Расскажи мне о боли своей, я пойму, как никто другой. Ты же знаешь, что она не сможет сломать то, что годами мы строили с тобой.
Солнечный свет игриво пробивался сквозь жалюзи, пуская зайчиков скакать по лицу Хати и заставляя вывести его из глубокого сна. Отдохнувшим он себя не чувствовал, даже наоборот, появилась усталость. Да и куда уж там. Старший Ханагаки поспал не долго и из-за этого тяжесть в теле только усилилась. Парень зажмурился, прикрывая лицо от назойливых солнечных лучей, после чего вновь погрузился в сон. Хотя нет, скорее просто задремал, ведь все звуки и запахи воспринимались должным образом. Такемичи всё ещё приводили в порядок, а потому у него пока есть время отдохнуть в гордом одиночестве. Причём тишина в палате этому явно способствовала. Жаль, но покой ему только снится. Возникшее спокойствие прервали быстрые шаги. Стук каблуков стремительно приближался к палате. Казалось, что этот некто прямо-таки бежал к старшему Ханагаки. Хати пробило на нервный смешок. Появилось вполне осязаемое чувство дежавю. Где-то он это уже видел. Раз. Два. Три… И… нет, не ёлочка гори. Дверь распахивается, с грохотом ударяясь о стену. Там однозначно должна была остаться вмятина! Просто руку на отсечение можно дать, что так и есть… Сквозь приоткрытые веки он увидел уже до слёз знакомый силуэт. Мысленно парень перекрестился и вновь вернулся к оплакиванию двери. И чего вообще этому «восьмому чуду света», которому он уже один раз с божьей помощью не отгрыз голову, дома не сидится? Кейко, явно думая, что Хати крепко спит, резко открыла жалюзи. Зачем? Не понятно, но очень интересно. Чтобы разбудить или напугать? Глупо. Парня очень успешно разбудил цокот её каблуков. Причём это даже и не прикол вовсе, а вполне себе противная реальность. Да и от этих полусломанных жалюзи толку было ноль. Солнце и через них до пациента добралось. — Просыпайся, сон час давно закончился. Неужели ты не выспался, находясь в отключке? — Бровь Хати непроизвольно выгнулась дугой, выдавая всё скептическое отношение хозяина к данной ситуации. Отличная попытка вывести из себя старшего Ханагаки. Он бы поаплодировал стоя, но подняться с постели, к счастью или сожалению, не может. Пока что. И как можно быть такой бестактной? Совсем родители в детстве не воспитывали, или она из богатой семьи? Возможно из тех: отнеси, подай, сиди смирно, ублажай. Звучит как правда. Он — мелкий, и то находит в душе силы вести себя достойно с окружающими… Да что уж там говорить, его младший брат уважительнее к людям относится, хотя в своём возрасте должен по идее шкодить, хулиганить, грубить и ломать. Кажись, Такемичи ещё задаст Хати трёпку в кризис взросления… — Для начала перестаньте обращаться ко мне на «ты». Помнится, я уже объяснял эту информацию, но мне не трудно повторить этот материал особо одарённым. Мы не в песочнице находимся, и друзьями не являемся, так что, будьте добры, обращаться ко мне должным образом. К тому же я не спал, когда вы так нагло ворвались в мою палату. С уверенностью могу сказать, что ещё одной такой встряски многострадальная дверь не выдержит и умрёт смертью храбрых. Хотя, если судить по моим наблюдениям, вы так и блистаете непоколебимым желанием начать здесь ремонт за свой счёт. Это очень благородно с вашей стороны, ведь дверь может попросту не выдержать ваших налётов. Да и не только она, мои нервы тоже не из стали сделаны, но за них платить придётся куда большую цену, — поговорил старший Ханагаки, пытаясь привыкнуть к яркому свету. Всё-таки между лучами и агрессивным потоком — большая разница. Головная боль снова помахала ему, весело оттанцовывая чечётку по черепной коробке. Из-за дёргающегося века пришлось прикрыть глаза. Хати устало вздохнул. Он был ужасно раздражён происходящим, ещё и боль прорезалась, как первые зубы у ребёнка. Так и хотелось встряхнуть головой, чтобы избавиться от этого противного чувства. Девушка, громко