***
Квартира кажется слишком пустой. Уже который месяц Квашонкин живёт в тишине. Иногда, конечно, соседи громко включают музыку, устраивают тусовки и тому подобное, но всё равно от чувства пустоты это не избавляет, становится ещё более одиноко. Прошло всего семь месяцев с того момента, как Лёша вновь вернулся в деревню. Из них почти четыре он уже находится в Москве, но воспоминания всё ещё слишком яркие. За то время, что он был в деревне, он вновь привык к той мысли, что где-то и кому-то он нужен. Его там ждут, и всегда будут ему рады. В Москве до тебя никому нет дела. По крайней мере, после пары месяцев рассуждений, он думает именно так. Квашонкин не помнит, что из своих мыслей его выводит первым — режущий уши свист закипевшего чайника, или же вибрация телефона в руке. Интересно, сколько времени он вот так просидел, прижав ноги к себе, обняв колени руками и облокотившись на ванную? Наверняка много. Параллельно с тем, что бы дойти до плиты и наконец выключить её, проверяет телефон. Всего одно сообщение от контакта «Санечка». Первое за месяц. Квашонкин улыбается, но как-то грустно. Неужели не забыл? Лёша поворачивает ручку на плите, читая сообщение. «Как ты?» — хочется написать что-нибудь в ответ, но вот только что? «Нормально» — слишком банально. Да и не такого ответа Саша, наверно, ожидает. Начать рассказывать о событиях, что происходили последний месяц тоже не вариант. Да ничего особо не происходило. Ну, по крайней мере, ему кажется, что учёба-дом-учёба-дом-родители-учёба-дом — слушать максимально неинтересно. Квашонкин не знает, что делает. Пальцы сами отыскивают нужный номер среди контактов, нажимают на значок вызова, рука словно сама по себе подносит телефон к уху. Пальцы всё ещё живут своей жизнью, тянутся к пачке сигарет одногруппника, которую, видимо, в универе со своей перепутал. Поджигает кончик, и гудки прекращаются. Внутри словно всё останавливается, и Лёша забывает как говорить. — Алло? — как же давно хотелось услышать его голос. Он расплывается в улыбке, прикрывая глаза. — Привет. — говорит он, затягиваясь и выдыхая серый дым. — Привет. — и о чём говорить? Чёрт, он не понимает. Не понимает, но готов отдать всё, лишь бы Саша продолжал говорить не замолкая. Только бы слушать его голос. — Так… Как дела? — Всё по старому. Сам как? Что нового? — он наливает себе чай, готовясь слушать его истории. — Да, на самом деле, много чего, Лёх. — Саша выдыхает в трубку, и, кажется, щёлкает зажигалкой. — Малой думает к Косте переехать. — Ого, я думал, это позже произойдёт. Гораздо позже. — искренне удивляется он. Почему то, осознание того, сколько сейчас время, приходит слишком поздно. — Погоди, ты разве не должен быть в школе? — Должен. Но, ты позвонил, а такое бывает редко, значит хер с ним. — Квашонкин затягивается. Ему стыдно, правда стыдно, что он совсем не звонит никому. Ни Долгополову, ни Малому — вообще никому. — Я просто… Скучаю, наверно. — отвечает он. — Я тоже, Сань. Молчание длится, пока Лёша докуривает уже вторую сигарету и кидает бычок в пепельницу. — Поедешь в Москву со мной? — неожиданно даже для себя задаёт вопрос, не рассчитывая на какой-либо ответ Саши. — Я ненавижу Москву, Лёх.***
Начало июня. Наверно, теперь это любимое время Лёши. Знойное солнце, но прохладный ветерок. Успешно закрытая сессия, какое-то время проведённое с родителями, несколько часов в поезде, и та самая дорога оказывается под ногами Квашонкина. Даже не верится, чёрт возьми, что прошёл уже год. В воздухе стоит пыль вперемешку с песком из-за проезжающих мимо машин, точно как тогда, в то лето. Квашонкин мечтал оказаться здесь слишком много времени, слишком много времени думал обо всём, даже начало казаться, что ничего и не было. Родная площадка встречает всё теми же стареющими качелями, на которых, кажется… Нет, не кажется, Лёша уверен, сидят Саша и Костя. Да, точно они. Точно ни с кем не перепутает двух целующихся парней, у одного из которых очки, и который выше на голову второго, а у другого волосы ниже плеч. Изначально думает не подходить к ним — мешать не хочется, но когда они через пару минут сами встают с качель и идут туда же, куда и Лёша, необходимость думать над тем, что нужно ли подходить или нет пропадает. Саша случайно замечает