***
Табаки сел в засаду возле пыльного, расстроенного пианино на Перекрёстке и недовольно шипел на всех, кто желал с ним пообщаться или просто посидеть перекурить. Он был здесь по делу, а все остальные просто бездельники. — Здорово, — Рыжий влез на диван с ногами, усевшись на спинку. — Кого пасёшь? — Уйди, мешаешь, — проворчал Табаки. — У меня подготовка к празднику, и мне нужен Чёрный Ральф. Хочу уточнить кое-какие детали. — Он уехал, Белобрюх видел. Шакал недовольно зыркнул на безмятежного вожака Крыс и забубнил под нос, что вот сначала на него навесят неподъемный груз ответственности, всунут в руки дурацкую бумажку, обязав выполнить всё четко и в срок. А как, скажите на милость, это можно сделать, если никто не хочет оторвать свою ленивую задницу от кровати и пошевелить хотя бы пальцем? А всё Шакал, всегда и везде один Шакал. И виноватым за полный провал будет тоже Шакал. Разве это честно? — А я просто хотел спеть? Разве это плохо? Разве я многого прошу? Рыжий сочувствовал как мог; вздыхал, в особо патетичных местах, в моменты, когда Шакал воздевал руки к небесам, тоже заводил глаза к заляпанному протечками потолку, понуро скорбел, промакивал фальшивую слезу на словах об ответственности. — И потому, друг мой, — Табаки простёр руку в сторону случайного соратника, как Цицерон длань к Сенату, — давай же выпьем, наполним себя предвкушением, ибо всё тлен. Шакал сдёрнул притороченный к коляске рюкзак, вытащил фляжку и два походных стакана и, с нехарактерной щедростью, плеснул ароматного Хвойного. Запах сосновых иголок на несколько минут перебил вонь пережаренных котлет из столовой и напомнил присутствующим о том, как быстротечна жизнь. — Кем ты будешь? — Шакал сегодня был необычайно щедр, налив по второй, достал из кармана засохших ломтиков хлеба. Прежде чем предложить нехитрую закуску Рыжему, Табаки придирчиво осмотрел каждый кусочек, и счёл наличие небольших вкраплений плесени вполне допустимыми и прекрасно отражающими собственное настроение. — Свечкой, — невнятно ответил Рыжий, разгрызая сухарь. — А все остальные? — Все остальные огоньки на гирлянде и одна Лиса. Что вообще за праздник-то такой в этом году? — возмутился Рыжий. — У меня две реплики, все остальные просто качаются и водят хоровод. Лиса говорит четыре строчки. Разве это честно? Мы ждём этого дня весь год, планируем, сочиняем, волнуемся, а в итоге получаем роль Свечки! Я ещё своим никому не говорил кто я, а то же замучают, стервецы. — Жаропонижающая свечка, — хихикнул Шакал, после таких известий его собственное настроение заметно улучшилось. Оказалось, что не всё так плохо. — А вы кто? — Рыжий только что понял какую глупость совершил, открыв тайну своей роли, рассказав самому болтливому человеку в Доме. — Пингвины, — обратно спал с лица Шакал Табаки. — Да круть! — восхитился Рыжий. — И чё, вы типа такие на льдине приплывёте? А у нас Мертвец Лисой будет, у него какие-то слова про белочек, но Шериф сказал заменить на пингвинов, но там как-то не в рифму. Надо подумать, как исправить. Слушай, Табаки, надо же прорепетировать? Давай я щас сгоняю за Дохлым, и мы к вам придём? А вы чего должны делать? — Мы заблудились и нам должны помочь вернуться обратно домой, — вздохнул Табаки. — Танцевать будете? — ревниво поинтересовался Рыжий. — Вальс? — И кто же у нас может танцевать? — рассердился Табаки. — Трое колясников? Македонский, которого из угла не вытащить? Или Лэри даст всем жару пляской святого Витта? — Зато Чёрный может, и Сфинкс, и Горбач. И Слепой ручки-фонарики поделает. Да ты чего, Табаки, все будет тип-топ! — Горбач стесняется, остаются только Сфинкс и Чёрный, — пингвин блондин и лысый пингвин, которые друг друга терпеть не могут! А у нас парный танец, как ты представляешь их вальс? Танец враждующих пингвинячих кланов? И вот это, — Табаки вытащил измятую бумажку и прочёл: — По узкой тропочке идут весёлые пингвины. — Говно вопрос, — фыркнул Рыжий. — Первый идёт Лэри, потом Чёрный, потом Горбач, за ним Сфинкс, а за него держится Слепой, а за ним едут все остальные, замыкает Македонский. Потом наша Лиса говорит вам свои слова, вы ей отвечаете, читаете стих. Мои огоньки колбасятся, мигают гирляндой и незаметно