Соловей Весенней Зари

Хунцзюнь ворочался в наскоро собраном шалаше не в силах заснуть. Земля казалась ему ужасно твёрдой после перин дворца, по ней ползали мелкие насекомые, норовя проложить свой путь через юношу. Их крохотные лапки щекотали неприкрытую одеждой кожу, заставляя вздрагивать. Хунцзюнь устало приподнялся, смахнул очередного жучка с голени и упал обратно на нагретое место. — Ох! А вот и еще один минус ночевки на земле — ветки и камни. Что-то больно ударило его под ребра, на мгновение даже дыхание сперло. Мелко-мелко дыша Хунцзюнь приподнялся на локте, вытащил из-под постеленной накидки коварный камень и выбросил из шалаша. Глухо стукнувшись о стоявщую рядом сосну, камень скрылся в ночи. И вновь стало тихо. Хунцзюнь свернулся калачиком. Ночи в мире смертных становились все холоднее, а на душе у юноше — все поганее. Тянуло домой, в светлый дворец Яоцзинь, продуваемый всеми ветрами; к знакомым лицам яо; и к отцу. Хунцзюнь зажмурился крепко, как в детстве, когда случайно разбил любимую статуэтку Чун Мина. Разноцветные осколки, некогда бывшие изящным павлином, не собрались воедино, стоило открыть глаза. И тонкие стенки шалаша, сквозь которые проглядывался лес, не покрылись золотом, не стали каменными. Под ним была все та же земля — жесткая и сырая, едва прогретая от живого тепла. Не родная постель. Где те чудеса человеческого мира, о которых говорил Цин Сюн? Шумные города и тихие деревеньки? Торговцы древностями? Экзорцисты? Может быть отец был прав… Хунцзюнь потряс головой, будто смехотворный жест мог избавить его от дурных мыслей, и крепче обхватил себя руками. И письмо, принесенное Цин Сюном показалось ему теперь не более чем насмешкой. Но разве мог он вернуться домой ни с чем? Подвести отца и Цин Сюна? И Чжао Цзылуна! Карп ведь так хотел накопить заслуг и стать драконом! Странное чувство встревожило Хунцзюня. В желудке словно узел скрутили, а во рту стало противно: кисло и вязко, как если целую пригоршню черемухи съесть. Поднявшийся ветер расшевелил верхушки столетних сосен и елей, чьи ветки зашуршали тысячами иголок. Воздух наполнился мирным шумом, похожим на шорох перьев. Негромко всхрапнул Чжао Цзылун, перевернувшись на другой бок, и Хунцзюнь вдруг почувствовал, как что-то влажное упало на его щеку, скатилось на подбородок и нырнуло ниже, к шее, прочертив мокрую дорожку. Недоверчиво юноша прикоснулся к лицу. И вдруг вторая капля упала ему прямо на шею! Хунцзюнь вздрогнул и сел, насколько это было возможно. Его окутала необычная свежесть, притупившая запах прелой листвы и землистую сырость. Даже дышать стало легче, с груди будто гора Тайшань упала. На улице творилось нечто удивительное! Ветер не только не затих, его порывы стали сильнее. Дрожали худые стенки шалаша. Несколько веток и вовсе сорвало, обнажив нутро ненадежного жилища. В образовавшиеся дыры охотно ворвался ветер, прогнав остатки дремоты. — Чжао Цзылун! Чжао Цзылун! Да проснись же ты! — Хунцзюнь с силой встряхнул сонного карпа, заставив того разлепить мутные глаза. — М-м-м… Хунцзюнь, чего ты? — слабым голосом спросил яо. — Смотри! Что это? — Хунцзюнь подтолкнул друга к выходу из шалаша. Особой нужды в этом не было. Вода легко проскальзывала через еловые ветви, заявляя о своем присутствии. Мужественно скрипели древние сосны, грозясь рухнуть в любую секунду. С неба страшно громыхнуло, когда светлый росчерк огня раскалол его надвое и осветил мир. Природа будто сошла с ума и была готова обрушиться на незадачливых путешественников! — А? Это? — Чжао Цзылун повернулся к настороженно вглядывающему в провал Хунцзюню и успокаивающе похлопал его по ноге, — всего лишь дождь. Ложись спать. С этими словами карп запрыгнул в сумку и устроился поудобнее, тут же закрыв глаза. — Дождь? — глупо переспросил Хунцзюнь, но яо уже крепко спал. Вновь раздался угрожающий грохот. В лицо юноше брызнуло водой, стоило ему выглянуть за пределы шалаша. Впрочем, он и в своём укрытии не остался сухим. Дождь был таким мокрым! Эта мысль его развеселила. Хунцзюнь тихо зафыркал и выбрался на улицу. У водопада близь дворца Яоцзинь было так же: повсюду падали брызги, почва размокала и запах хвои становился насыщеннее, четче. Новый росчерк молнии окрасил лес в бледно-белый цвет, отбросив гибкие тени. Хунцзюнь задрал голову к небу и закрыл глаза, раскинув руки. Вода стекала по волосам, по одежде, пробираясь до самой кожи. И от ее прикосновений становилось легче. Он вдруг почувствовал себя почти невесомым, будто вновь очутившись в когтях Цин Сюна. Тревоги, заботы, обязанности — все смылось, словно грязь. Хунцзюнь звонко засмеялся, закружился на месте. Он был так быстр, что мир слился в одно сплошное пятно, в мелькающие картинки, такие же одинокие, как и он сам. Размокшая земля змеёй выскользнула из-под сапог. Один нелепый взмах руками — он уже растянулся на мокрой траве, а над головой небо. То бесконечное небо, что одинаково для всех: для смертных и для яо. И в далеком дворце Яоцзинь Чун Мин наверняка смотрит на это небо, ожидая, когда он, Хунцзюнь, вернётся домой. И тоска отступила. Пока они под одним небом, Хунцзюнь всегда может вернуться.