Квашонкина, просто повернув голову в его сторону. Лёша улыбается ему, наблюдая за тем, как он поворачивается в его сторону ещё раз. — Лёха! — удивлённо кричит он, побежав в его сторону. Квашонкин заранее расставил руки для объятий, а Саша почти снёс его с ног. Лёша обнимает так же крепко, как и сам Саша. — Мы боялись, что ты не приедешь. — Квашонкин прикрывает глаза. Лёша и сам боялся, что не приедет. Сомневался до последнего, но когда поймал себя на мысли, что покупает билеты, пути назад уже не было. Но, да, именно здесь его ждут всегда. Малой нервно выдыхает, Лёша точно знает — волнуется. Саша просто боится, что Квашонкин опять исчезнет почти на год, не будет звонить, и даже не предупредит, когда приедет. Слышится тихий всхлип. — Эй, Сань, ну ты чего? Всё же хорошо, я здесь, приехал. — спрашивает Квашонкин, проведя по волосам Саши ладонью. — Написать хотя бы мог? — спрашивает он, отстраняясь и проводя тыльной стороной ладони по своей щеке, стирая капельки слёз. — Придурок. Пушкин обнимается с Лёшей — друг по другу тоже соскучились. Наверно, это не удивительно, но здесь Квашонкин чувствует себя как дома. Он рад находиться здесь, просто рядом с людьми, с которыми провёл вместе всё своё детство. Саша с самого детства учил Квашонкина плести венки из одуванчиков. Сашу учила мама, а он решил казаться хоть в чём то лучше Лёши, потому и обучал его плетению. У Саши они всегда получались аккуратными и ровными, всегда красиво смотрелись на его голове. У Лёши же первое время выходило коряво — даже на голову нацепить иногда не получалось. Однако, время идёт, и венки он теперь умеет плести точно так же, а может, даже лучше Малого. На подсолнечном поле пусто и тихо. Это по прежнему остаётся самым малопосещаемым местом в деревне. Солнце садится за горизонт, еле освещая поляну и Квашонкина. Он вертит в руках венок из одуванчиков, сорванных по дороге сюда, и просто ждёт. Ждёт, потому что знает, Долгополов точно придёт. Ровно год назад он впервые побывал у него дома, забавно даже, что он запомнил точную дату. Хотя, если честно, он уже начал думать о том, что никто не придёт. И всё же, он слышит шаги позади. Осторожные шаги, словно Саша опасается и не понимает кто стоит перед ним, или вовсе думает, что это маньяк какой-нибудь. Но когда понимает, кого он видит, всё словно останавливается. Чувства смешиваются, и в животе что-то приятно покалывает. Квашонкин поворачивается, когда его обнимают за шею, чудом оставив стоять на ногах. Лёша кладёт свои руки на спину Саши, прикрывая глаза и сминая его кофту свободной ладонью, боясь отпустить. Вдруг всё не по-настоящему? Это поле, прекрасный закат, оставляющий после себя на лицах парней оранжевые лучи. Саша тоже не настоящий, не по-настоящему обвивает его шею руками и сбивчиво дышит. Или всё внезапно исчезнет? Он хочет чувствовать, что ничего не пропадёт, что Саша сейчас с ним, рядом, а потому только сильнее сминает кофту, опуская голову на его плечо и обдавая его шею тёплым дыханием. — Я так скучал. — Саша ещё сильнее прижимается к Лёше, ощущая, как на голове появляется, видимо, венок. Вместо ответа, Квашонкин берёт его подбородок двумя пальцами, поднимая голову вверх. Осторожно приближается, а Долгополов поддаётся вперёд, целуя первым. Отстраняясь, стоят в обнимку ещё какое-то время — они не знают сколько точно прошло, но их не волнует. Краем глаза Саша только заметил, что уже стемнело. Дыхание вернулось в норму, а глаза больше не слезятся. Осталось только чувство спокойствия, пока он находится в его тёплых объятиях. Словно уже не важно, почему он так мало звонил, писал и приезжал. Главное, что сейчас он здесь. Саша вздрагивает, и почти убирает руки со спины Лёши, но вовремя вспоминает, что всё хорошо. Он чувствует, как рука Квашонкина забирается под кофту, и как пальцы осторожно касаются его тела. Кожа покрывается мурашками, когда он считает пальцами позвонки, и Саша шумно выдыхает, когда он касается рёбер. Он сжимает футболку Лёши, когда тот возвращает руки на спину и целует его в макушку. Лёше не хватало всего этого. Не хватало Саши. Его рук и запаха, его мягких волос, путающихся под пальцами Квашонкина. Признаться честно, Саши даже сейчас мало. Он хочет быть с ним постоянно, а потому шепчет слова о том, насколько