цокая каблуками, скорее не по кафелю, а по мозгам пациента, подошла к датчикам, заставляя напрячься. От неё исходил резкий и противный запах духов, который неприятно щипал нос. Хати, пытаясь дышать через раз, настороженно наблюдал, как Кейко отключила от него аппаратуру, которая отслеживала жизненные показатели. Это очень сильно напрягало. Доверия к этой девушке он не испытывал, утратив его ещё утром, а потому следил буквально за каждым её движением. Мало ли, что после такой встряски она могла выкинуть под соусом мести. От неё можно ожидать чего угодно. Со смертью в ближайшие несколько лет Хати встречаться не планирует. Не сейчас, когда он обрёл свой смысл жизни в лице младшего брата. К слову, ему так же сильно не хотелось видеть эту девушку перед собой. К сожалению, вышеупомянутая абсолютно не ощущала, что ей здесь не рады. На это оставалось лишь горестно вздыхать и сильно перед ней не отсвечивать. Нет, Хати не был трусом, очень даже наоборот. Ему в нынешнем состоянии лучше принять излюбленную тактику злодеев, а именно: временно затаиться и зализывать раны. Пускай враги поиздеваются вволю. Придёт время, и он добавит большую ложку дёгтя в жизни тех, кто так изощрённо издевается над ним и Такемичи. Когда всё было отключено, медсестра (хотя у Хати не поворачивался язык назвать её так даже мысленно) нагло плюхнулась в кресло, на котором до пробуждения старшего Ханагаки спал Такемичи. Она вызывающе уставилась на пациента, закидывая ногу на ногу. Парню внезапно показалось, что его этим взглядом, как лягушку, препарируют, с наслаждением сдирая кожу и отделяя мышцы от костей. Одному богу известно, какие паскудные мысли кружатся в голове на против. Мурашки побежали по коже, обдавая её холодом. Подаренное ему природой недоверие просто кричало о том, что весь этот движ неспроста, и Хати ещё хапнет горя с этой дамой. — Тебе уже сказали, какие процедуры будут проводить? — внезапно спросила девушка, проигнорировав, что ранее ей сказал пациент, этим вопросом вызывая у него ступор. Он не ослышался? Это она у него спрашивает, что ли?! Ну, и кадр… Чего-чего, а такого Хати явно не ожидал услышать. Даже от неё. В голове тут же всплыли возможные причины этого вопроса. Одни причудливее других. К тому же ещё и мрачные, как тропа, идущая через ночное кладбище. — Странный вопрос. Всю эту информацию должны знать вы, а не я. Если судить по заданному вопросу, то можно с уверенностью сказать, что вас не посвящали в моё дальнейшее лечение. Смею предположить, что вы здесь не должны вообще находиться, — недоверчиво прищурившись, ответил Ханагаки. Нет, он, конечно, был осведомлён о своём дальнейшем лечении, но говорить ей об этом как минимум опасно, а как максимум… Пускай и поведёт себя как старый и ворчливый дед, но, чисто из вредности, не станет. Старший соврёт, если скажет, что перекошенное от злости лицо не доставляло ему удовольствие. Око за око, зуб за зуб, детка. — Язва. Я просто ещё не успела почитать назначение твоего лечащего врача, после того как вернулась с коллективной взбучки. В ней, между прочим, виноваты именно вы. Если бы ты не наговорил ничего Акире-сану, то и проблем бы у меня никаких не было, а теперь из-за этого все отделение страдает. Это вы во всем виноваты! Лучше бы ты вообще не просыпался. И чего Акира-сан вообще с вами возится?! Кому вы такие нужны? Чёрт с вами, это сейчас не так уж и важно. У меня после твоих слов другой вопрос назрел, почему ты всё воспринимаешь в штыки? — злобно сверкая глазами, чуть ли не прорычала девушка, при этом яростно жестикулируя. Хо-хо, он явно подпортил ей репутацию… Стыдно ли ему? Нет… Ни капельки. Хати не врал, когда отзывался о ней, и наказана она была по заслугам. Зато услышать это было в какой-то степени приятно. Эх, не быть ему святым… Хотя Ханагаки и не рассчитывал ни на что подобное. — Вы сами себя слышите? После того, что произошло утром, я не то, что