уводят в хоровод Лэри и Горбача, колясники отъезжают под ёлку, берут в руки палочки со снежинками, машут, создают зимнюю атмосфэ-эру. Лиса приглашает Чёрного, Сфинкс кружит Слепого. Бинго! Наливай. Рыжий щёлкнул пальцами и улыбнулся во все тридцать два зуба. Организаторские способности они либо есть, либо нет и абы кого в вожаки не выбирают. — А костюмы? — не мог признать поражения Табаки. — Надели что-то тёмное, сверху сделали манишки из бумаги, — тут же решил проблему Рыжий. — Ну так что, я иду звать Мертвеца? Заодно и танцевать попробуем. — Ладно, — без особого энтузиазма согласился Табаки. Визит кого-нибудь из Крыс всегда был сопряжен с пропажей особо ценных вещей из спальни. Но праздник уже топтался за порогом, а ничего толком еще готово не было. — А ты чего от Ральфа-то хотел? — поинтересовался Рыжий, спрыгивая с дивана. — Поменяться ролями с третьей. — А они кто? — Зайчики...и вкус бодрящий
17 декабря 2021 г. в 12:09
Рыжий всегда относился снисходительно к слабостям ближнего своего. Он был терпелив, кроток, мягок и внимателен ко всем желающим излить душу, посетовать на горькую судьбину или наоборот поделиться нежданной радостью. Рыжий не отказывал никому, практически исполняя роль местного исповедника для истерзанных скорбью душ Серого Дома. Но сам он тоже имел слабости и страстишки, которые если и интересовали кого-то, то только в коммерческих целях, что не могло не огорчать.
Рыжий ещё раз посмотрел на гороховое пюре в тарелке. Подсвеченная зелёными стёклами очков мерзкая каша цвета детской неожиданности приобрела допустимый к употреблению оттенок, но аппетита не вызывала.
Рыжий страдал. Он обожал праздники в любых проявления; будь то дни рождения, конец учебной недели, отцвели уж давно хризантемы в птичьих садах, или Шакал Табаки создал очередной шедевр алкогольной продукции и требуется дегустатор-доброволец, который не будет требовать выплату страховки в случае не заявленных производителем эффектов. Но Новый Год! Это был не просто праздник, то была квинтэссенция праздничного настроения, Дух и Буква Праздника, воплощенные в нарядной ели, мишуре, глянцевых боках стеклянных шаров и шишек, запахе мандаринов и сосновой хвои, в волшебном дрожании воздуха в ожидании непременного чуда. И никто в его стае не разделял это волшебное чувство, которое щекотало восторгом сердце вожака. Все остальные сводили всю магию новогодней ночи к подсчёту количества подаренных конфет, печенья и леденцов, выгадывая какие можно будет передарить в другие стаи, как невкусные.
Оззи Осборн хищно скалился с постера, выпучив намалеванные глаза. Уже неделю Вторая праздновала приход в мир рок-музыканта и принимала поздравления от других стай. Вообще Крысы доставали фанерку с наклеенным портретом Оззи в любой из дней, когда душа требовала или политическая обстановка в стае была несколько напряженной, то есть почти всегда.
— Не начинай, — предупредил Мертвец, пригрозив измазанной в пюре ложкой Рыжему в ответ на очередной стон страдающей души.
— Ты не понимаешь, — вздохнул Рыжий, — не ощущаешь момент. Это же наш последний шанс.
— В жопу, — сразу открестился Мертвец от всех шансов и моментов, — ни за что.
— Пять таблеток димедрола, десять анальгина и три но-шпы, — перевел в деловое русло разговор Рыжий.
Мертвец что-то прикинул, выводя цифры пропорций на гороховом пюре, отвлёкся на демонстрацию средних пальцев трём обнаглевшим Псам, показал язык в спину Шерифа и снова сказал своё твердое категорическое «нет».
— И почти целый флакончик Солутана, — Рыжий выкатил бронебойное орудие, умолчав, что на самом деле капель осталось на одну чайную ложку.
— Покажи, — потребовал Мертвец. Он прекрасно знал своего дружка и то, что тот может соврать и глазом не моргнув, набодяжив в пузырёк водки пополам с эвкалиптовой настойкой.
Рыжий, оглянувшись по сторонам, вытащил из кармана упаковку.
— Пустая, — разочарованно сказал Мертвец, кидая картонку обратно.
— Естественно пустая, — осклабился Рыжий. — За дурака меня держишь? Сначала дело — потом всё остальное.
— Только стишок, — нехотя согласился Мертвец.
— И песенка, — Рыжий почувствовал, что друг дрогнул и, не стесняясь, ужесточал первоначальные условия сделки.