Научи меня чувствовать

В следующую пятницу, ожидая свою пациентку в третий раз, я невольно отметила, как часто я смотрюсь в зеркало. Гораздо чаще обычного. Я проверяла, как лежит макияж, не осыпалась ли тушь, не скатались ли тени, прилично ли выглядит моя укладка. Уже года три я носила каре – волос был густой и объемный, и я просто устала ухаживать за ним, пока длина была ниже лопаток. Теперь же мне было достаточно высушить его феном и чуть брызнуть лаком. И где-то минут за пятнадцать до назначенного времени я снова достала небольшое зеркало из стола и посмотрела в него. Отметила, что сегодня я выгляжу особенно хорошо. Иногда я страдала тенями под глазами, которые преследовали меня из-за частого недосыпа, но сегодня я выглядела неплохо. Даже мелкие морщинки у глаз и в уголках губ были почти незаметны. На самом деле я гордилась своими губами. Мои черты лица в принципе были довольно крупными – большие глаза, нос, заметные скулы, совсем не маленький, не кукольный подбородок. И, конечно, крупные полные губы. Я бы даже назвала себя красивой и проблем с самооценкой у меня не было. При всем этом я была светлокожей и светло-русой с яркими зелеными глазами. Но, разглядывая себя, я невольно думала о Валерии. Ее внешность была разительно другой. Смуглая кожа, темные вьющиеся волосы, отдающие медью при свете, почти черные глаза. Ее высокие скулы и тонкие губы были удивительно гармоничны с ее тонким носом. Темные брови были похожи на крылья птицы, которая собирается взлететь. Ее взгляд напоминал взгляд не то опасной кошки, не то другого хищника. Но при всем этом она была красивой. И весьма, как говорится, в моем вкусе. Я предпочитала смуглых брюнеток, питая к ним особую слабость. Правда, не таких молодых, конечно. Разницу в пару лет или даже пять я могла представить. Но десять… было чересчур. Я встряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли. Какая разница, сколько ей лет, если она моя пациентка? Непреложное правило психологов – не сближаться со своими пациентами. Даже дружить было запрещено. В некоторых школах было под запретом находиться в одном общественном месте. К примеру, если психолог встречает в кино своего пациента, с которым работает, он должен тихонечко скрыться и покинуть помещение. У меня, конечно, все было не так строго, но тем не менее дружить и тем более вступать в близкие отношения с тем, кем я работала, я не могла. Поэтому, когда я услышала стук в дверь, то натянула на лицо привычную нейтральную маску и легко улыбнулась вошедшей и, как всегда опоздавшей ровно на пять минут, девушке. — Добрый день! – она была бодрой, энергичной и веселой. — Смотрите, что я вам тут принесла! Она повернулась, и я увидела два стаканчика кофе. — Спасибо, Валерия, но не стоило, — вежливо поблагодарила я и прошла к своему креслу. — Да ладно, пустяки, — махнула она рукой и, взяв один стакан, рухнула на диван, положив одну ногу на колено другой. На ней были брюки песочного оттенка и простая белая футболка. На плечах болтался свитер, связанный спереди рукавами. Она была похожа на какого-то американского парня, который приехал в загородный клуб поиграть в гольф. – Угадала? – она чуть прищурилась, словно боялась услышать отрицательный ответ. — Идеально, — улыбнулась я, сделав первый глоток. И правда угадала. – Как прошла неделя? — Ой, супер. Я заработала кучу бабок, послала в задницу отца и… обняла друга. Сама! – подняла она палец кверху, смеясь. – Правда, я тогда была не совсем трезва, но все же, — добавила она чуть смущенно и снова сделала глоток кофе. – А у вас как дела? — Все хорошо, спасибо, — кивнула я, слегка растерявшись от новостей, что пулеметной очередью вылетели из ее рта. – Можно немного подробнее о… вашем отце? — Да, не вопрос, — с готовностью кивнула Валерия и поставила стакан кофе на столик. – Он – конченый ублюдок. И я сказала ему об этом в лицо. И я счастлива от этого. Конец истории, — она пожала плечами и снова откинулась на спинку