разговаривать, видеть вас не желаю. А тыкать вы себе будете. И опять же, повторю для особо отсталых в развитии, нужно хоть каплю уважения к пациентам иметь. Мой возраст не даёт вам никакого права себя так со мной вести. Вины нашей ни в чём нет и быть не может. А даже если и есть, то не приплетайте моего брата сюда, иначе пожалеете. И то, что вы не выполняете свои должностные обязанности — далеко не мои проблемы. Идите и почитайте мою медицинскую карту, назначения лечащего врача и рекомендации. Я вам ничего говорить не обязан, — как можно спокойнее и тише ответил Хати, стараясь не сорваться на угрожающее рычание и устало прикрывая глаза, тем самым давая понять, что их «увлекательный» разговор завершён. У него нет никакой гарантии, что её прихвостень не стоит за дверью и не записывает всё на диктофон, а потому нужно быть сдержанным и уравновешенным. Доверять нельзя никому. Даже собственному прошлому. — Да пошёл ты, мелкий ублюдок! — прокричала яростно Кейко, вскакивая с кресла и пулей вылетая из палаты. Дверь снова пострадала. Ну, спасибо, что эта девушка с кулаками на парня не полезла. Хати тихо посмеялся над её истеричным состоянием и впервые пожалел, что не было возможности записать всё происходящее на камеру. Внукам бы показывал это чудо света с патологическим отсутствием серого вещества. Эти мысли снова выбили из него насмешливое фырканье, за которым последовал болезненный стон. Погорячился чутка… Рёбра ему за это безудержное веселье «спасибо» не сказали. — Цирк уехал, а клоуны остались… Теперь нужно понять, кто в этой истории я. Клоун или зритель негодующий? — уставше прошептал Ханагаки и покрутил пальцем у виска, когда его всё-таки отпустило тянущее чувство в груди. Становится всё интереснее и интереснее, что ещё ему подкинет этот запредельно-весёлый, абсурдный и увлекательный день?***
По ощущениям и часа не прошло, как к нему наведалась другая медсестра, которая привела его в порядок и убрала капельницу. Парень будет краснеть до конца своих дней, ведь эта женщина вымыла бренное тело с ног до головы. Такого стыда старший из братьев явно не испытывал никогда. Хотя ему ли судить, он же ни черта не помнит. Тяжело быть настолько беспомощным. После водных процедур его всё же оставили в покое в гордом одиночестве. Злого, смешного, смущённого, но чистого. Раздражает, но приятно ощущать, что с него сняли вековой слой пыли и грязи. Один только бог знает, сколько Хати провалялся без сознания в этом забытом всеми, кроме Такемичи, закуточке. Нервный тик явно останется с ним на долго. Спасибо, что хоть выдохнуть после такого стресса дали. Правда, покой, опять же, длился не долго. Буквально через пару минут его уже везли на каталке в процедурный кабинет. История умалчивает с каким трудом и недовольным шипением со стороны пациента это тельце на этот транспорт укладывали. В кабинете женщина в возрасте, облачённая в белый халат, весьма угрожающе натягивала резиновые перчатки. С груди парня сняли бинты, после чего перевернули на живот, что вызвало вполне ощутимую боль в рёбрах. Он поморщился и попытался занять более удобное положение. Не вышло. Пришлось смириться и лежать, не делая лишних телодвижений. Медсестра обработала пострадавший участок спины чем-то холодным, заставляя ёжиться и покрываться мурашками. Спустя какое-то время, благодаря запаху и тому, как характерно у него защипало кожу, стало понятно, что это спирт. Ощущение копошения чего-то холодного у себя на спине стало весьма неожиданным. Хати замер в испуге. Что происходит? Затем что-то потянуло кожный покров вверх и резко отпустило. Ханагаки растерянно осмотрел процедурный кабинет, пока не наткнулся на стеклянный шкаф. Там, в отражении, он смог увидеть, как женщина поддевала швы с помощью какого-то острого предмета, разрезая их, после чего пинцетом вытаскивала нитки. Ощущение было так себе, а зрелище и вовсе вызвало у него отвращение и рвотные