***
— Сначала поедем к Южным, потом — к тем, что расположились на востоке города, как считаете? — До сих поверить не могу, что Вы так легко рассуждаете о нелегальных группировках прямо в своем кабинете, Александр Петрович, — усмехнулась Гатчина, смотря на то, как ее начальник в рабочем костюме порхает перед картой города на своей стене, отмечая что-то гвоздиками. — Опять нет планов на выходные, и решили убойно поработать? — Именно, — кивнул ей Романов. — Вы сможете сегодня присоединится к нам, Софья Григорьевна, или?.. — Боюсь, что нет. Мне со своими ребятами посидеть нужно, у меня в последнее время тоже не спокойно, — ответила она, задумчиво перебирая свои волосы. — Но завтра я вся ваша, ребята. Как все закончим, можно и оторваться, как считаете? — Ну мы же на работе, Софья Григорьевна, следите за выражениями, — широко улыбнулся Колпино, поправляя пиджак. — Не "оторваться", а "культурно отдохнуть и расслабиться в компании коллег". — Совершенно верно, Дмитрий Александрович, — нарочито серьезно кивнул Петербург. — Я так понимаю, Вы поедете со мной? — Да, я подберу Вас вечером на личном транспорте. Буду трезв, как стеклышко, но, надеюсь… — Да. Как закончим дело, вернемся ко мне и попробуем то, о чем ты говорил. Образцы я достал, — поднял на Колпино спокойный взгляд Петербург. Ему нравилась то, чем стала его жизнь. В рабочее время он так и оставался аккуратной и прилежной второй столицей: в его отчетах и распоряжениях нельзя было найти ни единой ошибки. Теперь всегда свободное время выходных он занимал полезным отдыхом среди своих граждан — клубы города знали его, почти каждая банда всего за какой-то месяц стала считать его своим, и в его руках оказывалась вся возможная информация. Он даже научился получать удовольствие от всего этого процесса. Как оказалось, он многое терял, десятилетиями проводя время дома, в театрах и дорогих ресторанах. Нет, вы не подумайте, все это Александр Романов все ещё горячо любил. Теперь, когда Москва не приезжал, выбор постановки не должен был зависеть от его вкуса и времени прибытия; Петербург теперь ходил, на что и когда хотел, нет-нет да приглашая с собой ближайшие к себе города. На прошлой неделе заезжал даже Вейно, оставив на один день столицу Финляндии без присмотра ради вечера с другом. Просто теперь ему была доступна и другая сторона мира развлечений. Можно было назвать его преступником, пьяницей, наркоманом, кем угодно — он больше не был святым. Но все это расслабляло его, а главное, приносило пользу его городу, поэтому Александр не собирался останавливаться. Он не терял контроль над городом, и жители не окунали его в порок. Наоборот, теперь он держал худшее в узде, оберегая то, что любил больше всего, больше себя самого — город Санкт-Петербург, северную столицу России.***
Оказавшись у знакомой парадной с белыми лилиями в руках, Москва широко улыбался. На город уже опустился вечер. В это время года он опускался гораздо раньше, погружая улицы в приятный глазу полумрак. Было уже слишком поздно, чтобы идти, например, в театр, но в простых прогулках по набережной было свое неповторимое очарование, и поэтому Михаил был уверен, что Петербург не откажется. Он снова приехал без предупреждения, поэтому, поднимаясь по лестнице на третий этаж, одной рукой уже доставал свою копию ключа. К сожалению, аккуратно удержать цветы под рукой, пока он рылся в портфеле, не удалось: они сильно ударились о стену, и один-единственный идеально белый лепесток упал на каменную ступень, притягивая взгляд. Сам не до конца понимая, зачем, Москва поднял его и положил в карман. Чему-то настолько прекрасному не было места на этой грязной лестнице. Наконец, он достиг двери нужной квартиры и прислушался, пытаясь понять, что происходит за ней. Присмотревшись, он понял, что дверь не просто незаперта, а приоткрыта, и нахмурился — Саша обычно пристально следил за тем, чтобы дверь была надёжно закрыта. Хотя, может, он просто устал и забыл запереть ее. Такое вполне могло произойти. Пройдя в коридор и прикрыв за собой дверь, Михаил огляделся и навострил уши: со стороны ванной была слышна включенная вода, а по всему коридору то тут, то там можно было увидеть части рабочей одежды северной столицы. Видимо, Александр торопился снять ее и не смотрел, куда кладет. Не раздеваясь, Московский прошел на кухню, намереваясь подождать Романова там, а бумаги, россыпью лежащие на кухонном столе, обещали составить ему компанию в этом ожидании.***
