Два подсолнуха на поле

      Чемодан из такси вытаскивать, оказывается, тяжелее, чем думал Лёша, но он быстро справляется с этим, отдаёт водителю помятые купюры и идёт по дороге, на обочине которой нет ничего, и только впереди виднеется родная деревня. И машина уезжает обратно, оставляя за собой дым из-под колёс. Знак с названием посёлка, и, собственно, здания в этом посёлке, которые кажутся гораздо ближе после пройденных нескольких киллометров, говорят о том, что осталось немного. Почему то, все всегда звали его деревней или деревушкой, хотя по факту это всегда оставалось посёлком городского типа.       Это и не важно, на самом деле. Для Лёши самое главное здесь — воспоминания и ностальгия. И Саша. Он очень соскучился по Малому, как бы не доказывал ему обратное. Каждый сантиметр абсолютно любой улицы связан с отдельным воспоминанием. Вот Лёша с Сашей играют в догонялки возле магазина, и Саня разбивает коленки и сдирает кожу с ладошек, случайно запнувшись. Или вот поле, на которое Квашонкин убегал вместе с Костей с уроков. Если Косте это было простительно, потому что он действительно учился, то Лёшу за это дома всегда ругала бабушка. К слову, бабушка очень переживала, когда Лёша заканчивал девятый класс и сдавал экзамены. Она всегда хотела, что бы Лёша учился в каком-нибудь колледже или даже университете в какой-нибудь Москве. Теперь, он и учится, стараясь прикладывать немалые усилия, что бы не вылететь оттуда.       Малому он обещал приезжать часто-часто. Как только возможность выпадать будет. Но получалось только звонить. Зато, иногда даже по видеосвязи. Учиться в университете оказалось куда сложнее, чем представлял себе это Квашонкин, потому и не приезжал. Вечные экзамены его просто не отпускали. Ну, и родители, которые, всё-таки, деньги платили за его обучение.       Пальцы сжимают ручку чемодана крепче, когда он проходит улицу на которой находится школа. Здесь, в стенах этой школы, в её дворе, на улице перед школой, воспоминаний в разы больше, от чего Лёша улыбается. Воспоминания о том, например, как они с Костей и Гариком окно разбили, или убегали на больших переменах покурить на всё том же поле, просто заставляют улыбаться. Лёха даже жалеет, что не доучился здесь до одиннадцатого класса, а перевёлся в школу в Москве после того, как закончил девятый.       В его новой школе было невероятно скучно. Он не вписывался в новый класс от слова совсем, да и сам не хотел даже начинать нормально общаться с одноклассниками. Потому что, ну, просто зачем? Учиться на тот момент оставалось всего то два года, и их он решил посвятить подготовке к экзаменам. Подумал, что это будет куда лучше, чем вписки почти каждый день у кого-то из одноклассников. Получилось, что он просто был в классе. Иногда давал списывать на контрольных, а потом сам списывал у кого-то домашку. Не сделал её, потому что к этим контрольным и готовился.       До десятого класса, всё было совсем по-другому. Он всегда ходил побухать у кого-то, и всегда на следующий день был в школе как огурчик. Потом оправдывался перед бабушкой, но это всегда было просто. Ему, хотя бы, весело и интересно было. Лёша побывал на всех таких вписках и тусовках. Обычно, его вместе с бабушкой и Малой ругал, потому что «Лёх, заебал, хватит бухать», но Лёше как-то не до этого было. Он всё думал, как бы и к однокласснику на вписку заскочить не скидываясь при этом ни на что, и одновременно с этим как выглядить хорошо на следующий день, в его голове не было место мыслям о том, как бы прекратить такой образ жизни. Как бы к экзаменам подготовиться, как в универ потом поступать. Как-то, ну, плевать было на это. До какого то момента точно.       — Лёха! — кричит кто то со спины, и по голосу Квашонкин понимает кто. Он оборачивается, расставляя руки для объятий, оставляя чемодан стоять рядом. На улице совсем пусто, это очень непривычно. Никогда не было здесь так, что даже ребёнка никакого нет, бегающего просто так туда-сюда. Странно слышать эхо крика на улице, зная, что его на улице не может быть в целом. Вообще, блять, никого на улицах не было. Малой его почти роняет, когда налетает с долгожданными объятиями. Лёша всё-таки удерживает равновесие и обнимает в ответ, при этом усмехаясь. Заметил, что Саша волосы отрастил ещё больше, теперь нет этого недо-каре, остались только длинные — примерно до лопаток — кудрявые волосы. Заранее прикидывает, насколько долго Саша возится с мытьём головы и расчёсыванием волос. Внезапно, он получает подзатыльник, отпустив одну руку с его спины и приложив её к затылку. — Придурок! Ты обещал часто приезжать!       — Успокойся, я же приехал. — говорит он в ответ, понимая, что не приехать совсем не мог. Просто потому что это был бы не Лёша, если бы не приехал. Переводит взгляд на ещё одного человека стоящего вдалеке. Костя совсем изменился. Отрастил волосы, конечно, сделал себе чёлку, всё-таки перестал стесняться своих очков и очень сильно вырос. Очень. Если раньше Лёша был на голову выше Пушкина, то сейчас всё наоборот. — Вообще-то, у меня на это лето тоже планы были. Однако, я здесь. — смеётся Лёша, а Малой в ответ только обиженно смотрит на него.       Чемодан так и катался вместе с Квашонкиным по посёлку, дребезжа на особенно разъёбанной дороге и иногда застревая в небольших ямках. Дороги в деревне он ненавидит неизменно. Помнит, как они с Малым почти обошли деревню полностью меньше чем за день, а потом, из-за этих же кривых дорог, Малой упал в лужу. Лёха тогда запрещал своим друзьям над ним угарать, говоря, что если увидит, что хоть один смеётся, пизды получат все.       — Красиво тут. — говорит Саша, когда снимает кеды и наступает босыми ногами на пирс. Озеро, почему-то, никогда не пользовалось популярностью среди местных, и это даже странно. Никогда здесь не было больше пяти человек одновременно, только если не договариваться компанией и целенаправленно идти сюда. Лёша никогда этого не понимал. Озеро, вроде, крутое место, чтобы пикники, например, устраивать. Сам он, конечно, пикник никогда не устроит, но он лично знаком с теми людьми, про которых с уверенностью можно сказать, что они не вылезали бы с озера. Однако, почему-то, даже подходить к нему никто не хочет.       — Ага, а ещё слухи ходят, что сюда трупы сбрасывают. — Пушкин поправляет очки, по очереди смотря на Малого и Лёшу, с чьих лиц улыбки моментально сползают после слов Кости.       — Серьёзно? — Лёша не верит, потому что… Ну… Не верит просто. То есть, ну правда, кому в голову придёт сбрасывать трупы в самое очевидное место. А может он и верит. В любом случае, его это не касается. Купаться в озере не очень то и хотелось. Саше, правда, Костя всё обломал. Но, наверняка, Лёша и так не пустил бы Малого купаться в этом ебучем озере.       — Наверно. У нас пару человек в прошлом месяце пропало. И Гар говорил, что будто чью-то руку чувствовал, когда в озере купался. — Гарик, конечно, мог придумать что-то про это озеро, но почему-то Квашонкин решает ему верить.       Малой садится на пирс, просовывая ноги между прутьями и опуская их в воду. Квашонкин поражается тому, насколько плевать Саша хотел, что в озере, кажется, трупы. Если у него отбило желание в принципе подходить к воде, Саша так спокойно опускает в неё ноги. Пушкин садится рядом в позу лотоса, смотря то ли на ноги Малого, то ли в воду, будто пытается разглядеть что-то. Квашонкин усмехается тому, как спокойно они переносят эту информацию. Хотя, потом тоже успокаивается, потому что не первый год находится в этой деревне, и знает, что вообще тут происходит.       В Москве практически моментально находят человека, который убил любого другого. Такое происходит редко, но Лёша уже был свидетелем такого всего один раз. Тогда в соседнем доме забрали какого-то мужика, который не рассчитал силу и случайно убил свою жену. Полиция приехала почти сразу, вроде как. Он вообще не понимает, что значило его «Ну я это, силу не рассчитал немного». Бить свою вторую половинку это низко, отвратительно, хотя раньше он так совсем не считал. Однако, всё-таки решил изменить ход своих мыслей классе в шестом, после которого начал осуждать одноклассников, которые били девочек, большинство мужиков в посёлке, и отца Саши, кстати, тоже.       