позывы. Кто бы мог подумать, что старший из братьев окажется настолько восприимчивым… Зато Хати наконец-то смог рассмотреть себя. Что ж, он ребёнок, но не совсем уж маленький. Ему, если измерять возраст на глаз, где-то от десяти до тринадцати лет. Но это не точно. У него тёмные волосы и, похоже, разноцветные глаза. Или один просто повреждён и не функционирует. Хати опускает правое веко, чтобы проверить зрение. На всякий случай проделывает то же действие и со вторым глазом. Нет, со зрением у него всё в порядке. Полученная информация уже радует. Он не слепой, просто правый глаз светлее левого. Значит, гетерохромия… Редкое явление. — Рана практически затянулась, я оставила ещё три шва, чтобы уже не расходилась. Они побудут до полного заживления. Будь добр, передай это своему лечащему врачу, а-то он сегодня как белка в колесе бегает и ничего не успевает. Сейчас обработаем твою спину зелёнкой и вернём фиксирующие бинты, — внезапно заговорила медсестра, заставляя парня нервно вздрогнуть от неожиданности. Уж слишком глубоко Хати погрузился в свой мир, пока разглядывал себя, подмечая, что черты лица у него с братом разные. Да и выглядел он, по понятным причинам, болезненно. Ханагаки выдохнул. После пояснений женщины и повеявшему из ниоткуда запаху фиалок, почему-то стало спокойнее на душе. Закончив свою работу, женщина погладила старшего Ханагаки по волосам, после чего того увезли в палату. Но не в ту, в которой он — никому не нужный — загорал до этого момента. Впервые за долгое время его положили на мягкую и просторную койку, из-за которой не хотелось выгрызть себе ноющий позвоночник. Что ему ещё для счастья нужно? Всего лишь, чтобы брата поскорее вернули и всё. Считай, счастливее всех на свете. Хати устало закрыл глаза. В мыслях всплыл момент, когда медсестра потрепала его по голове. Парень, словно желая вернуть это ощущение, положил руку на свои мягкие волосы, которые не вились на концах, как у Такемичи, прямо-таки рассыпались ровными прядями по подушке. Брюнет… Он вытянул руку перед собой, растерянно изучая её взглядом. После вновь положил ладонь себе на макушку, поглаживая волосы. — Странно, — поговорил он. Появилось отчётливое чувство дежавю. В памяти возник размытый образ человека, который ласково гладит его по голове, но зацепиться за него, у Хати никак не получалось. Фыркая от досады, пришлось нервно кусать ноготь и пытаться сосредоточиться на своих мыслях. Но виски протестующе начало сдавливать. Так, это была определённо плохая идея. Не в таком состоянии ему думы думать.***
Долго старшему Ханагаки одному в палате скучать не пришлось. Не прошло и часа, как ему наконец-то вернули брата. Радости не было предела. Такемичи тщательно вымыли и переодели в чистые наглаженные вещи, что не могло не порадовать старшего. Принёс в палату мальчика незнакомый медбрат, на которого Хати, мягко сказать, было по боку. Да и как можно уделять кому-то внимание, когда рядом находится его сокровище. Младший, только завидев брата, спрыгнул с рук мужчины и радостно, уже в сандалях, а не босиком, побежал к нему. Возле койки он скинул обувь и забрался на неё, заключая старшего в крепкие объятия. — Нии-сан, я так по тебе соскучился! — громко и радостно сказал ребёнок, всё ещё не размыкая рук. Хати на время завис, словно метеор летая в космическом пространстве. Нии-что? Сан, как ему удалось понять из услышанных разговоров, это уважительное обращение. А нии? Не известно. Либо это очередное уважительное наименование старших, либо братьев… Пока не понятно. Может, это вообще прозвище. Хотя навряд ли бы Такемичи дал ему прозвище. Стоит не забывать, что ранее им удалось выяснить — они состояли не в самых тёплых отношениях, и можно считать чудом уже то, как открыто младший сейчас ведёт себя с ним. — Ну, ты чего. Мы же не виделись всего пару часов, — улыбаясь, сказал Хати, нежно обнимания братишку в ответ. — Прошла целая