Почему именно я?

Хизаки стоял в давно запустевшем доме, мебель была покрыта белыми простынями, а на мраморном полу под ногами хрустели опавшие сухие листья, которые приносил ветер через открытые окна. Он все время приходил сюда, даже зная, что его тут никто не встретит, он все равно приходил сюда и тихо плакал, без слов и истерик, как могла плакать душа, израненная и утомленная болью. Слезы капали градом, на фотографию, лежавшую у него на коленях, и звонко разбивались об стекло узорной рамы. Знал бы кто, как ему плохо, как все болело внутри, что хотелось кричать, бежать, туда, где нет ничего и никого, кроме пустоты, там, где боль сменяется покоем, а слезы застывают в стеклянных глазах, в то место, которым называют небытием, где нет ни начала, ни конца, только ты и вечный покой. Он сидел в кресле возле камина, Ю всегда в нем сидел читая мангу «Patalliro» или журналы о машинах, все свободное время он почти проводил за рулем и конечно же брал его с собой. Прошло чуть больше четырех лет, а он все прекрасно помнил, раньше возле этого кресло стоял небольшой столик. На столике всегда стояла ваза с его любимыми розами, пару журналов с тетрадью для нот и чашки с недопитым чаем. Хизаки часто это бесило, что он всегда оставлял чашки на столе или, где то еще, а Жасмин мило улыбнется и на все его гневные реплики отвечал одно: «Я люблю тебя». Хотя сам знал, что он прекрасно знал это и без слов. Повернув голову, наверное, по привычке, чтобы взять журнал, он вспомнил, что после похорон его перенесли, встав с кресла и поправив складки алого платья, он пошел наверх, но, не успев сделать шаг, он замер, услышав шорох за окном. «Наверное, ежик в листве шуршит или мышка» - прошептал он, утешая себя, и поднялся в спальне, замерев в дверях. На миг ему показалось, что это он, его Жасмин стоит там, у окна, на его глазах снова появились слезы, и он сорвался с места, ловя иллюзию. Вот он бежит к окну, где стоял Ю, и в тот момент, когда он чуть не сорвался вниз, чужие руки подхватили его и оттащили от окна. Хизаки вырывался, всеми силами цеплялся за подоконник, кричал вслед слова не уходить, но все его попытки были тщетны, чужие руки крепко сжимали в объятиях, а иллюзия вскоре исчезла, оставив его снова сломленным и подавленным. *** Хизаки как обычно сидел в гостиной на диване и занимался своими ногтями, который час он не мог изобразить на нем рисунок и, бросив все, он просто нанес на них толстый слой черного лака. Тем временем Жасмин сидел на подоконнике и наблюдал за своим любовником. - Хизаки, может ты все-таки, прикроешь свою лавочку? - вопросительно произнес тот, осматривая блондина. - А может кто-то перестанет все время туда смотреть, - огрызнулся блондин, отведя взгляд, чтоб не выдать своего смущения, - вот лак засохнет, тогда и прикрою. - Лак понимаете у него сохнет – проворчал Ю и уставился в окно, - трусы бы одел, совсем совесть потерял. - Совести, значит, нет, ну-ну, я тебе устрою кузькину мать – промелькнуло в голове «принцессы». Удобно устроился на коленях «графини» - Не нравиться смотреть, значит, будешь чувствовать.. Один толчок и окно распахнулось, и два разгоряченных тела упали на пешеходную дорожку и, избавившись от одежды, сплетались в страстном танце, и им было все равно, что они на улице, и что на них с недоумением и осуждением смотрели прохожие. Сейчас для них ничего не существовало, только они и их любовь сопровождаемая стонами и полу криками. Утро ждало их под теплым одеялом и с болью во всем теле, асфальт вам не пуховый матрас знаете ли. Проворчав, что-то не членораздельное Хизаки накинул на себя халат и отправился готовить, но его сил хватило только чтобы добраться до кухни, и обессилено рухнуть на стул, чтобы тут, же вскочить с него от боли в заднице. - Ч..