Как Снеговичок подарки украл

Ральф курил на крыльце, посматривая на часы, чтобы не проворонить свой выход. За былые «заслуги» перед отечеством он был счастливо освобождён от роли Деда Мороза. В этом году он был Снеговик, и всё его присутствие на новогоднем кошмаре сводилось к пять-семи минутам максимум. Появиться, обежать вокруг ёлки, выслушать по стишку от Птиц и Четвёртой и станцевать один танец. Всего один, а не два часа корячиться в душной синтетической шубе, закусывая клоки ватной бороды, не говоря уже о жмущих валенках. Ради безопасности собственной нервной системы, он даже не стал углубляться в изучение сценария, открыл только собственную партию и выяснил после каких слов он должен войти в зал и после каких покинуть его навсегда. Он и задания-то раздал не глядя, просто наугад. Ему хватило одной только реплики от Сердитой Свечки, чтобы понять: не надо это читать, он просто Снеговичок. Пришёл-ушёл и всё. Ну не совсем всё, ещё надо было появиться в самом конце и вернуть подарки для детей. И пройти кружок общего хоровода, но это была такая мелочь. Из зала послышались бравурные аккорды песенки, после которой Ральф должен был явиться на праздник. Он затушил сигарету, кинул бычок в банку из-под кофе. Потопал ногами, стряхивая снег и ещё раз оглядел свой психоделический костюм. Снеговичок из него был несколько авангардный, но Овца честно старалась, сшивая из старых рваных простыней ему костюм. У Ящиков нашлось несколько мотков медной проволоки, которая пошла на ободы, создавая нужные окружности. Для создания объёма на груди и спине он напихал туда свитеров, шарф и куски поролона из старого матраса. В итоге грудь у него была колесом, а спина рыхло-мягкая и комковатая. Следы штампов на белье, проглядывающие то здесь то там, создавали впечатление, что бедного снеговика злые дети пинали ногами.       — Вы готовы? Пойдёмте, — на крыльцо выглянула Душенька. Раз в год её сценический макияж смотрелся уместно. Ральф боком протиснулся в дверь, придерживая свой шар-кринолин руками, чтобы не помять.       — Зачем вы вышли на улицу? — зашипела Душенька. — Всё смылось. Стойте здесь. Она убежала, стуча подкованными каблуками беленьких сапожков, а Ральф остался у дверей, слушая хриплый бас Шерифа, который в этот раз отдувался за Дедушку Мороза.       — Ах, детишки, ах беда, — надрывался Шериф в глохнущий временами микрофон, — что же делать нам тогда? Ральф взялся за ручку двери, приоткрыл, чтобы в щёлочку видеть происходящее.       — Повернитесь! — сзади его дёрнула Душенька и принялась сноровисто пудрить ему лицо и посыпать волосы крахмалом.       — Ну и видок, — фыркнула воспитательница, оглядев его с ног до головы. Сама она в нарядной голубой шубейке Снегурочки и красивой бархатной шапочке, расшитой блёстками и бусинками, была очень хорошенькой.       — Я уголовный Снеговик, злой, — огрызнулся Ральф. — Я и не должен выглядеть хорошо.       — Да вы бы и при всём желании не смогли, — парировала Душенька, — дайте пройти. Душенька впорхнула в зал и начала свою партию, увиваясь вокруг квадратного Деда Мороза. Она щебетала текст, пучила глаза, добавляя выразительности, взмахивала расклешенными рукавами, «вызывая снег и буран». Девицы с недовольными лицами вытряхнули из карманов клочки желтоватой ваты, изобразив метель. Ральфа всегда поражало с какой неохотой девичья половина Дома включалась в общие мероприятия, зато воспитательницы всегда просто фонтанировали энтузиазмом и идеями. С точностью до наоборот всё обстояло на втором этаже в мужской части Дома. Мужчины всей душой ненавидели все эти бездарные выезды «императорского» театра в народ, а вот их подопечные просто обожали и всегда старались привнести в жёстко утвержденный сценарий