вечность! Я думал, они не вернут меня обратно к тебе, особенно когда дядя-врач пошёл не в ту сторону! — чуть ли не обливаясь крокодильими слезами, обиженно ответил Такемичи, рассказывая о своих не добровольных похождениях. Старшему оставалось только подивиться детской переменчивостью и ласково погладить ребёнка по мягким, кучерявым волосам цвета вороньего крыла. Красивые синие глаза брата смотрели на него с укором и собачьей преданностью, а после резко стали наполняться слезами. — А ты, нии-сан, неужели совсем не скучал по мне? Я тебе больше не нужен? — Глупый младший брат, конечно же, я скучал по тебе. А как иначе? — растерянно, но в тоже время умилённо, чуть ли не плача от внезапно возникшего восторга, старший прижал Такемичи к себе. На душе так тепло и приятно. Хати даже поймал себя на мысли, что у него появились собственнические замашки. Казалось бы, знаком с братом от силы день, а уже такие эмоции. Откуда возникла эта привязанность — не понятно, но она просто так уже точно никуда не денется. — Кхм, — прервал их идиллию медбрат, который до сих пор стоял в дверном проёме и старался не привлекать внимания к себе. Видимо, долго решался на этот шаг. Такемичи вздрогнул и сильнее прижался к брату, вспомнив, что они тут не одни. Хати горестно вздохнул. Действительно, все страхи ребёнка за один день никуда не денутся… С ними нужно работать. Но что также немаловажно, ему самому нужно поскорее адаптироваться к полному отсутствию памяти. Это значит нужно заново учиться, открывать мир… И прочие прелести познания себя как личности. — Я вас слушаю, — сказал Хати, окидывая скучающим взглядом медбрата. Тот напрягся и вытянул перед собой сумку. А старший и не заметил, что тот заявился к ним с ней. — Это вещи вашего брата. Мне их положить в шкаф? — слегка напряжённо ответил медбрат, стараясь держаться подальше от братьев. Оказалось… не казалось. Он реально не знал, куда себя от них спрятать. И к чему вообще такая реакция? Они вроде и не маньяки. И заразой никакой не болеют. Шизоидный, что ли? Сейчас Хати соизволил изучить медбрата пристальным взглядом. Изначально старшему Ханагаки показалось, что брата ему принёс мужчина, но сейчас, при ближайшем рассмотрении, этот герой воссоединений оказался молодым практикантом. Явно первый курс, не старше. От него исходил запах ванильного мороженого, которое довольно долго пролежало в холодильнике, причём открытым, и пахло не очень, чтобы очень. Парень, стоящий перед Хати, очень нервничал. — Да, можете положить вещи в шкаф и… Вы не знаете, кто передал их? — Хати пытался понять, в какой момент и кто принёс вещи брату, и почему не сделал этого раньше. Скорее всего, это сделал его крестный, но старший не исключал возможности появления остальных родственничков. Но с ними ему, пока что, не очень хотелось встречаться. Старшему Ханагаки явно есть, что сказать им. И все слова из этой речи не самого культурного содержания. Медбрат, сильно нервничая, рассказал ему всё, при этом активно мусоля рукава своего халата. Как оказалось, полная сумка вещей его брата всё это время валялась в подсобке, и никто даже не удосужился её ему отдать. До мальчика и правда не было никому дела. Впустили в больницу и бросили на произвол судьбы, как какую-то зверушку. Взяли сюда чисто позабавиться, а заботиться и кормить — явно забывали. Хати вновь начал закипать. И снова появилась прохлада, а в воздухе стал чувствоваться запах цветов и фруктов. Оставалось только надеяться, что домашних животных у этих людей нет. А-то участь их не самая завидная ждёт. Медбрат перед старшим Ханагаки как-то странно задрожал и проскулил. От чего-то захотелось на него предостерегающе оскалится. — П-пожалуйста, пощадите, — чуть ли не плача, взмолился парень, опускаясь на колени. Хати был более чем обескуражен происходящим. Что здесь вообще происходит?! Этому молодому человеку резко стало плохо? Может, у него с сердцем проблемы