сильно он любит его, как его не хватало, и что он тоже скучал. И шепчет настолько тихо, что даже сам себя почти не слышит. «Знаешь, я даже представить раньше не мог, что полюблю кого-то настолько сильно» — вместо «доброго утра» читает Саша в месенджере, поворачиваясь к Лёше лицом и поправляя одеяло. — Я рядом, вообще-то. Мог бы и так сказать — Квашонкин улыбается ему, кивает, прикрывая глаза. Вроде хочется спать, но никто из них уже точно не уснёт. Они просто валяются в кровати, смотря друг на друга и наслаждаются каждой секундой проведённой рядом. — Хм, у меня есть еда дома? — сам у себя спрашивает Долгополов, сильнее прижимаясь к Лёше. — Я когда проснулся сразу в магаз сходил. И омлет приготовил. Саша тянет его за руку, поднимая с кровати и утаскивая за собой на кухню. Из сковородки перекладывает в тарелку небольшой треугольничек, хватая вилку из шкафа и усаживаясь на столешницу. Квашонкин вновь оказывается рядом — он вообще теперь всегда рядом, ни на шаг не отходит, серьёзно. — Я от тебя уйду сегодня, дома переночую. — Квашонкин чувствует себя виноватым. Его не было почти год, а теперь пытается уйти опять. — Там просто Малому чё-то с мебелью помочь надо, то ли бабушке, то ли Косте… — Лёх, да не оправдывайся. Если надо то окей, за один день ничего не случится. — Квашонкин улыбается ему, всматриваясь в чудесные глаза напротив. Поцеловав его в уголок губ напоследок, он забирает рюкзак со второго этажа и снова спускается вниз, ко входной двери. — Только напиши как освободишься, ладно? — Саша стоит опираясь на дверной косяк, пока Лёша натягивает свои кроссовки. — Конечно. — встав ровно, он целует Сашу в макушку, и ему начинает казаться, что всё слишком приторно. Слишком приторное утро, да и в целом вся неделя приторная. Хотя с другой стороны, ему так не хватало всего этого, он действительно скучал. — Да нахер вы эти шкафы ебучие заказали? — Квашонкин выдыхает, осторожно опуская мебель на землю. — Мои вещи в его шкаф не помещаются. — говорит Саша, вызывая смешки со стороны Кости и Лёши, на что тот лишь закатывает глаза и уходит из кухни. — Так вы теперь полностью съезжаетесь? — Квашонкин ищет свою футболку на полу среди одежды Саши и Кости, но не находит её среди коробок с вещами Кости. Днём было слишком жарко, тем более таскать шкафы на второй этаж не так уж просто. Зато теперь холодно, и ему кажется, что только зря футболку снимал. — Надеюсь. Это уже как Саша скажет. Но, как видишь, для своей одежды шкаф он уже заказал. — Пушкин поправляет очки, наливая чай в три кружки. Лёша вспоминает, что Саша утром просил написать когда закончит, и удивляется, когда включив телефон видит три пропущенных от него же. Перезванивает. Однако, в ответ только гудки, и конечное, такое неприятное, «абонент не может подойти к телефону». Что-то случилось, да? Он бы просто так не звонил так много раз. Квашонкин переживает слишком сильно. Может, вообще просто накрутил себе всякого, и всё на самом деле хорошо, по другому же не бывает просто, верно? Дрожащие руки начинают немного подбешивать и злить. Ну, ещё, конечно, злит то, что Саша просто не может взять ебучую трубку и сказать, что с ним всё хорошо. Что он тоже пьёт чай, тоже скучает по Лёше и тоже с нетерпением ждёт, когда они наконец увидятся. — Санёк! — Лёша зовёт его на кухню, после чего тот быстро возвращается. — Тебе Саша не писал ничего? Или звонил там? — сжимая телефон в руке спрашивает он. — Не-а. А должен был? — Квашонкин отрицательно кивает, пока Саша достаёт свой телефон и начинает набирать сообщение. Минуты не прошло, как он меняется в лице. — Кость, я дома сегодня, наверно, переночую, извини. — Да всё хорошо, чего извиняешься то? — Саша пытается выдавить что-то наподобии улыбки, подойдя ближе и обняв его. Саше с ним спокойнее, Саша чувствует, что с ним всё правильно, что бы он не делал и не говорил. Квашонкин рад за них. — Как дома будешь напиши, говорят, у нас сейчас участились случаи избиений… — Кость, — Малой одним только взглядом просит замолчать, указывая на Квашонкина сидящего позади. — Всё хорошо будет. Это слухи же только. — Бля, а если с ним случилось что-то? — смотря в пустоту кого-то спрашивает Лёша. — С ним всё хорошо, по любому, Лёх. У меня короче есть… Э-э… — он открывает