Два подсолнуха на поле

      «Доброе утро» — пишет Квашонкин Саше, не успев даже толком глаза открыть.       Прошло две недели с того момента, как он приехал в родную деревню. Две недели он каждый день гуляет с Малым, Пушкиным, Долгополовым и ещё какими-то ребятами. Две недели он ходит на подсолнечное поле вместе с Сашами, оставаясь наедине потом только с одним. А вот с каким — зависит от ситуации или настроения. И две недели как Малой шутит про то, что он забирает у него друга.       Никого он не забирает, он вообще не виноват, что у них много общего, с ним приятно общаться, хочется гулять и… Он просто не виноват. Ещё пару минут смотрит в экран телефона, в ожидании быстрого ответа. Однако ответ не приходит, приходит только Малой, у которого есть привычка внезапно врываться в комнату, из-за чего Лёша вздрагивает.       — С девушкой переписываешься? — как только Малой появляется в комнате, спрашивает он, заметив ухмылку на его лице. Бросает поломанную зажигалку на тумбочку возле своей кровати, затем берёт с кровати свою куртку, и проверяет карманы на наличие зажигалки. — Ну, просто судя по улыбке пишет кто-то, кто тебе нравится. Может, конечно, парень, не знаю. — заметив на себе вопросительный взгляд Лёши поясняет он. Обычно, им всегда было интересно кто кому нравится, но именно сейчас об этом говорить не хочется вообще. Даже странно, что от одноклассницы Ксюши он перешёл на одноклассника Саши — Сашу. Наверно, от того и не хочется пока раскрывать перед Малым все карты.       — Какая разница? — выключая телефон спрашивает он, наблюдая за тем, как тот обыскивает свою куртку. Малой не находит в карманах ничего, выдыхает, и садится на свою кровать, что-то печатая в телефоне. А вообще, не влюбился он ни в кого. Просто Саша неправильно понимает его взгляды на ебучий телефон. Квашонкин оглядывает свою тумбочку, и так как уверен, что Саша искал именно зажигалку, забирает её с тумбочки и кидает в руки Малому.       — Интересно просто. А тебе чё, сказать что ли сложно? Ну хочешь, чтобы всё честно было, я тоже скажу.       — Сань, все и так в курсе, что тебе Пушкин нравится. Отъебись, пожалуйста.       Квашонкин улыбается, когда приходит ответ. «Доброе утро». Ладно, он, вероятнее всего, влюбился.       Квашонкину нужно отдохнуть ото всех. Ему правда нравится гулять с Малым, Костей, Долгополовым, иногда даже с Гариком или Идраком, но он устал. Иногда такое происходит с ним. Такое часто происходит, когда он славливает переизбыток эмоций. Когда слишком плохо, или же наоборот, охеренно — не важно. Но с Долгополовым кажется невозможно не чувствовать всё и сразу и в больших количествах.       Малой сегодня, почему-то, весь день сидит дома. Не зовёт гулять с Костей, как это бывает обычно, и даже с Сашей не зовёт. Может, он конечно и обиделся, но сидел бы он тогда дома сам? Это странно, но, наверно, сейчас для него очень даже кстати. Он хочет погулять один. Впервые за долгое время не будет творить какую-то херню вместе с Сашей, а просто так погуляет. Только он, наушники, Земфира в ушах, и пачка сигарет в кармане. Может, покурит нормально, хотя бы.       Непонятно почему, но при Саше он не курил. Просто не мог, хотя Саше, вроде, всё равно. Сам он конечно не курит, наверняка даже презирает курение, но ему всё равно. Лёша слишком боится показаться Саше каким-то не таким, неправильным, что ли. Потому выбрасывает недокуренные сигареты, как только видит Долгополова. Да и вообще думает бросать курить, потому так спокойно отдаёт свои сигареты которые покупал в Москве Малому. Ему просто не продаст никто, а у Кости просить в очередной раз как-то стыдно. Пушкин и так в последнее время просит его не курить, потому что просто переживает, вслушиваясь в постоянный кашель Саши.       