или ещё чего похуже? Стоит ли ему вызвать остальной медперсонал? — Ч-что вы имеете ввиду? — заторможено спросил старший Ханагаки, всё ещё не понимая сложившихся обстоятельств. Неужели он довёл человека до предобморочного состояния одним своим внешним видом? Это вообще как понимать. Разве у врачей не должны быть стальными нервы? Чего этот светловолосый паренёк такой чувствительный? Хати очень сильно вынесла из спокойного состояния вся эта ситуация. Такемичи тоже стало не по себе, это можно было понять по растерянному и слегка недовольному взгляду. У мальчика явно зарождаются первые признаки социафобии. Придётся старшему снова приучать ребёнка к обществу и давать навыки общения. Самому бы ещё к нему привыкнуть, а-то уж больно всё на дешёвую комедию похоже. — П-пожалуйста… Я н-не виноват. М-меня только недавно отправили сюда на практику… Не говорите, пожалуйста, н-начальству. М-мне поставят незачёт, и я вылечу с учёбы… — Хати на неопределённое время даже завис от слов парня. Так он настолько сильно переживает из-за вопроса, касающегося вещей брата? Старший еле как подавил в себе желание, рассмеяться в голос. Он уж было подумал, что МЧС вызывать придётся. А тут, как оказалось, простое недопонимание… — Выдохните. Никому ничего я говорить не собираюсь, вы же в этом не виноваты, — как можно мягче сказал Хати, наблюдая, как его брат удивлённо уставился на парня. — Э, я что-то не так сказал? Между собеседниками возникла давящая тишина. Можно даже сказать — затишье. Волосы от него так и плясали на затылке. Старший Ханагаки на время затаил дыхание. Ему явно не нравились происходящие вокруг события. Оставалось только догадываться, что же будет дальше. — С-спасибо! Большое вам спасибо! — чуть ли не рыдая в голос, громко сказал медбрат и, к ужасу Хати, упал на колени в низком поклоне. Этот парень явно знает, как нужно выбивать людей из колеи. Такемичи, вновь испугавшись громкого звука, спрятал лицо в груди брата, вызывая у него не самые приятные ощущения. Вот уж точно, занятная цепная реакция… Остаётся только узнать, кому из братьев нужно выписать успокоительное, а-то нервов с этим цирком никому не хватит, а им ещё нужно жить эту жизнь… Каким-то невообразимым образом… — Встаньте немедленно! Я не бог, чтобы передо мной кланяться! И с чего вы вообще решили, что я буду кому-то жаловаться?! — ошалело поговорил Хати, стараясь не напугать брата ещё сильнее, а-то Такемичи у него раньше времени поседеет от страха. Ему этого уж точно не надо. Медбрат резко изменился в лице и стремительно побледнел. Оставалось только подивиться такой резкой смене оттенков кожи. Хати показалось, что он увидел, как душа парня отделилась от тела, превращаясь в забавное приведение, а затем и вовсе отправилась в астрал. Пришлось проморгаться, чтобы убедиться в своей адекватности… — Н-н-нет, я… Мне нельзя вам говорить. — От услышанного Хати напрягся. Что это нельзя ему там такого говорить? Исходя из контекста… Парень обоснованно его боится. Но что же это за причина такая? Любопытство так и распирает. Что это всё значит? Заговор против него великого? Вот что по-настоящему странно. Да вроде Хати и не пуп земли вовсе, чтобы против него целые полчища врагов тараканьего рода выползали. Ладно уж, главное, чтоб баталии эти на Такемичи не перекинулись. Из-за этой мысли вновь гнев начал просыпаться внутри старшего. В палате снова похолодало. Медбрат внезапно истерически взвизгнул и, опустившись на пол, прикрывал руками белокурую голову, будто его сейчас ударят. — Я всё скажу! П-помилуйте! По всей больнице только о вас и говорят… Старший Ханагаки от визга поперхнулся воздухом, а младший испуганно нырнул под одеяло. И зачем же так кричать-то?! Они бы и без этого услышали всё, что требовалось… Головная боль вновь отыграла барабанную партию. — Ну, чего замолчали? Продолжайте, коль начали, — слегка успокоившись, сказал Хати, не сводя глаз со столь