Петербург вышел из душа, вытирая волосы полотенцем и довольно смотря на себя в зеркало. Вечер обещал быть продуктивным. Правда, нужно было поторопиться. Колпино должен был подъехать на Гороховую через десять минут, поэтому одеваться нужно было быстро. Подготовленный для таких случаев костюм, заранее изгвазданный в грязи и бог знает, чем еще, уже ждал его на стуле рядом с раковиной. Забавно. Он только что помылся, а теперь должен надеть на себя грязную одежду Но ничего. Это было для дела. Быстро надев все необходимое и оценивающе посмотрев на себя в зеркало, — выглядел он, как средний преступный элемент, а это и было его конечной целью в этом образе, — он открыл дверь и направился на кухню, чтобы еще раз просмотреть информацию по бандам, которые он собирается посетить. И он никак не ожидал, что встретит там склонившегося над его документами Михаила Московского. — Как я должен на это реагировать? — спросил столица себе под нос, не оборачиваясь на вошедшего. — Что? — не расслышал Петербург. — Я спрашиваю, — повысил голос Москва, сжимая стол сильнее. — Как я должен реагировать на то, что вижу сейчас перед собой? Ой. На столе у Саши лежали именно те два типа документов, которые можно было истолковать неправильно. Информация о мерах прикрытия для нескольких самых опасных группировок города, и исследования о наркотиках. С образцами. — Я могу объяснить, — начал Александр, но был грубо перебит. — Что ты хочешь объяснять? — пугающе спокойным голосом спросил Михаил. — По-моему, тут все достаточно прозрачно. Второй по важности город страны прикрывает организованные преступные группировки и поддерживает их деятельность. Еще он употребляет. Я ничего не упустил? Это было нехорошо. Миша сделал совсем неправильные выводы, и его нужно было срочно переубедить. — Эй, посмотри на меня. Все под контролем. Это не то, о чем ты подумал, — Москва обернулся на него, гневно сверкая своими голубыми глазами, и Александр запоздало понял, что начал не с того. Он был одет, как отпетый наркоман, и уже выпил ранее для храбрости. Его внешность, скорее, усугубляла его положение. — Да. Прекрасно выглядишь, я впечатлен, — протянул Москва, наступая на него. — И сколько это все уже продолжается? Романов отводит взгляд, пытаясь найти наиболее адекватный ответ на заданный вопрос, но пришедший, кажется, не собирался ждать долго. — Отвечай! — крикнул столица, ударяя кулаком по стене над его головой, и Александра парализовал ужас. В последний раз он видел у Миши такое выражение лица во время войны. — Я был уверен в тебе, я доверял тебе! — продолжил кричать на него Московский, подходя ближе. — Я был уверен, что ты сможешь сам противостоять этому, а ты даже не попытался попросить о помощи! Как ты мог? — Хватит, — прошептал Петербург, не в силах пошевелиться. — Нет, не хватит! Насколько лицемерным ничтожеством нужно быть, чтобы улыбаться мне в лицо на совещаниях, а дома делать такое? — схватил его за грудки и прижал к стене Москва. — Насколько нужно ненавидеть своих жителей, чтобы травиться этой гадостью, поддерживая этот мерзкий бизнес? Господи, как же я рад, что ты не остался столицей. Под руководством такого, как ты, страна не прожила бы и квартала. Любой другой справился бы с управлением этого города лучше, чем ты. Может, ты его совсем и недостоин, а?! Каждое слово пронзало насквозь. Михаил знал его всю жизнь, и точно понимал, куда нужно было бить. И он бил, не оставляя ни секунды на