дивана. – А у вас чего нового? – как ни в чем не бывало спросила девушка, начиная разглядывать свои ногти. — Валерия, что произошло у вас с отцом? – я уже не реагировала на ее вопросы, так как знала, что она пытается сбить меня с толку. — А что у вас с отцом? – в той же интонации спросила она, уставившись на меня. — Он умер, — спокойно ответила я. — А… — она открыла рот, чтобы что-то сказать, но растерялась. – Ладно. Извините. — Валерия, я уже поняла, что тема родителей – не самая любимая ваша тема для бесед. Но все же. Это… важно. — Господи, а вы очень упрямая, — вздохнула девушка и чуть изогнула спину, словно растягивая мышцы. – Ладно. Смотрите. Я — нежеланный ребенок. Меня не хотели, меня не планировали, и всю жизнь мне стараются дать это понять. И если раньше меня это хоть как-то трогало, то потом перестало. И теперь мой отец пытается мне навязать свой жизненный уклад, привить моральные ценности, забывая о том, что несколько запоздал для этого. — Он считает, что ваш уклад неправильный? – уточнила я. — Можно сказать и так, — улыбнулась она какой-то хищной улыбкой. — В чем именно проблема? Валерия замолчала, устремив взгляд в окно. Потом повернулась ко мне и задала вопрос, который выбил из-под моих ног почву. Но проблема была не в вопросе. А в интонации, которой она его задала. И она ждала моего ответа, чтобы сделать свои выводы. — Как вы относитесь к представителям ЛГБТ? – спросила Валерия, и я постаралась даже не моргнуть, чтобы не дать ей повода зацепиться за что-то. Она тоже неплохо умела анализировать, и я это чувствовала. — Лояльно, — ответила я спокойным голосом. — Лояльно, — повторила Валерия, перекатывая на языке это слово. – Лояльно – это больше положительно, чем отрицательно, так ведь? — Я спокойно отношусь к представителям ЛГБТ. Я толерантна в этом плане, — помогла я ей, вздохнув. — Ну, вот, — кивнула она, продолжая пристально смотреть на меня. – А мой отец не толерантен. Он считает, что всех геев и лесбиянок надо сжечь на костре. И самое смешное то, что его единственная дочь – лесбиянка, — рассмеялась она, запрокинув голову. Это было бы почти искренне, если бы не тот оттенок боли, что я расслышала. — Вас задевает, что он не признает вас? Считает неправильной? Валерия опустила взгляд на меня и покачала головой, а ее губы исказила кривая усмешка. — Да мне плевать. И он, и мать не считали меня за человека, — она встала с дивана и начала ходить по свободному пространству кабинета, наматывая круги. – Им было неважно, чем я интересуюсь – были важны только оценки. Ведь «Что люди подумают, у тебя двойка»! Им было неважно, что происходит в моей жизни, ведь «Учись, потом будешь о любви думать, не смей в подоле принести!». Им было неважно, чего я хотела: «Иди на юридический, юристы всегда нужны!» И что это дало?! – почти прокричала она. – Я полжизни жила так, как они хотели, просто, чтобы угодить. Чтобы им нравиться, чтобы они… — она фыркнула и как-то сморщилась, словно это слово было ей противно. – Любили меня! И что сейчас? Он три года назад узнал, что я люблю женщин, и даже не разговаривал со мной! А полгода назад появился и начал учить меня жизни! Говорить, что я больная, что мне надо обратиться к специалисту, вылечить это! Это! Он даже произнести вслух это не может! И при этом он ни разу не спросил, как у меня дела! Она тяжело дышала, походила на загнанного зверя, которого окружили и вот-вот запрут в клетке. Она провела рукой по волосам и опустила голову. Потом резко подняла ее и выпрямилась. — Поэтому… К черту моего отца! Я просто не выдержала и послала его куда подальше. Он не считает меня человеком, ему плевать. Единственное, что пугает его – что подумают люди! Она размахивала руками, активно жестикулируя, и я видела, как тяжело вздымается ее грудь и начинает срываться голос. И я просто не могла сделать ничего, кроме как встать и… обнять ее. Ее внутренний ребенок просил об этом. Он умолял. Кричал и плакал. Он просто хотел быть