забавного собеседника. У него весьма странная реакция на старшего из братьев. Зачем же на колени сразу падать? — Все в нашем отделении говорят, что вы бессердечный альфа, который только и ждёт возможности, чтобы всех поубивать… — Хати впал в астрономическое охуевание от жизни. Бессердечный… Так его ещё никто не оскорблял. Ну… После пробуждения, по крайней мере. Поубивать… Ещё хлеще придумали. Но, что не вяжется совсем… Какой, к чёрту, Альфа?! Перед тобой, мать твою, ребёнок! Где ты гору мышц под допингом тут увидел?! Ему буквально метра с кепкой не дашь! Алё, с головой всё в порядке?! Вам бы зрение проверить и научиться причинно-следственные связи устанавливать. Хати слегка приуныл от досады. Два врага за один день, и тысяча приспешников, которые правды не знают, но на бойню идут. Прекрасная аллегория… Придётся круглые сутки быть начеку, от греха подальше. Мало ли, что могут отмочить эти юродивые… Правда, отдыхать придётся в редкие моменты затишья. — И кто же, если не секрет, придумал этот бред? — поэтично спросил старший Ханагаки, пытаясь подавить дикое желание начать биться главой о батареи, от бредовости всего происходящего в этой больнице. Успокоение нашлось в брате. Ну, как тут можно распылять своё внимание на окружающих, когда у тебя буквально под носом сгусток позитивных эмоций? Мальчик растерянно поглядывал на медбрата, пытаясь понять всю соль происходящего. Хати перехватил поудобнее брата и сильнее прижал к себе. От младшего пахло шампунем и гелем для душа. Судя по всему, одно средство было фруктовым, а второе — цветочным. Вновь постучалось дежавю. Для комплекта морозной свежести не хватает. — А. Аято, — словно задыхаясь от страха, ответил паренёк. Хати начал переживать, как бы этот парень не помер тут от сердечного приступа. Ему ещё рано, вся жизнь впереди. Да и старшему Ханагаки не очень хотелось на это смотреть. Такое себе зрелище. Такемичи в руках старшего закопошился, принимая более удобную позу. Хати не очень удачно повернулся, и рёбра тут же дали понять, что зря он ведёт себя так опрометчиво. От неожиданности у него даже воздух из лёгких выбило. Младший почувствовал, как напрягся его брат и обеспокоенно окинул взглядом родное лицо, исказившееся из-за неприятных ощущений. Мальчик положил руку на щёку старшего, пытаясь отвлечь от боли, чем окончательно вогнал того в ступор. Хати, насколько позволяла ему ситуация, нежно улыбнулся в ответ и прижался к тёплой ладони, подмечая про себя, что младший наконец-то согрелся. Щёки Такемичи порозовели, и он спрятал лицо в груди брата. Старшего пробрало хихиканье, но ему удалось быстро натянуть на себя маску серьёзности. Они же здесь не одни. Да и молчание уж слишком затянулось. — Ха, кто бы сомневался. Этот парень нагрубил моему брату, за что я и наказал его. Это совсем не значит, что буду таранить всех, кто под руку попадётся. Не стоит думать обо мне хуже, чем я есть на самом деле, — посмеиваясь, ответил Хати, поглаживая брата по макушке. Точнее пытаясь пригладить торчащие во все стороны кудряшки, но вновь и вновь попытки терпели поражение. Младший поднял голову и в ответ на эти действия смущённо ему улыбнулся в ответ. Ну, что за прелестный ребёнок. Старший честно пытался держать серьёзное лицо, но как можно не задыхаться от умиления. Интересно, он всегда был таким чувствительным и сентиментальным, или это из-за всех пережитых потрясений? Хотел бы он знать… Медбрат, осознав, что ему ничего не грозит, заметно расслабился. Пусть и дрожь по телу всё равно гуляла. В палате снова потеплело, а запахи пропали. Или просто Хати привык уже к ним и не замечал. Тоже не плохой вариант. Зато головная боль перестала сильно долбить по вискам. Это радует ещё больше. — П-простите, мне так стыдно! Я, не проверив информацию, стал судить о вас. Простите, — поговорил парень, снова сгибаясь в поклоне. Прозвучало так, словно вот-вот и обладатель этого голоса