верхний шкафчик, разглядывая бутылки алкоголя. — Коньяк. Да, можем его выпить если что. — Я не вижу его уже четвёртый день, Костян. — Лёша держит телефон в руках, смотря только на его экран и дожидаясь абсолютно любого уведомления. — Он не берёт трубки, не отвечает на сообщения… Я боюсь, что что-то правда серьёзное. — Или ты ему просто надоел. — пытается шутить тот, но входит очень плохо, он и сам это понимает. — Он бы написал, мы бы нормально отношения выяснили. Зачем игнорить то? Он, ведь, не читает даже, Кость. — пытается рассуждать он, пока Пушкин что-то нарезает для будущего супа. — К нему Саша бегает постоянно. — всё же выдаёт Костя. Наверное, устал просто от того, что Квашонкин сидит тут уже четвёртый день и не находит других тем для разговора. А Лёша просто не может вообще ничего делать, потому что все мысли только об одном. — Недавно ходил к нему с коньяком тем же, и он начал очень много там зависать. Уж не знаю, что могло произойти, но там что-то правда серьёзное, Лёх. Они же оба не пьют почти, а тут он вернулся в хлам просто. — Пиздец. — Квашонкин прикрывает глаза, лбом упираясь в стол. — Я дома! — громко говорит Малой из прихожей. Через несколько секунд он оказывается на пороге кухни. — Как дела? — Как Саша? — сходу задаёт вопрос Квашонкин. — Можете, блять, просто рассказать, что случилось? — Саша нормально… — его что то смутило, это становится очень заметно после того, как он хмурится и отводит взгляд. Сразу кажется через чур серьёзным. — Я не знаю, мне не стоит тебе рассказывать. Пусть сам скажет, когда захочет. — Когда в следующий раз к нему будешь идти, передай, что если не хочет меня видеть — мог написать. И что я уже билеты до Москвы взял обратно. — конечно, он врёт про билеты, но он просто хочет разобраться и понять в чём дело. — Он сам тебе всё расскажет, Лёх. Не уезжай, хуже ведь сделаешь. — удивительно то, что на этом моменте Саша решает, что диалог закончен, а Квашонкину хочется говорить ещё и ещё. Выпытывать из Малого вообще всё, что он знает. А потом ещё и Долгополова допрашивать, мол почему просто сразу обо всём не рассказал. Хотя, о чём? Действительно, он ведь не знает, почему именно Саша молчит, и оснований думать, что он просто обижается на Лёху, или тот сделал что-то не так, просто нет. Может, тогда всё-таки стоит прекратить бояться того, что Саша не хочет видеть Лёшу, и прийти к нему домой? Всё будет хорошо, так ведь? Калитка по прежнему сильно скрепит, Квашонкин так и не смазал её, хотя собирался это сделать уже давно. В самом доме не поменялось ничего. Только стало тише, и пыли появилось больше. И атмосфера слишком нагнетает. Лёха осторожно и как можно тише пробирается к двери в его комнату на втором этаже. Толкнув дверь, она с лёгкостью открывается, открывая вид на комнату Саши. Долгополов, кажется, плачет. Лёша ненавидит то время, когда он плачет, готов сделать вообще всё что угодно, лишь бы больше он никогда не плакал. В тонких пальцах сидя на кровати он держит острое лезвие бритвы, сидя так, видимо, не первую минуту. Либо он не заметил Квашонкина потому что слишком глубоко погрузился в свои мысли, либо просто делает вид, что ему не важно кто пришёл. Слишком много изменилось. Например, синяки под глазами раньше были не такими заметными, а кожа не была настолько бледной. Глаза слишком красные, а на руках виднеются новые порезы, совсем свежие, но их слишком много, на руках почти места живого нет. Руки Квашонкина начинают дрожать. Он ещё никогда не переживал так сильно за чью-то жизнь. Он осторожно подходит ближе, усаживаясь на кровать рядом. Думая, как бы лучше забрать лезвие из его пальцев, просто берёт его за руку, второй рукой забирая острый предмет, положив его рядом с той же книгой, что читал ему Саша. Руку убирать он не собирается, но Долгополов, как будто, этого только и боится. Он трогает каждый его палец, словно пытаясь понять, настоящий ли он вообще. — Саш, я рядом. — спокойно говорит Квашонкин, а сам весь дрожит, слишком сильно переживает. Лёша тянется к нему ещё ближе, просто обнимая, старается никак не навредить, а Сашу всего дёргает от любых прикосновений, словно каждое прикосновение по ощущениям всё равно, что прикоснуться к горячему утюгу. — Всё хорошо будет, мы со всем справимся.