черт.. мой зад – проскулил блондин, потирая больное место в надежде что пройдет. Но неожиданно его взгляд упал один из журналов, и именно на тот где они были на главной странице и тут нервная система «принцессы» отказала, он схватил телефон и стал звонить в редакцию, устроив там скандал и благо, что он только звонил, каждый в Японии знал, на что способен злой Хизаки. - Ну, могу я хоть один раз выспаться, а? Твой голос хуже сирены, так бы и придушил, - тут не выдержал и сам Жасмин, выходя из спальни в одних трусах, а все его тело покрывали синяки, царапины и засосы. - И что же не придушишь – надулся и всем видом показывал, как он обижен на брюнета, на что тот обнял его со спины и коснувшись губами его шеи прошептал: - Люблю тебя, со всеми твоими заскоками и истериками, люблю! Лицо блондина озарила улыбка, и он прижался к теплому и горячему телу Ю, позабыв про давно сгоревший завтрак и про телефон то что звонил в редакцию, которые отключились и не чего не слышали. Только здесь, наедине с любимым, он мог быть собой, таким хрупким, нежным и беззащитным, таким, каким его видел только он и никто больше. Хизаки всегда мог начать скандал даже из-за пустяка, он всегда был требователен в работе и во всем, и требовал подчинения от других, не только потому, что ему так хотелась, он просто любил порядок и если что-то начать, то сделать это идеально и до конца. Они позавтракали омлетом и мисо-супом, что приготовил Жасмин, и вскоре уехали. Вечер. Тихий летний вечер и двое влюбленных возвращались домой. Парк как всегда принял их шуршанием листьев и свистом ветерка, и вот сидя на качелях, они наслаждались чудесным вкусом шоколадным и клубничного мороженого, смотря на звездный небосклон. - Ю, - решил разрушить это давящую тишину Хизаки, - как ты думаешь, этот концерт, в августе пройдет ли удачным, или мы поспешили с ним? – он никогда не забивал голову подобными вопросами, но что то внутри судорожно сжималось, будто предупреждали что, что-то случиться, но он все не мог понять что. - Это точно ты? – наигранно усмехнулся брюнет, за что и получил подзатыльник, - все будет отлично, я уверен в этом, - и стоило Хизаки отвернуться, Жасмин успел полакомиться его порцией клубничного мороженого. - Эй.. это моё – возмутился от такой наглости «принцесса» и Ю с усмешкой протянул ложечку шоколадного пломбира, но только Хизаки хотел открыть ротик, чтобы съесть, брюнет стрельнул в него им. Хизаки тут же вскипел от недовольства и начал кидать в ответ мороженым. Двое взрослых мужчин, гитаристы знаменитой группы носиться по парку и обкидывая друг друга мороженым, звонко смеясь. Но их радости пришел конец, когда на горизонте появился дворник и, размахивая метлой, стал их гонять, покуда они не скрылись прочь из парка. Спустя пару месяцев. Июль близился к концу, а значит, скоро концерт, к которому они так усердно готовились. Хизаки был весь на нервах, то гоняя Камиджо, который в последнее время был рассеянным, то Юки сбивался с ритма, а то и вовсе отказывался играть. Но больше всего его волновало самочувствие Жасмина, пару недель назад он заболел, а лечения не давали хороших результатов, и сказав что он волновался, значит, вовсе ничего не сказать. Кагэяма был для него куда больше чем друг или просто любовник, он жил и дышал только им, как это банально не звучало. Он не знает, что будет с ним, если он его потеряет, это больно, смотреть на самого дорого человека и знать что ты не чем не можешь облегчить его страдания. Репетиция длилась невыносимо долго, а сам Хиз был как сам не свой, он проигрывал свою партию, то не с того не сего срывался и метался по студии как загнанный в угол зверь ища выход, телефон не отвечал, отчего он стал еще более нервным. Пару часов таких метаний по студии и парень сорвавшись с места, помчался домой. То, что