***
Я сидел на своей кровати, обняв колени, и закрыв ими лицо. Мне было чертовски плохо. Лицо распухло от слёз. Будто весь мир облачился против меня. Мать с отцом бросили, сдав в детдом, я остался один. Именно так прошёл мой первый день на новом месте.***
Дети здесь жестоки, может быть, это связано с тем, что они растут без родителей. Местные хулиганы постоянно смеялись надо мной и подкалывали. У меня не было друзей. Единственный, кто мне здесь симпатизировал — это старшая воспитательница. Она всегда носила каблуки на своих изящных ногах, распугивая громкими шагами непослушных детей. Женщина отгоняла моих соседей и давала мне прийти в себя у неё в комнате. Я был рад, что даже в этой бочке дёгтя для меня нашлась ложка мёда. Однажды, я решил рассказать ей о своих переживаниях, ведь это был единственный человек, с которым я мог пообщаться по душам. Я поведал ей обо всём. О родителях, которых я ненавидел. О том, как мне надоело быть везде лишним и о многом другом, касающимся моей жизни. Без слёз не обошлось. Она даже не дослушала меня… Как только я начал всхлипывать, она переменилась в лице. Начала злобно говорить что-то про то, что я тряпка. Про то, что нужно просто смириться со своей судьбой и пытаться давать неудачам отпор. И ещё добавила то, что понимает моих родителей. Воспитывать такого гундоса, по её словам — худшее испытание в жизни. А затем вышла из комнаты, хлопнув дверью. В этот момент я понял, что лучше никому не открывать свои тайны. Я понял, что не нужно показывать свои истинные эмоции. Я понял, что никому не нужен, я разбит изнутри. Больше ничего меня здесь не держит. Нужно бежать. Бежать отсюда как можно быстрее. И этот план я держал в разработке больше года. За это время я стал совсем нелюдим. Если раньше мог перекинуться парой слов с другими воспитанниками, то сейчас я просто молчал, окидывая всех безразличным взглядом. Научившись давать отпор обидчикам, часто попадал в здешний «карцер», как в тюрьме или, хуже того, в психушке. Сюда запирали детей, которые нарушали правила, перед этим устраивая им хорошую порку. Из еды была буханка хлеба и графин воды — это на один день. С другими общаться запрещено. Но разве меня должно это волновать? Здесь было намного тише и спокойнее. Если бы я мог, то остался в этой комнатушке.***
Наконец, наступил тот день, когда я должен уйти отсюда, приступив к скитальческой жизни. Отказавшись от ужина, я поймал момент, когда в комнате никого не будет. Быстро вытащив рюкзак, с заготовленными вещами, я открыл окно, вдыхая летний воздух. И прыгнул вниз, благо удачно приземлившись, а затем перелез через забор. Я на свободе. Сердце колотится с бешеным ритмом. Растерянный, маленький, зашуганный я побежал куда глаза глядят. А глядели они на заброшенную стройку, неподалёку от детского дома. Я побежал быстро, стараясь остаться незамеченным, но внимание все-таки привлек. Бродячие собаки начали гнаться за мной, поднимая гул — видимо учуяли еду в портфеле. Меня успели укусить за ногу прежде, чем какой-то мужчина, явно неопределённого места жительства, отогнал их палкой. — Фу! А ну, щить, отсюда! — кричал он своим, на редкость прокуренным, голосом, — А ты, малец, чего тут забыл? — мужичок обращался уже ко мне, — Сбежал, — улыбнулся он своими чёрными зубами, которых явно было меньше, чем 32, — На стройке ночевать собрался? — Да. — почему-то я подумал, что ему можно доверять. Несмотря на свой неопрятный вид, он располагал к себе. Тем более, он, вроде, вышел из этого заброшенного здания, а значит, возможно, успел обжиться там. — Пошли. И я пошел, а что мне осталось? Мы поднялись на этаж так третий, где уже горел костёр, а по полу разбросаны куртки, вещи, одеяла, в общем, все для того, чтобы не твердо было спать. Он присел на курточку у огня, подзывая меня, приглашающим жестом. Я подошёл, слегка хромая из-за ранее укушенной ноги. Вечером было холодно, поэтому, вынув руки из карманов, я принялся их отогревать, садясь рядом. Вдруг, вспомнив про еду, лежащую у меня в рюкзаке, я спросил, доставая её оттуда: — Будете.? — и протянул ему консервную банку с тушёнкой, которую выторговал у поварихи в столовой за мытье посуды. — Хе-Хе. — засмеялся мужик, слегка закашляясь. — Ешь сам, вижу, что голодный. — и правда, я был голоден, как дикий зверь, потому что ужин пропустил, а обед у меня благополучно отобрали. Он открыл мне банку ножом. И когда я накинулся на еду, кладя в рот кусочки дешёвого мяса, если его можно так назвать, голыми руками, он посмотрел на меня то ли с жалостью, то ли с отвращением. — Раз сбежал, то искать-то тебя будут? — Нет. — и я был уверен в этом почти на сто процентов. Когда пропадали воспитанники, все забивали на это, буквально, за несколько недель, как только уляжется кипиш. Солнце уже зашло за горизонт и меня начало клонить в сон, поэтому, еще немного поговорив со своим спасителем, я лег, укрываясь какой-то тряпкой, пахнувшей плесенью или сыростью, а может всем вместе.***
