок… Вот только потом на ум приходило слово «опасно» — он помнил, сколь дерзко вела себя Алья с ним все эти дни — и ещё почему-то… «паскудно»?!       — Ох, ну хорошо, — с едва заметной ноткой досады вздохнула Амели. — Ладно, признаю, по-своему, ты прав. Я уже и забыла, что ты, с одной стороны, слишком хорошо воспитан, и потому пытаешься просчитывать выгоду на десять шагов вперёд, тем более в столь важном деле, как брак. Ну а с другой ты — всё ещё юный, недавно оперившийся птенец, встающий на крыло и упивающийся подобной свободой… Хорошо, пусть будет просто помолвка.       Она замолчала, словно прикидывая что-то в уме.       — В любом случае, нужного нам эффекта мы добьёмся: выведем девчонку в свет, дадим парочку полезных контактов, а взамен заставим её чувствовать себя обязанной нам за подобную услугу, даже если дальше дело рассыплется… — женщина хмыкнула. — К тому же, мне будет просто приятно публично щёлкнуть Габриэля по носу, когда он поймёт, что за сокровище его сын упустил в ближайшем окружении.       — А кольца? — нахмурился Феликс.       — Верно, — легко согласилась Амели. — А кольца просто изумительно подойдут в качестве подарка на помолвку! Ну, точнее, второе кольцо. Одно-то и так уже вернулось к нам, — хохотнула она.       Феликс невольно отнял телефон от уха и уставился на него, словно тот мог показать изображение матери.        «Что, вот так вот просто?!»       Нет, определённо, у матери уже был намечен какой-то план на его с Альей «отношения», потому что для принципиально упёртого Габриэля возврат кольца его законным владельцам должен был стать меньшим из зол.        «И не исключено, что план этот — пусть и с модификациями в случае моего отказа в участии — всё равно будет приведён в исполнение!»       Вот только какими будут последствия для Альи, когда по завершении проекта она останется без какого-либо покровительства?!       Он крепче сжал пальцы на мобильном и уже увереннее поднёс его обратно к уху.       — Итак, мои неожиданные, нелогичные, но от того не менее яркие чувства к нашей давешней гостье больше не секрет. — он почувствовал, как спина выпрямляется, а грудь буквально распирает от осознания начала Большой Игры. — По крайней мере, для вас, матушка. Верно?       — Ах, ну что тут поделаешь-то?! — картинно вздохнула Амели, подыгрывая собеседнику. — Похоже, я уделяла слишком мало времени воспитанию чувства прекрасного у собственного сына! Полукровка! Да ещё из Франции… — она поцокала язычком. — Разумеется, упущенного не воротишь, но я же не какой-то деспот, чтобы запрещать сыну испытывать какие-либо сердечные чувства. Разумеется, пока всё это выглядит просто как жутчайший мезальянс… Но не лучше ли дать сыну самому почувствовать вкус жизни и набить немного собственных шишек на любовной стезе? В конце концов, опыт, вытекающий из собственных решений, всегда нагляднее.       — Тем более, что прямо сейчас глупенький сын собирается просто проводить побольше времени со своим кузеном Адрианом и его окружением. В первую очередь, конечно, ради того, чтобы извиниться перед ними за всё произошедшее на английской земле…       — И, конечно, — тут же подхватила Амели, — он бы охотно уехал обратно домой в тот же день и час, как совершил задуманное, но — вот ведь незадача! — ему уже одобрили перевод в тот самый французский коллеж, который произвёл на него столь неизгладимое впечатление во время культурного обмена!       — А обратный перевод связан со столь ужасной волокитой! — с тяжёлым вздохом поддакнул юноша. — Но, разумеется, я сделаю всё, чтобы не стеснять своего кузена и его знакомых, и поскорее вернуться в Англию со своим багажом!       — Ну а пока юный джентльмен, воспитанный в традициях меценатства и прочего покровительства искусствам, и просто вынужденный оставаться в Париже…       — Сделает всё, чтобы модели, подобные увиденной им на новогоднем ужине, оказывались на виду почаще! — он вскинул стиснутый правый кулак фалангами к плечу, и вдруг почувствовал, как ногу лизнуло теплом.       Феликс машинально глянул вниз и увидел, что небрежно брошенная в камин щепа уже занялась от одного из не до конца погасших углей, и теперь разгорается в настоящее пламя.       — А сейчас извините, матушка, похоже, у меня возникли кое-какие срочные дела, — произнёс он в трубку, подводя разговор к завершению. — Уверен, что когда я вновь окажусь в родовом за́мке, второе кольцо уже будет красоваться на ручке девушки, намеревающейся войти в наше семейство.       И они закончили разговор, так и не уточнив, какого оттенка будет кожа на той самой ручке, предназначенной для кольца.       В старинном родовом гнезде разгорался камин, а на лице смотревшего в огонь юноши расцветала охотничья и чуть азартная улыбка. Языки пламени живо напоминали ему волосы той, о которой он только что говорил с матерью.       В элитном английском пабе, основанном едва ли не до Великого Лондонского Пожара, бармен учтиво кивал давнишней знакомой, а на лице уставшей от поездки, но довольной собой женщины расцветала надменная улыбка. Заказанный ею тёмный эль немного напоминал ей волосы той, о которой она только что говорила с сыном.       В мчащемся под Ла Маншем поезде одна блогерша укрыла пледом задремавшую под перестук колёс подругу, и на лице её проступила мягкая улыбка. Недовольно топорщившиеся на чужом затылке хвостики напомнили девушке, что ей предстоит сделать из них главную приманку для одного игривого котёнка.       Все трое смотрели в будущее с надеждой на воплощение своих самых сокровенных замыслов, даже не подозревая, что жизнь их уже никогда не будет прежней.       А всё потому что…       P.S.       — Ы-гхы-ам-н-нэ… — на лице смуглокожего юноши, обернувшегося к реке, застыла широкая вымученная улыбка. Он ещё не отошёл — во всех смыслах этого слова — от того… гхэм… действа, что происходило с ним буквально всю новогоднюю ночь. (И, как знать, могло бы продолжаться и ещё пару-тройку часиков, если бы не внезапное сообщение от одной «путешественницы», уведомляющее о том, что она возвращается домой на сутки с лишним раньше.)       С борта одной широко известной в узких кругах «шхуны» на прощанье ему махали три фигуры: низкая светловолосая, высокая темноволосая, и ещё одна, коротко стриженная, с окрашенными в голубой кончиками.       Вся троица заговорщицки перешёптывалась и переглядывалась между собой, то и дело с хихиканьем бросая на застывшего на берегу парня откровенно плотоядные взгляды.       — В-всё, что произошло на Liberty… — скорее нервно, чем решительно произнёс он.       — На Liberty и остаётся, — со спокойной уверенностью кивнул (временный) главарь всего этого разврата.       — Но ты заходи… — хихикнула блондиночка, сильнее прижимаясь к долговязой брюнетке.       — …если что, — подмигнула последняя.