С этой мыслью, и действительно Земфирой в наушниках, он выходит из дома, оглядываясь по сторонам, посмотреть, есть ли рядом знакомые. Никого не оказывается, и он, даже не думая, идёт на подсолнечное поле. Подсолнечное поле — место действительно классное. Квашонкин готов находиться там сутками напролёт, только не позволяет мысль о том, что он всё-таки приехал сюда не за этим. Просто на этом поле ему нравится сидеть вечером под музыку и думать обо всём. Например о том, что он будет делать оставшиеся два с половиной месяца. Или, может, о том, что будет делать, когда вернётся в город. По-любому уже не будет ничего как раньше. Он не сможет засыпать и просыпаться без мыслей о Санечке, как минимум. К слову, о том, что будет делать со своей влюблённостью, тоже подумает.       Точнее, ну, наверняка влюблённости. Он ведь просто симпатизирует, да?       Господи, кому Квашонкин собрался врать? Себе? Смысла в этом никакого, и так очевидно, что он влюбился, это даже Малой заметил. Наверно, всё просто слишком быстро, а от того и кажется, что влюблённость к Саше испытывать сейчас он не может.       Вокруг всё те же старые многоэтажные дома, на которые он насмотрелся ещё в детстве, когда сидел в подъездах вместе с Малым. Всё та же старая дорога, которую чинить не собирается никто и на которой они с Малым и Идраком так часто разбивали колени. Всё те же старые добрые переулки, по которым добраться к полю гораздо быстрее. Проходя мимо школы, видит на главном входе Пушкина и Гарика. Они машут ему, он машет в ответ, и не подходит здороваться. В целом, всё, опять же, по старому. Гарик и Костя часто ходили гулять вдвоём, когда Идрак и Малой не выходили гулять. Вообще, можно было бы присоединиться к ним, но он уже решил, что проводит этот день наедине с собой.       Поле в закате ещё лучше, чем просто поле. Особенно, когда на поле никого нет. Солнце не слишком яркое, на него даже смотреть не больно и приятно. Приятно наблюдать, как последние его лучи перед закатом всё ещё освещают подсолнухи, ну, и тебя самого конечно. Здесь ещё фотки красивые получаются, и Лёша в целом понимает, почему либо Малой, либо Долгополов постоянно просят их тут сфотографировать. Но, видимо, Лёше сегодня не везёт, да и к тому же, на закат он опоздал, а сейчас уже появляются первые звёзды. В целом, тоже красиво. Одному посидеть тоже точно не получится. Долгополов сидит с венком из одуванчиков на голове, накинутой фиолетовой кофтой и немного лохматыми волосами. Лёша выдыхает, смирившись с той мыслью, что один он не останется, нормально не покурит, не прослушает заново весь альбом Земфиры, и направляется к нему.       — Ты невероятно красивый. — говорит он, а затем садится рядом, забирая из рук Саши подсолнух, потом смотрит вперёд, туда, где ещё несколько минут назад был закат.       — Спасибо — отвечает он, не поворачиваясь в его сторону, ибо и так заранее знал, что это Квашонкин. Потому что кому ещё понадобится придти на это чертово поле посидеть одному? Звёзды вдали действительно завораживают, не давая возможности отвести взгляд даже на секунду. Ну, вдруг упустят что-то интересное, созвездие, может, какое-то. Саша уже по привычке не стал надевать кожанку, потому что на улице вроде тепло, значит и потом будет так же. Он поправляет прядь волос, заправляя её за ухо, и укладывает свою голову на плечо Лёши, после того как он вновь накинул на него свою кожанку.       Честно сказать, Квашонкин даже дышать перестал. Казалось, что в один момент всё может разрушиться и исчезнуть. Ну, или что Лёша сам всё испортит, на крайний случай. Хотелось запомнить всё до мелочей, но Саше, кажется, всё равно, будто он так делает постоянно с каждым встречным парнем. Будто для него это и вовсе ничего не значит. Он прикрыл глаза, и смотря на него, Лёша умиляется со всей этой картины, боясь, что в один момент Саша всё осознает, и просто уйдёт с поля, даже ничего толком не объяснив. Конечно, это не прогулка наедине с собой, но кажется, так даже лучше. Лучше, когда он осторожно кладёт свою руку на его шею, перебираясь ладонью вверх и зарываясь пальцами в его волосы. Саша всё ещё не сменил шампунь, волосы всё ещё пахнут мятой.       — У меня дома приставка есть и чай вкусный. Может, ко мне пойдём? — когда в поле зрения появляется луна, что скрывалось за облаками, а вся кожа Саши покрылась мурашками от холода, предлагает он, всё ещё не открывая глаза. Квашонкин смотрит на него, понимая, что когда он оставил его волосы в покое и положил ладонь на землю, их пальцы переплелись. Кажется, Лёша влюбился в этот день. Слишком уж всё прекрасно. Открыв глаза, Саша тихо ойкает, поднимая голову с его плеча и убирая свою ладонь, скрещивая руки на груди, и смотрит на Лёшу в ответ.       — А родители?       — В Москву уехали. У них, вообще, работа там, но на первые пару недель отпуск взяли. Так что?       — Пойдём.       — Чёрт! — почти кричит Лёша, когда в очередной раз проигрывает Саше. В его комнате оказывается ещё атмосфернее, чем в комнате Малого. Хотя, вроде, комната как комната, но Лёша старается запоминать каждый её миллиметр. Второй этаж дома полностью в их распоряжении, на первом можно заходить только на кухню, остальные комнаты оказываются кабинетами Сашиных родителей и их комнатой. Вся комната Саши обклеена фотографиями, какие-то просто взяты из интернета, на каких-то есть сам Саша и, кажется, его друзья.       — В следующий раз выиграешь, обязательно. — Саша подбадривает его, отпивает чай из своей кружки, и зевает. Квашонкин поднимается с пола — импровизированная кровать Долгополова, пару больших и тяжёлых одеял снизу, несколько подушек и тонкое одеяло сверху, а напротив кровати плазменный телевизор, к которому и подключена приставка — и ещё раз проходится по комнате, только сейчас замечая одно фото, стоящее на компьютерном столе. Все люди кажутся ему совсем незнакомыми, даже сам Саша. Тогда он с очень короткой стрижкой был, не отращивал волосы как сейчас, и, видимо, носил брекеты.       — Ого, ты брекеты носил?       — Боже, забудь. — смеётся он в ответ и встаёт рядом, проводя пальцами по стеклу рамки. — Это мы с друзьями из Москвы вместе собрались, наконец. Так в основном только в телеге общались в одной беседе, но тут наша последняя встреча.       — Почему последняя? — Лёша усаживается за стол, смотря за тем, как теперь уже Долгополов рассматривает свои же фотографии.       — Не хочу в Москву возвращаться. Не могу просто. Брекеты, кстати, надо было ещё несколько месяцев доносить, но родители меня не хотели возить к зубному каждый месяц, поэтому сняли немного раньше. — проговаривает он, уходя от темы друзей из Москвы, и Лёша молчит. Словно если он ничего не будет говорить, Саша расскажет больше про Москву. И, кажется, это срабатывает. — Ну, с ними мы перестали общаться сразу, как я сюда переехал. — ещё немного помолчав, всё же добавляет он.       — А это что? — увидев на столе незнакомую ему книгу, Лёша тянется к ней, рассматривая обложку и читая описание.       — О, это друг мой дарил. Сказал, что мальчик из этой книги это я, потому что по характеру мы похожи.       Забирая книгу из рук Квашонкина, он идёт к кровати, усаживается на одеяло и открывает первую страницу и начиная читать вслух, иногда усмехаясь от того что, вроде как, это забавно, ни с того ни с сего начать читать книгу, чтобы просто больше не переходить к обсуждениям Москвы. Лёша усаживается рядом, наблюдая за тем, как Саша читает одну за другой строчки. Прочитав немного, он ложится на подушку, всё ещё продолжая читать, и Лёша, немного посидев и подумав над тем, что вообще происходит, ложится рядом. Он считает, что ему можно, потому укладывает голову поудобнее где-то на груди Саши и вслушивается в слова и иногда его комментарии. Саша в ответ на его действие ничего не говорит, только страницу иногда переворачивает, вчитываясь в текст максимально внимательно, потому Лёша думает, что всё нормально.       