Здесь убивать людей могли хоть каждый день, и никому ничего и никогда за это не было. Было это конечно редко, но куда чаще чем в Москве. Странно, конечно, что с этим ничего не делают, но тут уже Лёша бессилен. Убийства здесь обычное дело — успевай от ножей только уворачиваться, по-другому не спасёшься.       Квашонкин достаёт пачку сигарет, которые купил ещё в Москве. Просто потому что продавщица магазина возле дома по-любому его узнает, сигареты не продаст, или, ещё хуже, бабушке расскажет. К слову, это ещё одна причина, по которой он радовался, когда к ним приезжали родители, а они иногда приезжали. Обычно на праздники, но могли и на каникулы. Приезжали только родители Лёши, потому что Саша — родной брат только по ощущениям, но по факту двоюродный — своих родителей вообще боялся. Отец Лёши всегда брал с собой достаточно много пачек сигарет, и Лёша мог спокойно стащить парочку себе, в надежде на то, что его не заметят. Он подносит зажигалку к концу сигареты и затягивается, предлагая сигареты Малому и Пушкину, наблюдая за тем, как Саша хмурится, сводит брови к переносице, и отрицательно кивает.       — Я не курю, вообще-то. — произносит Саша, а Костя усмехается.       — Попизди мне ещё тут. — говорит Квашонкин, убирая сигареты в карман кожанки после того, как Костя взял себе одну. Зажигалка у него своя, потому и её Лёша убирает в карман, после чего всё-таки усаживается рядом с Малым. Квашонкин почти на сто процентов уверен в том, что он курит, наверняка даже знает какие сигареты, — по-любому у Пушкина стреляет — но, почему-то, Саша отказывается от никотина. Лёша, ведь, точно никому не расскажет, и он это знает, но почему не взял сигареты непонятно.       Шум воды и пение птиц, звуки, которые Лёша слышал здесь в последний раз, наверное, классе в шестом, когда вместе с Идраком сбежали с уроков. Квашонкин улыбается воспоминаниям, после чего переводит взгляд на Сашу и Костю. Пушкин предлагает ему сигарету, аккуратно протягивая по привычке поднимает брови вверх, и наблюдает за тем, как в Саше борятся «за» и «против», и Саша всё-таки забирает её из тонких пальцев, делая затяжку.       — Не курит он, блять. — тихо усмехаясь, Лёша отводит взгляд обратно к озеру, получая в ответ такое же тихое «Отъебись». Значит, Квашонкин прав, а Саша просто попытался произвести впечатление правильного мальчика. Однако, он слишком хорошо его знает. Он вытаскивает ещё одну сигарету из пачки, отдавая её Саше вместе с зажигалкой. Никогда бы не подумал, что сам даст ему сигареты в руки, но после некоторых разговоров с одним из одногруппников он полностью изменил свой взгляд на это. Захочет покурить — спокойно достанет сигареты, как бы трудно это не было.       Саша говорит «спасибо» ещё тише, продолжая затягиваться. Лёша встаёт первый, потушив сигарету о деревянную поверхность пирса и выбросив окурок в мусорку, стоящую неподалёку, а затем опирается на перила и смотрит за Пушкиным и Малым. Они выглядят мило, особенно когда рука Кости лежит на руке Саши. Вроде, Саше нравился Костя? Лёша точно не помнит, но, вроде как, именно это Малой говорил ему каждый день возвращаясь со школы домой. А ещё все выходные от него было слышно только «Какой же Пушкин, всё-таки, ахуенный». Последний год, когда Квашонкин находился в этой деревне, Саша, вроде как, даже начал общаться с Костей. И потом, когда они виделись только по видеосвязи и звонкам, частенько слышал его голос неподалёку.       Сам же Лёха каждый раз когда видит Костю, вспоминает драку с ним же в седьмом классе. Когда обычные споры и не очень приятные подъёбы друг друга, длившиеся уже около пары месяцев, переросли в оскорбления, на заднем дворе школы всё же решили подраться. Точнее, как решили, просто уже не могли терпеть друг друга, так ещё и ситуация такая хорошая подвернулась. А когда они после драки, с разбитым носом и губой, фингалом под глазом и вывихом руки, покурили в переулке, нормально поговорили, всё стало, вроде как нормально. Оба поняли, что все подъёбы беспочвенны, а спорить им в целом не о чем. К слову, Квашонкин даже после этого стал думать, что «Пушкин? Нормальный тип вроде». А потом и вовсе дошло до того, что они сбегали на подсолнечное поле, забивая на уроки и просто наслаждаясь красивым видом, делясь друг с другом сигаретами.       — Блять, мне же с Долгополовым ещё гулять. — слышится от Саши, когда он встаёт с пирса и направляется к мусорке, после выкинув окурок подходит к Лёше. Он нагло тянется к его руке, смотря на золотые наручные часы на запястье — подарок отца — и выдыхает. — Ну, лишний час у меня есть.       — С кем? — в деревне он знает почти всех. Точно знает всех, кто жил здесь до переезда, но фамилию «Долгополов» слышит впервые. Даже неожиданно как-то, что в деревне появляются новые люди, хотя обычно всем нужно отсюда побыстрее свалить. У кого-то не получается, кто-то не хочет, а кто-то, видимо, намеренно едет сюда.       — Просто фрик местный. — отзывается Костя, выбрасывая окурок.       — Одноклассник мой. Ты уехал, он к нам перевёлся. Вроде, из Москвы. Чего он вообще забыл в этой дыре? — словно сам у себя спрашивает Малой, смотря куда то на дорогу, по которой они пришли. — Пошлите?       — Ещё он поля подсолнечные просто обожает. Ну, может не подсолнечные, но поля точно любит. — рассказывает Саша, когда они уже подходят к дому. — Лёх, можешь домой идти, в целом. Я ещё пару минут тут постою и тоже приду. — проговаривает он, смотря исключительно на Квашонкина и поджимая губы. Поняв, что вообще от него хочет Саша, просто кивает в ответ, обнимая Пушкина в знак прощания, и разворачиваясь к калитке, заходит домой, затаскивая за собой чемодан.       Ну конечно, теперь ещё полчаса будут стоять и прощаться. Зная своего брата, именно так это и будет. Случайно хлопнув дверью, когда заходил в дом, Лёша стягивает с себя кожанку, вешая её в шкаф, и расшнуровывает свои кеды.       — Саш, это ты? Ну сколько можно говорить?! Дверью не хлопай! Кстати, я не знаю, как ты с директрисой разбираться будешь, сам придумывай… — кричит бабушка с кухни, и Квашонкин только улыбается. Она выходит в коридор, хочет что-то сказать, но увидев перед собой совсем не Малого ничего не говорит. — Лёша! — она обнимает его, уже позабыв про дверь и директрису. — Почему приезжаешь так редко? Сашка уже все уши про тебя прожужжал. Говорил, этим летом ты точно приедешь. — она уводит его за собой на кухню, не давая сказать даже слова. Квашонкин послушно идёт за ней, слушая, как они с Малым долго ждали его в эту деревню.       Саша заходит уже когда бабушка пытается накормить Лёшу блинами. Однако, очень вкусными блинами. Малой смеётся, смотря за ним, а после убегает в свою комнату, ни слова не сказав бабушке. И правда, виделись же уже, чё говорить то? Лёша слышит, как он договаривается о чём-то — видимо, с тем самым Сашей — по телефону. Слышимость в доме… Слишком хорошая. Всегда было слышно, кто что делает за стенкой, словно стены и вовсе были бумажными. Лёша встаёт из-за стола, делая комплименты бабушкиным блинам.       Он открывает дверь, смотря за Малым, сидевшим в телефоне. Чёрт, когда это в деревню успели провести интернет? Кажется, вот недавно только они с Идраком передавали друг другу песни по блютузу на старых, нет, не так, на древних телефонах, а потом забивали на это дело, слушая музыку с дисков и иногда даже кассетах. Удивительно, что в их деревне вообще что-то узнали про интернет. Квашонкин усаживается рядом, смотря за тем, как с каждым сообщением, которое получает Саша, он улыбается всё шире. Выглядит забавно.       — Ты, кстати, со мной пойти не хочешь? — Малой отрывается от телефона и с надеждой на положительный ответ смотрит в глаза, иногда прикусывая нижнюю губу. Саша, вроде как, всегда любил брать с собой на прогулки Лёху. Наверно, потому что Лёху уважали все в деревне, и считали, что Малому с братом повезло. И, наверно, только потому что он брат Квашонкина его и оставляли в компаниях, не переставали общаться и старались налаживать отношения.       — Если вы не против, то окей. — отвечает он, оглядывая комнату.       Две старые кровати, старая мебель, которую стоило бы уже заменить, старые постеры над кроватью Лёши, старые занавески… Всё пропитано воспоминаниями. К слову, о старых постерах. Среди них он замечает такую же старую фотографию, где он, наверно, классе в седьмом ещё. Аккуратно сняв её со стены, Лёша ложится на свою кровать, закидывая одну ногу на другую и разглядывая её.       У Саши разбита губа, потому что он впервые тогда подрался. Он ещё легко отделался, его однокласснику досталось гораздо больше. Лёша тогда уже успел добиться уважения, наверняка, от всех. У них была своя компания с некоторыми из одноклассников, иногда они случайно дрались с другими одноклассниками, или с ребятами из параллели. Те, кто младше них под раздачу не попадали, Лёша считал это неправильным. Типа маленьких бить нельзя, остальных можно — пиздец как правильно.       Малой выхватывает фотографию из рук, и смотрит сам, смеясь со старой прически Лёши.       — Нихера, Лёх. Это класс седьмой у тебя, да? Когда вы с Пушкиным особенно сильно пиздились. — Саша кладёт фотографию на стол, сфотографировав её на телефон.       — Именно. И ещё когда мы общаться нормально начали… Чё там с прогулкой?       — Ты с нами идёшь, круто, да?       — Он всегда так долго собирается, или только сегодня? — Квашонкин возмущается, в сотый раз проверяя время на экране телефона. Вроде как, в семь же договаривались, разве нет? Тогда почему, блять, на часах семь двадцать девять, и возле ебучего магазина, возле которого они договорились встретиться, никого кроме них нет?       А вообще, что стало с нервами Квашонкина? Раньше такого не было. Раньше он мог часами ждать друзей, шататься один и даже не смотреть на время.       — Да щас, Лёх, идёт он уже. — успокаивает его Малой, наблюдая за тем, как он курит уже четвёртую сигарету подряд. Волнуется?       Нет, серьёзно. Алексей Квашонкин, которого до сих пор уважает вся деревня за старые заслуги, который не так давно держал в страхе всю параллель школы в которой он учился до девятого класса, сейчас волнуется перед приходом какого-то девятиклассника? Бред, Малой бы в это никогда не поверил, если бы не увидел собственными глазами. Но, именно это он сейчас и видит, и его брови поднимаются вверх.       — Да угомонись ты. — говорит он, когда Квашонкин в очередной раз начинает стучать ногой по земле, а пальцами отбивать какой-то бит на карманах джинс. — Такое ощущение, будто к президенту идёшь, а не к какому-то там Сашке Долгополову из девятого «А».       — Чего? Я спокоен. — удивляется он, засовывая руки в карманы, чтобы не стучать пальцами и не бесить тем самым Сашу.       Действительно, с чего он так волнуется? Наверняка отвык просто от того, что можно не волноваться перед встречами с кем-то. То есть, ну, а смысл, если его и так все уважают? В Москве всё было не так, в Москве он потерялся и стал, можно сказать, никем. Совсем никем. В Москве всем было похуй на Лёшу, о каком уважении может речь идти?       — Привет. — вельветовый комбенизон, серая футболка, отросшие волосы — первое, что запоминается в Саше. Он обнимается с Малым и тянет руку для знакомства Лёше. — Я Саша.       — Лёха. — произносит он, пожимая руку и разглядывая Долгополова. Для их деревни он выглядел достаточно странно, и Квашонкин посчитал его смелым, раз он вышел в своём комбинезоне и всё ещё разгуливает спокойно без синяков от побоев за внешний вид.       Поля подсолнухов вечером летом особенно красивы. Это Лёша понял, ещё когда впервые прибежал сюда после уроков. Саше просто нравились такие места, и когда это место показал Малой, ему просто крышу снесло от этого места. Сам же Малой всегда шёл чисто за компанию, как и сейчас.       — Кстати, Сань, — Лёша поворачивается к Малому, отвлекаясь от разговора с Долгополовым. — Чё бабушка говорила, что ты опять чё-то в школе натворил? На линейке, вроде. — напоминает он.       — Боже, да ничего особенного.       — Тогда, можно я расскажу? — смеётся в ответ Саша, не дожидаясь ответа приступая к своему рассказу. — Артур, который одноклассник наш, ну, ты должен помнить его, раз учился здесь ещё до меня, — он активно жестикулирует руками и Квашонкин вспоминает только то, что терпеть не мог его. Вечно то подножку Саше поставит, так, что он разбивал себе нос, или херню всякую гнать про него начинал. Вопреки тому, что Лёша не бьёт младших, его пару раз пришлось ударить, чтобы он понял, что к Малому лучше не лезть. — Так вот, он мой рюкзак через окно в нашем кабинете на козырёк закинул, — и говорит это так, будто это обычное дело, и вполне нормально, что это вообще происходит. — Саша сначала его избить хотел, потом я его оттащил и он за рюкзаком моим полез. Когда обратно залезал, цветок случайно задел, ну и разбил его. — и Лёше невероятно приятно слышать, что Малой вырос из того возраста, когда его надо было защищать.       — Артур вообще еблан, нихера он не изменился, Лёх. Ну правда, я чё, просто смотреть на это должен был? — почему-то начинает оправдываться Саша, видимо, подумав, что Лёша будет ругать точно так же, как и бабушка. — И вообще…       — Успокойся. Ты, вообще-то, молодец. Уверен, что он каким был, таким и останется. И то, что он настолько сильно начал задирать всех подряд, это херово очень. Тут либо к директору, либо к родителям его. Но вы, конечно же, по классике жанра, не крысы, и сдавать никого не будете, да?       — Так а что директриса сделает? — спрашивает Долгополов, поправив круглые очки. — Мы и так к ней пошли, причём, сразу же, после того как цветок этот разбили. Она только сказала, что Артур может идти, говорила Малому, какой Лёша Квашонкин хороший был, и какой у него брат плохой, на меня вообще забила. — возмущается он, смешно нахмурившись и пытаясь вспоминать детали. Солнце уже ушло за линию горизонта, уже давно стемнело, и, наконец, в небе появилась первая звезда.       — Серьёзно? Настолько всё плохо? Всегда говорил, что Директриса продажная шк…       — Он, вроде, сыночек богатеньких родителей. Чё вообще тут забыл? — Малой повторяется, перебивая его, а Лёша усмехается. На все ситуации, походу, у него всего лишь одна фраза. — Я пойду, наверно. — говорит он, посмотрев на дисплей телефона. Поняв, что уже одиннадцать, он начинает быстро собираться. Забирает с земли свою куртку, натягивает на себя и вопросительно смотрит на Лёшу.       — Я посижу ещё наверно. Ты, Саш, тоже домой пойдёшь? — спрашивает он, ложась на землю и смотря на россыпь звёзд. Для Лёши это кажется слишком красивым, хотя, блять, просто звёзды.       — Да я, наверно, тоже посижу ещё. — отвечает он, устроившись на земле рядом с Лёшей.       — И потом я за гаражи убежал. — рассказывает какую то историю из своей жизни Долгополов, а Лёша внимательно слушает, стараясь запомнить каждое слово. Час ночи они встречают тем, что Лёша аккуратно накидывает на Сашу свою кожанку, потому что видно же, что замёрз, а сам даже лёгкой куртки никакой не взял. Ещё пустыми разговорами ни о чём, что бы просто время убить, но им нравится слушать друг друга.       Квашонкин улыбается, когда Саша пытается ему что-то рассказать, параллельно с этим активно жестикулируя руками и пытаясь делать маленькие отыгрыши своих историй. С Сашей весело.       Они встречали час ночи смотря в глаза друг другу, даже не осознавая, что сейчас час ночи. Осознать помогает звонок на телефон Саши. На телефоне ярко горит «Мама». И Квашонкин вспоминает, что его мама у него записана как просто «мать». Даже, чёрт возьми, не с большой буквы. Усмехается, и смотрит на то, как Долгополов аккуратно проводит пальцем по экрану и прикладывает телефон к уху.       Судя по словам, что он говорил в разговоре, его мать мама просила вернуться хотя бы к двум ночи, но он ответил, что может придти и сейчас. Лёша же только ждал, пока он закончит говорить.       — Проводить?       — Да, если не трудно.       Второй час ночи они встречают у дома Саши. Кожанку он не возвращает, потому что оба просто забыли про неё. Зато, он даёт Лёше свою страничку в ВК и свой номер телефона, уже хоть что-то.