нотку жизнерадостной импровизации, чем доводили своих воспитателей до белого каления, валидола и суицидальных мыслей. «Господи, спаси и и помилуй, — мысленно взмолился Ральф, — дай мне в этот раз побыть просто Снеговичком. Никаких оленей с бубенцами и желаниями, гнусного шампанского, двусмысленных стишков и песен, никаких готичных кривоносых Снегурочек и прочего непотребства». Душенька закончила своё выступление и метнула жгучий взгляд в сторону двери. Ральф взялся за ручку готовый вломиться в зал. Под ёлку шагнул Рыжий с залаченным ирокезом огненных волос, в длинной майке в обтяжку и белоснежных носочках. Ральф сглотнул. Ну вот и она: Сердитая Свечка. Пора.       — Как могли в такой вы вечер не позвать в гости Свечку? — жеманно выдал Рыжий, уцепив пальцами подол своего одеяния.       — Здрасьте, здрасьте вот и я, заждались, вижу, меня, — громко и чётко, как учили в институте на занятиях по коллективной творческой деятельности, огласил Ральф своё появление.       — Что такое? Что за чудо? Кто ты будешь и откуда? — взмыленный Шериф утёр рукавицей пот со лба и сдвинул бороду за ухо. Видимо, всё-таки стоило почитать сценарий поподробней, подумал Ральф, тупо пялясь на Шерифа.       — Снеговик я, Снеговик, — Ральф проникновенно смотрел в глаза Шерифу и мелкими шажочками, покачивая юбкой, подбирался к ёлке, — с детства к холоду привык. Дед Мороз стоял, опёршись на блестящий посох, и молчал.       — Что ж ты, Дедушка Мороз, — Ральф подвигал бровями и подмигнул, стараясь включить застывшего Шерифа в действие, — ни хрена не узнаёшь?       — Не признал чего-то я, — крякнул Мороз, — а вы знаете кто это, друзья? Шериф отлип от посоха и грузно потопал вдоль хоровода из «детишек». "Детишки" ожидаемо молчали, Ральф огляделся вокруг. Он точно знал, что его следующие слова после выступления пингвинов, а пингвинами были Четвёртая, и сейчас в зале никого из них не было. Впервые в жизни Ральф пожалел, что не видит Табаки, который мог бы заполнить затянувшеюся паузу. В хороводе стояли Крысы, замотанные в серпантин, Псы в каких-то зелёных картонках изображали не пойми кого. Гупи, Слон и Конь с обвислыми ушами и ватными бакенбардами ограниченным контингентом представляли Птиц. Душенька нервно кусала губы и заламывала пальцы, она никогда не умела импровизировать и теперь растерянно оглядывалась в поиске поддержки у кого-нибудь. Их спас Мертвец, который вырулили из-за ёлки и, выпалив свои претензии к Деду Морозу, запустил представление дальше.       — Ты чего тормозишь? — Ральф подкрался к Шерифу, пока в зал вплывали пингвины.       — А ты чего несёшь?       — Я всё чётко по тексту, — удивился Ральф, на память он никогда не жаловался и нужные слова запоминал легко, и никогда не путался, и не сбивался.       — Это ты по старому тексту талдычишь, — хрюкнул в бороду Шериф, — а у нас Акула новый утвердил. Тебе же Гомер положил на стол, не видел?       — Видел, — Ральф кисло улыбнулся, когда проезжающий мимо Лорд осыпал его пенопластом, — но там всё то же самое: пингвины, потом зайцы и я сваливаю за подарками.       — Нет, теперь ты хлопаешь своим пингвинам, слушаешь их песенку и стишки, — Шериф по быстрому давал новые вводные , — потом Снежинки лепят на тебя снег, потому что ты таешь, а потом зайцы ищут твою морковку.       — Твою мать! — Ральф схватился рукой за лицо. Его маскарадный нос так и остался висеть на перилах крыльца.       — Во-во, Дедушка тебя и не признал, — одышливо смеялся Шериф, пока Лиса водила пингвинов вокруг ёлки.       — Не суетись, — Шериф придержал Ральфа за локоток, — сейчас я и Душенька на перекур уходим, а ты остаёшься. Там Овца за пультом музыку ставит, у неё всё чётко, без накладок.       — А чего говорить? — Ральф потопал в такт очередной мелодии, и вместе с Морозом они немного покачались, как молодые ясени на ветру, когда из динамиков зазвучал снежный вальс.       — Не ссы, — Шериф шлёпнул его по поролоновой спине, а потом и по заднице, смяв удерживающий подол обод из проволоки, — слушай стихи, танцуй, а потом мы вернёмся и тебя отпустим. Шериф юркнул в кулисы, оставив Ральф один на один со всей разношерстной толпой.       — Ой какие вы нарядные, круглые-румяные, — сипел Мертвец, — очень я вам рада, давайте танцевать.       — Уй, какой Снеговичок. Давай спляшем, старичок? — Рыжий-Свечка облапил Ральфа, тут же поставив его в танцевальную позицию. Рыжий страстным шёпотом отсчитывал шаги, пыхтел в шею, сдувая снежный антураж. Закатывал глаза и нещадно топтался по ногам. От такого бешеного напора дурной Свечки Ральф опешил и первую минуту поддался, позволяя крысиному вожаку неумело вести себя в танце.       — Ну-ка, Свечечка, уймись и давай посторонись. Ох, ребятки, станцевал и чего-то я устал, — Ральф припомнил слова из прошлогодней своей роли и подумал, что они вполне вписываются в сегодняшнее представление.       — Сяду здесь я посижу и зайчишек подожду, — он намеренно решил пропустить стадию стишков, потому что горящие глаза Табаки и насупленное лицо Сфинкса не предвещали ничего хорошего.       — Ты на нас-то не сердись, — Рыжий никак не хотел уходить со сцены и всё увивался вокруг, хлопал в ладоши, гримасничал и кружился, выставляя на напоказ то одну ногу в белом носке, то другую. Наслаждался. — Возьми вокруг и оглянись. Здесь ребята чистый клад, каждый видеть тебя рад. «Чистый клад» был занят кто-чем: девицы разглаживали юбки, поправляли кудри и чёлки. Слон сиял, как стеклянный шарик, и всё трогал кончики своих бумажных ушей, Крысы пинались, кривлялись, Псы ржали и ковыряли в носу, Фазаны сидели в колясках у стены, игнорируя общий хоровод. Обычный домовский паноптикум, просто согнанный невероятными усилиями в кучу.       — Ну, а мы вот тут как тут, — Табаки, как ракета с ядерной боеголовкой, свою цель не терял ни при каких обстоятельствах и недружественные системы пво сбить с заданного курса его не могли, — пингвинчики к Снеговичку плывут и тотчас песенку споют. Шакал крутанулся вокруг себя, словно заправский гонщик, обошёл на повороте Сфинкса, Слепого и Чёрного и припарковался сбоку от Ральфа, как бы прикрывшись им. Лавр забрякал на порядком расстроенном пианино с трудом узнаваемое вступление.       — Маленькой ёлочке, — объявил Табаки.       — Не смей, — Сфинкс было дёрнулся, чтобы заткнуть Шакала, но его удержал Слепой.       — Джаз энд Блюз, — гнусавым голосом конферансье, выглянув из-за кулис, добавил Лавр, продолжая наяривать по клавишам с искусством заправского тапёра. А дальше, на два дурных голоса, не совпадая и никак не согласуясь друг с другом, Лавр и Табаки завели песенку про «весело-весело встретим Новый год». Ральф сочувственно посмотрел на бесящегося Сфинкса и сопящего Чёрного, с другой стороны, это было не самое плохое, что мог учудить Шакал. В прошлом году он читал Оду Новому Году, так зарифмовав слова, что каждое четверостишие заканчивалось ругательством, которое сам автор как бы невзначай недоговаривал, позволяя публике додумать самой. Акула тогда чуть из штанов не выпрыгнул, обещая Ральфу свидание с матерью Кузьмы и прочие приятности.       — Пусть эта елочка в нонешний час, каждой иголочкой радувает нас, — голосил Лавр, нажимая педаль, переходя от форте к фортиссимо.       — Взяла домой и принесла, — тоненьким голоском причитал Табаки, раскачиваясь в коляске туда-сюда, — оу-оу, маленькая девочка.       — Розовых пряников, шишек золотых, — выл Лавр, сотрясая зал аккордами. Ральф подумал о том, что если сегодня до конца дня ему сообщат о двух смертях в Четвёртой и Шестой, он не удивится, и даже сделает всё, чтобы душегубцы не понесли никакого наказания. Тишина обрушилась в зал после заключительного тадам, публика замерла, оглушенная и поражённая, раздавленная великой силой искусства. Шакал сидел закатив глаза, Лавр безмолвствовал за пыльным пологом кулис.       — Ну, что скажешь, снежный ком, — вылезла неугомонная Свечка, — что, красиво мы поём? За спинами детишек всплыло лицо Овцы с тревожными глазами, она вопросительно смотрела на Ральфа.       — Ой, красиво, горячо, — с лёгким предупреждением в голосе отвечал Ральф Рыжему и кивая Овце, что он помнит, что должно быть дальше, пусть и не знает слов. — Но в лесу была пурга и чего-то растаял я слегка. Овца радостно показала ему большой палец и убежала включать музыку для танца снежинок. Пингвины, счастливо закончившие своё выступление уже рассредоточились в общей массе большого хоровода. Пока девчонки строились в пятиконечные звёзды и вяло кружились и приседали, обмахиваясь марлевыми рукавами, Ральф схапал за подол вертлявую Свечу.       — Ты никак ищешь уединения в праздничные дни?       — Да я вижу, вы чего-то тупите, — юлил Рыжий, — решил помочь.       — Снежный ком? — уточнил Ральф.       — Так нервничаете, устали, подтаяли слегонца, — Рыжие суетливо обхлопал Ральфа по спине и груди, — и слова путаете. С лицами герцогинь на пролетарском сабантуе девчонки вяло кружились, шаркая ногами по полу. Как всегда не обошлось без эксцессов, Бедуинка, наступила на пятку Длинной Габи, та споткнулась и упала, сорвав корону с головы Чумки. Начались слёзы и перебранка, в которой «нежные и хрупкие» Снежинки, не стесняясь, обзывали друг друга всеми видами крупно-рогатого скота. Дело грозило перейти в драку, Кукла и Спица уже рыдали в голос, Чумка выкрикивала ругательства и грозилась отрезать Габи длинный нос сегодня же ночью. Подоспевшие Крёстная и Овца мигом вывели из зала рассвирепевших девиц, столкнувшись в дверях с колонной зайчиков из похоронного бюро. Стадо зайцев, возглавляемое хромым и сутулым Стервятником в бело-розовых ушках из синтетического меха (Ральф такие виде в журнале Плейбой) змейкой не спеша шествовало по залу, подбираясь к ёлке.       — Я весёлый Зайка, — начал Стервятник, остановившись напротив Ральфа.       — Зайка-побегайка, — радостно прокричал Слон из хоровода, тряся за руки Зебру и Белобрюха.       — Мне сегодня утром рано принесла сорока весть, что у вас под ёлкой Снеговик тут есть? — продолжил Большая Птица, сделав знак Дракону, чтобы тот угомонил ликующего Слона.       — Есть, — гаркнул Рыжий. Стервятник замёрз, прикрыв жёлтые глазищи и сложив руки в белых перчатках на набалдашнике трости. Жалкое стадце остальных зайчишек сгрудилось за своим вожаком, не решаясь сделать лишнее движение.       — Ну?! — прошипел Рыжий.       — Что?       — Ваша реплика сейчас, — Рыжий сделал книксен в сторону директора, почтившего визитом праздник. Ральф был бы и рад что-то сказать, но в старой партии всё зверьё журило его за украденные подарки, хватало за руки и вело танцевать, а он, покочевряжившись, раскаивался в своём преступном прошлом и приставным шагом упрыгивал в двери возвращать конфетки и хлопушки, новогодние игрушки.       — Что-то слишком он пригож, на Снеговика совсем и не похож, — вздохнул Папа Птиц и постучал тростью по носкам воспитательских ботинок. Ральф аж онемел от такого, что, значит, не похож?! Да даже если и так, сказали же тебе, что Снеговик перед тобой, так будь любезен! Можно подумать, Стервятник похож на зайчика! Да таких зайчиков показывают по телевизору после полуночи с возрастным ограничением восемнадцать плюс!       — Снеговик я, снеговик! — Ральф пнул трость и топнул, чтобы тут некоторые не забывали о субординации и уважении. – Я надел кастрюлю ловко, из углей мои глаза! Моя — красная морковка — моя гордость и краса! А в лесу была пурга, замело меня слегка. Папаша приосанился и улыбнулся, вызвав в груди Ральфа странный трепет.       — И чего ты нам тут врёшь, где ж твой длинный рыжий нос? — Стервятник поправил ободок с ушами и вздохнул, всем видом показывая, как тяжело ему работать с такой бестолочью, как Р Первый, которые не потрудился и слова-то заучить нормально.       — Я Лисонька — красавица,        Мне наряжаться нравится. У меня есть брошки, и серёжки. Вдруг выпалил Мертвец, подгребая к их трио.       — Бляха-муха, — ругнулся Рыжий, — а это здесь причём? Мертвец помахивая облезшим хвостом на резиночке, всунул Ральфу в руку записочку, где красивым округлым почерком были выведены слова для Снеговика.       — Овца передала, — буркнула Лиса-Мертвец, — а то вы тут час ещё будете пререкаться.       — Я на ёлочку бежал и носик потерял! — озвучил Ральф свою невосполнимую утрату. Стервятник улыбнулся ему нежно и ласково и даже как-то извиняюще, как будто заранее просил прощение за всё, что будет происходить дальше.       — Мы хорошие зайчишки, мы поможем Снеговишке, — хрустальным сопрано прозвенел Ангел. Все Птице-зайцы тут же выстроились полукругом и даже Слон радостно встал в общую линию.       — У меня и у тебя красивая морковка, — хором прокаркала третья и вытянули вперёд руки с морковками. Сзади радостно хохотнул Рыжий, а у Ральфа свело судорогой скулу. Это были натуральные, настоящие морковки, стащенные из овощного погреба, с отросшими чахлыми бледно-жёлтыми хвостиками, отмытые и почищенные от грязи. Морковки были разные; от совсем маленьких конусов, до здоровенной с какими-то наростами, шишками и усиками морковищи, которую демонстрировали ему Стервятник.       — Ручка вверх, ручка вниз, ты морковка не ленись, — зайки принялись активно махать корнеплодами. — Ручка вверх, ручка вниз, на зарядку становись! У Ральфа чёрные мушки замелькали перед глазами от того, как гадина-Стервятник, оглаживал шишковидную оранжевую морковину. Зал эту овощную порнографию приветствовал улюлюканьем и свистом.       — На зарядку становись, — пропел Стервятник и вытащил ещё одну морковь, поменьше первой, но тоже весьма впечатляющего размера. Приложив морковки к голове типа ушей, срамные зайчишки покружились вокруг себя. Колясникам было сложно, но и они с помощью ходячих товарищей выполнили необходимый пируэт. Стервятник докружился до обалдевшего Снеговичка и протянул ему морковку, предлагая вместе продолжить танец.       — Давайте, давайте, надо танцевать, — Рыжий пихал его в спину, понуждая встать и присоединиться к этому безобразию.       — Вы совсем, что ли? — только и смог выдавить Ральф, пялясь на бесстыжий корнеплод с усиком, понуро свисающим с конца.       — Почему это, — обиделся Рыжий, не переставая налегать Ральфу на спину и пиная коленом табурет, — чего дали, то и играем.       — Сейчас второй куплет, — подтвердил Стервятник, — вы должны танцевать с нами. Берите уже морковку! Ральф поднялся, отлепил от задницы смятый кокон своего новогоднего костюма и забрал морковину у вожака Птиц. Зайчики перестроились в кружок, оставив в центре только его и Стервятника.       — Повторяйте за мной, — тихо сказал ему Стервятник, подойдя ближе.       — Мы морковку покатаем, вот так весело играем. «Ах ты ж глядь твою гадь!» — выругался про себя Ральф, видя как Стервятник, зажав между ладоней рыжий овощ, трёт и крутит его туда-сюда. Не собирался он тут надрачивать морковки на глазах у всех стай, Овцы и Акулы, у которого был просто дар появляться в самый «нужный» момент.       — Раз-два три, ты за мною повтори, — выводил хор зайчиков. Хрена лысого, отвечал Ральф на на требовательный взгляд Большой Птицы.       — Тук –тук, тук, тук, тук, тук ты мой самый лучший друг, — заверил его Стервятник и постучал своей морковкой об его. Ральф боялся взглянуть на Акулу, но заранее попрощался со всеми премиями и тринадцатой зарплатой, материальной помощью в размере двух окладов и санаторно-курортным лечением, которое железно было обещано ему в этом году и не в гнусную ноябрьскую пору, а в самый бархатный сезон в августе или в сентябре. Глупенькая простенькая мелодия звучала из динамиков, предлагая всем вселиться, танцевать и обниматься.       — Приседай-приседай и морковку не теряй! — григорианским хоралом ныли зайцы, Стервятник подрыгал здоровой ногой, имитируя приседания. От всех перипетий костюм снеговика измялся, утратив пышные формы, и теперь походил на сосульку подтаявшую в кулаке малыша. Проволочный каркас смялся, и пока Ральф отрабатывал нужные приседания, больно жалил в задницу.       — Всё? — уточнил Ральф у невозмутимого Стервятника.       — Чуть-чуть осталось — заверил его вожак Птиц, — строимся в паровозик и уходим. Ну слава Богу! Сейчас они выплывут за дверь, и он не только уши, но и хвост оторвёт гадкому зайцу, и не выпустит из кабинета до тех пор пока не будет съедена последняя морковка вместе с ботвой и бородавками. За сладкими мечтами о мести Ральф быстренько развернулся лицом к двери, чтобы не тратить время на плутания по залу, а сразу, как и положено паровозу, по прямой вывезти всех наружу. На всех парах, как скоростной экспресс. Сзади тут же пристроился Стервятник, передав воспитателю трость и обняв за талию, следом встали все остальные.       — Мы с тобой, мы с тобой — потанцуем ловко, — козлиным тенорком дребезжал в ухо Стервятник. — Ножку на пяточку потом на носочек. За возможность свалить с ёлки Ральф готов был не то что пяточку-носочек-фонарики-фонарики, а даже выдать нижний брейк со стойкой на руках и голове.       — Не прижимайся ко мне, — просипел Ральф, топая в такт песенки. В одной руке у него была злосчастная морковь, в другой трость и глупее он себя в жизни ещё не ощущал.       — А вы не торопитесь, ребят не успевают. Куда вы бежите? Акула со сложным лицом и пылающей лысиной тоже маневрировал к выходу параллельным курсом. Если бы директор мог бы дать гудок, чтобы выплеснуть своё возмущение, то зал бы накрыло рёвом ледокола «Красин». Благодаря защитному поролоновому слою Ральф был не чувствителен ко всем поползновениям со стороны Большой Птицы, когда тот пытался управлять им, торкая когтями в бок.       — Чем ты там в меня тычешь? — психанул Ральф в очередной раз, ощутив как что-то жёсткое подпирает ему филейную часть пониже спины.       — Морковкой, — хмыкнул Стервятник. — Пришлось сунуть её в карман, чтобы освободить руки. Было у Ральфа одно свойство организма, которым он в тайне гордился: он практически никогда не краснел. Даже если чувствовал прилив крови к щекам, внешне этого было практически незаметно, и это было прекрасно, потому что после всех этих заячьих забав ему казалось, что лицо его полыхает, аки революционное знамя на демонстрации. Зайчики заканчивали последний куплет, который Ральф был бы рад пропустить мимо ушей, впрочем, как и все предыдущие, но Стервятник адресно суфлировал все слова ему в ухо. Ральф взялся за ручку двери. Он наконец доплыл до неё, как дед Мазай до берега в тонущей лодочке, только он бы таких зайцев глушил бы веслом заранее, превентивно. Спасение было в одном шаге, но тут Папа Птиц, обвил его руками, жёсткой морковкой воткнув раскуроченную проволоку прямо в копчик, и нежно пропел:       — Ты и я, ты и я любим же морковку?