он увидел дома, буквально выбило землю у него из-под ног, он упал на колени. А по щекам скатились предательские слезы. Было такое чувство, что его сбил камаз, колотил профессиональный боксер и с него живьем срывали кожу. Он так не хотел верить, что это правда, как будто он только уснул и вот вот проснется. На ватных ногах он подошел к кровати и взял холодную руку любовника, поднеся ее к своему лицу пытаясь согреть своим дыханием, но он лежал не подвижно. Словно застывшая фарфоровая кукла, время будто остановилось для него, как и все вокруг, он сидел у кровати возлюбленного, не в силах поверить, что это конец. Прикрыв глаза и позволяя слезам, катится по щекам и прохладной руке любимого, он вспоминал все дни, что были вместе, все объятия, поцелуи и ночи без сна. Он не слышал звонка, не помнил что говорил, не видел как прибежали друзья и пытались его оттащить от мертвого тело, как он в истерике тряс за плечи «графиню» умаляя вернуться. Он был словно манекен, без чувств и эмоций, после смерти Жасмина он не видел смысла для радости, почти позабыл про группу, полностью погрузившись себя. Нету больше того Хизаки, Хизаки, который смотрел только вперед, всегда добивался всего и упорно шел к победе не смотря на неудачи и поражения, вместе с Жасмином ушла и его душа. Он, молча, стоял перед гробом, вознося молитву небесам, рядом с ним стоял Камиджо и, так же как и он молился за душу ушедшего. Всем было тяжело смерится с утратой, каждый терял с ним и кусочек себя. На его похоронах плакала все Япония, даже небеса оплакивали его. Вся группа на сцену, а именно в одном из концертных залов проводилась церемония прощания, чтобы вознести последнюю речь. Хизаки еле держался на ногах захлебываясь слезами, Камиджо поддерживал его стараясь утешить, Юки предпочел стоять чуть позади всех, а вечно солнечный и светлый мальчик Теру был подавленным и мрачным, он первый решил взять микрофон и произнести речь: «.. Ю всегда будет жить с нами. Ю был очень сильный, чтобы жить и направлять жизнь в хорошее русло, он с двумя людьми переехал и создал группу. Встречаясь с ним взглядом, люди всегда улыбались и дарили улыбки друг другу. Он был как воздух, чтобы жить. Я всегда следовал за ним, его сердце было очень добрым..»(прошу прощения, но слова взяты были с сайта и я не как не могу их забыть, и решила их использовать). Ближе к вечеру, когда все почти разошлись, Хизаки сидел возле могилы, окропляя землю горячими слезами, он уже смерился, что он ушел, но внутри все протестовала, и рвалось к нему, что не укрылось он взгляда Юки. Он молча подошел к нему подставляя свое плечо, а Хизаки уткнувшись своим лицом и не в силах больше сдерживаться зарыдал. Юки обнял его за плечи и повел к себе. Больно ему не хотелось оставлять его одного, хоть парой он и ненавидел Хизаки за его характер, но он отлично понимал как сейчас ему плохо. *** Хизаки медленно открыл глаза, все плыло, и он не мог понять, где находиться. Когда его зрение сфокусировалось, ого взгляд упал на силуэт человека, он успел подметить, что он был одет длинное белое платье, облегающее его тело, длинные черные перчатки, а на шее, на длинной цепочке крестик с камнем. С плеч спадали пряди угольно черных волос, хаотически уложенные на голове, мертвенно белое лицо, от трупа отличало то, что не было синеватого оттенка кожи. Черные губы, которые не выдавали ни грусти ни радости, как и лицо их обладателя, подведенным черным карие глаза, красными было изображен под тек крови под самым глазом. Да, он не мог ошибиться, перед ним сидел ни кто иной, как сам Мана-сама. Но больше всего его удивило то, что руки сидящего перед ним человека, до сих пор обвивали его талию. Хизаки заворошено смотрел в его глаза, а его пульс стал учащенным, пробуждая давно забытые чувства.