Автомобиль остановился на школьной парковке, они вышли из машины и Натаниэля незамедлительно повели внутрь, будто опасаясь, что он в любую минуту может кинуться бежать. Было бы куда.
Войдя в здание школы с подчиненным отца, Нат сразу заметил своего лучшего друга и, не сдержавшись, громко окликнул, тут же подбегая к нему:
— Эндрю!
Эндрю, услышав знакомый голос, обернулся и невозмутимо махнул ему рукой.
— Ты слишком шумный.
Натаниэль оглянулся на ДиМаччио — тот странно посмотрел на Эндрю, но, к счастью, ушёл, ничего не сказав. Он попенял себе за неосторожность — не стоило так открываться перед шестерками Натана.
Из-за постоянных переездов своего отца Натаниэль в этой школе недавно и, вероятно, ненадолго. Несмотря на это, он уже успел привязаться к Эндрю и, к его собственному удивлению, это чувство было взаимным, что стало понятно, когда вчера в столовой блондин привёл его в шок своим признанием:
— Ты мне нравишься, Абрам, — сказано это было настолько буднично и вскольз, что Натаниэль сначала и не понял, а когда до него дошёл весь смысл сказанного он лишь молча посмотрел в ответ, расширив глаза в удивлении. В тот день они больше друг с другом не разговаривали.
Он прокручивал произошедшее в голове снова и снова, думал о том, как Эндрю назвал его по второму имени — как звала его мама, когда думала, что их никто не слышит… В конце концов усталость взяла своё и он заснул, с твёрдым решением поговорить с Эндрю в следующий раз.
Сегодня Эндрю держался с ним холодно. То есть, холоднее обычного — не то чтобы он был душой компании… кто-либо из них. Они вместе сидели на уроках, а во время перемены выходили на площадку — всё как всегда, с тех пор, как между ними зародилась эта странная дружба… за исключением одного: Эндрю постоянно молчал. После пары неудачных попыток начать разговор, Натаниэль наконец-то решился и с притворно невозмутимым видом заявил:
— Вообще-то ты мне тоже нравишься.
Эндрю, до этого угрюмо раскачивающийся на соседних качелях, замер, повернувшись в его сторону. Несколько секунд они просто смотрели друг другу в глаза, пока Веснински вдруг не ухмыльнулся, а Эндрю, пробормотав невнятное ругательство, не отвернулся снова, оставив Натаниэля лицезреть его покрасневшие уши.
Мальчики и дальше были вместе, болтали обо всём и ни о чём или просто наслаждались тишиной. День в компании друг друга пролетел незаметно и вскоре за ними приехали: за Эндрю — его приёмный старший брат Дрейк, а за Натаниэлем — ДиМаччио. Стоит ли говорить, что никто из них не обрадовался? Они попрощались и пошли каждый в свою сторону.
— Твой отец хочет с тобой поговорить, Младший, — проворковала Лола после того, как Нат сел в машину. Мальчик тяжело сглотнул, уже предвкушая «веселый» разговор. Всю оставшуюся дорогу они ехали молча, лишь Лола постоянно оглядывалась и скалила зубы, пытаясь запугать. Натаниэлю это казалось излишним — он уже был напуган одним лишь упоминанием своего отца. Натан вызывал его к себе редко — и всё же чаще, чем того хотелось бы младшему Веснински.
Припарковавшись у подъездной дорожки, ДиМаччио вышел из машины и бросил на мальчика безразличный взгляд. Войдя в дом Нат медленно поднялся по ступенькам и остановился перед кабинетом отца. Он сделал вдох, прежде чем постучать и вошёл, услышав разрешение.
Натан сидел за своим столом, сложив на нём ноги и откинувшись на спинку кресла. Посмотрев на своего сына он ухмыльнулся, обнажив свою акулью улыбкуъ
— До меня дошли слухи, что у тебя появился друг.
Натаниэль стоял, опустив голову, приняв самый покорный вид. Он давно потерял веру в Бога, но сейчас был в шаге оттого, чтобы начать молиться.
— Друг — это слабость. У сына Мясника не должно быть слабостей. Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Натаниэль поднял голову и посмотрел с затравленным видом на своего отца, глядевшего на него такими же, как у него, голубыми глазами.
— Ты должен избавиться от него или это сделают мои люди. Выбор за тобой, — слова прозвучали как приговор.
После этого Натан встал с кресла и вышел, громко хлопнув дверью своего кабинета. Натаниэль уже не помнит, когда в последний раз плакал так сильно. Он провёл всю ночь размышляя о том, как ему лучше поступить.