Саша откладывает книгу, когда Квашонкин не отзывается на его «Лёш?», и тогда точно убеждается в том, что он уснул, пощёлкав перед его лицом пальцами. Не очень удобно, конечно, в его объятиях даже книгу нормально не убрать, потому что Саша боится его разбудить, но он смирился, аккуратно дотянувшись до пульта, выключив светодиодную подсветку, которая единственная освещала комнату жёлтым цветом, обнимает его в ответ, произнося тихое «Спокойной ночи».       — Какого хера мы вообще пошли гулять в семь утра? — Лёша спокойно смотрит на Долгополова, который идёт почти в припрыжку. Просыпаться с ним в одной постели было максимально неловко. Вроде как, ничего такого, но Квашонкину всё ещё кажется, что он не должен был засыпать раньше, и уж тем более не должен был засыпать на нем.       — Ну, не совсем гулять. — поправляет он.       — В смысле?       — Друга встретить надо. — проговаривает он, заглядывая в глаза Лёши. Тот лишь отводит взгляд. — Один не хотел. Думал с Саньком, но тут ты появился. Если что, ну, извини, ладно? — и он ничего не отвечает, просто продолжает идти по трассе вперёд.       Когда перед ними останавливается машина, а из неё выходит парень с рюкзаком на плече, Саша почти светится от счастья, озаряя весь мир своими тёплыми лучиками, напрыгивая на него. Весь мир, но Лёша, почему то, всё равно замерзает, словно самая самая яркая и теплая звезда, что горела только для него, в один момент просто потухла.       — Привет, пиздец мы давно не виделись. Я жесть соскучился. — произносит Долгополов, и когда он целует его в щёку, появляются сомнения, что это действительно просто друг.       В целом, так и оказывается. Даня — так его зовут — действительно парень Саши. Квашонкин ещё долго не может смириться с этим, просто ходит за ними тенью, слушая их разговоры, наблюдая за тем, как они обнимают друг друга, потому что, блять, соскучились. В голове проносится не так много вопросов, однако он всё равно не смог найти на них ответы. «Почему ты, Саша, сразу не сказал?» — последнее, за что он цепляется в голове и думает уже только об этом.       Даня ему уже не нравится, сам не знает почему, но это правда не потому, что он парень Саши.       «Блять, зачем я вообще здесь?» — приходит мысль в голову, из-за которой он уходит с площадки, где Саша только что закурил вместе с Даней — так мерзко стало от такого образа Долгополова, ведь, Лёша наверняка только знает, что он не такой. Хочется верить, что этот образ только для Дани, но всё равно как-то мерзко. А затем они поцеловались. Он здесь явно лишний.       Теперь нужно учиться жить как раньше, словно и не было этого Санька Долгополова, и он уходит с площадки не потому, что считает, что на месте Дани должен был быть он, совсем не по этому. Уходит, не потому, что думал, что Саша другой человек. Он вообще Сашу не знает, без понятия кто это. Стараясь забыть про него, думает, что человека сидящего на качеле он действительно видел впервые.       Он уходит, и никто даже не замечает. В целом, оно и хорошо, сможет один посидеть на ебучем озере с ебучими трупами. Сможет спокойно покурить, спокойно обдумать всё. Наверное, Лёша точно влюбился, раз не может спокойно отнестись к той мысли, что с Сашей у него ничего не может быть. В голове он уже рисует план — буквально — как будет влюблять в себя, как будет уводить его у Дани, например. Ужасный план, даже самому Лёше это кажется. И сидя на том же озере, в голову приходит гениальная мысль, которой он и будет следовать. «Не лезь в чужое дело, вообще ничего не делай. И с Сашей не общайся, нахуй надо».

«Пошёл нахер, Санечка».