нужным. Когда мои руки сомкнулись вокруг нее, Валерия напряглась, как натянутая струна. Почти задрожала. Но когда поняла, что опасности нет, расслабилась и… положила голову мне на плечо, вздохнув. Мы стояли минут пять. Молча и не шевелясь. Когда я медленно отстранилась от нее, то увидела в красивых глазах искреннюю благодарность. — Спасибо, — тихо проговорила она, почти незаметно шмыгнув носом. — Все хорошо? – спросила я, глядя на нее. Девушка кивнула и, мне показалось, что именно в этот момент почувствовала себя уязвимой. Потому что она как-то усмехнулась, отодвинулась и, взглянув на меня снизу вверх, проговорила: — А вы со всеми так обнимаетесь? Эта опция только на третьем сеансе становится доступна? — Если есть проблема с внутренним ребенком, иногда да, — сдержанно улыбнулась я. — У меня куча внутренних детей, повторим? – она наклонила голову, глядя на меня так, словно мы были в баре, и она пыталась меня «склеить». — Не нужно так делать, Валерия. Вам это не идет, — спокойно ответила я, проходя к креслу. – Присядете? — Есть куча людей, которые с вами не согласятся, — ответила она, но прошла на свое место. — Не сомневаюсь, — кивнула я. – Теперь вы готовы поговорить о вашем отце? — А вы готовы поговорить о чем-то другом? Более… интересном? — Например? – вздохнула я, кляня себя за то, что не учла ее возможной реакции. Той, что я наблюдала сейчас. — Например... – она встала и медленными шагами дошла до шкафа, разглядывая все то, что было на полках. – Вы много работали, — присвистнула она, разглядывая грамоты, благодарственные письма и сертификаты. – Это ваш… брат? – спросила она, взяв с самой высокой полки фотографию, на которой была я и мой друг. — Почему вы решили, что это брат? – поинтересовалась я. — Ну, вы немного похожи. Ладно, может, не брат… друг, — закатила она глаза. — Почему друг? Может, это мой муж? – продолжила я свое «исследование». — Вы не замужем, — сказала она, а не спросила. — С чего вы взяли? Потому что у меня нет кольца? – усмехнулась я. — Вы можете нацепить хоть пять колец, вы не будете замужем, — со скучающим видом она поставила фотографию в рамке на место и снова вернулась к дивану. — А теперь я должна спросить «почему», а вы скажете, что у меня взгляд незамужней женщины? — Что? — нахмурилась она. — Это было в фильме. «Москва слезам не верит». — Не помню, — пожала Валерия плечами. – Я не смотрела. — Это же советская классика, — поразилась я. — Ну, как-то руки не дошли. Я не люблю советские фильмы, — махнула рукой Валерия. – Но тем не менее, я знаю, что вы не замужем. И вряд ли будете. — С чего такая уверенность? – я прямо смотрела на нее, ожидая ответа. — Я знаю, что вы лесбиянка, — проговорила она, и слова прозвучали, как выстрел. – Я узнавала о вас. Так что… — девушка пожала плечами. – У нас много общего, не так ли? — И это что-то меняет? Вы обратились ко мне именно поэтому? — Нет, — покачала она головой. – Я узнала потом. И была удивлена. Приятно. Теперь мне… комфортнее. Знать, что… — она снова посмотрела сначала на мои ноги, которые тут же захотелось прикрыть чем-то, и поднялась взглядом к глазам. – Мы из одной команды. — Я психолог, а не футболист. — Не обижайтесь, я не в плохом смысле, — улыбнулась она. – Но теперь вы можете рассказать мне что-то и о себе? Ведь так? У вас есть кто-нибудь? — Валерия, — я привстала и выпрямила спину. – Моя ориентация никак не влияет на мои профессиональные качества. Я – ваш психолог. И мы работаем с вами, а не со мной. Если вы хотите узнать что-то о моей жизни – используйте интернет или другие средства. И если вас интересует исключительно это, и вы позабыли о первоначальной цели своего визита ко мне, то есть ли смысл продолжать наше общение? Она смотрела на меня несколько долгих секунд, словно пыталась понять, не блефую ли я. Когда поняла, что нет, кивнула и выдохнула. — Признаю, перегнула. Извините. — Мы можем вернуться к вам? – спокойно спросила я, удовлетворенно вздохнув. — Да.