Следующим утром мальчик решил поговорить с Эндрю. Конечно, он бы не смог его убить. Только не Эндрю. Он не мог его убить, но был гораздо менее безболезненный и более
глупый невинный способ избавиться от его друга:
— Мне нужно тебе признаться… я… мне на самом деле нравится Кевин!
Эндрю ничего не сказал. А потом ушёл. Больше они не виделись. Натаниэль хотел бы взять свои слова назад и извиниться за причинённую боль, но его отец дал чётко понять, что он с ним сделает, если Эндрю не исчезнет из его жизни.
Очередная поездка домой в полном молчании — это лучше, чем когда Лола к нему приставала — и вдруг машина остановилась, сразу же заставив мальчика насторожиться. Малкольм издала невнятный звук, прежде чем выскочила наружу, Патрик лишь молча вглядывался в окно, после чего поймал в отражении зеркала взгляд Натаниэля и непонятная эмоция промелькнула на его лице. Взволнованный реакцией людей своего отца, рыжий прижался к окну, пытаясь высмотреть то, что так заинтересовало взрослых — и поражённо вздохнул. Он не хотел в это верить, не хотел даже допускать мысли о том, что это возможно, однако…
— Иди сюда, Младший! — внезапно дверь открылась и сильная рука вытянула его наружу, позволяя своими глазами подтвердить худшие опасения: на обочине лежал Эндрю. Он лежал в луже крови, покрытый синяками и ссадинами.
«Это моя вина».
— Хорошая работа, Младший, — ядовито похвалила Лола. Затем она потыкала в телефон и после нескольких гудков сказала:
— Он это сделал.
Но он этого делал. Он не хотел. Мог ли он что-то изменить? Эндрю прогулял школу, его не было на уроках — из-за Натаниэля. Он пытался защитить его, но вместо этого сделал всё хуже и теперь они никогда больше не увидятся, а последнее, что сказал ему Натаниэль — это…
Лола опять отправила его к отцу. Но в этот раз он не боялся. Честно говоря, он вообще ничего не чувствовал.
— Я горжусь тобой, Натаниэль. Лола сказала, что твой дружок был на последнем издыхании. Десять лет, а уже такие задатки — наконец-то я вижу, что в тебе есть хоть что-то стоящее. Теперь иди собирать вещи, мы возвращаемся в Балтимор, — он ухмыльнулся. — Мы возвращаемся домой.
Натаниэль смотрел в глаза своего отца, в которых не было ничего кроме презрения к нему. Он был готов вернуться «домой». И он был готов стать следующим Балтиморским Мясником и заставить пожалеть Натана, что он не придушил его ещё в младенчестве. Он поклялся отомстить за все годы боли и унижений.
***
Стюарт возвращался после долгих, но успешных переговоров с Ичиро, связанных со свержением правой руки Кенго, и, несмотря на всю усталость, чувствовал себя чрезмерно довольным, уже предвкушая, как он объединится с Ичиро и они вместе избавятся от Натана. Размышления об убийстве Мясника самыми мучительными способами, неизменно приносившие Стюарту удовольствие, были прерваны совершенно неожиданным препятствием…
— Да твою же мать!.. — он выскочил из машины и упал на колени рядом с сильно покалеченным телом ребёнка — черт его знает, почему ещё никто не остановился, но времени на посторонние домыслы не было — только нащупав пульс, Хатфорд сразу же взял ребёнка на руки и уложил на задние сидения — ждать приезда медиков он не рискнул.
***
Из палаты вышла медсестра и сообщила, что мальчик очнулся и он может его проведать. Не зная, зачем он это делает, Стюарт, всё это время дожидавшийся его пробуждения, поправил халат, накинутый сверху на дорогой костюм, зашёл в палату, сразу же встречаясь взглядом с парой карих глаз, полных недоверия, страха и бесконечной усталости. О, он уже видел такое сочетание, совсем недавно. В глазах своего племянника, сына его дорогой сестры, вынужденного жить с этими!.. Он подавил негативные эмоции, не желая ещё сильнее пугать и без того зашуганного ребёнка и вздохнул пару раз, успокаиваясь.
— Вы кто? — Стюарт хмыкнул, наблюдая за тем, как мальчик пытался храбриться.
— Тот, кто спас тебе жизнь. Кстати, пожалуйста.
— … Спасибо. Так кто вы?
«Ну и характер…» — с раздраженным весельем качнул головой британец.
— Меня зовут Стюарт Хатфорд, юноша, и я был бы безмерно благодарен, если бы вы тоже представились, — маленький грубиян смотрел на него с неприкрытым скепсисом ещё некоторое время, но в итоге сдался и недовольно пробурчал:
— Аарон. Аарон Миньярд.