оправдания. Руки, приподнимающие его над полом, исчезли, и Романов, не ожидавший этого, рухнул на колени. — Ненавижу тебя сейчас, — пробормотал себе под нос Московский, разрывая пакетики с белым порошком и опрокидывая их содержимое на пол. — В русском языке не найти слов, которые могут это описать. Ты стал олицетворением всего, что я ненавижу, и, получается, тебя я ненавижу теперь тоже. Все произошло слишком быстро. — Предатель, — выплюнул коротко Михаил, разорвав последний, и быстро покинул помещение. Спустя несколько секунд раздался громкий хлопок входной двери, похожий на выстрел, и добил Александра. Было невыносимо слышать такое. Петербург и бровью не повел бы, если бы все это сказал кто-то другой, но это говорил Миша. Обняв себя руками, он подошел к двери и, найдя на тумбе ключ, запер ее со внутренней стороны. На сегодня было достаточно гостей. Он не хотел видеть абсолютно никого. Наверное, правильным было бы догнать столицу и пытаться любыми способами доказать обратное, но он не собирался делать этого сейчас. Москва четко и однозначно обозначил свою позицию, и идти за ним сейчас было бесполезно. На негнущихся ногах подойдя к окну, он стер со щеки первую дорожку слез. Миша шел по набережной, не оборачиваясь, и быстро удалялся. Скорее всего, такую картину Петербург видит в последний раз на очень и очень долгое время, если не навсегда. Отвернувшись от окна и опершись на подоконник, он рвано выдохнул, прикрывая глаза. Он был недостоин своего города. Давний страх был теперь сформулирован и брошен ему в лицо самым дорогим для него человеком. Всю жизнь он быстро бежал вперед, пытаясь впечатлить Михаила. И он, кажется, облажался. Где-то в коридоре зазвонил его телефон, но, даже если это было по работе, отвечать не было никакого желания. Справятся сами. Как сказал Миша, справится любой. Телефон затих, но через секунду зазвонил вновь. Выровняв дыхание, Романов отрывается было от подоконника, намереваясь хотя бы проверить, кто именно звонит, но на первых же шагах поскальзывается на чем-то и растягивается на полу, шипя от боли в подвернутой при падении ноге. Что это, черт возьми… Букет. Под столом одиноко и забыто лежал букет белых лилий. Трель телефона вновь затихла, а Александр, шатаясь, поднялся и, стараясь не смотреть на цветы, подошел к кухонным шкафчикам. Нужно было срочно расслабиться. Расслабиться и забыться, чтобы оставить все это позади. Любыми способами. Быстро отодвигая баночки со специями и крупами, Петербург тряс головой, пытаясь прогнать из сознания голос Миши. Лицемерное ничтожество. Недостоин этого города. Теперь его ненавидят. Отодвинув пачку гречки, Романов схватил три небольших шприца, которые до этого одиноко ютились в углу. О них не знал даже Колпино. Впервые попробовав и ощутив спасительное забытье, Александр за его спиной достал себе еще одну партию для хранения дома. Изначально он не собирался пользоваться ею, но сегодня был особенный день. Это должно было помочь. Не решить проблемы, но успокоится и перестать так сильно нервничать. В прошлые разы это помогало уйти от плохих мыслей. Выключив свет, чтобы не бил по глазам, когда накроет, и сев за стол, он затянул на руке жгут и аккуратно, по всем правилам вколол первый, замирая и прислушиваясь к своим мыслям и ощущениям. Не помогло. Почему не действовало? Не думая о последствиях и игнорируя ярко пульсирующее в голове предупреждение Колпино насчет доз, он вкалывает еще. Оно должно помочь. Обязано. Он вкалывает второй. Спокойствие захлестнуло его мягкой волной, но он дрожащими руками уже открывал третий. Чтобы уж точно подействовало. "Нельзя больше двух. Позвони мне, если захочется, я приеду в любое время. Не надо терять голову," — вспомнились предостережения Колпино. "Любой другой справился бы с управлением этого города лучше, чем ты. Может, ты его совсем и недостоин, а?!" — тут же раздавался в голове другой голос, заставляя сжимать шприц сильнее. Ему нужно больше. Нужно. НУЖНО!..