расплачется. Ещё чуть-чуть и лоб медбрата поприветствует плитку. Лицо просто пылало, а смотрел он так жалостливо, что старший Ханагаки вздрогнул и нахмурился. Уж слишком наиграна вся эта ситуация. Как будто попал в какой-то дешёвый сериальчик со слегка туповатыми героями. Без нервного смеха и слёз неловкости этот день ему явно не удастся пережить… — Ничего страшного, всякое бывает, — успокоившись и взяв себя в руки, ответил Хати. Однако мурашки всё так же скакали по коже. Он явно не был готов к подобной встряске… — Мне правда очень стыдно перед вами! Как я могу загладить свою вину? — неожиданно серьёзно спросил медбрат, устанавливая зрительный контакт со старшим Ханагаки. Пациент насторожился. Уж слишком щекотливой была вся эта ситуация. Хати понятия не имел, что на это ответить и как вообще можно выкрутиться из подобной ситуации. К такому его жизнь не готовила… — Мне ничего не нужно. Но всё-таки я спрошу, как вас зовут? — зачем ему эта информация, Хати не знал, но испытывал ненормальную потребность выяснить. А кто он такой, чтобы переть против своих желаний?! — Меня зовут Райга Тэваго. И всё же, я хотел бы вам отплатить за милосердие, — незамедлительно ответил медбрат. Хати сидел с лицом лица. Казалось, ещё чуть-чуть и сердце старшего не выдержит. Что-то подсказывало ему, что этот парень может стать одержимым. Про себя Хати решил, что позволит Райге отплатить за «доброту», но только ради того, чтобы от него и Такемичи, наконец, отвалили. — Вам решать, но на данный момент мне не надо ничего, — сказал старший Ханагаки. На этом они наконец-то распрощались с этим странным типом. Хати устало лёг на кровать, прижимая Такемичи к себе. И что вообще это такое было? Почему братья вечно влипают в какие-то абсурдные ситуации? Захотелось зарычать от досады. Долго печалиться не пришлось. Их наконец-то соизволили накормить. Еда здесь типичная. Для больницы пойдёт. Аппетита у старшего не было, поэтому он отдал половину порции брату. Ему полезно, а-то так и ветром сдуть может. Ужин они провели вдвоём. Такемичи рассказывал, как ему больно расчёсывали волосы. Хати же раздражённо фыркал на рассказ и дал себе обещание, что больше никому не позволит трогать волосы брата. Хочешь сделать хорошо — сделай сам. Ближе к вечернему обходу Хати поставили антибиотик. Старший ещё долго будет оплакивать свою филейную часть, ведь жжение от инъекции было такое, что на глаза слёзы навернулись. Пришлось терпеть и горько плакать в душе. Обход их встретил знакомым лицом. В палату зашёл его крёстный. Акира, как и положено, спросил о самочувствии пациента, что-то записывая в блокнот. — Хати завтра, после обеда, мы снимем пластину с ноги. На ночь ты останешься в реанимации, — сказал мужчина, доставая из папки какую-то бумагу. — Это согласие на операцию. Нам нужно будет его заполнить. Оставлю здесь, завтра утром я к вам приду, и мы подпишем всё необходимое. Да и нам есть, что обсудить. — Я вас понял, — коротко ответил Хати, наблюдая за крёстным. — А, и вот ещё что! Я приставлю к тебе других медсестру и медбрата, чтобы не возникало конфликтов. — Что вы, какие конфликты. Я себя ущемлённым не ощущаю. Просто у них слабая выдержка, — хихикая, ответил старший, уткнувшись лицом в волосы Такемичи. — Хочешь, чтобы я оставил их тебе на растерзание? Жестоко с твоей стороны, — взгляд мужчины заметно потеплел, а губы растянулись в одобрительной ухмылке. — Ладно, но не сломай им психику. А теперь — отдыхайте. Мужчина вышел, не забыв выключить свет и прикрыть дверь. На пару секунд в палате воцарилась тишина, которая тут же заполнилась хихиканьем Хати и Такемичи.Улыбкой яркой ослепи, Заставь меня растаять. На свете нет таких, как ты, Поверь, уж я-то знаю. Возможно, умер в тот момент, Когда ты засмеялся, И, слыша этот перезвон, Не смог с тобой расстаться. На век мы связаны с тобой, И я согласен с этим. Лишь для тебя весь мой мирок, И радость, и куплеты.