Я проснулся в абсолютно неизвестном для меня месте. Белые стены; относительно мягкая кровать; бетонный пол. Мне было холодно, а на запястьях ощущалась боль. Осмотрев себя, я понял почему. Вместо пошарпанных штанов и мятой рубашки на мне был надет белый халат, который обычно выдают больницах. Насчет рук — они туго связаны верёвкой. Спустив ноги, я поёжился, забыв какие ледяные бывают бетонные полы. В таком состоянии я пребывал, пока не послышался скрежет железной двери и в комнату не зашла женщина. Высокая, средних лет, в черных брюках и серой рубахе, так же меня удивили многочисленные тату на ее руках. Это что-то типа алхимических символов? Её взгляд был строг и уже во всю изучал меня. Затем она скинула очки с лба на переносицу, присматриваясь еще внимательней, и записывая что-то в своем блокноте. Неизвестная не проронила и слова, до момента, пока в комнату не зашел парень лет 13-15, я не смог определить точно. После она сказала своим монотонным и грубоватым голосом: — Ты принес то, о чем я тебя попросила? — Да, Рейн, ты говорила об этом? — он протянул ей что-то похожее на медицинскую аптечку. Слабо кивнув, женщина взяла вещицу из его рук, а затем начала раскладывать инструменты на полу. Только сейчас я обратил внимание на то, что эти двое невероятно похожи. У обоих русые волосы, да что уж говорить, если даже причёски у них почти одинаковые. У женщины ярко выраженная гетерохромия, глаза двух разных цветов: голубой и золотой. У мальчика, конечно не такие же, но один оттенок из числа ранее перечисленных у него был — аквамарин. Все это наталкивает на мысль, что они, возможно, родственники. — Поможешь мне с ним? — спросила она, не отрываясь от своего дела. Мое присутствие их ни капли не смущает. — Конечно. Русый подошёл по мне с иглой и пробиркой. Увидев, как я отдалился к стене, он спросил: — Ты боишься? — Альбедо, — строго поговорила женщина, уже смотря на него, — помнишь, что я тебе говорила насчёт этого? — Да, прости. — он взял мои связанные руки, поставил иглу к пальцу и проткнул кожу. Кровь сочилась медленно, поэтому он выдавливал ее, собирая все в пробирку. После он приложил вату к месту ранки. — Проведешь анализ сам? — Альбедо, как я понял это его имя, повернулся на ее слова, а на лице читалось удивление. — Конечно! — крикнул русый, выбегая из этой маленькой комнатушки. На лице женщины все еще была строгость, но я смог заметить, что она немного смягчилась при общении с парнем. Он явно дорог ей. Она подошла ко мне вплотную с фонариком в руках, моя скованность выдала страх. — Боишься меня? — женщина усмехнулась. — Если не будешь чудить, то все будет хорошо. Далее она рассматривала мои глаза, тело и записывала что-то. — Как твое имя? — резко спросила она, закончив с исследованием. — Алатус. — безэмоционально ответил ей я. — Как я тут оказался? — Ты доверчивый, как и любой ребёнок в этом возрасте, поэтому тот мужчина за некую плату, скажем, сдал тебя. — Кто ты? — я решил пользоваться моментом и расспросить у нее как можно больше. — Рейндоттир, алхимик. Этот мальчик мой ученик, мое создание — Альбедо. Я не совсем понял что она имеет ввиду под «мое создание «. Возможно, это ее сын? Очень уж они похожи. — Вы отпустите меня? — вот он, вопрос, который заботит больше всего. — Хватит на сегодня, отдыхай. Завтра у нас тяжёлый день. — она принялась развязывать мои руки. — То есть я смогу задавать тебе по вопросу за день? — говорил я, с наслаждением разминая запястья. -Нет, это единоразовая акция. Она удалилась, а после послышался щелчок закрывая двери, и отдаляющиеся шаги. Я задумался над словами Рейндоттир… Она сможет причинить мне вред? Что будет завтра? Паника накрывала с головой. Ужасное чувство. Чувство неизвестности.***
Спал я плохо. Всю ночь до меня доносились детские крики. Вой и плач не утихал по нескольку часов. Они просили помощи, звали своих родителей, но в конечном счёте, замолкали… Может я начинаю сходить с ума? Утром ко мне зашёл Альбедо. Он принес мне немного еды, это было весьма кстати, потому что еще со вчерашнего дня я чувствовал сильный голод. Его попытки разговорить меня были тщетны. Далее парень повел меня по, казалось, бесконечным коридорам, в которых можно было легко заблудиться. Наконец он остановился около двери с надписью «Лаборатория №1». Как бы мне не хотелось туда входить, придется, потому что голубоглазый подталкивал меня ко входу. Внутри было неуютно. Пахло смрадом, кровью и гнилью. Я скривил нос от отвращения к запаху и всему происходящему. За столом, заполняя бумажки, сидел мужчина с красными глазами и голубоватыми волнистыми волосами. Две трети его лица закрыты маской — это странно. — Кто это тут и нас? — он выдавил сумасшедшую улыбку, подходя ближе, и своим приближением, заставляя попятится меня назад. — Пойдем со мной. «Ага, сейчас» — подумал я про себя, с намерением отойди подальше от него и поэтому начал прятаться за Альбедо. Поняв, что я не собираюсь выполнять его приказы, он схватил меня за руку и, грубо толкнув на рядом стоящую кушетку, обездвижил мои руки ремнями из кожи, прикрепленные к боковинкам. — Рейн сказала ничего не делать с ним. — спокойно проговорил Альбедо, когда тот псих захотел ввести мне ярко-фиолетовую субстанцию. Я пытался брыкаться или хоть как-то вырваться — бесполезно. — Думаю ничего страшного, если я научу его манерам. — я не успел ничего сообразить, как игла проткнула кожу и часть этой дряни влилась в мою кровь. Жидкость жгла меня изнутри, заставляя чувствовать то, как она расползается по венам. Через несколько секунд боль пронзила мою голову хуже всякой мигрени. А что было потом не помню. Силы покинули меня и сквозь чёрную пелену я мог различить лишь злые женские крики.***
Ещё никогда в жизни я не просыпался так больно и мучительно. Меня вновь разбудили детские крики. Жалобные, молящие. Голова всё ещё чертовски сильно болела, а из-за громких звуков просто разрывалась. Возможно, я полная мразь, но за время моего нахождения в этом адском месте, в голове плотно засела мысль: — Да когда вы там все уже наконец передохните?! Ватное тело меня не слушалось. Но зато потом отозвалось бесконечной болью. В этот момент я, кажется, ощутил на себе то, что чувствует тряпка во время того, как ее выжимают. Когда меня покидали силы я старался контролировать себя. Да, больно. Но я не позволю себе так умереть. Не позволю себе умереть, как глупая крыса, выращенная для опытов. Я слишком многое пережил, чтобы вот так сдаться.***
Эксперименты надо мной становились все ужаснее и ужаснее, а если точнее, их последствия. Меня могло скрючивать от боли и судорог часами, принося невыносимые страдания. Я кричал не унимаясь, катаясь по полу с желанием покончить с этим как можно быстрее. После подобного эффекта я мог несколько дней лежать, как овощ. Вся моя физическая мука превращалась в моральную. Меня будто унижали каждый раз, приводя в чёртову лабораторию. А тот псих… Ему приносит счастье страдания, горе и немощность других людей, он самоудовлетворяется через это. Я ненавижу его и всех причастных к этому. Даже от Альбедо меня уже тошнит. Его слишком много. Если сначала я был рад его компании, тем более, парень часто заступался за меня, то сейчас я испытываю только отвращение. Он превратился в таких же как и они все и стал личным помощником Дотторе — поистине сошедшего с ума человека. Помогая ему, он уничтожал меня.***
Из-за своего состояния я не мог даже поесть, валялся целыми днями на кровати и ходил на очередные опыты. Морально я уже сдался. Мысль о том, что я когда-нибудь снова увижу солнечный свет, голубое небо, душистые цветы и щекочущую травку — исчезла. Я полностью смирился со своей участью, и с мыслью, что сделать что-либо уже невозможно. Депрессивное состояние накрыло с головой. Начинаю сходить с ума, не знаю ни дня недели, ни месяца, даже часа. Может прошёл уже год? Или только месяц? Я потерял счет времени. Физически я тоже был выжат, как лимон. Из-за голода и отсутствия сна, благодаря постоянному шуму, я стал похож на ходячего мертвеца. Чую, что если опыты будут невозможны, то от меня избавятся. Никто не будет держать здесь без выгоды, а отпускать уж тем более. Смерть настигнет меня рано или поздно. Я сдаюсь.***
В комнате дым, мне страшно. Он валит огромными клубами через щель между дверью и полом. Скорее всего в здании произошёл пожар или мелкое возгорание. Если не умру от огня и ожогов, то задохнусь от угарного газа. Я отдалился в самый дальний угол, закрывая одеждой нос и глаза, которые так и выжигал дым. Чувствую, как мне начинает становится хуже. Головокружение, ухудшилось зрение или же дыма стало еще больше, пульсация в висках. Но я чувствовал, что должен ждать, что-то мне подсказывает, что спасение близко… И да, я слышу скрежет двери. Толчок и она открывается. Из-за уже наступившего отравления газом, я мог видеть только размытый силуэт человека. Меня быстро подхватили на руки и несли по тем самым длиннющим коридорам. Как только в голову ударил свежий воздух, меня поставили на ноги. На улице уже зима… Яркий свет ослепил меня, но потом я увидел несколько пожарных автомобилей и карет скорой помощи. Дрожащими ногами я поплелся к подбегающим санитарам. Шаг. Два. И на третьем я падаю в сугроб. Без сил. Холодно…***
Проснулся я уже в больничной койке. Под капельницей и какими-то приборами, отслеживающими мое состояние. Все еще не могу поверить, что этот ад… закончился? А может все еще впереди. Я встал с кровати, выдергивая все проводки и тому подобное, и подошел к окну. Все еще не мог поверить. что уже зима… Снег ложился на деревья большими хлопьями и кружился в медленном танце — завораживающее зрелище. Захотелось выйти на улицу. Ладошки, которые я приложил к холодному стеклу, начали медленно неметь от холода, но я не мог оторваться от окна — слишком красиво. А может я просто соскучился по свободе… — Алатус? — раздался бархатистый мужской голос позади меня. Я вздрогнул, обычно меня так звали на процедуры. Неприятные воспоминания. Обернувшись на звук, я увидел перед собой мужчину средних лет. Темные волосы со светлыми концами. Он выглядел официально, одетый во фрак. Я не понял сути его вопроса, поэтому лишь мог безмолвно изучать мужчину и смотреть не понимающим взглядом. — Ты Алатус, верно? — повторил он вопрос, но уже более точно. Я кивнул головой в ответ, скривив лицо. Собственное имя казалось на редкость гадким после всего пережитого. Мой гость подошёл ближе, так же утраиваясь на подоконнике. Он не вызывал доверия, поэтому я решил продвинуться подальше. — Чжун Ли. — представился мужчина в ответ. — Не называйте меня так. — прошипел я, решив сразу обозначить границы. — Как? — Алатус. — Хорошо, как скажешь. — подчинился моей прихоти брюнет. — Как я могу тебя называть? — Я… — честно, не ожидая такого вопроса, я и не знал, что ответить. Даже все вопросы, которые я хотел ему задать, вылетели из головы. — Давай придумаем для тебя имя, если хочешь…? — Кто Вы? — я проигнорировал вопрос. — Простой посетитель. — он посмотрел на наручные часы. — К сожалению, мне пора, но я уверен, что мы еще встретимся. И насчёт встреч он не соврал, приходя ко мне каждый день. Мы болтали о чем-то абсолютно неважном. Чжун Ли оказался интересным человеком и очень заботливым, хотел бы я себе такого отца… А когда мне снились кошмары о прошлом месте, с теми самыми детскими криками и воспоминаниями, я звонил ему. В любое время мужчина всегда отвечал. Даже мобильный телефон мне подарил, несмотря на все мои перепирания, мол: «Это дорогой подарок для меня, не стоит». — Я придумал тебе имя. — говорил человек, ставший для меня особенным, несмотря на отсутствие прямого родства. — Как тебе, к примеру Сяо? — Сяо… — я будто пробовал на вкус это слово. Мне нравилось. — Да… Сяо. Я был невероятно рад, что он мог скрасить мои унылые больничные будни. Но, к сожалению, все хорошее кончается и вскоре я должен был вернуться в детский дом. Обратно. Остался ровно один день. — Сяо, — обратился ко мне один раз Чжун Ли, — ты бы хотел обрести семью.? -Я… — конечно, намек был очевиден, но может быть он спросил из интереса. — Хотел, наверное. Мужчина присел перед сидящим на кровати мной на колени, взяв мои руки в свои. Он обжигает меня своим янтарным взглядом. — А хотел бы, чтобы я стал твоим отцом? Это вопрос, к которому я был не готов, поэтому даже не смог выдавить из себя и слова. Но, думаю, мой ответ был ясен, потому что я кинулся мужчине на шею, крепко обнимая. Я так счастлив… Обрести семью для выброшенного подростка — нечто невообразимое, потому что обычно забирают маленьких деток. Я даже не мог и мечтать о таком. В этом момент счастье и только счастье было у меня на душе. Вся ненависть, грусть, отчаяние — ушли. Возможно, для меня это новая жизнь. Лучшая жизнь.